– Эх, Вася, все люди, как люди, живут, работают, а ты всё какие-то философские вопросы решаешь. Тебе уже почти двадцать четыре года, а ты всё ещё какой-то ерундой занимаешься.

– Это не ерунда.

– Пора бы уже и жизнь начать обустраивать.

– А что значит обустраивать?

– А то и значит. Вон, Владик с пятого этажа, хорошо ж живёт, а ведь ему всего двадцать два. В таком возрасте, а уже важный человек, бизнесмен.

– Да не бизнесмен он никакой, а обычный бандит.

– Бандит, не бандит, а вон какие деньги зарабатывает, ездит на БМВ и собирается новую квартиру покупать.

– А как ты думаешь, кто правильно живёт: этот Владик или Александр Степанович из соседнего подъезда?

– Александр Степанович? Это тот врач что ли, глазник?

– Он самый.

– Конечно же, Владик. Александр Степанович вообще дурак, взятки брать не любит, машину себе так и не купил. Этак он, как в этой своей квартирке родился, так в ней и помрёт и даже на гроб денег не будет.

– Но ведь он врач, он людям зрение возвращает, делает доброе дело, а Владик наоборот только отнимает.

– Он не бандит, у него фирма.

– Знаем мы эти фирмы.

– Зато он живёт припеваючи, не то, что твой Александр Степанович.

– То есть, по-твоему, лучше под себя побольше нагрести, чем другим помогать?

– Да кому нужна эта твоя помощь?

– Но нельзя жить только ради себя.

– Вася, запомни, сейчас не то время, чтобы о ком-нибудь заботиться, думай только о себе, люди не прощают добра, а то ведь так и помрёшь в нищете. Если хочешь хорошо жить, не оглядывайся по сторонам.

– И ты думаешь, что надо быть эгоистом и жить только для себя? Поставить перед собой великую цель – заработать побольше денег?

– Да, а чего здесь такого?

– Да так, ничего.

– Чего стесняться, если все так живут?

– Все, все, все…

– А будешь жить для всех, тебя будут только использовать, да ещё и смеяться: «Вы только посмотрите, какой дурак – другим помогает, а у самого ни гроша за пазухой, ха-ха…», а в старости тебе никто даже и кружку воды не поднесёт.

– Но ведь ты веришь в Бога, ходишь в церковь, как ты можешь говорить такие вещи?

– Ну и что? Вера верою, а жизнь жизнью.

– «Как бы не проповедовали Христа, притворно, или искренно, я и тому радуюсь, и буду радоваться».

– Вот именно, Павел-то не дурак был, он понимал, что к чему.

– Как хоть…

– Бог не коммунист, он не разделяет людей на богатых и бедных, а лишь на хороших и плохих. Можно быть и богатым, и хорошим.

– «Проще верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть на небеса».

– По большей части так, но ведь есть и исключения.

– Хоть одно.

– Ну…

– И вообще, что значит, хороший и плохой?

– Хороший, это когда ты веришь в Бога.

– А как же грехи?

– Если веришь, то Бог всё простит. Все мы грешники, святых не бывает. Николай второй вон сколько людей загубил, одно кровавое воскресенье чего стоит, а стал святым, вот так-то.

– Святым он стал из-за того, что умер мученически.

– Да это каждый день кто-нибудь мученически умирает, а святыми от этого никто не становится. Значит, верил Николай в Господа Бога нашего, оттого и вознёсся, хотя и погрешил немало.

– Ничего-то тебе не докажешь, на всё у тебя есть ответы.

– Это потому что я права. В жизни главное хорошо пожить, а для этого нужны деньги, и чем больше, тем лучше.

– Вот ты говоришь, что главное – это хорошо пожить, то есть, я так понимаю, это значит себе на радость?

– Ну, в общем, да.

– А если я испытываю радость оттого, что людям добро делаю? Вот неважно для меня то, как я живу и всё тут.

– Это ты сейчас так говоришь, а повзрослеешь – поймёшь, что главное в жизни люди или деньги.

– Я и так уже не маленький.

– Это ты ещё особой нужды не испытывал, на голодный желудок-то особо не разлюбишься.

– А как же люди деньги в пожертвование отдают или, там, на аппаратуру для экспериментов тратят, на науку?

– Всё или мелочь, или для показухи, или с известным расчётом на своё будущее, хотят что-нибудь изобрести и продать это своё изобретение подороже. Это ты молодой ещё, идеалистом себя называешь, а вот от силы лет через пять, когда выбьешь эту дурь из своей головы и станешь нормальным человеком, одна у тебя будет цель – побольше заработать.

Василий понял, что доказывать что-либо бесполезно, и не стал ничего отвечать.

Мария Юрьевна посмотрела на висящие на стене часы.

– Заговорились мы тут с тобой, по телевизору уж пять минут, как «Поле чудес» идёт. Пошли смотреть, а то всё самое интересное пропустим.

Они встали и, быстренько убрав со стола, пошли смотреть телевизор.

«Поле чудес» Василий смотрел как-то урывками. По большей части он думал и молчал. Все его мысли на тот момент можно было свести к одному вопросу: «Как так можно жить?»

Глава 2

На следующий день Пётр и Павел сидели в своём кабинете и просматривали список претендентов на место мессии. Список был не очень-то внушительным.

Павлу надоело в пустую перебирать имена, и он отложил бумаги.

– Петь, я знаешь, что думаю? Надо сначала определиться, в какой стране должен появиться мессия.

– Можно и так, – согласился Пётр.

– Ты к какой больше склоняешься?

– Ну, точно не Индия и не Израиль, с пограничными им странами. Отдалённые тоже не подходят, по очевидной причине, Африка тоже…

– Ну, так что?

Пётр почесал лоб.

– Не знаю.

– А как тебе США?

– Сплюнь! Там через месяц его сделают ведущим какого-нибудь шоу.

– Да, значит, Западная Европа тоже не подходит.

– В принципе, да.

– Остаётся только Восточная Европа.

– А там кто?

Пётр пожал плечами.

– А как тебе Россия?

Пётр задумался.

– Неплохой вариант. Люди ещё хоть как-то верят в Бога, эгоизм не слишком выпирает, деньги тоже, пока что. Страна большая, имеет определённый вес в мире…

– Ну, так что?

– Лучше, наверное, пока и нет.

– Вот и хорошо, значит, Россия?

– Из двухсот с лишним зол выбирают меньшее.

Павел порылся в бумагах и достал список нужных людей.

– Не очень-то много.

– И ещё отсеем священников и тех, кому за тридцать.

Прошло несколько минут.

– Ну, Петь, что там?

– Вот, – Пётр выписал несколько имён.

– Ну, теперь давай, что ли, посмотрим на них.

Они включили телевизор и начали искать нужные каналы.

– Так, – начал Павел. – Этот некрасивый, этот шепелявит, этот бомж, сейчас нищим никто не верит, этот…

– Стоп!

– Чего?

– Вот это неплохой вариант.

– Он?

– Не хуже других, даже где-то лучше.

– Лучший человек на Земле? – улыбнулся Пётр.

– В общем… Ну-ка, посмотри его характеристики.

Пётр переключился на таблицу.

– Так… Неплохо… Ну-у…

– Ну, и что ты надумал?

– Нормально. Очень неплохие характеристики, подходит по всем данным.

Они несколько минут молча на него смотрели.

– Ну что, его?

– А давай!

– Вот и замечательно.

– Великолепно.

– Поздравляю, мессией у нас будет некий Василий Иванович Иванов.

В эту ночь Василию приснился удивительный сон. Как будто к нему в комнату спустился апостол Павел и сказал ему, что отныне он избранный, мессия и что теперь он должен исцелять людей и вселять в них веру, на что ему будет дана божественная, непоколебимая и могучая сила, а также дар убеждения и предвидения.

А было это так.

Василий проснулся от ощущения, что в комнате кто-то есть. Он приоткрыл глаза, но поворачиваться не стал.

Появился яркий свет, и чуть позже послышался громкий, басовитый голос.

– Проснись.

– Ты кто? – робея, спросил Василий.

– Я Павел, сын мой.

– Павел?

– На тебя будет возложена миссия наставления людей на путь истинный.

– Я не понимаю…

– Отныне ты – олицетворение Бога на Земле.

– Что?

– Ты всё правильно понял.

– Но я…– Василий ничего не понимал. – Я не сумею, я не смогу.

– Сможешь, ибо мы в тебя верим и едино лишь на тебя уповаем.

– Но почему я?

– Ты один из немногих достойных. Чувствуешь ли ты прилив сил?

– Да, но… но… как же так? Что я буду делать?

– Ты должен верить, и тогда поверят тебе.

– Но вдруг я не сумею? Откуда я буду знать, что мне делать и как себя вести?

– Всё зависит только от тебя, я больше не смогу помогать тебе…

– Но почему? – удивился Василий.

«Я не могу нарушать договор».

– Это не важно. Ты должен слушать своё сердце, как и всё это время, оно подскажет, что тебе надо делать.

– Я…

После этих слов Павел как-то по-новому перекрестил Василия и тут же исчез, как будто его и не было вовсе.

Сразу же после этого Василий уснул.

– Вась, вставай, пора на работу.

Василий медленно открыл глаза и, потянувшись, встал с кровати.

– По-моему, ты сегодня разговаривал во сне, меня это пугает. Тебе явно надо меньше читать свою муть.

Василий ничего не ответил.

– Ну ладно, умывайся быстрей, а то завтрак стынет.

– Мне сегодня приснился очень странный сон, – Василий задумался. – Это же надо.

Василий помотал головой и протёр глаза.

– Ну, и что же тебе приснилось?

– Как будто ко мне в комнату спустился апостол Павел и сказал, что отныне я посланник Бога на Земле.

– Да?

– Кстати, сон был на удивление реалистичным, даже такое ощущение, что он действительно был.

Мария Юрьевна рассмеялась.

– А он тебе случайно свой телефон не оставил? Эх, Вася, Вася, может, у тебя галлюцинации начались? – она сделала недоверчивое лицо.

Василий усмехнулся.

– Всё, надо вести тебя к психиатру, – Мария Юрьевна улыбнулась и погрозила пальцем.

– А вдруг он и вправду был? – наполовину с иронией, наполовину с надеждой спросил Василий.

– Ой, да что ему у нас делать-то? Ты лучше иди, ешь, а то на работу опоздаешь.

– Иду.

– А ты, кстати, не знаешь, где у нас таблетки от головы? Не могу, голова раскалывается.

– Забудь, само пройдёт.

Василий оделся и, позавтракав, ушёл на работу.

Николай Александрович открыл дверь и зашёл домой. Он бросил ключ на тумбочку и, не разуваясь, прошёл на кухню и сел за стол.

Он посмотрел на жену, затем отвёл взгляд и тяжело вздохнул.

– Ты, я вижу, сегодня не в настроении, даже не поздоровался, – Татьяна отложила полотенце и села рядом.

– Чует моё сердце, хана фирме.

– Ты это уже не в первый раз говоришь.

– Да, но сейчас всё действительно очень серьёзно.

– И что же случилось?

– Сегодня у меня должен был быть один очень важный человек, с которым мне было просто необходимо заключить контракт, а он, сволочь, позвонил и сказал, что он, видите ли, нашёл компанию получше, – Николай Александрович сделал паузу. – Даже не захотел меня слушать, козёл.

– Это опять, что ли, Владислав… как его там? Ну, да не важно. Это он тебе опять палки в колёса вставляет?

– Да, этот…– Николай Александрович стукнул кулаком по столу и уставился куда-то на стену.

– Неужели никто не знает, что это за тип?

– Видимо, не знают или делают вид, что не знают. Он же, урод этакий, стартовый капитал на воровстве сделал, он всех своих конкурентов со свету сжил, а одного особо настырного и вовсе пристрелил. У него же по глазам видно, что как только он побольше денег нахапает, так сразу и смоется, это он пока ещё над своими клиентами не особо издевается. Как хоть люди ему могут верить? Всё выгоду ищут…

– А ты не пробовал с Геннадием Борисовичем договориться? Может вместе бы вы и придавили этого Владислава.

– Таня, не смеши меня, с этим барыгой вообще нельзя никаких дел иметь, он за копейку удавится.

– Да?

– Тоже вот странный человек, – Николай Александрович усмехнулся. – Вроде умный, из ничего вон какое состояние сколотил, а порой становится тупой, как пробка.

– Почему?

– Ходят слухи, что он с этим Владиславом даже договор о сотрудничестве заключил.

– Не может быть…

– Как хоть он не понимает, что этот тип его одного в течение полугода раздавит? А не раздавит, так убьёт. Всё за деньгами гонится, думает, сам Владислава облапошит.

– А что? Всё может быть. Хотя Владислав понаглей и в методах не стесняется, но Геннадий-то поумнее его будет, ещё неизвестно, кто кого обставит.

– В любом случае обставят меня, – Николай Александрович ещё раз вздохнул. – Неужели он не понимает, что с такими людьми вообще нельзя никаких дел иметь!

– Видимо, не понимает.

– Этот Владислав дело его племянника угробил, а он ещё с ним договоры заключает.

– Племянник племянником, а в бизнесе чувствам не место. Хочешь жить, умей вертеться. Сейчас только такие люди и выживают, заработать много денег и при этом никому не сделать ничего плохого – это нереально.

– Да что ты мелешь, Тань? – разозлился Николай Александрович. – Я уже почти десять лет в бизнесе, а ещё никому палки в колёса не вставлял. Всё от человека зависит, если человек сволочь, то он и в церкви всех попов выживет.

– Хочешь сказать, что деньги не влияют на человека? – удивилась Татьяна. – По-моему, чем больше денег, тем человек становится хуже, пока эти самые деньги не станут для него смыслом жизни.

– Не неси чепухи… – возмутился Николай Александрович, но Татьяна не дала ему продолжить.

– Это как снежный ком, стоит только начать. Человек просто перестаёт быть самим собой по определению, – Татьяна сделала паузу и задумалась. – Хотя, может быть всё наоборот? Обретаешь себя, становишься таким, как и миллионы лет назад, то есть без всяких там высоких чувств, чести, совести и тому подобного. Может быть, настоящие Люди – это не Пушкин, не Достоевский, а Билл Гейтс или Рокфеллер? Они обретают связь с прошлым, идя в будущее. Может быть, зависть, гордыня и месть и есть наши главные, наши природные чувства? Через которые мы вновь придём к той простой, в психическом плане, жизни, которая была у наших предков, у каких-нибудь питекантропов. И не будет никаких надуманных идеалов, вечных и совершенно бессмысленных поисков и прочей ерунды, которая только забивает головы и мешает жить нормальным людям.

Николай Александрович засмеялся.

– Ты хоть сама поняла, что сказала? Тоже мне философ нашёлся! Ты вон лучше за ужином смотри, а то уж гореть начало.

– Ой, правда.

Татьяна встала и подошла к плите.

В дверь позвонили. Николай Александрович откинулся на спинку стула, и устало потёр глаза. Татьяна косо посмотрела на него, но, ничего не сказав, бросила готовку и пошла открывать дверь.

Василий, как обычно всё утро таскал ящики, но почему-то все его мысли были только о том странном сне. Что-то никак не вылетали слова Павла из его головы, тем более, что всё было так реалистично.

Василий решил отдохнуть и присел на один из ящиков.

К нему подошёл Михалыч и сел рядом.

– Что-то ты сегодня сам не свой. О чём мечтаешь?

– Да так, сон мне сегодня какой-то странный приснился…

– Ну, рассказывай.

– Как будто я с апостолом Павлом разговаривал, и он сделал меня мессией.

– Эка невидаль, – Михалыч закурил папиросу. – Это ещё что, мелочь, я вот во сне однажды с Путиным разговаривал.

– Да не, это всё не то. Сон был такой реалистичный, и из головы никак выходить не хочет.

– Ну, тогда тебе к психиатру надо, это дело запускать нельзя.

– Да что вы всё к психиатру, да к психиатру, достали уже, – разозлился Василий.

Тут к нему подошла тётя Клава и сказала, что ему звонит мать.

Василий встал и, отряхнувшись, пошёл к телефону.

– Привет, что случилось?

– Забыла тебе сегодня сказать, чтоб ты хлеба купил.

– А-а, куплю.

– Не забудь только.

– Постараюсь.

Недолгое молчание.

– А знаешь, Вась, голова-то у меня сегодня через пять минут прошла, почаще бы тебе такие сны снились, – она засмеялась.

Василий не на шутку удивился.

– Да?

– Честное слово. Даже удивительно, обычно если у меня утром начала болеть голова, то это как минимум до обеда, а тут…

– Вась, хватит лялякать! – послышался голос Санька.

– Ну, всё, я пошёл, меня зовут.

– Как будто без тебя не обойдутся.

– Ну, надо же совесть иметь.

– Ладно, тогда до скорого.

– Пока.

Василий положил трубку и на секунду задумался.

– Эй, хватит халтурить, – снова прокричал Санёк. – Не одному ж мне здесь корячиться, и так спина болит.

– Да не бреши ты, ничего у тебя не болит.

Василий усмехнулся таким странным мыслям по поводу этого сна и решил пойти на подмогу.

Не прошло и нескольких секунд, как Санёк снова прокричал.

– Вась, ты волшебником, что ли, стал? Гля, у меня и правда спина болеть перестала.

Василий так и застыл на полушаге.

За эти несколько мгновений, что он так стоял, у него в голове пронеслось, наверное, с миллион мыслей. Он начал чувствовать какую-то силу, которая стала всё сильнее и сильнее овладевать им. Василий наконец-то начинал верить.

– Ну, ты, Вась, даёшь, – съехидничал проходящий мимо Михалыч.

– Ты у нас теперь великий маг, – улыбнулся Санёк и вновь принялся за работу.

Василий поднял на них глаза, глаза совершенно нового человека, или даже и не человека вовсе.

– Я не понимаю…– еле слышно прошептал Василий.

– Вась, хорош придуриваться, давай работай.

– Этот сон – не сон…

– О-о, Вась, да у тебя крыша съехала.

– Вася у нас теперь посланник Бога, – хихикнул Михалыч и вновь повёз тележку.

Санёк тоже улыбнулся.

– Что у тебя сейчас болит? – как-то странно, без интонаций, спросил Василий Михалыча.

– Чего?

– Что у тебя болит? – настойчивее повторил Василий.

Михалыч остановился и, посмотрев на него, задумался.

– Ну, у меня много чего болит. Вот нога правая, например, перед дождём всё время ноет, аж сил нет. И сейчас болит, наверное, завтра дождь будет.

– Не болит у тебя нога, – повелительно сказал Василий и посмотрел Михалычу в глаза.

Михалыч удивлённо посмотрел сначала на ногу, затем на Василия и медленно сел на ящик.

Санёк забеспокоился.

– Э, Михалыч, тебе плохо?

– Мне… мне…– начал было он. – Вася… – он снова запнулся. – Твою мать!

Татьяна открыла дверь и, улыбнувшись, поздоровалась с Юрием.

– Привет.

– Привет, ма. Как делишки? – было видно, что у Юрия сегодня приподнятое настроение.

– Хреновые у нас делишки, – прошептал Николай Александрович.

– Коль, не начинай. Проблемы с работой надо и оставлять на работе.

– Это не мои проблемы, а наши проблемы, я не ради одного себя живу.

– Да ладно тебе, па, всё утрясётся.

– Тебе хорошо говорить, ты ничего не делаешь и ничего не зарабатываешь, – Николай Александрович был сегодня не в духе. – А когда вот будешь пахать с утра до ночи, тогда посмотрим, каким ты будешь спокойным.

– А я вообще не буду работать, в вашем смысле слова, – как ни в чём ни бывало ответил Юрий. – Я буду совершенствоваться внутренне, остальное неважно.

– Ты смотри, как заговорил, – всплеснул руками Николай Александрович. – А жить-то ты на что будешь? Или ты будешь едино лишь духом святым питаться?

– Па…

– Квартиру ты этим проходимцам, кстати, задарил совсем не духовную, а очень даже материальную, на мои денежки, между прочим, купленную.

– На пути к большему приходится жертвовать меньшим.

– Совсем, я вижу, тебе мозги запудрили в этой секте, ты…

– Это не секта, – в очередной раз повторил Юрий.

– Не перебивай меня! – разозлился Николай Александрович. – Сегодня ты подарил им свою квартиру, завтра и нашу квартиру подаришь, а послезавтра ради этой своей секты прибьёшь нас с матерью, так?

– Коля, ну хватит тебе, не надо срывать злость на нём, – начала успокаивать его Татьяна.

Николай Александрович замолчал и стукнул по столу.

– Ничего вы не понимаете, – Юрий махнул рукой и, расстроенный, пошёл к себе в комнату.

Николай Александрович молчал.

Татьяна продолжала готовить.

Уже через несколько часов слух о сверхъестественных возможностях Василия облетел все склады, и к вечеру к нему уже выстроилась очередь.

Почти каждый подходивший скорее хотел проверить Василия на предмет его возможностей исцеления, нежели действительно исцелиться, и уже после нескольких слов уходил от него с непоколебимой уверенностью.

К вечеру Василий мог уже совершенно непринуждённо исцелять людей от мучавших их недугов, а также мог легко рассказывать судьбы пропавших родственников и, если что, подсказать, какой лучше выбрать путь.

Уже к самому концу рабочего дня, который, естественно вышел не рабочим, подъехал владелец складов и, узнав о появившимся среди его подчинённых целителе, тоже решил проверить Василия. А так как здоровье Владимира Алексеевича не подводило, а судьбы родственников были ему мало интересны, то он решил просто вывести Василия на чистую воду.

Владимир Алексеевич подошёл к Василию, стоящему на большом ящике и с усмешкой на губах посмотрел на него.

– Эй, Вась, говорят, что ты посланник Бога, – Владимир Алексеевич ехидно прищурил глаз. – А почему это Бог выбрал именно тебя?

Василий как-то странно перекрестил улыбающуюся женщину и обратил свой взгляд на Владимира Алексеевича.

– Потому что я верую.

– Ну и что? Я тоже верю в Бога.

– Это не вера, это привычка. Ты слаб духом, я это вижу.

– Как же ты это видишь?

– Неважно. Тебе уже пятьдесят два года, пора бы уже подумать о лучшем мире.

– Кто тебе сказал, что он лучший? Может, лучше этого мира ничего и быть не может?

– Нет, этот мир далеко не лучший, но в наших силах сделать его таковым. Истинно говорю вам, если захочешь, чтобы гора сдвинулась, она сдвинется. Нет препятствий для духа человеческого, едино лишь для пристанища его есть…

Все были до глубины души поражены этим разительным переменам в Василии. Как он стал говорить, какой взгляд, какие жесты… Нечеловеческое всё какое-то, всевластное.

Если бы он ещё вчера вот так бы встал на ящик и начал говорить о том, как надо жить, его просто бы засмеяли, а сейчас все стоят и слушают, веря каждому его слову. Даже Санёк с Михалычем прислушивались. Они слушают, и выражение их глаз меняется; одна часть их существа начинает стремительно расти, вытесняя другую, досель практически неразделимо властвующую. Всё в них копошится, противится, но не могут люди не прислушиваться, по крайней мере, большинство.

– И что же нам делать, о, Василий? – Владимир Алексеевич издевался. – Как теперь жить?

– Надо жить, слушая сердце, слушая душу, а не желудок. Почему вы набиваете желудок, а сердце оставляете голодным? Прислушайтесь, слышите, как оно хочет есть? Пожалейте его.

– Но я не чувствую, чтобы у меня урчало в сердце, – засмеялся Владимир Алексеевич и посмотрел по сторонам, но никто не поддержал его смеха.

– Потому что ты большинство, ты чувствуешь только свою материальную составляющую. Учитесь чувствовать не телом, но душою и многое тогда в вашей жизни изменится.

– Жаль не в лучшую сторону. А если я…– опять начал было Владимир Алексеевич.

Василий опустил глаза и покачал головой.

– Хватит вопросов. Какой смысл убеждать волка в том, что он должен питаться травой? Вера в эту жизнь у тебя уже неискоренима, ты умер.

Владимир Алексеевич встретился взглядом с Василием, и по его коже побежали мурашки. Он как-то аляповато махнул рукой и, развернувшись, не спеша пошёл на улицу, не сказав больше ни слова.

Василий несколько секунд провожал его взглядом, но вскоре вновь начал учить.

Да, встреча двух стихий в уверенном существе Владимира Алексеевича повергла его самосознание в некое замешательство. Он весь вечер сидел в машине и думал о сказанном Василием. Всё было в смятении, в хаосе, одна мысль легко опровергала другую, на место которой тут же становилась новая. Но через два часа ему позвонили и сказали, что пришла очень неплохая и дешёвая партия товара, после чего Владимир Алексеевич решил, что хватит маяться дурью, и немедля жестоко подавил ростки.

– Ты видел это?– спросил Пётр, почёсывая бороду.

– Да, для первого раза неплохо. Главное, что он всё понял и принял это.

– А по-моему, даже слишком высокомерно, с людьми надо быть проще.

– А ты что хотел? Он же не каждый день такие проповеди читал, первый раз всё-таки.

– Да, первый раз.

– Посмотрим, что дальше будет.

– Я боюсь, как бы он не возгордился и не зачерствел, тогда конец.

– Ну почему ты такой пессимист? Чуть что, так сразу конец.

– Почему же пессимист? Я реалист. Надо реально смотреть на вещи, тогда всё будет просто и понятно.

– Что будет просто и понятно? Отношение к жизни, мир, или что-то там ещё? Ничего не будет проще, как раз-таки наоборот всё будет только сложнее, то есть хуже.

– Это ещё почему?

– Если быть реалистом или пессимистом, что в принципе одно и то же, то это значит жить по-настоящему, без лишних желаний, без мечтаний. А разве без этого можно жить нормально? Или даже можно ли жить вообще?

– По-твоему только оптимисты могут мечтать?

– Конечно, нет. И реалисты-пессимисты тоже могут, но им это не надо. Зачем копаться в мыслях, которые только расстраивают? Зачем мечтать, если думаешь, что это всё равно не сбудется? Если бы Христофор Колумб был реалистом, то он бы не открыл Америку.

– Как ты говоришь, так получается, что мы все оптимисты.

– Крайностей не бывает, но по большей части мы все именно оптимисты.

– Чушь ты какую-то несёшь. Настоящими оптимистами могут быть только животные, ибо они не знают даже того, что умрут, а если знаешь хотя бы это, то ты уже не оптимист.

– Ну, это само собой.

– А что ж ты тогда?

– В конце концов, прекрати вдаваться в такую страшную метафизику, все понятия надо принимать усреднёнными, только тогда размышления будут похожи на правду.

– Понятия обозначают крайности, в мыслях нет понятия среднего. Как можно думать усреднёно о крайностях?

– На Земле люди трактаты таким образом писали.

– Ну, в принципе от этого никуда не денешься.

– Ну и что тогда об этом вообще говорить?

– Лучше хоть как-то сказать, чем не сказать ничего.

– «Всё половинчатое портит целое».

– А что поделать, если нет целого?

– Ничего.

– Лучше уж хоть что-то, чем ничего.

– Одни слова. И твою и мою точку зрения можно опровергнуть в течение десяти минут.

– Ну и что? А говорить-то хочется.

– В этом-то всё и дело!..

В дверь постучали.

– Войдите, – скомандовал Павел.

В дверях показалась очаровательная секретарша и еле слышно сказала:

– Пришёл список претендентов на вакансии, вам приносить?

– Неси.

Секретарша кивнула и удалилась.

– А на счёт Василия – это ты зря, ты слишком всё преувеличиваешь.

– Ну, хорошо, может быть.

– Дурацкая у тебя привычка…

– Всё, я уже молчу, – Пётр не любил, когда его начинали критиковать.

– Ладно, ладно.

Павел развалился в кресле и стал ждать секретаршу со списком.

Василий уже почти полчаса сидел на кухне, не проронив за это время ни единого слова.

– Что-то с тобой сегодня не то, Вася, не приболел ли ты? – Мария Юрьевна закончила переворачивать блины и тоже села за стол.

– Я теперь мессия, – как ни в чём небывало ответил Василий и посмотрел на мать, которая в свою очередь недоумённо уставилась на него.

– Ох-ох-ох, завтра же идём к врачу.

Василий всё так же пристально смотрел на неё.

– У тебя сейчас опять болит голова, я вижу. Всё, больше она у тебя болеть не будет, и валидол больше не пей, он тебе не нужен.

– Чего?

– Чувствуешь, как ровно и уверенно стало биться сердце?

Мария Юрьевна вытерла руки и, почувствовав, что в ней действительно что-то начало меняться, набожно перекрестилась.

– С-сынок… Неужели правда?

– Ты же чувствуешь, что да. Верь сердцу.

Она покачала головой и, окончательно поверив, улыбнулась Василию.

– Ух ты, – обрадовалась она. – Это какие же теперь деньги можно заработать? Ты станешь миллионером!

Василий испуганно посмотрел на неё.

– Мама, о чём ты? Как ты можешь так говорить? Причём тут деньги?

– А что такого?

– Этот великий дар дан мне не для того, чтобы я деньги зарабатывал. Я должен наставлять людей на правильный путь, должен помогать в их горе…

Мария Юрьевна вздохнула и грустно опустила голову.

– Я уж было обрадовалась, что ты нормальным человеком станешь, а, оказывается, ты ещё больше чокнулся. Деньги тебе сами в руки плывут, только греби. Можно ведь людям и за деньги помогать, кто хочет жить, тот заплатит.

– Если я начну брать деньги, то моё животное начало начнёт усиливаться, а его очень трудно остановить, тогда оно рано или поздно захватит меня целиком, и я лишусь этого дара, а этот дар бесценен, как бесценно всё человечество.

– Да что тебе человечество? Ты хочешь его исправить? Зачем тебе эта кучка безмозглого мяса? О себе надо думать.

– Ты называешь человека безмозглым мясом?

– Я имею в виду толпу, а не конкретную личность. Человек звучит гордо, толпа звучит ничтожно. Стадо оно и есть стадо, будь то хоть коровы, хоть овцы, хоть люди, суть одна.

– Но именно людей я и хочу изменить, а не конкретного человека.

– Нельзя, исправив десять человек, исправить толпу в сотню человек, скорее наоборот исправят тех несчастных отщепенцев. Ничего ты не изменишь, это же ясно, как божий день.

– Иисус изменил мир, и я изменю.

– Иисус изменял тысячи, а не миллиарды, да и то, что толку? Только другому Богу стали молиться, а как скотами были, так скотами и остались.

– Если даже на примере одного человека толпа не будет меняться, то я буду изменять сознание толпы. Толпа просто перейдёт на новую ступень.

– Да что ты такое говоришь? – возмутилась Мария Юрьевна. – Нельзя изменить толпу кардинальным образом, таким, каким хочешь изменить ты, нельзя. Развитие людей непрерывно, не может быть никаких скачков и ступеней. Вот человек, например, только тогда может принять идею, когда он ею проникнется, когда он её переживёт, а у толпы нет мозгов, она не может что-либо осознать и принять, она может только переварить всё то, что мешает её спокойному существованию.

– Ничего ты не понимаешь.

– Это ты…

– Если изменить десятерых, то каждый из них изменит ещё десятерых и так будет до тех пор, пока не изменятся все.

– Ты не учитываешь того, что с каждым новым человеком вера уменьшается, по причине удалённости от источника. Так что, если первый изменит десятерых, то пятый уже одного, а шестой, так и вовсе ничегошеньки не изменит.

Василий удручённо покачал головой.

– Неужели ты так прогнила?

Мария Юрьевна не обиделась.

– Эх, Вася, Вася, ничего-то ты не понимаешь. Ничего не изменится, только загубишь ты себя.

– Изменится.

– Меня бы хоть пожалел, сил моих больше нет в этой нищете жить.

– Мама, не надо.

– Ну что значит не надо? Думаешь, мне легко?

– Мы не голодаем и это главное. О сердце подумай, оно нищенствует.

– Я уже давно сложилась, меня не изменишь, – Мария Юрьевна вздохнула и, помолчав секунду, добавила. – Совсем ты свою мать не жалеешь. Ладно, ешь блины, а то остынут.

На следующее утро Василий двинулся в путь.

Глава 3

Василий уже почти два месяца ходил по стране, исцеляя людей и проповедуя новую веру. Теперь он был не один, месяц назад у него появился ученик, звали которого Иван. Был он лет на пять моложе Василия, однако ж и лицом, и телосложением они были очень похожи. До встречи с Василием Иван учился в университете, но, проникнувшись новой верой, забросил это дело и пошёл за Учителем.

Жить им сейчас было довольно трудно. Денег никогда не было, ели они только то, что дадут и спали там, где застала их ночь, ну или в лучшем случае у добрых приютивших их людей. Весть о новом пророке облетела все окрестные области в течение двух недель, но Василий, просясь к кому-то на ночлег, никогда не говорил, кто он. Лишь на следующий день он начинал учить и исцелять, и только тогда все узнавали, кто он есть на самом деле.