Читать книгу: «Записки президента 2», страница 3

7.

Для настоящего руководителя не важно, чем именно он назначен руководить. Я встречал строителей с филологическим образованием и историков-банкиров. Главное – подобрать команду профессионалов-исполнителей и не мешать им делать свою работу. Да возьмём хотя бы меня. Я уже второй год рулю не самой маленькой страной, и она до сих пор не развалилась. Да, основные кадры мне подобрали без моего участия, но некоторых я выбрал сам. И ведь никому из них не мешаю. А дело у нас получается делать общее, мало того, оно им, кажется нравится. Стал бы Званцев главой парламента, если бы я на него в интернете не наткнулся? А Юрий Василенко смог бы возглавить личную гвардию президента страны, если бы не пересёкся когда-то со мной по работе? И Загорин не был бы руководителем Управления Безопасности, если бы в своё время не показался мне относительно порядочным человеком. Да, все они подтянули за собой каких-то друзей и знакомых, но дело-то от этого не страдает. Министром иностранных дел можно гордиться. Человек решительно на своём месте. А Остапин? Он же тоже с моей подачи премьером стал. И всё у него замечательно выходит. Примерно такие мысли бродили в моей голове, когда я просил его подыскать руководителя будущего химкомбината. И он не зря сразу вспомнил о старых кадрах.

Высокий, сухопарый с серебристым ёжиком волос и проницательным взглядом несколько выцветших серых глаз Сергей Степанович Мартынов выглядел именно, как начальник. Невзирая на то, что ему уже было около семидесяти, в его присутствии сразу хотелось куда-то бежать и что-то копать или не копать, или таскать кирпичи, лишь бы он не подумал, что перед ним бездельник. Трость, на которую он опирался, совершенно не вызывала чувства жалости, наоборот, она придавала образу какую-то монументальность.

Премьер решил, что его обязательно нужно представить президенту, чтобы человек проникся важностью поставленной задачи. Не то, чтобы я считал себя пупом земли, но для остальных-то я – нифига себе фигура и встреча со мной для обычного человека – событие. Мартынов, похоже, так не думал. Глядя на него, казалось, что он воспринимал это, как ещё одну досадную задержку перед началом работы. Остапин лично привёз его ко мне всё на том же вертолёте и, глянув на этого человека, я решил не разводить долгих разговоров.

– Здравствуйте, – крепкое рукопожатие сильной сухой ладони, – если премьер-министр считает, что с этой работой лучше всего справитесь именно Вы, я не буду задавать Вам дурацких вопросов. Это не собеседование. Создание завода, который Вас пригласили возглавить, имеет огромное государственное значение. Настолько огромное, что у Вас в телефонной книге будет мой прямой номер, – я только потом понял, что всё это время я держал его руку в своей, – спасибо, что согласились взять на себя такую ответственность.

Он кивнул, так и не сказав ни слова, ещё раз сжал мою ладонь, развернулся и вышел, постукивая тростью. Остапин вышел вслед за ним.

Часа через два зажужжал мой телефон. Набор цифр на экране не был подписан. Я нажал на зелёный кружочек. Ровный, спокойный голос произнёс: «Мартынов. Проверяю, как это работает. Очень постараюсь не беспокоить. И спасибо за доверие». Я хохотнул в трубку: «Удачи. Уверен, сработаемся».

Еще, как только я смог сам держать ложку, мой лечащий врач заявил, что он, конечно, мужчина сильный, но носить меня на руках отказывается, поэтому меня ждёт активная реабилитация и скучать мне не придётся, а он будет ржать вместе со мной. Я напомнил ему, о клинике на берегу Идлани, он же со зловещей улыбкой ответил, что к тому времени, как там закончатся ремонтные работы, я уже смогу пару раз отжаться и вот тогда он с чувством выполненного долга пойдёт исцелять весь остальной мир.

Лето было в разгаре. Мой затянувшийся отпуск не отражался на положении дел, но начал приносить свои плоды. Я вспомнил, как дышать и мог разговаривать даже после трёх минут на велотренажёре. Доводить до пяти Аслан пока не рисковал. Меня и при таких нагрузках сразу с седла тащили в диагностический кабинет. Но Гольдман был настроен оптимистично. Дважды в неделю они о чём-то шептались с прилетающим специально для этого Остапиным и похоже, что результаты опытов на живом президенте всех устраивали.

Ходьба давалась мне относительно легко и скоро я уже смог делать по тысяче неторопливых шагов в день. Это как раз было расстоянием до залива и обратно. Главной прелестью таких прогулок было то, что ни маячившая поодаль дежурная медсестра, ни делавшие вид, что рыбачат, трое Васиных бойцов, не мешали мне общаться при этом с Ириной. Ну как «общаться» … Мы, в основном, молча шли рядом, и я просто держал её руку в своей, но, если вы не понимаете, мне будет трудно объяснить, как прекрасно молчать вместе.

У беседки на берегу были вкопаны качели. Такая, висящая на цепях, большая скамейка со спинкой, заваленная подушками. Мы садились на неё и моё Счастье раскачивало нас, сгибая и разгибая в воздухе свои стройные ножки. В эти минуты мне хотелось болеть подольше. Не знаю, чем бы я тогда занимался, будучи здоровым, но почему-то не представлял режим работы президента, при котором можно часами качаться на качелях с любимой женщиной.

В рощице, отделявшей залив от остальной территории, щебетали какие-то птички. Я никогда не умел различать их по голосу, но нисколько не удивился бы, узнав, что на деревьях развешаны клетки с канарейками или в кустах спрятаны динамики, через которые транслируется концерт сводного хора изборских соловьёв. Хорошо всё же быть ценным для целого государства.

В этом году у нас не получилось поехать на День рыбака в Оливию. Странно, правда? И чего я не попёрся в таком состоянии за триста километров, чтобы меня швырнули в море? Наверное, потому что оливийский морг недостаточно хорошо оборудован для приёма президентского тела. «Ни кистей, ни глазету». Но оставлять людей без внимания было неправильно. Мы пошушукались с Матильдой и решили искупать меня в прямом эфире с трансляцией этого действия на большие экраны, расставленные вдоль оливийской Набережной. Я был не вполне уверен, что у меня получится задержать дыхание, поэтому мы полдня тренировались у бассейна, подбирая такой угол падения воды, чтобы я не захлебнулся на глазах всего интернета. Купать поручили Гольдману, показать которого лишний раз восторженной публике было не менее важно, чем помахать живым главой державы. Вы же понимаете, что вид зачитывающего поздравление президента в брюках и рубашке, на которого огромный хирург внезапно выливает ведро воды, не может не вызвать улыбку. В результате народ убедился, что лучший в мире врач всё ещё с ним, а неплохой, в принципе, царь-батюшка продолжает быть живым и собирается стать здоровым, если уж может пережить такое омовение.

На следующий день к зданию Администрации подъехал небольшой рефрижератор, забитый гостинцами от продавцов центрального рынка Оливии. Фрукты, рыба, тушки молочных поросят, свежая телятина и ягнятина, чтоб я был здоров и мог прокормить такого крупного специалиста, как Гольдман.

8.

Пока я наслаждался обществом любимой и плескался, как дитя, был подготовлен договор о строительстве и эксплуатации нефтеперегонного завода. Такие документы по нашим законам со стороны государства подписывает премьер-министр, то есть в моём участии никакой необходимости не было. Поэтому с аппаратом Кабмина была проведена работа на предмет отсутствия на церемонии женщин с непокрытой головой и закидывания ноги на ногу для всех, участвующих в процедуре мужчин. Из церемониального зала вынесли картину «Всеслав Великий одолевает басурман», тщательно выверили меню торжественного обеда и состав напитков.

Одетые в традиционные галабие и куфии гости преподнесли Славии в лице Остапина специальную мусульманскую картину, призванную оберегать дом от всяких напастей, выглядевшую, как надпись арабской вязью из золота на такой характерной фигуре зелёного цвета, окружённой золотым же орнаментом, в массивной раме из какого-то редкого дерева. Наши не сплоховали и после подписания договора вручили принцу копию карты, на которую он тогда возложил свою длань на нашем столе. На этом месте из золота было выполнено изображение будущего острова и остальной квадратный метр поверхности тоже был изукрашен серебром да каменьями.

По окончании церемонии глава делегации в сопровождении премьер-министра отбыл засвидетельствовать мне своё почтение. Зря смеётесь, именно так было написано в официальном отчёте о пребывании принца в Славии.

На этот раз обошлось без роскошных подарков. Обычный, вроде, визит вежливости. Принц отметил прогресс в моём состоянии, пожелал скорейшего выздоровления и поблагодарил за приём, оказанный его делегации чиновниками Славии. Я ответил, что о нашем гостеприимстве пока не слагают легенды, но мы работаем над этим. Он представил мне своего родственника, назначенного руководителем нашего совместного предприятия, и я пожелал ему успехов. «Все успехи и неудачи посылаются нам Аллахом во всеобъемлющей мудрости Его, – ответил родственник, – а мы должны соблюдать законы физики и правильно применять инженерные знания, чтобы не испытывать Его терпение».

Когда вся эта официальщина закончилась и гости направились к выходу, принц чуть задержался и переводчик сказал так, чтобы слышал только я: «Его Высочество искренне рад знакомству с Вами и считает Вас приятным исключением в ряду европейских лидеров, он надеется, что между вами может возникнуть настоящая дружба, господин президент». И как, скажите, на такое реагировать? Вот и я ничего умнее не придумал, кроме как ещё раз пожать гостю руку. Ничего так связями обрастаю. Сам-то я в первых лицах временно. Демократия, сами понимаете. А принц – это навсегда. Интересно, сколько у него белых коней?

Мне доложили, что вскоре после отъезда Саудовской делегации, мусульманский мир узнал о наличии у нашего муфтия какого-то древнего издания Корана, чуть ли не лично завизированного Пророком. Ну, может быть здесь я слегка перегнул, но ценности необычайной. А сам старик начал готовиться совершить следующим летом хадж.

Начало работ по возведению НПЗ в Сонюшинской губернии прошло незамеченным для широкой публики. Ни торжественных обедов, ни церемоний, ни почтения, которое нужно свидетельствовать. Зато на подарках сэкономили. Поскольку там острова намывать необходимости не было, сдача в эксплуатацию ожидалась значительно раньше, чем в Приморье. Рабочая группа обещала солярку уже к весенним полевым работам. На первую декаду сентября запланировали и запуск строительства химкомбината. Тоже без огласки и привлечения внимания. Прям режимный объект. Если всё получится, результаты моего царствования можно будет ещё много лет потрогать руками. Ведь будут же, наверное, говорить: «Это ещё при Швеце построено, а смотрите, до сих пор работает».

– Да ты у меня тщеславный, оказывается, – расхохоталась жена президента, когда я поделился с ней этими мыслями.

– Всё бы тебе поржать, Счастье. Скажи лучше, с кем ещё я могу об этом поговорить? Да, я думаю о том, что про меня напишут в «Википедии». Тебе-то просто. Для тебя там уже есть раздел «Супруга», а мне ещё больше трёх лет нужно ишачить, чтобы люди там что-нибудь хорошее потом прочитать могли.

– Ну да, меня-то, в крайнем случае, пожалеют. Дескать, с кем пришлось маяться бедняжке, а тебе нужно заботиться, чтобы кровавый режим Швеца удержался у власти.

– Да ладно! Там так написано?

– Вот только не говори мне теперь, что ты по нескольку раз в день не мониторишь поисковые системы и не знаешь, где и что написано. У тебя, небось, целый отдел честолюбия этим занимается. Ты уже создал специальный институт изучения роли Швеца в развитии человеческой цивилизации?

– Ну перестань по мозолям топтаться. Ой, подожди, а может, и правда зарядить того же Кирилла создавать мне положительный имидж? Были же у Альфреда Великого специальные писцы, чтобы потомки знали, какой он хороший король.

– То есть, у тебя комплекс не Наполеона, а Альфреда. Ясно. Новое слово в психиатрии. Давай лучше сделаем, чтобы эту болезнь назвали твоим именем. «Синдром Швеца». Неплохо звучит. И студенты-медики такие: «А что это за Швец?» «Да был такой в Славии в двадцать первом веке. Прямо при исполнении кукухой и поехал», – она снова захохотала.

– Интересно, а если у главы державы вдруг крыша потечёт? Это же не сразу понятно становится, люди могут несколько месяцев не понимать, что страной сумасшедший рулит. Прикинь? Там уже война началась, войска дивизиями гибнут, а царя-батюшку просто шизануло.

– Не переживай, царь-батюшка. Егорыч все твои указы по долгу службы читает, а не потому, что они такие интересные. Думаю, сумеет определить, что у тебя башню снесло. Поэтому гораздо важнее, чтобы не шизануло его.

– А давай проверим? Я сейчас какую-нибудь фигню напишу и посмотрим, докуда это дойдёт.

– Чтобы на будущее всё, что ты скажешь, сначала бежали проверять, а уже потом исполняли? Или ты уже с ума сошёл? Не пора тебе кефирчик пить и спатки? А я с Остапиным поговорю, чтобы он ещё и пару санитаров таких, покрепче, сюда организовал. Мало ли. Я Вас уже боюсь, господин президент.

Обниматься было ещё больно, но держать её за руку последствия операции не мешали.

9.

К началу сентября приехали Егорыч с Остапиным и премьер-министр сообщил, что отечественная медицина, которую он в данный момент представляет, понижает уровень врачебного присутствия у моей постели до дежурных медсестёр. Если у меня нет суицидальных наклонностей, текущий режим питания и постепенное увеличение количества ежедневных шагов, согласно графику, будут способствовать выздоровлению, а Гольдман будет наведываться раз в неделю, чтобы лично потыкать в меня фонендоскопом.

Глинский сказал, что в ближайшее время не предвидится никаких международных саммитов, которые, хотя бы из вежливости требовали бы моего присутствия. Миру пока не до нас и слава Богу. В поездках по стране необходимости сейчас тоже нет. Учебный год начинается с большим количеством иностранных студентов, но подготовиться успели, хотя без строительства общежитий не обойтись. Тут Остапин вспомнил, что он ещё и глава Кабмина и сказал, что уже строятся и вопрос контролируется им лично. Несколько многоэтажных общаг должны быть сданы к началу следующего лета. Изо всего сказанного я понял, что в ближайшее время буду работать здесь. Да и пусть. Сколько там той жизни, а президентский срок ещё меньше.

Аналитический центр подбросил мысль о том, что как только станет известно о сонюшинских стройках, нужно ждать реакции американцев. И неплохо бы заранее подумать, как отвечать на их озабоченность по поводу такого сближения с Россией. У них, конечно, на носу выборы и выражать эту озабоченность, вероятнее всего, будет уже новая администрация, но вопросы возникнут. Должно же их посольство как-то оправдывать своё существование. В качестве решения было предложено пригласить их фермеров воспользоваться на правах аренды нашими землями для птицеводства, например, с прицелом на экспорт в соседние страны. Корма-то будут дешевле, чем во всей округе.

На первом заседании Сената, ещё прошлой осенью, губернские начальники договорились о том, что налог с оборота будет составлять три процента, но, если кто-то захочет эту цифру увеличить, возражений не будет. Уменьшать же можно только с одобрения Сената, то есть, фактически, остальных губерний, и только на оговоренное время. Эта норма была закреплена соответствующим законом и, конечно же, сразу нашлись те, кому показалось мало. Зарецкие решили, что надо бы добавить. В результате и так небогатый регион начали покидать предприниматели. Первыми перебрались торговцы. Губернское начальство сигнал не уловило. Когда засобиралась сфера услуг, губернатор сделал внушение выборным властям и доложил нам о ситуации. Мы приняли к сведению, выразили озабоченность и напомнили о том, что вся ответственность за благосостояние народа на местах лежит на плечах местных органов власти. Когда первое из производственных предприятий приступило к демонтажу оборудования, вмешался губком Партии Нормальных, организовав референдум об отзыве председателя Губернского Собрания. Эта фишка сработала, председателя переизбрали. Причём как-то так получилось, что новый оказался членом партии. Он быстренько провёл через голосование возврат к трём процентам, публично извинился перед бизнесом и попросил уехавших подумать о возвращении. Больше шалить с налоговой нагрузкой никто не решался, кроме, правда, пострадавших весной от наводнения. Они на шесть месяцев добавили полпроцента к поборам, чтобы быстрее справиться с восстановлением. Но тут уж ничего не попишешь, иначе всем миром скинуться не получилось бы.

А в целом работёнка у меня непыльная и организовать профессионалов-исполнителей, вроде, получилось. По сути, система работает сама по себе, пока я тут нежусь в волнах томографа. Но при этом гарант Конституции всё равно я. Двадцать четыре часа в сутки, невзирая на головную боль или расстройство желудка. Меня и с унитаза снимут, если случится что-нибудь такое, за что никто на себя ответственность брать не захочет. То есть либо решение придётся принимать мне, либо назначать того, кто за это ответит. Хорошо, что можно не беспокоиться, как минимум, за внешнюю политику. Моисеев является обладателем уникального набора фильтров для базара. Ещё ни разу ни одно государство не смогло придраться ни к одному из наших заявлений или действий. Когда выступать где-нибудь за границей по должности положено мне, я стараюсь ни на запятую не отклоняться от написанного. Лучше пусть считают президента Славии недалёким тормозом, читающим по бумажке, чем атакуют ракетами. Да, у нас нет забот дальше очерченных на карте границ. У кого-то могут быть интересы внутри нашей страны, как, например, у моего друга-принца, ну так они нашим не противоречат. Сейчас Россия сцепилась с Украиной. А нам в этом конфликте, к счастью, места не нашлось. Да, пытаются давить со всех боков, пытаются склонить нас к поддержке, а то и к участию. А нам это зачем? Они воевать когда-нибудь закончат, но, если мы будем ни за кого, потом сможем спокойно торговать с обеими сторонами, а если кого-то поддержим, хотя бы морально, испортим отношения с другим соседом. Мне уже докладывали о неофициальных секретных переговорах на нашей территории. Мы посовещались и решили делать вид, что ничего не замечаем. Национал-прагматизм в том и состоит, чтобы оградить граждан Славии от проблем других государств, причём в долгосрочной перспективе.

10.

К тому времени, как гладь залива украсило отражение красной и жёлтой листвы, я уже мог без коляски преодолевать километра по три в день, совершенно не задыхаясь. Разрешать мне бегать пока не решались, но с велотренажёра сгонять перестали. С минимальной такой нагрузочкой, перед телевизором… Оказывается, можно получать удовольствие и от этого. Хотя, скорее, удовольствие было от того, что я вообще живу, меня ведь, если честно, этой операцией тоже напугали. Ну, как «напугали», вариантов-то всё равно не было, а вот ощущение, что увозят на казнь, было. И на Ирину было больно смотреть и «пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать…» я произнести после укола, кажется, успел до того, как отключился.

Они до сих пор не разобрались, почему я выжил. Решили, что не зря старались. А я, наверное, просто очень не хотел Ирку одну оставлять. Не то, чтобы она была беспомощной, но у меня очень хрупкое Счастье и неправильно было бы её вот так бросить, уж больно мне нравится, когда она улыбается. Нет, она, конечно же сразу сказала, что уже забыла, когда в последний раз улыбалась и не факт, что моя смерть под ножом хирурга не обрадовала бы её больше моего выздоровления, но потом обняла мою башку и поцеловала.

Не подумайте, что я вообще ничем, кроме употребления коньяка с Остапиным, не занимался. Всякой рутины всё равно полно. Подписывать какие-то законы, утверждать назначения, присутствовать на видеоконференциях. Сидя за письменным столом, кивать с экрана во время докладов губернаторов, многозначительно мычать, и делать умное лицо приходилось почти ежедневно. Хорошо хоть цепь надевать никто не заставлял. Мне, кстати, сделали-таки её сильно облегчённую копию, чтобы подбородок к трибуне не прижимала. Во время этих сеансов видеосвязи меня постоянно интересовал вопрос, – догадываются ли все эти уважаемые люди в галстуках, что я под столом в спортивных штанах и в тапочках? Они-то из кабинетов, там не забалýешь. В общем, работал я на благо государства, не покладая, но с приходом октября врачи сказали, что теперь я могу этим заниматься и дома.

Как только мы снова обосновались в Замке, поступил запрос на аудиенцию от американского посольства. Грех не пообщаться с умной женщиной. Мы не стали устраивать спектаклей и после выражения радости от созерцания меня в добром здравии я сразу предложил ей пройти в комнату для переговоров, благо она совершенно свободно говорила по-нашему.

– Господин президент, мы видим, что Россия возобновила строительство аммиачного завода возле вашей границы, мы видим, что с вашей стороны также ведётся стройка. И всё бы ничего, но россияне начали прокладку трубопровода в вашу сторону!

– И что?

– Как это «что»?! Это расширение сотрудничества с Россией, когда весь мир объединился, чтобы поставить её на место!

– Мадам посол, мне знакома официальная позиция американского руководства. Если Вы прибыли для того, чтобы ещё раз её озвучить, нужно было предупредить, мы бы пригласили телевидение и у Вас были бы доказательства того, что Вы не зря едите свой хлеб. А я бы на камеру сказал, что только сегодня разглядывал глобус и обратил внимание, насколько США далеки от наших границ, соответственно, я не понимаю, какое вам дело до наших отношений с соседями, что прибавило бы мне популярности в народе. Если будете настаивать, я могу сейчас распорядиться, через полчаса эфир нам обеспечат. Но Вы же не мой рейтинг поднимать приехали, правда?

– Мы возмущены и примем меры.

– Давайте я возмущу Вас намного сильнее. Россияне строят у нас ещё и нефтеперегонный завод, то есть у нас будет не только аммиак, а значит и дешёвые удобрения, но и дешёвое дизельное топливо. Когда будете писать отчёт об этой встрече, укажите, что это приведёт к увеличению рентабельности сельского хозяйства.

– Как Вы можете так расширять отношения с их режимом?! Вы понимаете, что санкции, которые наложены на Россию, распространятся и на вас? Мы запретим поставки вам семян, гербицидов и племенного молодняка.

– Я всегда подозревал, что основное предназначение американской дипломатии – организация торговых войн. Не нужно утверждать меня в этой мысли, мадам посол. Ваш предшественник предлагал мне взятку, а потом пытался меня убить. Вы угрожаете санкциями. Вы действительно считаете, что такое отношение к стране пребывания в интересах Соединённых Штатов? Да, вы можете оставить нас без своих семян, но в этом случае мы действительно попадём в зависимость от русских, потому что больше нам будет негде всё это покупать. Но мы с Вами для того и уединились, чтобы никто не смог Вас обвинить в том, что Вы толкаете Славию в объятия России. Конструктивные предложения у Вас есть?

– Мы предлагаем возобновить работы по строительству терминала.

– Ма-адам посо-ол… Вы же разумный человек. Зачем нам такие затраты? Чтобы получить газ дороже российского? Мы не сможем это впихнуть в концепцию национал-прагматизма.

– Но мы не можем не отреагировать на ваше сотрудничество с тиранией!

– Перестаньте, ради Бога. Ещё раз говорю – нас никто не слышит. Лучше постарайтесь извлечь выгоду из наличия у нас условий для развития сельского хозяйства. Предложите вашим экспортёрам организовать производство у нас. Во-первых, дешёвое топливо и удобрения, во-вторых, привлекательное налогообложение, в-третьих, меньше затрат на логистику, в-четвёртых, ниже уровень заработной платы. И учтите, сейчас Вы можете преподнести это Вашему руководству, как личную заслугу на основе анализа полученных разведданных. Но в самое ближайшее время мы случайно проболтаемся об этом стечении обстоятельств и, как знать, кто захочет занять эту нишу. Вдруг это будут не европейцы или турки, а Иран? Вас же растерзают.

– Я могу считать информацию о строительстве второго нефтеперегонного завода достоверной?

– Мы же взрослые люди, зачем мне Вас обманывать? И, повторюсь, основное условие этого строительства – дешёвая солярка для внутреннего рынка. Подумайте, кого Вы сможете этим заинтересовать, только не тяните, неожиданная утечка произойдёт через две недели. И-и-и… Платье Вам это очень идёт. Просто, вот, Ваш цвет.

Даже, если бы это было единственным заключением аналитического центра, оно стоило бы хлопот по его созданию, включая всю выловленную рыбу.