Читать книгу: «Мне. Ее. Нельзя», страница 2

– Надя, ну какой авторитет, смотри новостей меньше криминальных. Тоже как скажешь.

– Я за что взяла, за то и продала. А вот насчет авторитета это ты зря. Если это Игнат, а девчонка связана с ним, то я даже не знаю, что будет.

Для меня все услышанное было набором слов, сознание снова плыло, голоса становились нечеткими, но про ребра какого-то авторитета я поняла. Дальше я словно пылала, грохот, лязг железа, гул, прохлада. Снова тишина, тепло, писк прибора.

Я была одна, когда открыла глаза.

Полумрак, светлый потолок, пахнет лекарством. Снова сомкнула веки, во рту сухо, хочется пить, сглотнула без слюны, надо кого-нибудь попросить принести воды. Вторая попытка открыть глаза была лучше первой. Долго разглядывала потолок, боясь пошевелиться. На голове повязка, значит, что-то именно с ней. Вот почему такая адская боль.

На пальце датчик, в сгибе руки игла, я чувствую ее, это хорошо. Шевелю пальцами на ногах, все работает. Я не знаю, как я оказалась в таком состоянии. Что со мной случилось?

Понимаю, что открылась дверь, кто-то вошел, а когда перед моими глазами оказалось лицо женщины, я была рада ее видеть.

– Я же говорила, что ты молодец и придешь в себя. Как ты себя чувствуешь? Тошнит? Голова кружится?

Карие большие глаза, светлая кожа, на голове голубая медицинская шапочка, из-под нее выбираются темные кудри.

– Я Любовь, Любовь Эдуардовна. Как тебя зовут?

С трудом разомкнула сухие губы:

– Пить…

– Да, хорошо, сейчас, вот так, я помогу.

Женщина начала потихоньку вливать воду из шприца мне в рот, я сделала несколько глотков, попыталась приподняться, но острая боль не дала, я поморщилась.

– Ты скажешь мне свое имя? Нам нужно сообщить твоим родственникам, родителям, может быть, парню, где ты и что с тобой, они наверняка очень волнуются. При тебе не было никаких документов, даже телефона.

Имя.

Женщина хочет знать, как меня зовут.

Напрягаюсь. Становится страшно, и накрывает паника. Прибор рядом учащает свой звук. Я не помню своего имени. Я совсем ничего не помню.

Виски обжигают слезы, плачу, сердцебиение учащается. Любовь уже пропала из вида, возится рядом.

– Так, девочка, не волнуйся, все хорошо, только не волнуйся. Мы поговорим потом, а сейчас надо успокоиться.

Через минуту становится лучше, тело накрывает слабость, веки тяжелеют, я снова погружаюсь в сон, не думая ни о чем.

– Что случилось?

Голоса, я их еще слышу, кто-то зашел еще.

– Странная реакция, она пришла в сознание, попросила пить, а я всего лишь спросила ее имя, а она начала волноваться, пришлось дать немного успокоительного.

– Хорошо, пусть спит, потом поговорим.

Это последнее, что я слышу, но начинаю видеть, да так отчетливо, что все кажется реальностью.

Мужчина, он стоит ко мне спиной на фоне открытого окна и синего неба. Прямая спина, широкие плечи обтянуты темной тканью пиджака. Он волнуется, я чувствую, а сама улыбаюсь, медленно подхожу, обнимаю его сзади. В груди разливается тепло, а когда его рука накрывает мою, задерживаю дыхание.

– Я тебя просил не подкрадываться так ко мне.

Молчу, кусаю губы, знаю, что он просил. Я испытываю к этому мужчине миллион эмоций, но не знаю его имени и не помню лица.

– Ты меня слышишь? Ты слышишь, Алена?

Меня зовут Алена?

Глава 6. Игнатов

Раннее утро. Стою на крыльце клиники, курю, выпуская едкий дым в воздух. Зря, конечно, я отказался от обезболивающего, в ребрах ощущается тупая боль, корпус перемотан эластичным бинтом. Рентген показал, что перелома нет, но и трещины дают о себе знать, а еще губа разбита и костяшки пальцев содраны, но это ерунда.

Бедная дежурный врач смотрела на меня так, словно я маньяк и совсем недавно прирезал пятнадцать человек. Медсестры шептались в стороне, тоже косили в мою сторону, словно могут знать меня. Да, многие могут в городе, но мое появление в обыкновенной областной больнице вызвало удивление.

Хотя я в этом мире уже ничему не удивляюсь. Надо ехать домой, взять сумку, покидать в нее пару вещей да направиться в аэропорт. А там меня встретит жаркая страна с не менее жаркой женщиной.

Но что-то мне подсказывает: нельзя сейчас уезжать из города. Некое чутье, которому я доверяю больше всех своих помощников. Даже больше своему разуму и сердцу, которое вообще ненадежный советчик и союзник, но что-то здесь не просто так с девчонкой.

Почему ее хотели похитить и кто эти клоуны?

Дал задание Марату, чтобы все узнал, чтобы мои ребята подключили все свои связи и вычислили по камерам машину. Далеко они уйти не успели, если только не спрятались где, но и это можно легко узнать, главное – знать, где искать.

Про Барби нужно бы тоже нарыть информацию, послал Марата узнать, как там она. Он, вернувшись, пока мне перебинтовывали ребра, сказал, что ничего конкретного нет. Доктор сказал, что она все еще без сознания, на голове гематома, когда она придет в себя, никто не знает.

Хорошо, видать, она приложилась, а вроде летела недалеко. Я даже не понял, как так она оказалась на асфальте.

– Вот же сука.

Сплюнул под ноги, на душе паршиво стало, что не уберег, что позволил этим отморозкам сделать ей больно. Надо было подойти к ней, пока в баре была, спросить, может быть, ей нужна была помощь?

Блондинка на самом деле сопротивлялась, просила помощи. Вот же сука, помог, спаситель хренов. Пришел вовремя, так сказать, но все равно приложились к девочке.

Странно, странно все это, что вообще за херня творится в моем городе? Какие-то придурки похищают девушку, а она с чемоданом, вся такая из себя, расфуфыренная, а то, что не бедная, бриллианты в ушах сверкают, телефон последней модели, видно издалека.

Интересно, очень интересно.

Набрал сообщение той самой знойной женщине, с которой должен был лететь в жаркие страны, пусть едет без меня, все оплачено. Я ведь не какой-то там жлоб, чтобы пообещать бабе и не сделать. Не стал читать, что она там написала в ответ, нет на это времени, как раз Марат спускался по ступенькам, держа в руках мою выписку.

– Игнат, ты же вроде бросил курить? И вообще, тебе нельзя, вот и доктор так написал: никакого напряжения, полный покой и постельный режим.

– Где бросил, там и начал. Что там?

– Ничего, пока все тихо.

– А про Барби? Кто такая, узнал?

– Голяк полный, откуда пришла, что хотела. Ребята в бар наведались, задали пару вопросов, бармен сказал лишь то, что девушка нервничала и ждала своего парня.

– Отморозков машину пробили?

– Я дал задание, вычисляют по камерам. Ты же знаешь, за пару часов что-то узнать вероятность маленькая.

– Блять, Марат, не лечи меня, все возможно узнать за несколько минут, если приложить к этому свое желание. Разбаловал я вас всех, жиром заплыли, задницы свои оторвать не можете, только на шее сидите, ноги свесив, и вертите своими пустыми головами. Пошел, все узнал и доложил. Все, блять, не раздражай меня, и так все болит.

Кинул окурок в сторону, спустился к своему «Бентли», хорошо хоть догадались его пригнать. Но надо завязывать ездить на пижонских тачках по городу, а то мои олухи могут и пару килограммов тротила проморгать, который подложат мне под капот.

Сел за руль, но даже не тронулся с места, просто смотрел вперед, прислушиваясь к своим эмоциям и ощущениям. К внутреннему голосу, который сейчас молчал, но все равно что-то скребло на душе.

Ну нахер, не моя это забота, к черту все. Пусть Маратик узнает, кто были эти гастролеры, найдет и накажет, а я спать, сил моих больше нет. После этих приключений на старости лет не хватало еще, чтобы какие-то отморозки меня пырнули в темной подворотне заточкой и я истек кровью.

Боже мой, нет-нет, прошли те времена. Я солидный дяденька, решаю важные вопросы и слежу за порядком в этом Богом забытом городе, и сюда меня поставили непростые люди. Я не сам выдвинул свою кандидатуру на это место, получилось так, долгая история.

Но разборок мне больше не надо, как совсем недавно, когда губернатор начал борзеть и по этому поводу Шумилов и ТТ махали пистолетами. Нет, мне такие душевные проблемы и сердечные не нужны, не в том я возрасте.

Проехал по практически пустому и еще не проснувшемуся городу, зашел в свою пустую большую квартиру, кинул ключи на консоль, разулся, прошел в спальню, снимая рубашку, лег на кровать. Боль все еще отдавалась в ребрах, не скоро она пройдет, закрыл глаза, думал, посплю часа два.

Но заснул моментально, стоило только коснуться головой подушки, и перед глазами замелькали картинки одна ярче другой. Они менялись от цветных до черно-белых. Женский смех, светлые волосы, я пропускаю пряди сквозь свои пальцы.

Солнце слепит, не вижу лица девушки, но во мне столько тепла и невероятной нежности к ней, а еще страсти, которая рождается за секунды, стоит лишь только ее обнять.

Нет, ничего не понимаю. Но все очень реально.

Снова смена кадра. Уже черно-белая картинка. Ночь. Пустая трасса, большая скорость, скрип тормозов. Женский крик, выстрелы, скрежет металла.

Вздрагиваю.

Именно от этого просыпаюсь, по инерции тянусь рукой к тумбочке, где лежит пистолет, но на полпути останавливаюсь.

– Вот же блядь, что за херня?

Яркое солнце уже освещает спальню. На настенных часах три часа дня. По ощущениям спал буквально несколько минут, но оказывается, что несколько часов. Рядом на кровати зазвонил телефон, я медленно сел, держась за ребра, морщась от боли.

Да твою же мать, надо было не геройствовать, а соглашаться на укол обезбола.

– Да, Марат, говори.

– Мы нашли их.

– Прекрасно. Пусть ребята поговорят, но без фанатизма, и организуй мне встречу.

– Да без проблем, приезжай в морг.

– В смысле?

– В прямом.

– Так все плохо?

– Отдали богу душу те, кто махал руками и чуть не сломал тебе ребра. Это я называю «мгновенная карма».

– Удивительные дела.

– Да. А ты говоришь, что мы ничего не делаем.

– Жди меня.

Глава 7. Алена

– Почему ничего не ела?

– Не хочу, спасибо.

– Твоему организму неоткуда будет брать силы на восстановление.

– Хорошо.

Опускаю глаза в тарелку, ковыряюсь в каше ложкой. Я посчитала, это уже третье утро после того, как я пришла в сознание в больнице, с перебинтованной головой и жуткой болью.

Мне никто не говорит, что случилось и как я оказалась здесь, но относятся хорошо, у меня даже отдельная палата с цветами в вазе на подоконнике. Не знаю или не помню, как они называются, но красивые.

Я уже могу сидеть, но недолго, и не смотреть по сторонам, а то голова начинает кружиться. Сотрясение головного мозга, так сказал доктор, при ушибе. А вот где я так ушиблась, при каких обстоятельствах и вообще где я нахожусь, я не знаю от слов «СОВСЕМ НИЧЕГО».

Это страшно, даже страшнее, чем видеть перед глазами черноту, лишь иногда яркие непонятные картинки и звуки. Заставила себя доесть остывшую кашу, Любовь Эдуардовна права, мне нужны силы, а еще я должна все вспомнить.

Три дня одно и то же: анализы, таблетки, капельницы, осмотры. Доктора толком ничего не говорят, да я пока и не особо лезу с расспросами.

– Вот и молодец, так всегда надо. На обед принесу тебе двойную порцию.

– Хорошо, спасибо. – Откидываюсь на подушку, морщусь, прикрываю глаза.

Нет сил даже спорить с женщиной, она приходит часто, приносит еду, убирается, пожилая, добрая. Она уходит, какое-то время слушаю тишину, шум только за дверью, там больничный коридор, я видела, катали меня там на анализы.

Не понимаю, совсем ничего не понимаю и не помню.

– Доброе утро.

– Доброе. – В палату зашел доктор – мужчина в возрасте, невысокий, седой, под линзами очков умный взгляд. – Как вы себя чувствуете, девушка?

– Не знаю.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Да, это хорошо, что вы живы, что можете говорить, самостоятельно передвигаться, скоро вам совсем станет лучше, будете в клубах танцевать. Так, что у нас по свежим анализам?

Мужчина начал листать карту, внимательно читать.

– Доктор?

– Меня зовут Виктор Максимович, Баринов Виктор Максимович.

– Да, Виктор Максимович, у меня один вопрос: почему я ничего не помню? Совсем ничего, что произошло, не помню, кто я такая, даже имени у меня нет.

Чувствую, как слезы обжигают лицо, кусаю губу.

Доктор отрывается от бумаг, смотрит, молчит несколько секунд:

– Алена.

– Вы уверены, что это мое имя?

– У вас так написано в карте. Но дело сейчас не в этом.

– А в чем?

– Мозг человека очень сложный по своей структуре, вам кажется, что вы просто случайно ударились или вас толкнули. Вы получили сотрясение, мозг получил функциональные изменения. А потеря памяти – лишь одно из них. Ретроградная амнезия – это ваш случай, потеря воспоминаний, которые сформировались задолго до травмы.

– И… и это… надолго?

– Вопрос времени.

– А если это не произойдет никогда? Если я физически вылечусь, что будет дальше? Если память так и не вернется?

– Она вернется, Алена, обязательно вернется, но, как я и сказал, для этого нужно время. А сейчас главное – не волноваться, не думать о плохом, потом с вами поработают психологи, и есть люди, которые волнуются о вашем здоровье.

– Кто? Что за люди? – Я вытерла слезы, может быть, те люди знают, кто я такая.

– Очень настойчивый мужчина интересуется вашим здоровьем, каждый день это делает.

– Что за мужчина?

– Это вы у него, девушка, сами спросите, как разрешим посещение.

Доктор ушел, я осталась одна, снова не получив ответов на свои вопросы. Но должна же быть у меня фамилия, настоящее имя. Казалось, что задремала на минуту, но когда открыла глаза, было уже темно, и я была не одна, я это чувствовала.

Напряглась, прикусила губу, слишком резко поднялась, голова закружилась, тупая боль растеклась по затылку.

– М-м-м-м…

– Можешь не вставать, доктор сказал, что напрягаться нельзя.

Голос низкий, мужчина говорит, не напрягаясь, а мне любопытно, кто ко мне пришел. Устраиваюсь удобно, я могу видеть своего гостя, но в свете тусклого ночника в углу это сделать не так легко.

Он стоит рядом, рассматривая меня, чуть склонив голову. Взрослый, не могу сказать, сколько ему лет, я даже не знаю, сколько мне. Аккуратная стрижка, на лице щетина, он хмурит темные брови, губы поджаты. Черная рубашка, на запястье дорогие часы. Откуда я знаю, что они дорогие?

– Как тебя зовут?

– Может быть, вы сами представитесь?

– Хм, забавная. Точно ничего не помнишь?

– Вы из полиции?

– Нет.

– Вы тот человек, который интересовался обо мне у доктора?

– Да.

– Почему? Вы что-то знаете обо мне?

– Значит, точно ничего не помнишь? Или хорошая актриса?

У него странный взгляд, глаза светлые, в них холод, на скулах играют желваки, на шее блестит золотая цепочка. Широкая грудь, подтянутый, наглый, уверенный, хозяин жизни, но без пафоса, он не афиширует это, он такой на самом деле.

Откуда у меня такие выводы? Ничего не понимаю.

– Я бы хотела быть актрисой, но голова болит.

– Как тебя зовут?

– Не знаю, ретроградная амнезия, но зовут Аленой, мне нравится.

– Значит, Алена. И ты реально не помнишь, что было, как ты оказалась на окраине в баре и куда тебя хотели увезти?

– Что? В каком баре? Куда увезти? В каком я городе?

Накрыла паника, я точно понимала, что я не дома, но вот где именно мой дом, я не могла сказать. Но кто-то же должен обо мне волноваться, искать меня! Или нет?

– N…

Мужчина назвал город, я напряглась, но его название ни о чем не говорило. В горле встал ком, я всхлипнула, вновь заплакала, не могу так больше, не могу не знать, кто я, откуда, кто мои близкие и где они.

– Не плачь.

Мужская ладонь ложится на плечо, горячая, она обжигает кожу через больничную сорочку. Кусаю губы, глотая слезы, он заставляет меня смотреть на него, поднимая за подбородок пальцами. Моргаю, слезы текут сами собой. У него красивые глаза, тонкий аромат табака и хвои щекочет ноздри.

– Не плачь, я найду того, кто это сделал, я обещаю.

– Обещаешь?

– Да.

– И не бросишь меня?

– Нет, не брошу. Только не плачь.

Его пальцы скользят по лицу, вытирают слезы, а я задерживаю дыхание. Рядом с ним спокойно и безопасно, даже сердце начало биться чаще.

– Мне пора. Я еще приду.

– Хорошо.

Он ушел, так и не назвав своего имени. Зазвонил телефон, он даже не достал его, не ответил, встал и вышел.

Странно все. Кто этот мужчина? И почему я уверена, что он не совсем простой? Легла, вздохнула, нужно успокоиться, нужно не нервничать, все будет хорошо, он обещал.

Я верю.

Глава 8. Игнатов

– Говори, только порадуй меня, Марат.

– Так в том-то и дело, что пока нечем.

Широкими шагами иду по длинному больничному коридору, уже почти ночь, все спят, на посту у дежурного горит только лампа. Сама женщина взволнована, а вот я какого-то хера решил сам прийти и посмотреть на Барби.

Лучше бы я этого не делал.

Гнев – да, это именно он, – который я с трудом сдерживаю, рвется наружу, переполняя меня.

Как вообще можно было обидеть такое милое создание? Да, Барби, да, в чем-то и где-то глупенькая, потому что молодая, но, сука, вот так украсть, а потом наверняка неизвестно что сделать, нет, на это способны только абсолютные черти.

– Что значит нечем?

– Так это пока нечем.

– Марат, почти трое суток прошло, как мы их нашли.

Выхожу из отделения, не дожидаясь лифта, спускаюсь пешком.

– Даже опера в фильмах так быстро не работают.

– А ты хочешь пойти в полицию и повысить раскрываемость? Марат, я сейчас материться начну, очень грубо и очень долго. Вы чем занимаетесь, чаи гоняете целыми днями? Это что, инопланетяне, что на них ничего нет?

– Да все я понимаю, но ты сам видел, в каком они состоянии, там только зубы с коронками остались.

– Вот и ищите по зубам.

Отключился, уже вышел на улицу, вдохнул прохладный воздух, середина августа была прохладной и дождливой, но меня грела изнутри кипящая злость. На двух клоунов, которые хотели похитить девчонку, действительно было страшно смотреть, родная мать бы не опознала, обгорели в угли ребята.

Мы с Маратом смотрели на них несколько минут, зажимая нос, слушая веселый рассказ патологоанатома. Василий Францевич был уже немного под градусом дорогого алкоголя, вещал с задором, не вселял оптимизма.

Из рассказа было ясно, что двух мужчин возраста примерно тридцати лет сначала убили красивым выстрелом в голову, о чем говорило пулевое отверстие, после чего убиенные были облиты горючим веществом и сожжены в собственном автомобиле.

Надо бы составить фоторобот этих убиенных, которых карма настигла мгновенно, но пока все равно ничего не понятно. Получается, что я единственный свидетель, который видел похитителей Барби. Но кто-то от них избавился, так как они не выполнили задание, и сжег вместе с машиной и вещами девушки. Все сгорело дотла, как говорится, ни документов, ни телефона, ни вещей, а у пострадавшей нет памяти.

Выкурил сигарету, наблюдая, как «скорая» привезла очередного больного, надо бы сказать экономистам, чтобы придумали какую программу, да денег дать на ремонт и оборудование.

А девочка меня поразила, даже не помню, что я ей там пообещал – звезду с неба или свою душу? Ах да, найти того, кто это сделал с ней. Вот нашел, что дальше, Игнат? Но это только исполнители, должен быть заказчик, а еще его мотивы. Вот эта задача сложнее, потому что Барби потеряла память.

Все было бы гораздо проще, если бы она все поняла, рассказала, куда и к кому приехала или откуда сбежала. Марат бы ее доставил в руки папаши непутевого, ведь наверняка без присмотра дитя свое оставил, а оно вляпалось в дерьмо.

Днем разговаривал с доктором, мужик суровый, но говорил все по делу и подтвердил, что девочка ничего не помнит, но здоровью ее ничего не угрожает. Но тут возникает вопрос: не врет ли Барби? Она может умело притворяться, иметь какую-то свою выгоду или просто молчать из-за страха перед кем-то или чем-то.

А если это все умелый план, чтобы подобраться ко мне? Ну, это уже совсем паранойя, совсем уже темные мысли. Да и врагов вроде у меня нет… или я так только думаю?

Сел за руль, пришлось оставить «бентли» в гараже, пересесть на «гелендваген», по приказу Марата за мной следует охрана, которая мне на хер не нужна. Полупустые улицы города я люблю, нет суеты и пробок, горят фонари, едешь и ни о чем не думаешь.

Это напоминает мне прошлые времена, когда я был просто Александром Игнатовым, когда имел много планов на жизнь, даже мечтал завести семью и детей. Но не вышло.

Свернул в сторону закрытого клуба, надо бы мэра проверить, сегодня пятница, а значит, он там отдыхает. Прохор Иванович у нас имеет одну очень характерную слабость, но, в отличие от своего сына-наркомана, мэр неравнодушен к женщинам и рыбалке. И на том, как говорится, спасибо, что не к своему полу, а то пиздец бы был полный.

Охрана последовала за мной, не стану им препятствовать, а то Марат снова будет меня отчитывать, пусть уж ребята отрабатывают свои деньги. В холле встретили как родного, только хлеба-соли не хватало в руках девушки-администратора, а на голове – кокошника.

– Александр Александрович, мы вас не ждали, предупредили бы, мы бы подготовились лучше.

– Куда лучше? Велели бы девкам поменять стринги, а в туалетах убрать белые дорожки?

Девушка прикусила губу, но ни один мускул не дрогнул на милом личике, кто ее знает, может, так все ботоксом исколола или на самом деле непроницаемая.

– Лебедев где?

– А его нет. – Брюнетка заморгала длинными ресницами, сложила руки на полной груди и вновь открыто посмотрела.

– А если найду? – зловеще понизил голос, подошел вплотную, проговорил на ухо. Девушка вздрогнула. – Анечка, да? Ты же знаешь, что мне врать нельзя, так что выкладывай, как на исповеди, где наш прекрасный господин Лебедев.

– Он… он… на втором этаже, но там…

– Что там? – Я напрягся: девушка явно что-то недоговаривала и боялась сказать.

– О, вот Снежана Викторовна, вот она вам все расскажет. Снежана Викторовна, господин Игнатов вот…

– Пошла вон.

– Грубо, Снежана.

В поле зрения появилась хозяйка этого борделя, Снежана Викторовна, жена покойного ныне областного олигарха, владельца газет, заводов и пароходов, которого пять лет назад заказал конкурент, и заказ был исполнен.

– Игнат, ты ведь не будешь женщину, к тому же старше тебя, учить жить и общаться с персоналом?

– Не буду, но про возраст это ты зря, прекрасно выглядишь.

– Лжешь, но спасибо. Чем обязана?

– А это мы пока здесь с тобой расшаркиваемся в комплиментах, там твои девки подчищают за Лебедевым?

– О чем ты, не понимаю?

Снежана сморщила носик, смахнула с ноздрей невидимую белую пыль, в глазах нездоровый блеск, кожа бледная, но красоты даже в свои за пятьдесят ей было не занимать. Яркая брюнетка с чувственным большим ртом, этакая Софи Лорен местного разлива, а что балуется веществами – это ее дело, но это моментально отталкивает.

– Ну-ну, не понимаешь. Слушай, работницы у тебя не пропадали?

– Не поняла?

– Шлюхи все в сборе? Не считая тех, что на вахте в Дубае и Стамбуле пашут.

– Все, вроде были все. – Снежана задумалась, видимо, считая в уме своих куриц, несущих золотые яйца.– А что?

– Ничего. Веди к мэру, соскучился я по нему. На рыбалку хочу позвать, на леща.

Глава 9. Алена

– Ну и зачем ты плачешь? К чему нам эти слезы?

– Не знаю, нервы сдают, все хорошо.

– Ты идешь на поправку, а память… она восстановится со временем. Я же тебе рассказывала, это может произойти совсем неожиданно, от любого события и действия. Все что угодно может тебя толкнуть вспомнить: цветы, пение птиц на улице, любая картинка, даже запах.

– Да, я все понимаю, но все равно очень трудно смириться с тем, что ты ничего не помнишь из своей прошлой жизни. Не знаешь, кто ты, откуда, есть ли у тебя вообще родственники, мать с отцом, может быть, сестры, братья. Не могу понять, прислушиваюсь к своим ощущениям и все равно не понимаю. Да еще эта повязка на голове, я как страшила.

Опустила руки, начала разглядывать свой облупившийся маникюр, значит, я девушка современная, если его делала.

– Ну что ты такое говоришь? Посмотри, посмотри, какая ты красавица. Глазки такие голубые, волосы светлые, длинные, худенькая только, но это поправимо. Отъешься, и все будет хорошо.

Отъедаться не хотелось, особенно на больничной каше, она точно не была моим любимым блюдом в настоящей жизни.

Любовь Эдуардовна нагнулась, заставляя меня посмотреть в принесенное круглое зеркало. В нем отражалась девушка, которую я знала, но в то же время нет.

Повязка портила облик, делала меня не особо привлекательной, а еще пижама с чьего-то чужого плеча. Огромные голубые глаза, в них слезы, искусанные припухшие губы, но да, это была действительно я – девушка без имени и прошлого. Потерянная, одинокая, даже глядя на себя в зеркало, хотелось плакать еще больше.

Я верю, что вспомню все, но только когда?

Вообще, как и почему я сюда попала, что я делаю в этом городе? Почему меня никто не ищет? У меня нет ощущения, что я здесь живу, нет, совсем не здесь, а где-то далеко.

Шел уже десятый день с того момента, как меня привезли на скорой, тот мужчина приходил еще два раза. Его зовут Александр Александрович, но его помощник, грозный и суровый мужчина, называл его Игнатом.

Он пообещал мне, что найдет виновного в том, что я получила травму, и что-то мне подсказывает, что поиски затянулись. Он недоволен, смотрит странно, помощник, который представился как Марат, задает много вопросов, на которые я не знаю ответов, это меня саму раздражает.

Вообще, этот Игнат странный. Такой загадочный, молчаливый, смотрит, изучает меня. От его холодного взгляда мурашки бегут по коже, а в больнице с его приходом на всех накатывает страх. Но, как бы глупо это ни звучало, я верю, что он защитит меня и никому не даст в обиду.

– Тебя точно зовут Алена. Я чувствую это сердцем. Я правильно тебя назвала, как только увидела, ты сказочная Аленушка. Помнишь эту сказку «Гуси-лебеди»?

– Да, помню, точно, я ее помню. – Я воодушевленно посмотрела в добрые глаза доктора.

– Вот так, хорошо, а может быть, помнишь, кто ее тебе читал?

– Нет, не помню, – после секундной паузы огорченно ответила. – Но выходит, что странная у меня сказка. И гуси-лебеди почему-то похитили меня.

– Я уверена, что у тебя есть брат Иванушка, младший.

– Не знаю. Может быть, и есть, вспомнить не могу.

– Ничего, память скоро вернется.

– Любовь Эдуардовна, а что будет со мной дальше, когда выпишут? Если память не вернется и не найдутся родственники? Меня в психушку отправят? Я слышала, так говорили санитарки.

– Нет, такого никогда не будет, ко мне поедешь. У меня, конечно, квартирка маленькая, но места хватит, сын на Севере еще три месяца, на вахте он, но есть рыжий кот, с ним уж как-нибудь уживемся.

– Нет, что вы, я не хочу вас стеснять, мне бы быстрее все вспомнить и вернуться к своей жизни, к себе домой, потому что я точно уверена, что дом у меня есть.

Вновь хотелось заплакать, даже слезы навернулись на глаза.

– Не переживай, мы решим этот вопрос.

– А тот мужчина, который приходит поздно вечером, он вообще кто?

Любовь Эдуардовна напряглась, убрала зеркало, отошла от меня в сторону, начала читать что-то в медицинской карте:

– Тебе не стоит с ним общаться. Такие, как он, совсем не компания для молодой девушки.

– Какие «такие»?

– Вот такие, какие есть.

– Почему?

– Ну, потому что всякие-разные слухи ходят. Я, конечно, сплетни не собираю, но ты понимаешь, наши санитарки чего только не говорят. Им бы сказки сочинять.

– А что именно они говорят?

Даже сердце забилось чаще и ладошки стали влажными. Я хотела узнать о нем все. Кто он, откуда, чем живет и занимается? Была вокруг него некая аура загадочности, которую я хотела разгадать. Развеять этот туман непонимания и увидеть его настоящего.

А еще я понимала, что тянусь к нему. Он мне нравится, даже несмотря на то, что взрослый и старше меня на много лет. Я думаю, что ему все дозволено. Все, и даже немного больше. Сила и власть – его верные друзья. Это мне тоже знакомо. Где-то я тоже это видела, точнее, чувствовала, знала, что так должно быть. Но с чем или с кем это связано – не помнила.

– Так что говорят, Любовь Эдуардовна?

– Извини, мне надо идти, я сегодня дежурю по «скорой», через пять минут смена, а я заболталась с тобой.

– Хорошо.

Доктор ушла, она меня, как родную, от чего-то все оберегала, надо будет спросить позже у санитарок, когда они придут. Увидела на столе оставленные ножницы, медленно встала и пошла, прислушиваясь к ощущениям, все вроде было хорошо, голова не кружилась.

Сжав металлический предмет в кулаке, направилась в ванную, хочу уже снять повязку и посмотреть на себя без нее. Может быть, что-то вспомню? Аккуратно начала разрезать бинты сбоку у уха, стараясь не обрезать волосы, мучилась долго, даже устала, представляя, как утром меня будут ругать за это.

Но как только последний бинт упал в раковину, я, посмотрев на свое отражение, замерла. Голова немытая, на затылке торчал небольшой клок, потрогала пальцами, чувствуя все еще небольшую шишку. По щекам потекли слезы от жалости к себе.

Но вздрогнула от испуга, потому что резко открылась дверь. Обернулась, на пороге стоял тот мужчина, о котором Любовь Эдуардовна не хотела рассказывать. Он смотрел в упор, пронизывая взглядом насквозь, и молчал.

– Ты что-то вспомнила?

– Не… нет, а что…

– Тогда пошли.

– Куда?

– Так надо.

Игнат ждал, не двигаясь с места, челюсти плотно сжаты, на скулах играют желваки. На нем был светло-серый костюм английского покроя, черная рубашка, начищенные до блеска туфли дерби.

Откуда я это все знаю?

– Алена?

– Да, – откликнулась на имя, с которым уже сроднилась.

– Пойдем. – Мужчина берет меня за руку, а я вместо того, чтобы идти или сопротивляться, смотрю на наши руки.

У него сухая и теплая ладонь, а еще аромат, он заполняет легкие, так что кружится голова. Я помню этот аромат, я точно его помню.

– Все в порядке?

– Нет.

– Тебе плохо?

– Я… я не знаю.

– Тогда лучше так.

За секунду оказываюсь у него на руках, и меня куда-то несут.

Глава 10. Игнатов

– Игнат, что происходит?

– Без паники, у папы все под контролем.

– Я вижу. Куда ты ее несешь?

– Домой.

– К себе домой?

– Нет, блять, к тебе, Марат, не раздражай меня. Иди и возьми все лекарства, что ей положены, а то в аптеку побежишь.

Марат говорил под руку, а я, как некое сокровище, нес эту практически невесомую девушку, Барби, как я прозвал ее, впервые увидев. Но это имя ей не подходило, не сейчас, не в том положении, в котором она находится.

И взять ее на руки, украсть поздно вечером из больницы, послав всех докторов куда подальше, было спонтанным решением. Как только я зашел в палату и не увидел ее в кровати, в груди что-то кольнуло, некий испуг, о котором я забыл и давно не испытывал.

Огромные голубые глаза, в которых стояли слезы, спутанные распущенные светлые волосы, бледная, с искусанными сухими губами. Может, во мне проснулся отцовский инстинкт, ведь она вполне годится мне в дочери. Но нет, нет, здесь что-то другое.

Я обещал, что защищу ее, в первый свой визит, когда пришел просто посмотреть и спросить, что она помнит. Но дал обещание защитить и найти тех, кто сделал с ней это. А еще та самая пресловутая чуйка не дает покоя, что-то говорит, что девочка попала в беду и она как-то связана с грядущими переменами.