Королевство Краеугольного Камня. Книга 4. Отвага

Original title: Les adieux (Le Royaume de Pierre d'Angle, Vol. 4)

© 2019, Pascale Quiviger

Published by arrangement with Agence littéraire Astier-Pécher

ALL RIGHTS RESERVED

© Кожевникова Е. Л., перевод, 2022

© Издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Самокат», 2024

1

«Милая моя Эма, если ты читаешь это письмо, значит, ты жива, а я простился с жизнью. Я обещал тебе счастливое королевство и не выполнил обещания, прости меня!»

У Манфреда заболел живот. Его обожгло пронизывающим холодом. Раньше он ничего не чувствовал, поскольку был занят – руководил уборкой Тронной залы. Столы уже разобрали, козлы сложили, стулья выстроили вдоль стен, пол вымели, вымыли, натерли воском. Торт высотой в пять этажей отправился обратно на кухню со всеми сахарными розами и влюбленной парой из марципана. Какой ужасный вечер! Невеста рыдала на плече у матери, жених бесследно исчез, гости разбежались, король с королевой… А где, собственно, их величества?

Как же больно… Озноб или жар? Печень или сердце? Манфред отступил на шаг. За окном снежные хлопья заслоняли черноту ночи. Он положил руку на грудь, ощупал ливрею, услышал шорох бумаги и понял: печень и сердце в порядке. Это письмо причиняло боль.

Так уж случилось, что Манфред первым узнал о смерти короля.

Едва занялась заря, неподалеку от столицы паромщик с сыном как обычно по утрам вышли к переправе. Землю покрывал снег, над рекою Верной клубился туман. Странная тишина нависла над берегами, даже вода бежала бесшумно. Когда багор уперся во что-то твердое, паромщик решил, что это ствол дерева, и оттолкнул его, чтобы не мешал.

– Черт возьми! Александр, взгляни-ка!

Мертвец плыл лицом вниз.

Они втащили утопленника на паром. Руки скрещены на груди. Золоченая перевязь стягивала раздутое речной водой тело. В широко раскрытых глазах застыло детское изумление. Светлые волосы, шрам, пуговицы-лисички, роскошный наряд, хотя кое-где и порванный…

– Загрызи меня собака, это же сам король!

Да. Король. А в горле у него наконечник стрелы.

Паромщик, вовсе не дурак, вернулся, высадил сына и велел ему: «Беги домой, ложись в постель, будто вообще никуда не выходил, и никому никогда не говори о том, что видел. Запомни: никому и никогда, Александр»

Потом доплыл до другого берега, где его уже ждал возчик с телегой. Вместо того чтобы переправить его, паромщик спросил, можно ли нанять телегу.

– Кого везти?

– Да вот его.

Крестьянин взглянул на мертвеца.

– Бог ты мой, вот он где, бедолага. А они уж там обыскались…

Он указал на силуэты, что двигались в тумане вдоль всего берега вплоть до излучины. Шли медленно, низко склонившись к воде.

– Хочу отвезти его в замок, – сказал паромщик.

– Я тебя провожу.

– Тебе бы лучше остаться.

– Телега-то моя.

– А король мой.

– И мой тоже.

– Пораскинь мозгами, тупая башка! У него стрела в горле. Дело скверное. Тебе лучше позабыть обо всем, что видел.

– А как же телега?

– Если не вернусь к полудню, заберешь мой паром. Продашь. Он стоит не меньше твоей телеги.

Вдвоем они уложили утопленника под брезент, потом возчик уселся на причале, свесив ноги вниз. Теперь и он сообразил, что в такие дела лучше не впутываться. Туман-шалопут потихоньку припустил наутек, и прибрежные тени при свете разгоравшегося дня обозначились гораздо отчетливей. Телега задребезжала, трогаясь в путь.

Лошаденка вся в струпьях тащилась еле-еле, рывками выдирая из грязи тележные колеса. Не успел паромщик отъехать от пристани, как из тумана вынырнула фигура, преградила дорогу и приказала остановиться.

– Эй, возчик! Едешь с Верной?

– Ну да.

– И куда же?

– В замок.

– Что везешь?

– Поклажу.

Незнакомец оказался крайне любознательным. Нарядный, молодой, красивый и все равно пренеприятный на вид.

– Можно взглянуть?

Не дожидаясь разрешения, он приподнял брезент и тут же опустил опять.

– Кто еще его видел?

– Никто.

– Уверен?

– Клянусь.

Молодой человек на секунду задумался. Кивнул на разбитую телегу, на жалкую, едва живую лошадь.

– Новая телега тебе бы не помешала.

– Телега-то…

– Новая телега и лошадь в придачу взамен твоей находки. При одном условии: ты знать ничего не знаешь. Договорились?

Паромщика прошиб холодный пот. Все происходило именно так, как он себе представлял. Может, лучше было оставить короля в покое, пускай плывет себе дальше лицом вниз… Нет, оставить своего короля?! С травой в волосах, с водорослями между пальцев, чтобы плыл к морю, как жалкая рыбешка… Ни за что!

– Договорились? – еще раз спросил незнакомец.

– Договорились! Договорились! – заорал паромщик. – Значит, я понятия не имею, что моему королю вонзили стрелу в горло! Понятия не имею, что его брат – самый меткий стрелок в королевстве! Ты так думаешь? Ты это хочешь сказать?

– Вздор несешь, еще попадешь в беду! Глупый невежда! Позволь просветить тебя: король утонул. Он погиб от руки своего советника, капитана Лебеля. И в эту минуту все, не щадя сил, ищут виновного. Ну, так как насчет новой телеги? Может, ты передумал?

У паромщика только и богатства было, что старый паром да чуткая совесть. Расстаться с паромом он мог бы запросто, а вот с совестью – никогда! Незнакомец считал его возчиком, оно и к лучшему: семью не тронут.

– Нет, не передумал.

– Ладно. Тем хуже для тебя.

Молодой человек поглядел в сторону берега. Ему бы следовало оповестить всех, чтобы прекратили поиски, но ведь теперь он мог приписать главную заслугу себе одному!

– Позволишь? – спросил он, сел рядом и забрал у паромщика вожжи. – Я все улажу.

– Вам-то что за дело?

Темноволосый красавчик улыбнулся совсем неуместно и как-то зловеще. В голосе зазвучал металл:

– Да потому, что твоя поклажа – мой двоюродный братец.

Час спустя паромщик, заключенный в темницу, услышал звон колоколов с самой высокой башни. Звонили и накануне, поднимая ложную тревогу, заставляя Тибо поспешить к пещере Френель. Король не подозревал, что смерть настигнет его там, где он чаял спасения. Мерные удары, перебор, снова мерные удары, мрачный нескончаемый гул: «Король умер». На этот раз колокола не лгали.

Жакар трудился не один год, чтобы услыхать этот звон. При первом ударе он появился невесть откуда. Никого не предупредил. Никто не заметил даже, как брат короля подъехал к замку. Внезапно он был уже здесь. Изнуренный, обросший бородой, с кровоточащей раной, в одиночестве медленно поднимался по парадной лестнице. С невыразимым смирением постучался, подождал, пока ему откроют, вытер ноги перед тем, как войти. Так закончилось его бесконечное ожидание. В трубы не трубили, в барабаны не били. Словно событие застигло его врасплох, да и не имело к нему ни малейшего отношения. Если б не колокола, ноги б его в замке не было.

На самом деле он все рассчитал до тонкости. Боясь не уцелеть в кровавой битве, Жакар не пожелал вступать в бой с телохранителями Тибо. Ему нужен был он один, без охраны, и хватило одной стрелы, чтобы уничтожить препятствие, отделяющее бродягу-изгнанника от трона. Испытания и неудачи не сломили Жакара. Его неизменно поддерживала гордыня. Когда Тибо приплыл на «Изабелле» и лишил его трона, он втайне дал клятву, что вернет себе корону и уничтожит брата собственными руками.

В тот вечер, когда они вступили в поединок, он надеялся, что его час настал. Борьба оказалась жестокой, он проиграл, но не сдался, решимость только окрепла. Да, собственными руками, и никак иначе. Несколько недель Тибо не выходил из красного кабинета, все искал средство выманить Жакара из убежища. Тот тоже готовил ловушку для короля, укрывшись в замке своего могучего покровителя. Когда повсюду объявили о бракосочетании Гийома Лебеля, Жакар решил, что удача ему улыбнулась. На торжестве должны присутствовать все важные персоны, советницы и советники короля. Из пяти провинций прибудет множество влиятельных лиц. Лучшие умы королевства соберутся в одно время в одном месте. Весь остров останется без защиты и помощи. Нежданный дар судьбы! Теперь Жакар всего лишь отправит нескольких подручных в замок в качестве гостей и разошлет свои отряды во все провинции. Подкупить главу стражи Ланселота Бове, сына учителя фехтования, не составило труда. Отныне стражники беспрекословно повиновались предателю, не понимая, кому служат, и Жакар незаметно захватил все ключевые позиции. План осуществился по условному сигналу: звон колоколов, ложная тревога.

Услышав набат, Тибо мог, как обычно, поспешить на помощь или остаться в Тронной зале. Стоило ему выйти из замка, его бы схватили и доставили к Жакару. Но из-за постоянных угроз Лисандру Тибо едва ли покинет мальчика. Жакару больше нравилось такое развитие событий, он к нему тщательно подготовился. Бенуа завлечет короля в отдаленный покой, в то время как подставные гости никого не выпустят из Тронной залы. В любом случае стрела настигла бы Тибо. Безжалостно. Неизбежно.

Жакар прекрасно понимал, что рискует всем. Чтобы победить, он должен сбросить маску. Но если он выдаст себя и не победит, то не сумеет вновь ускользнуть, как ускользал уже трижды. Сначала затаился в подземелье Северного крыла во дворце, потом убедил всех, будто отправился в изгнание в Ламот, и наконец спрятался в пещере среди скал на пике Забвения… Он слишком часто испытывал судьбу. На свадебном пиру станет ясно, что ему суждено: корона или заточение.

Зазвонили колокола, а Тибо повел себя совершенно непредсказуемо. Не поспешил на призыв и не остался в Тронной зале. Он отправился в пещеру Френель, спутал все карты Жакару и едва не спасся от гибели. И все-таки одно обстоятельство подписало ему смертный приговор: на беду, природа снабдила Бенуа цепкой памятью и сообразительностью, хотя по нему и не скажешь. Поэтому он догадался, где находится убежище короля, когда Лебель по роковой случайности доверчиво показал ему рисунок. Пещеру Бенуа запомнил еще с тех пор, как сопровождал Тибо, пожелавшего навестить адмирала Дорека. Он знал и подземный ход возле королевского водохранилища, потому что Овид, смертельно боявшийся призраков, уговорил его пойти вместе с ним, чтобы отнести в пещеру разные примечательные вещи: одежду, одеяла, съестные припасы.

Увидев, что король вместе с Эмой и Лисандром покинул Тронную залу, Бенуа не растерялся. Он знал, что Жакар прятался в порту, и немедленно известил его. Затем от избытка усердия по собственному почину пустил воду в подземный ход. Жакар прискакал ко рву, но обнаружил не труп, а кровавый след. Стикс привел его по следу к пещере Френель. Поединок состоялся. Жакар победил.

Нельзя сказать, что он совсем не пострадал. Клинок Тибо прошел в сантиметре от сердца. Лезвие вонзилось между ребер, повредило мускулы и нерв, так что одна рука отнялась. Жесточайшая боль помешала Жакару осмотреть пещеру. Игорь мчался как ветер и мигом доставил его в порт. Доктор Рикар осмотрел Жакара вопреки непрерывному потоку злобной брани. Но Жакар, хоть и ругался, был счастлив как никогда. Поскорей бы нашли покойника, вот тогда он станет королем!

На рассвете в небывалой тишине, что нависла над островом, он был вознагражден за долгое ожидание. Провидение послало ему не только мертвое тело, но и таинственное исчезновение капитана Лебеля, которого отныне можно было обвинить в убийстве короля. Гийом Лебель виновен, раз сбежал! Жакар не заслуживал стольких милостей, он это отлично знал, однако принял подарок охотно.

2

Бенуа вступил в новую эпоху с сильнейшим насморком. Великую судьбоносную ночь, которая только что завершилась, он провел связанным в кладовой. Там он услышал похоронный звон и теперь гадал, что происходило на кухне. Марта гневно кричала, Сабина рыдала, поварята робко выстроились у стены по приказу подручных Жакара. А он, Бенуа, главный рычаг переворота, будущий камергер, по-прежнему дрожал от холода в нижнем белье, ведь никто и не подумал его освободить! Здесь Бенуа случайно обнаружил сомелье, когда заглянул в кладовую за бутылкой, собираясь утопить горе в вине.

Бенуа оделся и распрямил, как мог, свои крутые локоны, прежде чем отправился к принцу и напомнил ему о себе. Он долго искал Жакара и наконец нашел его в канцелярии, расположенной в конце раскаленного, ярко освещенного коридора, хотя снаружи хмурое солнце едва пробивалось сквозь облака. В замке повсюду пылали факелы, факелы, факелы, словно огонь стал его безраздельным хозяином. Один Бенуа обливался холодным потом, чувствуя, что забитый соплями нос сейчас лопнет.

Охранник провел его в пустую комнату, где Жакар беседовал с человеком, одетым с головы до ног в бархат. Бенуа заметил холеную бородку и колючий взгляд.

– А, Бенуа, – небрежно проронил принц, – познакомься с господином Инферналем, моим канцлером. Инферналь, это Бенуа.

Холеный растянул в притворной улыбке губы, слуга поклонился, пес оскалил желтые клыки.

– Бенуа, взгляни-ка на эти голые стены! Ха-ха! Покажите мне канцелярию, и я скажу, каков король.

Издевательски усмехаясь, Жакар взмахнул здоровой рукой. Следуя взглядом за ней, Бенуа обнаружил прежнего канцлера, назначенного Тибо, тот жался в углу, еще более жалкий, невзрачный и мрачный, чем всегда. Как же ему не хотелось открывать королевскую сокровищницу перед Жакаром!

Вечно воюющие северные страны, боясь грабежей, издавна доверяли свои богатства королевству Краеугольного Камня, незыблемо хранящему нейтралитет. Королевство взимало с них дань, исходя из ценности залога. Эти деньги шли на всевозможные нужды острова. Прежний канцлер смертельно боялся Жакара: тот запустит обе руки в сокровищницу, все разорит и растратит, а потом бедному острову придется воевать со всеми обиженными закладчиками. Как только Жакар узнает тайну замка, королевство окажется в опасности. В сокровищнице хранилась корона с гранатами. Что, если Жакар сразу наденет ее, безо всяких церемоний?

Принц упрямо задавал один и тот же вопрос:

– Где проклятый ключ, черт возьми?!

– Не знаю, ваше высочество, – лепетал канцлер, причем не кривил душой.

Жакар уперся носом в тройную дверь.

– Не вижу скважины!

– Я тоже, ваше высочество.

В самом деле, скважина-невидимка. Тибо очень веселился, когда наладил потайной механизм. Резьба на двери изображала цветущую вишню, а под ней пастушку с упитанными барашками. Дернешь пастушку за оборку чепца – появится ручка. Крутанешь ручку – самый толстый барашек сдвинется с места, и вот она, скважина. Однако на что нужна скважина, если нет ключа? Найти ключ помог бы королевский скипетр, что лежал в тайнике в другой комнате, а где именно, знал лишь сам король и его преемник. Скипетр, эбеновый жезл с нефритовой лисичкой. Так вот, чтобы обнаружить ключ, следовало отвинтить лисичку.

Но на этом хитрости не кончались. Чтобы запереть сокровищницу, ключ надо было повернуть три раза, а еще набрать единицу и два нуля под юбкой пастушки и заблокировать замок. В вихре предсвадебных хлопот Тибо сказал канцлеру: «Закрывайте сами, не забудьте: «сто» его блокирует. Смотрите не застряньте внутри, не то пир пропустите». А разблокировать замок невозможно, если не ткнуть в глаз самого маленького барашка иголкой или зубочисткой.

Бедняга канцлер никак не мог припомнить главного: иголкой или зубочисткой? Нет, проблема не в том. Жакар прекрасно знал, где находился скипетр. Отец, умирая, открыл ему эту тайну. Но не знал, что в скипетре ключ. Канцлер знал, что ключ в скипетре, но не знал, где тот спрятан. Поэтому корчился в углу и дрожал. У него побелел кончик носа, под глазами залегли черные тени. Стикс угрожающе капал слюной ему на ботинки, Жакар едва удерживался от желания задушить бесполезного ослушника. Появление простуженного запыхавшегося Бенуа стало для бедняги канцлера передышкой.

– Так что тебе понадобилось, Бенуа? – раздраженно бросил принц.

Бенуа выпрямился. Он рассчитывал на благодарность, торжественное награждение, а получил недовольство и пренебрежение. Грустный факт: Жакар, хоть и обязан ему троном, ценить и уважать его не научился. Бенуа все же выдавил приготовленную заранее фразу, немного приправленную насморком:

– Принц, я пришел к вам за распоряжениями, если будет на то ваша добрая воля.

Бенуа очень хотелось добавить, что он немедленно избавил бы благородное лицо принца от плебейской щетины, но он удержался.

– Действуйте по вашему усмотрению, камергер, – ответил Жакар, желая избавиться от него как можно скорей. – Да, кстати, обрядите сначала покойника.

«Обрядить покойника?» Хорошо! «Камергер?» Наконец-то! Отныне он отвечал за королевские покои и управлял – почему бы и нет? – всей прислугой в замке! Бенуа поспешил в другое крыло, позабыв про все свои немощи. Прежде чем обряжать Тибо, ему тоже хотелось свергнуть кое-кого с трона. Секунды не прошло, как Манфред передал ему связку ключей – знак всемогущества – и оказался сам в кладовой, связанный, посреди банок и бочонков. Та же кладовка, та же веревка, тоже в одном нижнем белье, однако Манфред и в унижении сохранил былую элегантность и обошелся без капли на носу.

Внешне сохранял невозмутимость и отстраненность, хотя внутри буквально кипел от ярости и чувства несправедливости. Всю свою жизнь он неукоснительно поддерживал порядок, свято чтил этикет – и вот на старости лет стал жертвой гнусной интриги. Манфред поклялся, что отныне станет подчиняться только своим законам и останется верен лишь себе самому, то есть превратится в образцового повстанца: сдержанного, аскетичного, неподкупного. Прошлой ночью он получил от Шарля запасную связку ключей и зарыл за беседкой в парке. Он был убежден, что Бенуа, сам того не замечая, вернет ему власть. Простофиля станет умолять о помощи, взвалив на плечи непосильный груз обязанностей. «Как кого из слуг зовут? Какой ключ открывает какую дверь?» Что ж, Манфред всегда готов помочь, обращайтесь!

Долго ждать не пришлось. Через десять минут Бенуа постучался в дверь кладовой, как стучат в дверь частной квартиры.

– Входи.

– Погребальные свечи, Манфред, куда ты их задевал?

– Бенуа! – торжественно провозгласил Манфред, с трудом сдерживая дрожь негодования. – Поручи кому-нибудь другому заняться Траурным покоем!

– Не могу. Где погребальные свечи?

– В ящичке с погребальными свечами в Траурном покое, рядом с погребальными пеленами.

Бенуа хлопнул дверью. Еще через четверть часа:

– Где галстук-лавальер для покойного?

– Покойный никогда не носил галстуков-лавальеров.

– Где жабо?

– Покойный ненавидел жабо.

– Надо же. А какие монеты положить ему на глаза?

– Глаза у него открыты?

– Да.

Манфред хотел сам заглянуть в глаза Тибо и понять, что они выражали перед смертью. Сам заняться им, совершить омовение, облачить в погребальные одежды, как совсем недавно облачал Альберика и Клемана. Он хотел попрощаться с королем как камергер и как друг.

– Самые тяжелые монеты, – кратко ответил он.

Бенуа хлопнул дверью. Прошло еще четверть часа.

– Кто будет служить погребальную службу?

– Священник, который вчера венчал.

– А кого мне поставить при гардеробе будущего короля?

– Лего.

– Лего?

– Именно.

– Почему?

– Он самый лучший.

На самом деле худшей кандидатуры не придумать.

Так прошло утро. Полуодетый Манфред дирижировал из кладовки всеми приготовлениями. За несколько часов, словно бы ни в чем не участвуя, он устроил так, чтобы Жакара обслуживали слуги-недотепы. Еду они принесут холодной, огонь в камине не разведут, лампы заправят так, что те будут коптить и плеваться маслом, наполняя чернильницы, разольют чернила повсюду. Обрядят принца в короткие брюки и длиннющую рубаху, натянут ему на ноги нечищеные сапоги с дырой на подошве. Бенуа никогда не удостаивал вниманием своих коллег, он понятия не имел об их характерах и особенностях. Ему даже в голову не пришло, что все его услуги Жакару окажутся медвежьими.

А как смеялись над ним на кухне, когда он снова и снова стучался в дверь кладовой! Марта кричала, чтобы прихватил корнишоны, а Сабина просила репы. Никакого уважения, ситуация вышла из-под контроля! Вот почему к часу дня Манфреда освободили и назначили «консультантом», так что он смог обосноваться в столовой вольных ремесел и управлять по-прежнему.

3

На целый день природа погрузилась в глубокую тишину. Светилась земля, одетая белым снегом, странные зеленые отсветы играли в небе. Ни ветерка. Только деревья Гиблого леса слегка качались, будто баюкали маленькую девочку, которая никогда больше не увидит папу…

Эма ходила взад и вперед по белому будуару. Люди Жакара привезли ее во дворец ночью и не сказали ни слова о Тибо. Когда Тибо упал в Заячий водопад, она прыгнула вслед за ним, и Лисандр тоже. Ледяная кипящая вода тащила их от омута к омуту, пока не вынесла на плес: Верная текла тихо-тихо между низких поросших травой берегов. У Лисандра зуб на зуб не попадал. Тибо они так и не нашли. Король остался позади, зацепился за корень и не мог сдвинуться с места, пока течение не оторвало ему рукав. И капитана не было видно. Прыгнул он за ними или нет? Лисандр и Эма не могли ни ждать, ни искать, только плыли среди полей по направлению к пещере Френель. Стоило им выбраться на берег и подняться на холм, поджидавшие стражники схватили их мгновенно. Эма и Лисандр успели только обменяться красноречивыми взглядами, в которых все сироты мира ясно прочли бы: «Все кончено. Отныне мы никому не нужны».

И вот теперь Эма мерила шагами будуар, как прежде здесь шагал Тибо. Клинок Феликса ранил ее в ногу, но ходьба – лучшее средство не сдаваться и не падать духом. Время от времени она с яростью швыряла полено в камин и, глядя на взвившийся сноп искр, честила Тибо всеми мыслимыми ругательствами.

Как он смел бросить ее одну на этом проклятом острове, в этом гнилом королевстве?!

У дверей стояла стража. Она снова в тюрьме? Невыносимо! Эма чувствовала: к ней возвращалась одержимость бегством. Бежать, бежать, бежать! Только одно слово стучало в мозгу. Но куда? Как?

Загорелось очередное полено и наполнило будуар дымом, в эту минуту здоровенный крестьянин с красными ручищами принес ей еду и посоветовал переодеться в черное. Обильная еда выглядела аппетитно, но Эма решила к ней не прикасаться. И тут же одумалась: нужны силы. Собственная отвага – ее единственное спасение: отвага в поступках, отвага в решениях. Но если тело ослабло, какие уж тут решения и поступки? Эма съела яйцо. А потом, по давней привычке, спрятала хлеб, сыр и кусок курицы, увязав запас в одну из нижних юбок. Уже готовилась в дальний путь.

Потом направилась в гардеробную. В черное? Нет! В ярко-красное! В этом платье она была, когда «Изабелла» бросила якорь. Эма искала перчатки, браслеты, ленты… Но всё, чем она могла закрыть шрамы на руках, кто-то спрятал. Неважно! Королева умерла вместе с королем. Взглянув в зеркало, она едва себя узнала: злобная, упрямая, недоверчивая. И все же это она. До тех пор пока Тибо не приручил ее, она была именно такой. Прошлое вторглось в настоящее и предсказывало будущее. Эма вновь возвращалась к одиночеству, от которого на время избавил ее Тибо.

Мушкетер с лицом цвета свеклы постучался в дверь.

– Я должен сопроводить вас в Траурный покой, – объявил он.

Непонятно: конвой – это почет или унижение?

Сердце Эмы оборвалось. Если открыт Траурный покой, значит, там лежит покойник. Пустынными коридорами она следовала за мушкетером. Она поверит в смерть Тибо, только если сама к нему прикоснется… Ноги отказывались идти. Свекольник вошел вместе с ней в полутемную комнату и снял шляпу. Кто-то лежал на кровати в окружении свечей… Неужели Тибо? Эма подошла и ничего не почувствовала. Не похож. На глазах монеты, волосы напомажены, камзол застегнут на все пуговицы, на шее галстук-лавальер, на ногах узкие туфли, которые он ненавидел.

– Выйди! – велела она стражнику.

– У меня приказ оставаться здесь неотлучно.

– Выйди, я сказала.

– У меня приказ оставаться здесь.

– А свои слова у тебя есть? Можешь сам о чем-нибудь подумать?

Она подтолкнула парня к двери.

– Оставь меня одну, слышишь?

– У меня приказ…

– Кто теперь отдает приказы? Кто тебе приказал остаться?!

Эма указала на Тибо, который, как ни странно, продолжал спокойно лежать, несмотря на громкий спор.

– Вот твой король! Он еще не успел остыть, а ты уже слушаешься чужих приказов! Вон отсюда! Я говорю: вон! Сейчас же! Немедленно!

Эма орала во весь голос. Перепуганный мушкетер не знал, что делать. Вообще-то она права. Как можно ей не повиноваться? До вчерашнего дня ее называли «ваше величество», кланялись ей. Смолкали, когда она проходила мимо. Почему он должен слушаться кого-то другого? Да потому, что боялся точно так же, как все вокруг.

– Убирайся – или я разобью окно, дверь, позову на помощь!

Стражник теребил шляпу с перьями. Эма схватила подсвечник с погребальной свечой, замахнулась, чтобы швырнуть ему в лицо, но тут вошел Жакар со своим псом.

– Мои соболезнования, – произнес он глухим низким голосом так бесстрастно, что это походило на искренность.

Подсвечник полетел в него. Он ловко поймал его на лету рукой в перчатке и, указав подбородком на покойного, спросил:

– Хочешь остаться с ним наедине?

Эма не ответила. Враг номер один прогуливался по дворцу как ни в чем не бывало! Куда все подевались? Все остальные люди? Что стряслось с охраной? Она казалась такой надежной! Неужели за несколько часов все перевернулось с ног на голову?

– Хочешь остаться с ним наедине?

Эма молча взглянула на Жакара. Смертельная усталость написана на его красивом лице. От него веяло силой и несгибаемой волей, такой естественной, как гроза в августе или метель в декабре.

– Даю тебе две минуты. Потом придут прощаться другие, – сказал Жакар, вернув Эме подсвечник. – Всего несколько избранных. Зрелище грустное. Не собираюсь продлевать мучение.

А как же тысячи подданных, которые захотят воздать почести Тибо? Эма хотела возразить, но Жакар опередил ее:

– Свечи уже догорают, сама видишь. Две минуты.

По традиции усопший находился в Траурном покое до тех пор, пока не догорят свечи, но эти свечи как будто обрезали на три четверти. Пламя пожирало их с необыкновенной быстротой. Жакар вытолкнул мушкетера и вышел сам. Через массивную деревянную дверь Эма услышала, как Жакар обозвал мушкетера дураком.

Две минуты она провела, держа Тибо за руку, гладила его по лицу, целовала. Она его растрепала, взъерошила волосы, как он любил. И все удивлялась, почему он не вскочит, не расстегнет камзол и не крикнет: «Как же я, черт возьми, проголодался! Кто навязал мне этот галстук? А уж проклятые туфли…» В пещере вчера было черным-черно и оглушительно шумел водопад. Тибо протянул ей руку, потом вода его утащила. Что же произошло? От чего он все-таки погиб?

Свечи горели недолго. Уже после полудня Эма бросила первую пригоршню земли в могилу Тибо. Она слышала, как комья ударились о гроб с глухим стуком. Вдовствующая королева застыла, склонившись над огромной ямой, – темнокожая в ярко-красном платье среди бледнолицых в черных. Подошла Элизабет, все еще в фате новобрачной, тоже набрала горсть земли, но никак не могла расстаться с ней, словно сжимала в ладони остаток королевства. Потом потянулись к могиле тени, обходя двух женщин, двух вдов. Какая из этих теней подтолкнула Тибо к гибели? Кто из них плакал искренне? Вопреки запретам Жакара толпа скорбящих не уместилась на кладбище, люди ждали своей очереди в Оленьем парке, в рощице у часовни, топтались в саду. Их пришло так много, что могильщику не понадобилась лопата, чтобы засыпать яму. Но Эма никого не узнавала в толпе, даже Лукаса и Мадлен. Они заговорили с ней, но она не услышала, оглушенная ревом Заячьего водопада, что бесконечно рушился в пустоту, низвергая массы воды. Один Лисандр добился того, чтобы Эма на него посмотрела.

Со вчерашнего дня их держали порознь, так что он все хорошенько обдумал, на это хватило времени. С одной стороны – смерть, с другой – вечность. Бабушка Лисандра никогда не расставалась с дедушкой; и Тибо не расстанется с Эмой. Они связаны светом, он не может совсем умереть до тех пор, пока она жива. Тибо был здесь, на собственных похоронах, его никто не видел, но он присутствовал.

– Это не конец, он не ушел, – уверенно сказал Лисандр, однако Эма осталась безучастной.

Кто-то грубо отпихнул Лисандра, пропуская Жакара. Принц последним подошел к могиле и стоял над ней долго, с наслаждением думая о кончине брата. Этот государь не чеканил монет со своим изображением, не заказывал бюстов, портретов, архитектурных шедевров, не оставил даже наследника, которому достался бы трон. Единственное наследие Тибо – уничтожение подземных ям, исчезновение пустот, ничто. После самого короткого в истории царствования он ушел, ничем себя не прославив.

Эта мысль вызвала бы у Жакара улыбку, если бы он умел улыбаться, но… Одно событие мешало ему чувствовать себя счастливым. В Траурном покое, оставшись наедине с усопшим, он ощутил, как холод сдавил затылок, словно сзади вот-вот нападут. А потом произошло необъяснимое… Жакар постарался забыть об этом, решил, что не расскажет о случившемся никому и никогда, хотя вполне осязаемые улики лежали теперь у него в кармане несомненным напоминанием. Тибо… совершил поступок. Можно сказать и так. В свойственной ему манере. Насколько покойник вообще способен действовать. И в ответ в душе принца шевельнулось давным-давно погребенное чувство, вполне невинное и в то же время опасное, его Жакар особенно пытался вытеснить во что бы то ни стало. Нелегко ему пришлось и на кладбище. Металлический холод вновь коснулся затылка, словно лезвие кинжала. Жакар напрягся как струна. Легчайший ветерок мог бы сейчас столкнуть его в могилу. Прямо над ним дрожали и переливались в небе зеленые полосы, как будто весь остров ходил ходуном. Жакар решил, что Сидра устроила в честь Тибо северное сияние – это она умела. Мысль ему не понравилась. По счастью, священник попросил поскорей завершить погребальную церемонию, и Виктория, уставшая от всхлипываний и причитаний, потащила жениха к выходу.

Эма вслед за остальными шла между могилами прямо по снегу. Не чувствовала, что промочила ноги, не замечала, как грузно ступает, как тяжела близкая ночь. Не видела северного сияния. Кто-то коснулся ее платья, взял за руку и необыкновенно осторожно вложил в покрасневшие пальцы синий конверт. Она не дала себе труда взглянуть, кто это, что там. У калитки приостановилась. Как можно уйти, если Тибо останется здесь? Повернула обратно, но толпа отнесла ее в сторону сада. Люди торопились вернуться к обычной жизни, хотя жизнь никогда уже не станет такой как прежде.

Скорбящие расходились в разные стороны, а на самой высокой башне снова зазвонили колокола, и звонари со всех концов острова поспешили ответить. Звонили во всю мочь, каждый по-своему. Неведомо, звали они на помощь к больному, на пожар, на крещение, на похороны или все это вместе. Неведомо, лгали они или плакали искренне. В одном нет сомнения: от их звона разрывалось сердце.