Ракета без туалета

Всё новые и новые люди открывали для себя прелести работы со своим сознанием напрямую. Интернет просто фонтанировал Подключившимися людьми и их творчеством. На этом фоне как-то даже странно было слышать про связанные с Системой самоубийства – некоторые, осознав, что Подключаются так поздно – просто сочли все годы жизни до этого безнадёжно утраченным временем. Психам показалось, что прошлого нет – и за плечами только чёрное, бездонное забвение – и они не выдержали утраты. Ведь теперь для каждого Подключённого прошлое – упорядоченный, аккуратно складированный архив, доступный, как на ладони. Много было разных безумств.

Но я психом не был. Меня просто захватила волна новых возможностей. Я давно поигрывал на гитаре – и имел несколько музыкальных зарисовок, которым хотел дать какую-то жизнь. Надо было идти на студию, искать звукооператора, музыкантов… это большой и нелёгкий труд, на который так непросто найти время в обычной жизни. А Подключённым… я три вечера просидел на диване с закрытыми глазами, разбираясь с интерфейсом и функциями, и альбом был готов. Со всеми аранжировками, партиями, музыкантами, даже клипами – сумбурными, но всё же… Я просто придумал всё – и продумал, до мелочей. Теперь это был жёсткий диск с большим архивом никогда не существовавшей в реальной жизни группы – и мне было плевать, что он никуда не пойдёт. Я выполнил то, о чём давно мечтал – и этого мне было вполне достаточно.

Казалось, что барьеров просто нет. Я как и многие, только начинал осознавать развернувшийся передо мной океан возможностей, как вдруг на нас обрушилось то, что потом назовут «Днём откровения».

Все встретили его по разному. Я свой помню очень хорошо до сих пор.

Это была пятница, тот самый замечательный рабочий день перед выходными. Мы получили крупный заказ, и в офисе царило восторженно приподнятое настроение, материализовавшееся в воздухе в идею сгонять в ближайший магазин за шампанским. Слово не разошлось с делом, и вот уже мы сидели вокруг большого стола для переговоров и смотрели друг на друга через свои интерфейсы – нарядные, креативные, с румяными от выпитого алкоголя щеками и горящими глазами.

Передо мной сидела Алина – красивая, выразительная брюнетка, работавшая у нас не так давно – всего где-то пару месяцев. Вся свободная мужская половина офиса уже опробовала свои чары, предлагая ей кто встречу, кто поход в кино, но все, увы, потерпели неудачу. Алина, обворожительно улыбаясь, мягко, но уверенно отказала всем ухажёрам. Я же, будучи человеком женатым, от откровенных знаков внимания воздержался – но иной раз скользнуть взглядом по точёной фигурке-то никто не запретит. Да и она – как мне казалось – проявляет ко мне чуть более повышенное внимание.

Справа от Алины развалился Семён – толстый, большой и всем всегда довольный сотрудник графического отдела. Складывалось такое ощущение, что весь он слеплен из какого-то очень мягкого и податливого материала, в принципе неспособного хранить жесткую форму и какие-либо углы. Нос картошкой, уши – варениками – губы, как сардельки – любая часть его облика неизменно вызывала гастрономические ассоциации. Семён, как и все, пытавшийся подкатить к Алине, совершенно не обламывался от постоянных отказов и время от времени как ни в чём не бывало продолжал засыпать её знаками внимания, подчас довольно нелепыми.

Напротив них сидела Аня, худенькая секретарша, увлечённо разглядывая свои новые ногти, а чуть поодаль от неё, вытянувшись, словно статуя, расположилась Виолина Фёдоровна – начальница нашего небольшого отдела. Она была значительно постарше, чем основные сотрудники офиса, да ещё и занимала руководящую должность – поэтому старалась вести себя сухо и держать дистанцию, хоть изредка и её, как я уже знал, порой пробивало на какое-то озорство. Видимо, ей тоже хотелось так же, как и всем, тусоваться в офисе и жить полной жизнью коллектива, но субординация не позволяла. Неподалеку от неё увязли в глубоких креслах для клиентов Артём и Егор – похожие, словно братья, художники-дизайнеры, работавшие через небольшую перегородку от меня.

– Так вот, дорогая моя Алиночка – нависнув своей гастрономической, из одних округлостей, массой над краем стула, гудел Алине на ухо Семён. – Я ж про что хотел сказать? Ведь всё это такие условности, ну согласись. Люди живут, меняются, умнеют, толстеют, худеют, потом ещё умнеют, а иногда наоборот – глупеют. Каждый день меняются. И это процесс непрерывный. А параллельно – присматриваются друг к другу, осторожничают, выбирают, так сказать, спутника – и потом решают – всё, выбрал. А процесс изменений-то не останавливается. Кого ты, спрашивается выбрал? Моё сегодняшнее состояние? Так я уже завтра совсем другой буду. Похудею, или накачаюсь вон, как Шварценеггер – откуда тебе знать, а?

Алина прыснула и поставила на стол высокий фужер с искрящейся жидкостью.

– Отличная попытка, Семён – она кокетливо склонила голову набок, обнажив в улыбке жемчужные зубы. – Ты сначала накачайся, как Шварценеггер, а там посмотрим.

– Ну я накачаюсь, ты на мне женишься, а я за медовый месяц опять отъемся – не унимался Семён. – Какой смысл? Глубже надо смотреть, дорогая моя, глубже. В самую суть человека, в его базовое, основное. Потому как если ты там что-то рассмотрел и с этим основным в диалог вступить смог – тут тебе и ключик ко всему остальному. И к привычкам, и к внешности, и к приоритетам.

– Складно ты, Семён, стелешь – вмешалась в разговор Виолина Фёдоровна. Она допивала уже третий фужер шампанского и происходящее вокруг явно становилась для неё всё интереснее и интереснее. – Так-то вроде всё очень ровно звучит… только Алиночка наша что-то никак не проникнется, да?

– Да уж… – Семён картинно махнул рукой. – Алинка вообще пропащий вариант. Красавица, каких мало, а внутренним глазом, душой, на людей смотреть не хочет. Всё как-то сверху да сверху – он на мгновение о чём-то задумался, его толстые губы поползли в улыбке. – Ладно. Это я так, просто мысли вслух.

– Семён – Алина осторожно, словно он был стеклянный, погладила его по плечу. Лицо сделалось серьёзным, но в глазах плясали озорные огоньки. – Я буду смотреть, правда. И – как только разгляжу в тебе то самое, основное – я тут же соглашусь пойти с тобой на свидание. Договорились?

Семён, довольный как слон, замахал руками, изо всех сил делая вид, что он вовсе не это имел ввиду.

– Да я же это так, к слову просто. Гипотетически, в общем.

– А что-то в этом есть! – подхватила Виолина Фёдоровна, глядя на Семёна как-то особенно, не как обычно. – Семён, а ты сам-то – смотришь вглубь? Или так, только болтаешь об этом?

– Смотрю, конечно – важно парировал Семён. – Только так и смотрю… и потому, наверное всё ещё один.

– Ну, а во мне? – перешла в откровенное наступление начальница. – Во мне, например, ты не видишь того самого, главного? – по её виду было совершенно непонятно – говорит она всерьёз или хочет просто повеселиться. Семён, явно не готовый к такому повороту, да ещё и в разговоре с боссом, смутился и покраснел, как рак.

– Виолина Фёдоровна – с чувством сказал он. – Вы – замечательнейший человек, кто же спорит. Но я – человек подчинённый, субординацию – соблюдаю, поэтому…

– Ладно, ладно, можешь не отчитываться – засмеялась Виолина Фёдоровна. – Всё понятно, можно без подробностей. Я так, шучу.

Семён, смущённый, озирался по сторонам, будто бы ища поддержки у окружающих. Своим видом он теперь напоминал рыбака, вдруг неожиданно каким-то образом поменявшегося местами с рыбой.

– А давайте-ка наполним бокалы – вдруг вмешалась в разговор Аня, оставившая наконец в покое свои ногти. – Семён, наливай!

– Конечно! – засуетился Семён, явно обрадовавшийся возможности сменить тему. Он ловко подхватил со стола еще не початую бутылку и с легким хлопком открыл её. Новая порция шампанского заструилась по бокалам под одобрительные возгласы собравшихся.

Я, с любопытством разглядывая своих коллег, откровенно наслаждался происходящим. Мне нравились такие вот моменты – когда рабочие вопросы отходят на задний план, темы шуток меняются, люди открываются друг перед другом. У нас подобрался интересный коллектив – и мне нравилось наблюдать за тем, как развиваются внутренние отношения. Наверное, во мне умер психолог. Я чокнулся с остальными и отпил приятно горчащее шампанское из фужера. Поставил стакан на стол, на мгновение задержал взгляд на стоящей рядом бутылке – тут же рядом побежала информационная строка – цена, информация о бренде, отзывы критиков, где купить. Я отключил эту становящуюся порой навязчивой опцию и вернулся к происходящему в офисе.

Кто-то сделал музыку громче, кто-то другой – чуть приглушил свет, оставив только низко склонившие головы к столешницам настольные лампы. У меня выдалась довольно напряжённая неделя, поэтому я, ощущая накопившуюся усталость, сегодня предпочёл выбрать скорее наблюдательную позицию. Появилось еще несколько человек из бухгалтерии – тусовка разбавилась новыми людьми и стала набирать обороты.

– А ты чего это сегодня такой грустный? – я повернул голову и увидел Аню, секретаршу. Вообще она представлялась мне довольно скромной, хоть и симпатичной особой. В воздухе, рядом с её улыбающимся лицом тут же повисли заметные только мне все её персональные данные и информация соцсетей, в которых она состояла. Краем глаза отметив довольно откровенные для такой скромницы фотографии, я бегло поставил ей несколько лайков и улыбнулся.

– Да ничего я не грустный, Ань. Просто… хочется, не знаю, спокойного какого-то, что ли, веселья. Всё нормально, не переживай.

– Я и не переживаю – она подсела на подлокотник дивана, в котором я пригрел себе местечко.

Я смотрел на неё сверху вниз. Инфоводы – тоненькие полоски с постоянными ссылками – кружились вокруг неё, словно маленькие насекомые. Выдавая мне массу информации – сейчас я почти не блокировал ничего, наслаждаясь этим потоком. Помада – Dior Extensive, последняя коллекция. Стиль мейкапа – фьюжн, прическа – парикмахерская SityStyle, вот и ссылка на её другие работы. И многое, многое другое – стоило лишь мысленно перемещаться по ссылкам и они начинали расцветать новыми веточками подробностей.

В этот момент что-то внезапно стрельнуло у меня в районе ушной раковины. Я дернулся от неожиданности, но ощущение было очень резким и каким-то оборванным – тут же исчезло, словно ничего и не было. И приложил руку к уху и начал озадаченно теребить его, пытаясь понять, что же это было такое.

– Что с тобой? – спросила Аня, продолжая нависать надо мной.

– Не знаю… – я продолжал недоуменно тереть ухо ладонью. – Кольнуло что-то… наверное, нервное. Надо отдохнуть как следует. Или ещё выпить – я в один глоток допил плескавшееся на дне фужера шампанское.

– Хочешь, я принесу тебе ещё бокальчик?

– Если тебя не затруднит – мне было приятно её внимание, хоть и на самом деле сейчас я предпочёл бы побыть в одиночестве.

Она повернулась и медленно, как-то излишне покачивая бедрами, двинулась в сторону импровизированного бара, который мы устроили на столе для переговоров.

И в этот момент я увидел новую ссылку, которую раньше не замечал. Она светилась ярко-красным флажком, выбивающимся из основного стиля моего Интерфейса – я сам настраивал цвета в пастельных тонах и не заметить эту ссылку раньше не мог.

Папка, несмотря на свой вопиюще красный цвет, называлась при этом, как ни странно, «Чёрный Ящик».

Не задумавшись, я открыл её… и первое, с чем я столкнулся, был её внутренний диалог. Он был издевательски оформлен в виде окошка онлайн-радио – там даже стояла какая-то частота, но главное было не в этом.

…ничего, он посмотрит, я сейчас принесу шампанское, а там сяду поближе… тогда-то он точно отреагирует. Главное, чтобы Баклажан себе не напридумывал лишнего…

Я сначала даже не понял, что это было. Меня осенило буквально через доли секунды – но ещё раньше я успел понять вещь более простую – все эти шаги ко мне только для того, чтобы обратить на себя внимание… Семёна! И Баклажан – это я. Не, это было сказано абсолютно беззлобно, но меня задело – почему блин, Баклажан? Ответ пришёл очень быстро – оказалось, это всего лишь из за одной из моих рубашек, в которой я однажды пришёл на работу – но, блин, Баклажан?! Терпеть не могу баклажаны.

Алкоголь бурлил в крови, и я, отреагировав на этот чёртов баклажан, даже не понял самого главного. Я сидел на кресле, почти ничего не соображая, и переводил взгляд с одного на другого, щёлкая на злополучный красный флажок. Мозг был замутнён, и я перестал соображать, что на самом деле происходит – картинки, всплывавшие перед внутренним взором, были неожиданные, шокирующие, в ушах стоял гвалт внутренних диалогов – но тогда я был почти уверен, что это всего лишь галлюцинации отравленного алкоголем мозга. Я пролистал «чёрные ящики» всех своих коллег – поверхностно, всего чуть-чуть… но этого было вполне достаточно. Увиденное и услышанное повергло меня в шок… О чём то я, конечно, догадывался – например, о бурном воображении моего босса – но некоторые вещи представить себе я совершенно не мог. Я встал с кресла и, чуть пошатываясь, пошёл к окну, чуть не столкнувшись с ней по пути. Она посмотрела на меня – каким-то совсем новым, необычным взглядом – и в этот момент я понял, что папка «Чёрный Ящик» появилась и у меня. Волна неприятного предчувствия пробежала по телу. Я не мог в это поверить, но у меня продолжало бормотать внутренне радио моей коллеги – и сейчас я слушал прямую трансляцию мыслей, теперь продолжавшуюся из уборной. Заплетающимся языком вещавшей какую-то мешанину из Баклажана, Семёна и что-то насчет предмета женской гигиены, с которым она никак не могла справиться. Я свернул окно – и бормотание прекратилось.

Аня вернулась через несколько минут – улыбаясь, с двумя бокалами шампанского… но вид у неё был какой-то задумчивый. Она поставила бокалы передо мной на журнальный столик, и наши взгляды встретились.

– Всё в порядке? – как-то неуверенно спросила она.

– Ну да… Баклажан в порядке – ответил я и по-идиотски хихикнул.

Она изменилась в лице. Внимательно посмотрела на меня, после чего на секунду прикрыла глаза. Мне в очередной раз стало не по себе.

– Извини, я наверное, пойду – я встал с дивана, рассеянно обшаривая взглядом пространство вокруг – ничего ли не выпало из карманов. Стараясь не глядеть на Аню, я попрощался и направился к выходу, но в коридоре опять внезапно наткнулся на свою начальницу. Она остановилась прямо напротив меня, привалившись к стене.

– Я не знаю, конечно, что это было… – чуть заплетающимся языком игриво произнесла она. – Мы… мы что, посмотрели вглубь? – она вопросительно подняла бровь. Её «Чёрный ящик», такой же ядовито-красный, моргнул, обновляясь – но я не хотел заглядывать туда ещё раз. Не хотел знать, что на самом деле стояло за этим вопросом. Она оказалась разрываема сотнями самых противоречивых желаний, и мне… мне не хотелось больше ничего про них знать.

– Мне… мне что-то нездоровится – невнятно промямлил я. Начальница чуть прикрыла глаза – и я с ужасом понял, что она-то как раз не отказала себе в возможности посмотреть, что в действительности скрывал мой ответ. Мне только что залезли в голову – а я даже не почувствовал этого. Словно я и мои мысли теперь – совершенно не связанные между собой вещи. От этого ощущения стало по настоящему страшно.

Виолина Фёдоровна открыла глаза и чуть заметно кивнула. Её взгляд похолодел и стал… немного насмешливым?

– Ну бывает – с легким сожалением сказала она. – Надеюсь, ваше состояние не помешает вам выйти завтра на работу?

– Будьте уверены – уже пробираясь мимо, стараясь не оборачиваться, пробормотал я. – Всё по расписанию.

Но по расписанию не получилось. На следующий день мне было плохо, как никогда. Наряду с обычным похмельем от шампанского – чертово газированное пойло – я испытывал ещё один, до этого дня незнакомый мне тип похмелья – информационное. Мне было физически плохо от того, что мне довелось узнать. Я не хотел ничего знать о тяжёлом детстве своей начальницы и о том, как теперь оно меняло её восприятие мира. О её мыслях на мой счёт. Об этом чёртовом баклажане и всех этих фантазиях. Слава богу, я не успел многого посмотреть – но мне было достаточно.

Из офиса я уволился через три дня. Не став даже забирать своих вещей и какие-то там зарплатные огрызки. Я, честно говоря, не думаю, что там остался хоть кто-то из прежних сотрудников. Ходить и громко молчать целый день в одном помещении было невыносимо. А раскрывать рот и говорить о чём-то было просто глупо.

Ещё через пару дней чертова программа, вирус – или что это было – добрался и до моей семьи. Всё случилось быстро и даже как-то обыденно, что ли. Она посмотрела «в меня» после мелкой семейной стычки. Всё произошло сухо и немногословно – было бы совершенно нелепо устраивать грандиозные словесные перепалки в нашем положении, согласитесь? Скупо выдавив друг другу на прощание что-то вроде «нам надо во всем разобраться», мы распрощались прямо на пороге новой квартиры, совсем недавно купленной для того, чтобы всерьёз заняться продолжением рода.

Я забился в эту квартиру в полном одиночества отчаянии, пытаясь хоть как-то собрать мысли в кучу. Всё катилось как снежный ком – я переваривал гигабайты информации, ненужной, мозг подхватывал её, плодил образы дальше – и вся эта каша оседала и оседала на носителе моего мозга мрачным, давящим, бесполезным балластом.

Следующее открытие, которое мне пришлось совершить – чертова папка появлялась не только в режиме реального времени. Всегда, когда ты был в сети, любое изображение человека мгновенно распознавалось и снабжалось соответствующим контентом.

Политики, священнослужители, артисты, да се публичные люди – столкнулись с жуткой и практически непреодолимой проблемой. Все их слова, действия, поступки меркли перед открывшейся людям абсурдной мешаниной их внутреннего диалога. Вы думаете, в голове у попа, например, только свет, ладан и церковное смирение? Как бы не так. Весь религиозный пафос, все высокие высказывания меркли перед шквалом информации, который порождал поход в баню с девчонками накануне или просмотр порнухи на айпэде в салоне «рабочей» машины бизнес-класса. И теперь это могли посмотреть все. Ну, или не все. Те, кто были Подключены. Но их было достаточно. Особенно если учесть, что каждому Подключённому слить информацию в любую из архаичных социальных сетей – дело минуты. Посидеть с остекленевшим взглядом, словно статуя, в своем удобном рабочем месте, мысленно двигая курсором по виртуальному интерфейсу.

Мало кому в голову приходила мысль о том, что главный враг, с которым мы столкнёмся – это информация. Информация, которую рождали наши собственные мысли – как оказалось, совершенно нам неподконтрольные.

Писатели и мыслители прошлого живописали сценарии гибели от ядерного оружия, от эпидемий, глобального потепления, метеоритов, взрыва солнца… – но мало кто подозревал, что нас по настоящему раздавит информацией – субстанцией, которую все здравомыслящие люди без оговорок считали абсолютным добром. Мы копили её и собирали – и считали, что делали правильно, до самого последнего момента.

Пока нам не довелось ткнуться в неё носом, да так сильно, что мы и представить себе не могли. Подобно радже из мультика про золотую антилопу, мы, наверное, могли успеть вскрикнуть – «Довольно!» – но увы, упустили этот момент.

А потом всё превратилось в черепки. Причём всё абсолютно. Черепками стали мы сами, воздух вокруг, всё – и было невозможно сказать, где закончится эта черепичная вселенная и закончится ли она вообще.

Мысли. Мысли человека сыграли злую шутку. Ведь если задуматься, как мало отражает суть человека то, что он говорит? Почти не отражает. Человек часто говорит то что надо, то, что соответствует моменту, то, что ждут от него, в конце концов. А то, что он при этом думает – полный мрак. Который, к большому несчастью для человечества, совершенно случайно получилось достать и придать ему чёткую аудиовизуальную форму. Потому что теперь мысленный аудиоряд – внутренний голос, если хотите – записывался в отдельную папку. В контракте на подключение был пункт об отключении этой опции – но какой дурак, скажите, стал бы отключать её? Когда всё, что ты подумал – тут же пишется, да ещё и в нескольких форматах – аудио и текстовом? Не надо больше набирать заметки и чёркать на полях. По тэгам ты всегда найдёшь любую информацию, с которой когда либо сталкивался.

Поэтому, наверное, неудивительно, что мы шагнули в эту ловушку ногой, не задумываясь. Люди творческие словно сорвались с цепи, воплощая все свои самые безумные идеи, такими, какими они их видят, без чьих-то советов и «своеобразных прочтений». На какое-то время все погрузились в эйфорию, раскрыв рты наблюдая словно разорвавшуюся бомбу всевозможного творчества. Миллиарды гигабайт информации прибывали каждую секунду на выросшие до астрономических возможностей цифровые носители, немалая часть которых теперь размещалась в головах у людей. Но внезапно эту плотину прорвало.

Я смог провести в нашей новой квартире всего месяц, потом съехал с нее к чертям. Только что обустроенное семейное гнёздышко счастливой пары угнетало и давило – наша семья умерла, а ребёнок, о котором мы столько говорили в последнее время… Хоть он так и не родился, но… В коридоре стояла коляска, в углу спальни валялись какие-то розовые покрывала… В спальне уже была кроватка. Ребёнок, только что всего лишь запланированный нами, ещё не возникший в реальном мире, не ставший даже несколькими сцепившимися клетками – обрёл вполне реальное воплощение в моём сознании. Настя, женщина очень целеустремлённая, решила подойти к делу серьёзно, не рассматривая возможность неудачи – и теперь весь дом был завален самым разнообразным детским барахлом. Да и я уже вовсю свыкся с тем, что скоро у нас будет малыш. Я видел его как наяву – маленького, розовощекого, упитанного карапуза… но в следующий момент проклятое воображение напоминало мне, что его нет – причём самыми разными способами. Мне стал мерещиться детский плач, мелкие детские шажки по комнатам… в общем, это был кошмар. Я бросил квартиру и сбежал из неё, как из дома с привидениями. Жить в квартире, где ты видел повсюду ребёнка, умершего так и не родившись – это оказалось выше моих сил. Я почувствовал, что у меня начинает съезжать крыша.

Стучаться к друзьям или каким-то близким людям совсем не хотелось. Можно было позвонить родителям, они-то точно не оказались в лапах взбесившегося цифрового вампира – но сама мысль о том, что могло открыть их подсознание, если бы они были в Системе, приводила меня в ужас. Говорить ни с кем не хотелось – тем более что интернет и так гудел миллионами голосов, не замолкавших ни на секунду.

Забавным проблеском в этом состоянии для меня стала случайно дошедшая информация о том, что Семён и Алина таки начали встречаться. Удивительно, но им кажется, действительно удалось взглянуть достаточно глубоко. И они не испугались этой глубины. Здорово, что тут можно сказать. Я порадовался за ребят… но наполнить позитивом полностью разрушенную собственную жить эта новость увы, не могла.

В какой-то из череды дней, задушенных тёмными шторами, такой же, как и прочие, мрачный, влажный и липкий, когда сон и бодрствование смешиваются в какую-то безвкусную, однообразную кашу, я понял, что больше не выдержу так. Снять Систему оказалось не труднее, чем поставить – но вот убрать последствия, то, что уже успело осесть в моей, собственной голове – за это никто, оказывается, браться не собирался. Было даже немного забавно слушать от менеджера компании (явно только-только покинувшего стены вуза юнца) несвязный лепет насчёт того, что в голову к другому человеку, увы, не залезть и что мысли и эмоции так и остаются для людей одной из величайших загадок. Забрав какие-то деньги, оставленные в залог оборудования, я вышел в мир. Серый, потухший, неприветливый – встретивший меня надменным безмолвием. Я лишился работы, любимого человека, и полностью разочаровался абсолютно во всём, что касалось людей и их слов.

И вот теперь – эта съёмная квартира. Холодная пицца, медленно, но неумолимо уменьшающаяся цифра на банковском счету и… и что дальше? Стремительный спуск в самый низ социальной иерархии? Но к этому я был не готов – мне всё-таки, как ни крути, хотелось жить. Надо было что-то срочно предпринимать.

В кухне, на старом, замусоленном холодильнике, покрытом мелким янтарём прилетевшего с плиты и навеки застывшего там жира, я обнаружил какой-то журнал для путешественников. Читать печатный текст было приятно и успокаивающе – особенно не художественную литературу, архаичную разновидность «чёрного ящика» человека, а обзоры путешественников. На тридцать седьмой странице я нашёл небольшую статейку о жизни вдоль Транссибирской магистрали – и из всех статей в этом журнале почему-то именно она привлекла моё наибольшее внимание. Материал сопровождался массой красочных фотографий – занесённые снегом избы, уходящие в точку на горизонте белоснежные санные дороги, прикрытые со всех сторон вековым лесом… Что-то колыхнулось в душе. Корни моих предков уходили в Сибирь, а мысли покинуть мегаполис уже не раз появлялись в моей голове за этот период бесцельного шатания по пустой, неприветливой квартире.

Ленивое, праздное и изнывающее от жары туристическое существование жарких стран отчего-то совсем не привлекало меня, а вот Сибирь… место, где неизбежно требовался какой-то весьма солидный минимум силы духа – кажется, было как раз то, что нужно. Я достаточно навалялся на диване за эти несколько месяцев, и смена обстановки мне была совершенно необходима. За окном стояла поздняя осень —а это означало, что в Сибири уже наверняка вовсю хозяйничала зима. То есть шанс увидеть все как на картинках с того самого журнала был очень высок. Не облезлые деревья и жирные лужи под ногами, а искрящийся белый снег и величественные, скованные морозом сопки, покрытые смешанным лесом.

Воспользовавшись обычным древним интернетом я, просидев два дня на почте и уткнувшись в допотопный замызганный компьютер, нашёл-таки работу, которую искал. Станционный смотритель на железнодорожном перегоне станции «Зима – 5». Вы, наверное, подумаете, что я сошёл с ума – но я был стопроцентно уверен, что нашёл именно то, что мне было нужно. Я набрал указанный в объявлении номер и сказал, что крайне заинтересован в этой вакансии – мне только надо добраться к вам из Москвы. Человек на том конце провода, кажется, изрядно удивился – вряд ли они предполагали увидеть на этой должности кого-то из столицы, но согласился придержать это место для меня несколько дней.

Сборы не заняли слишком много времени. Собственно, они не заняли его абсолютно. Я просто встал, оделся, взял все документы, покидал все первые попавшиеся под руку вещи и отправился на железнодорожный вокзал. Купил билет на ближайший поезд, и уже через несколько часов сидел в купе, слушая успокаивающий перестук тяжёлых стальных колёс с отполированными рельсами. За окном непрерывной лентой бежали виды Подмосковья – сырые, серые и однообразные, станции с полустанками, кирпичные дачи и скучающие на переездах дачники. Внутренний диалог города, вдогонку пытающегося что-то сообщить мне сквозь мокрое стекло вагона.

– Можно? – раздвижная дверь с шумом откатилась в сторону, и на пороге купе возник крупный мужчина в плаще, костюме-тройке и с чемоданом в руках. На голове у него красовалась смешная кепка-аэродром из какого-то черного меха.

Я кивнул и выдавил из себя улыбку. Ну конечно можно, у вас ведь билеты на руках. Чего меня спрашивать. Мужчина ввалился внутрь, закинул на верхнюю полку свой багаж, после чего снял плащ и кепку, аккуратно пристроив их на вешалку возле дверей. Разобравшись с вещами, он осторожно присел за столик напротив меня.

– Евгений Витальевич – он протянул мне большую широкую ладонь.

– Евгений Витальевич – я пожал руку, и на секунду в воздухе повисла тишина – мужчина непонимающе смотрел на меня, после чего мы оба рассмеялись. Обстановка в купе сразу стала как-то теплее.

– Вон как? – прогудел мой новый попутчик. – Тёзка, значит? А фамилия, часом, не Савельев? А то мало ли, может, вообще с двойником еду?

Я покачал головой и слабо улыбнулся.

– Ну и ладно. Куда путь держите?

Я туманно ответил что-то насчет желания познакомиться с внутренней красотой сибирских земель, и мой попутчик энергично закивал.

– Да, у нас там красиво. Тут-то – он брезгливо махнул рукой в сторону окна – многие думают – ну что Сибирь, холод, медведи, а на самом деле пока не съездишь, не поймёшь ничего – и он пустился в рассказы о том, чего можно повидать в его родных краях. То, что он – сибиряк, было как-то и так сразу понятно, но теперь в этом не осталось ни малейших сомнений. Он говорил громко, с чувством – и было видно, что он действительно любит свой родной край всей душой, и это было очень заразительно – я и так особо не сомневался в сделанном мной выборе, но теперь совершенно окончательно убедился в том, что всё происходящее – правильно. Слова попутчика рождали в голове величественные картины – они, конечно, очень походили на те фотографии из журнала, но я знал – нет, скорее чувствовал – что в жизни всё окажется намного круче. Попутчик оказался довольно приятный – я несколько месяцев избегал людей, и, по правде сказать, ужасно боялся оказаться в тесном купе с кем-то, кто вдруг решил бы излить мне свою душу. Но Евгений Витальевич оказался отличным аудио-дополнением к статье про Сибирь, а не очередным распахнутым до дна ящиком души – и это было замечательно. Я расслабился, слушая его, и смотрел в окно, изредка кивая и хмыкая там, где это было нужно.

Три дня в поезде прошли довольно быстро. Кому-то кажется, что это невыносимо долгий срок – но поверьте, так кажется только тем, кто сам ни разу не пробовал совершить такое путешествие. Мы тепло попрощались с тёзкой на перроне – он долго тряс мою руку, после чего, решив, что этого недостаточно, крепко обнял. Но и этого видимо, ему было недостаточно – он снял с запястья и сунул мне в руки узкий браслет из бересты с выжженным на нём тонкой вязью узором.

– Это наши, Алтайские духи здесь спрятаны – заговорщически понизив голос, сказал он мне. – Будут беречь тебя от всяких напастей. Ну, бывай, Жень. Приятно было познакомиться – и, подхватив чемодан, он бодро зашагал прочь, прижимая правой рукой свой смешной соболиный аэродром, спасая его от налетающего порывами морозного ветра. Я проводил его взглядом, поплотнее запахнул куртку, оказавшуюся все же слегка не по погоде, и отправился на поиски автовокзала. Как это не удивительно, но до железнодорожной станции «Зима-5» добраться можно было только на автомобиле.