Читать книгу: «Автостопом до алтайского яка», страница 10

Ну, давай, процитируй им это, ага… Пока они ставят подключичку, бабушка плачет, как и предыдущая:

– Всю искололи, девочки!.. Тренируетесь на мне?

Девочки ей ласково-профессионально:

– Бабулечка, полежи, полежи…

Бла-бла-бла…

Через какое-то время, которое я трачу на созерцание вытекающей мочи из бутылки, которая стоит на полу под голым мужчиной слева, снова медленно оборачиваюсь к ним.

…Бабушка лежит, глядя вверх, глаза и рот открыты. Через неё мы смотрим друг на друга – я и та бабуля с хрипами, что у стены с краю. Я замечаю, что она вжалась в стену и как будто боится стать следующей, взгляд испуган.

Девочки быстренько снимают ЭКГ, убеждаются, что «ну прямая, видишь же… прямая идёт». Убирают прибор. И начинают тренироваться правильно вставлять интубационную трубку. Я пытаюсь понять: она мертва или нет? Грудная клетка неподвижна. Я не верю, что она мертва, это невозможно. Она поступила в реанимацию живая. Как она теперь может быть мёртвой?

То, что она действительно мертва, я понимаю только после «оправданий» более профессиональной медсестры:

– Ну, на трупах же учились…

Девочка, которая пытается интубировать, попадает в пищевод, а не в трахею, и та настойчиво говорит:

– Пробуй, пробуй ещё!

Потом одна из них видит мой потрясённый взгляд и говорит своим:

– Вы это… потише… а то тут… лежат.

И они продолжают. Опытная объясняет, как вставить пальцы в рот, повернуть руку, отведя язык и вставить туда инструмент:

– Видишь, желобок сбоку? Он для языка. Да возьми же подальше, за ручку! Смотри, куда трубку вставляешь!

Наконец у них получается, довольны. Одна подходит ко мне и говорит тем же слащаво-лицемерным тоном:

– Отвернись в другую сторону, Солнышко, отвернись…

Он тоже называл меня Солнцем…

Глава 13

Карма лечится разговором (Джагдиш Сингх).

Четырнадцатое августа. Утро. И я в придорожной гостинице. Вяло шевелю зубной щёткой во рту, запершись в туалете. Слышала, что некоторые автостопщики рискуют даже принимать в туалете душ или прямо в раковине мыть бошку холодной водой.

Проснуться бы для начала после такого сна. Глаза разлепить. Нет никакой Алёны с её точечками, ни Наташи, ни бабушек, ни, слава Богу, голых сумасшедших мужиков. Приснится же такое… А есть Джая, который сидит на бачке унитаза и тоже чистит зубы.

– Джая… Зачем мне такие сны? – спрашиваю Его, выплюнув в раковину лужу белой пены.

– Заочное обучение, – отвечает он опять односложно. – Тебя ещё учить и учить.

…Наконец, выползаю на улицу с рюкзаком. Настроение никакое. Рядом с гостиницей выстроились рядами фуры, и я начинаю медленный обход. Неподалёку стоит группка водил, которые смотрят на меня очень оценивающе. Слишком оценивающе даже. Подойти к ним? Как-то мне неуютно, притормаживаю. Мужики продолжают молча пялиться, и отдельные взгляды мне категорически не нравятся. Джая рядом нет.

Вдруг справа от меня раздаётся голос:

– Тебе куда?

Поворачиваю голову. Из тени, которую отбрасывает рядом стоящая фура прямо на меня идёт парень: у него нет нескольких зубов, и от этого он выглядит крайне пугающим. О, Хоспаде. Куда я попала? Что-то мямлю.

– Куда тебе надо? – парень повторяет вопрос более настойчиво и при этом ещё пытается улыбаться.

Лучше бы ты этого не делал, чувак: отсутствие зубов делает улыбку ужасающей.

– В Самару, – отвечаю угрюмо.

– Поехали.

Для того чтобы определиться, разговариваю дальше:

– А Вы скоро поедете? – тем же серьёзным тоном.

Парень суетится и говорит:

– Через три минуты, – почему-то сильно желая, чтобы я поехала именно с ним.

Оцениваю его ещё раз: вроде доброжелательный, весь на виду. Ладно. Соглашаюсь. Он помогает закинуть мой рюкзак в высокую кабину, а потом говорит:

– Ты только разуйся, пожалуйста, на улице.

Хм… Ладно. У меня ещё нет опыта езды на фурах, но автостопщики говорят:

– Да фуры – это САМАЯ ТЕМА!

«Самая тема», ага. Забираюсь внутрь, наконец-то разглядев, что поручни есть с двух сторон, а не только справа. Расшнуровываю свои огромные ботинки, отряхиваю их, стуча друг о друга за пределами кабины, и кладу на картонку, которую предварительно кинула под ноги. Внизу – красивый зелёный ковролин. Оглядываюсь… Батюшки…

В машине порядка больше, чем у меня в голове: чистота такая, будто хозяин дважды в день её пылесосит. В дверцах машины стоят освежители воздуха, панель натёрта до блеска, стёкла сверкают чистотой. Кровать, расположенная за спинками сидений, убрана и идеально заправлена. Для полного сходства с домом не хватает, разве что, комнатного цветка. На приборной доске лежит закрытый ноутбук.

По центру лобового стекла висит кожаный мешочек, и парень поясняет:

– Это амулет, с казахской молитвой внутри.

Выясняется, что для него, как и для многих дальнобоев, кабина машины и есть дом – отсюда и отношение. Сижу, созерцая идеальную чистоту зелёного ковролина в салоне. Не проходит и минуты, как парень стремительно заводит машину, как будто боится, что я передумаю, и мы начинаем ехать.

– Меня Оля зовут, – говорю.

– Азамат, – представляется он, опять же улыбаясь и демонстрируя отсутствие трёх зубов сверху и четырёх снизу.

Азамат по национальности казах. Понимаю, что моё первое мнение о нём было ошибочным: на него наложились зубы (вернее, их отсутствие) и вид тех мужиков.

– Ты видела, как они на тебя смотрели? – спрашивает Азамат с особым ударением и интонацией. – Как волки! Я-то увидел! Вот потому и окликнул тебя! Я никого не сажаю к себе вообще-то! Один раз посадил парня, так он давай всё трогать и спрашивать: «А это что такое? А это зачем?». Не люблю этого. Прям до драки дошло, выкинул его из кабины.

Сижу смирно: меня не придётся выкидывать. Единственное, что я делаю, возможно, не так – это сижу: подобрав под себя ноги – так они меньше устают. Азамат как будто читает мои мысли.

– Сидишь, как казахи, – мягко смеётся он, давая разрешение. Потом громко вздыхает и разочарованно качает головой: – Зачем ты куда-то едешь? Одна! Автостопом! Ты знаешь, какие люди на дорогах бывают! У-у-у! Домой езжай!

– Мужа себе найти хочу, – вдруг выдаю я. – Еду ему навстречу.

Азамат бросает на меня взгляд – всерьёз я или нет? – и начинает расспрашивать о личной жизни подробнее.

Когда едешь с дальнобойщиком, то скрывать нечего, ни ему, ни мне. Это как в поезде – часто люди рассказывают такие вещи, которые не обсуждаются даже с близкими родственниками – этакая психологическая помощь онлайн. Дорога вообще ассоциируется с движением, как сама жизнь. «Всё пройдёт» – это и о дороге тоже, о движении.

– У каждой машины свой характер, – просвещает меня Азамат. – Приятель мой рассказывал, что как только тёща садится в его легковушку, машина тарахтит, с места двигаться не хочет. Другие садятся – едет. А с ней – ни в какую: с горем пополам ползёт, глохнет по пути раз десять. Жена его не верила, пока однажды сама не повезла маму по делам. «Она ехать не хочет!» – звонит ему. Он ей: «Маму решила куда-то свозить, что ли?». Так точно!

Вспоминаю описание из книги «Посланник» Клауса Джоула, как его новая машина с полным баком бензина неизменно глохла, когда он пытался свернуть на дорогу, ведущую к горному обрыву, чтобы покончить жизнь самоубийством. Действие происходило рядом с бензозаправкой, мимо которой он всю ночь и ездил туда-сюда. Машина превосходно ехала по другой дороге, но наотрез отказывалась ехать по той, которая вела к обрыву.

– Про эту машину, – рассказывает Азамат дальше, – прежний хозяин говорил: «Когда она начинает хандрить, заливаешь в неё стопку водки, и сразу всё проходит». Показал, куда вливать. Я посмеялся, думал: шутит. Проходит месяц, и машина впадает в форменную депрессию – заводится не сразу, пыхтит, «едет грустно», глохнет, в общем, «хандрит». Купил чистый спирт, в шприц набрал и влил, куда было завещано. Машина тут же ожила! Едет! Бодрячок! Воспряла!

Посмеиваюсь.

– Апатия даже у машины иногда бывает, – продолжает вещать Азамат, рассказывая, как хотел продать машину и для эмоциональности сдабривая свою историю сочными «французскими» словами. – … (проститутка!), машины всё чувствуют. Я свою машину долго продавал на базаре, … (проститутка!), … (абстрактное осознание ситуации, в которой под влиянием различных фактов вы терпите колоссальное фиаско). Всю её натёр: «Всё, продам я тебя … (на пенис), на базар поедем, готовься». Всё, … (проститутка!)! На базар приедем – она не продаётся ни хрена! – он смеётся. – А продал один раз просто. Сказал: «Всё, … (проститутка!), продавать не буду, буду сам ездить». Всё, заездила, всё … (хорошо, прекрасно, великолепно). И у магазина клиента встретил: «Всё, берём, берём», о цене договорились, там сразу бабки забрал, поехали до нотариуса, ключи отдал, да и всё. Она сама, даже, по ходу не поняла, как продалась. Это … (ещё одно колоссальное фиаско), … (проститутка!). И такая … (ситуация) бывает. Всё-таки душа есть у них тоже, – завершает он свой словоохотливый французский рассказ.

Самое забавное то, что мы едем под классическую интеллигентную музыку – вечернюю серенаду Франца Шуберта в исполнении, ни больше ни меньше, академического оркестра.

Дальнобои вообще все «французы». Со мной они стараются не материться, но не всегда получается – общаться же как-то надо. Между собой с помощью трёх-четырёх матов они умудряются пересказать сложную обстановку на дороге, без которых получается сухо и непонятно. Под такие байки ехать – милое дело.

Азамат говорит:

– Сразу видно, что ты новичок, – а на мой удивлённый взгляд добавляет: – Всё время в карту смотришь. Опытные-то наизусть все города знают.

Улыбаюсь. Сами водители-дальнобои знают географию не просто на «5», а на «5» с тремя плюсами, – особенно те, кто со стажем. Я едва успеваю отыскать на карте следующий пункт, а они уже перечисляют их с десяток дальше по трассе, причём включая маленькие деревеньки.

А ещё Азамат не курит. Уверена, что, как некурящий дальнобойщик, он занесён в Красную книгу.

В каждой фуре обычно есть рация, и у большинства даже в рабочем состоянии: по ней они предупреждают друг друга о проблемах на дороге, иногда просто болтают. Часто можно услышать что-нибудь вроде: «Ребята, кто на Казань едет, скажите обстановочку», и встречные рассказывают. Бывает, что и ругаются со страшной силой.

– Кричат, – посмеивается Азамат, – уже хотят кишки друг другу прилюдно пустить, печень помять или надавать по щщам… По рации всё слышно! Одни тут орали – думал, точно поубиваются. Остановился, пошёл в кафешку поесть, и вижу обоих – за одним столом сидят и «братаются»! Подхожу… – и Азамат описывает диалог: – «Здорово, пацаны!» – весело здороваюсь. «Здорово», отвечают. «Вы ж только что глотки друг другу рвали, не? Чего теперь делаете?». «Мировую заключаем», – Азамат смеётся в полный голос и продолжает пересказывать: – «Ну понятно, … (проститутка). Вы были злейшими врагами, а теперь вы … (удивительные, потрясающие) кенты?», – и его пробирает на откровенный смех.

Едем и оба смеёмся: у мужиков нет дружбы лучше, чем после драки.

– Вот дают пацаны! Красавцы! – восклицает Азамат, и затем с грустью замечает: – Обмельчал водитель-то. Раньше только сломаисся – обязательно две-три машины остановятся узнать, чем помочь. Теперь не докричишься, бывает…

Какое-то время едем молча, под незабвенного Шуберта.

– Я аж сам удивился, когда окликнул тебя! – внезапно поражается Азамат сам себе, повторяясь.

Выясняется, что он тоже один, и девушки нет уже давно. С некоторых пор он боится даже знакомиться с противоположным полом – так и живёт в машине месяцами.

Свои рассказы он перемежает страшилками и увещеваниями: «А давай ты домой поедешь? Пересадим сейчас тебя на встречную фуру, и – домой, а?». Волнуется за меня, видит, что я – новичок.

Потом, поняв, что он сделал всё, что мог (включая неизбежный перечень рассказанных страшилок), махает рукой, и мы опять переходим в режим баек. Азамат рассказывает о жизни дальнобойщика.

– … Одни на самолёте летели из Китая до Киева пять дней! А мы приезжали за четыре сутки, – рассказывает Азамат, слегка коверкая русский язык. – Но, конечно, приезжали в умат: сонные там и никакие, аж ноги нунах ватные какие-то становятся, страшно. Приезжаешь в Киев, только на погрузку встал, они выгружают… выгрузили… Отъехал, всё: брык, спать. Я сколько ездил – постоянно ровно сутки спал. Сутки высыпаисся, через сутки встаёшь… моисся… себя в человеческий вид приводишь…

Одной рукой он выдвигает пластиковый ящик, спрятанный под койку, открывает крышку и вытаскивает мешок с баранками:

– Ты ешь, ешь! На меня не смотри! Вишь, какая худая.

Угощаюсь парой баранок, улыбаясь, а он продолжает рассказывать:

– Я один раз в Минске чуть не женился. Да! Не веришь, что ли? Там… девчонка одна… Лена. Вот, видит Бог, я Ленку даже пальцем не тронул! Но почему-то жениться хотел на ней. Потом всё уже, я говорю: «В следующий рейс приеду…»: ну знаешь, хи-хи, ха-ха… Её отец всё время нас по Минску катал, мамка блины пекла. Всё, конкретно решил: приеду, женюсь и в Минске останусь жить. Ну её на … (старинное название буквы «х» в старославянской азбуке) Алма-Ату, всё равно чё там… меня там ничего не держит.

На какое-то время он замолкает.

– Меня на следующий рейс раз: в Москву отправили. Потом приехал обратно, думал, всё, в Минск поеду. Нет, блин, меня берут – в Грузию отправляют!

Так и заездился. Не вернулся он в Минск, и осталась девушка Лена без Азамата, а Азамат без тёщиных блинов.

Тут у меня звонит телефон, отображается номер ветклиники.

– Алло? – снимаю трубку.

– Привет! – голос Лерки. – Не отвлекаю? Ты где?

– Я в роуминге! – кричу в трубку. – Но если точнее, то где-то рядом с Казахстаном.

Лера какое-то время молча переваривает информацию, говорит в воздух: «Ох, ни хрена себе!», потом быстро находится и переходит к делу:

– Рыжик пришёл, с уретростомой. Они всё делали сами, две недели прошло, пришли швы снимать. Снимать?

Теперь понятно, почему она звонит: внутри коллектива есть правило – после уретростомы швы снимает тот, кто оперировал.

– Конечно! – кричу я. – Там все швы на виду, не боись. Он ест, писает, какает?

– Да, с этим проблем нет, – быстро отвечает Лерка, проникнувшись словом «роуминг». – Ладно, давай! – и я слышу, как она говорит кому-то из наших, прежде чем повесить трубку: – Снимаем!

Прячу телефон в карман. Азамат смотрит на меня странно. Здесь долгая дорога, пыль, трудности, а в полутора тысячах километров отсюда – кот Рыжик, который ест, писает, какает и пришёл снимать швы. И это прекрасно! Вкратце рассказываю об этом Азамату.

– Это Сызрань, – поясняет он, когда мы проезжаем очередной город транзитом.

– Сызрань, – повторяю я, стараясь запомнить города на маршруте.

Карта лежит у лобового стекла, нагреваемая солнцем, – я изредка заглядываю в неё.

– Город проституток, – бодро характеризует Азамат город Сызрань.

Начинаю хохотать: какой гид пропадает!

– Я тебе… серьёзно я тебе говорю! – посмеиваясь, громко кричит Азамат. – Куда ни нырни – везде они стоят: там они стоят, там стоят… На той стороне стоят… – он показывает рукой в разные стороны будто Ленин на броневике.

«Плечевых» Азамат не любит:

– Ляжешь спать, уставший. Шторами все окна задвинешь. Только засыпать начнёшь – стучат в стекло, окружат машину, спать не дают.

К тому же с его любовью к чистоте он, наверное, старается даже не дышать в зоне их видимости. Я вполне его понимаю.

Попадаем в пробку, и через какое-то время моему взору открывается величественная река Волга. Я вижу её издалека: дорога идёт извилистая, и на одном её участке видна речная голубизна на фоне невысокой горы. Медленно мы проезжаем по широкому мосту: слева возвышается стена огромного сооружения.

– Это плотина Волговская стоит, – поясняет Азамат, видя мой интерес.

Справа – высокий проволочный забор, за которым разливается синяя бескрайняя река. Густой толпой у бетонного берега, где сливается широкой полосой вода с плотины, что-то ловят, пикируя с высоты, белоснежные чайки. На ограждении висит табличка «Запретная зона. Проход и проезд запрещён». Плавно проезжаем мимо неё, двигаясь в пробке.

За Волгой стоит город Тольятти, где мне, по идее, нужно ехать прямо, а Азамату, который едет в Казахстан – поворачивать направо. Чем ближе этот поворот, тем в большей я неуверенности. Азамат мне нравится своим спокойствием и уравновешенностью, – таких водителей терять всегда жаль. И мне вломашно опять стоять на обочине и кого-то ловить, не будучи уверенной в своей удачливости.

Мучительно вглядываюсь в карту, листаю её назад-вперёд и, наконец, делаю свой выбор:

– Азамат! А можно я с тобой поеду? Через Казахстан?

Он впадает в задумчивость, которую я разгадываю далеко не сразу. Наконец, произносит:

– Хорошо, – но как-то неуверенно.

Проезжаем Тольятти, Азамат останавливает машину, зажигает плитку и ставит на неё сковородку.

– Кормить тебя буду, – объявляет он торжественно. – Толстеть тебе надо.

Я вытаскиваю из рюкзака свои продукты, но Азамат, махая руками, требует убрать всё это обратно. Повинуюсь.

На сковородку он вытряхивает ярко-оранжевое жирное содержимое банки «Тушёнка говяжья с кашей», мешает жижу вилкой и потом отдаёт её мне:

– Ешь давай.

– А ты? – вопрошаю я.

– На меня не смотри! – восклицает он патетически свою любимую фразу.

Тоже берёт вилку, но едва ли съедает четверть содержимого сковородки. Обмякиваю её хлебом – крупные белые ломти нарезаны и лежат рядом – и с наслаждением смачно ем: Азамат смотрит на это зрелище и улыбается. Омномном… Вкусненько!

– Чай сейчас будем, – говорит он.

Я начинаю вещать о том, что чай, как и любые жидкости, после еды вреден, так как разжижает желудочный сок, нарушая пищеварение. Азамат начинает хохотать:

– О-о-ой… Ну у тебя вообще в голове беда. Срочно замуж надо! Чай она уже не пьёт после еды! О-о-ой… – он смеётся, держась за живот, но так безобидно, что я начинаю хохотать вместе с ним и в итоге соглашаюсь на чай.

Наконец, ужин закончен – Азамат прячет посуду с хлебом в ящик, и мы снова едем. Вот и поворот в сторону Казахстана. Долго пытаемся выяснить, нужен ли загранпаспорт для пересечения границы: я – отправляя смски Танечке, Азамат – спрашивая в рацию своих коллег, – оказывается, что не нужен.

Мы подъезжаем к границе ночью. К счастью, очередь из машин небольшая, и мы проходим её за час. Но сначала, пытаясь подъехать к очереди из фур, мы едва протискиваемся между «колейкой» легковушек и краем ужасающе раздолбанной гравийной дороги. Целиком превратившись во внимание, Азамат старательно маневрирует, пока мы не утыкаемся в легковушку, вставшую посередине полосы. Терпение на пределе. Азамат останавливается, открывает окно и начинает орать:

– Уйди на … (пенис) с дороги! Не видишь: у вас своя колейка, у нас – своя?

Легковая машина пятится, пропуская нас на вторую полосу. Проезжаем, пыля и изрядно бултыхаясь в воздухе из-за дорожных ям.

…Прохожу все процедуры, мне дают специальный пропуск в виде маленькой анкеты – это миграционная карточка. Заполняю анкету печатными буквами: «гость», пишу адрес и свои данные. На листок ставят печать с датой въезда. Азамат велит беречь эту бумаженцию с особым тщанием.

– Ты же не сбежишь? – спрашивает он настороженно.

Я так удивлена вопросу, что переспрашиваю его:

– Чего?

…В итоге въезжаем на территорию Казахстана, когда за окнами начинает чернеть глубокая южная ночь. Азамат говорит:

– Значит так… Если тебя кто-то увидит здесь – то ты просто попутчица. Поняла?

На три секунды я недоумённо задумываюсь, а потом парирую:

– Азамат… Я и есть… просто попутчица…

Он неожиданно и громко смеётся так, будто я сказала смешную шутку. Подтверждает: да, так оно и есть, и почему только он это сказал? Мне становится понятным его смятение – он боится людского мнения, что его знакомые могут подумать, будто он подобрал проститутку. Не дай Бог ещё кто-то из родственников увидит…

Мы едем по ночной дороге, потом Азамат заезжает на одну из стоянок для фур и ставит машину на место, указанное сторожем, который при этом пристально разглядывает меня. Стоянки для фур платные.

– На этой стоянке «плечевых» нет, – объясняет свой выбор Азамат.

За окном чёрная ночь, и мне становится стрёмно: я в замкнутом пространстве, с едва знакомым мужчиной, в незнакомой стране, да ещё и ночью. Азамат в это время раскладывает верхнюю полку и говорит:

– Ты будешь спать наверху, а я – внизу.

Киваю головой, ничем не выдавая свою тревогу. Достаю из рюкзака спальник, вытаскиваю его из компрессионного мешка, и он, словно живой, начинает медленно распрямляться, приобретая обтекаемый вид. Забираюсь наверх, улезаю в него и слышу снизу просительный и жалобный голос Азамата:

– Только ночью не приставай ко мне, ладно?

Ну нет, прям счас начну от страха домогаться. Едва сдерживаясь от смеха, отвечаю:

– Азамат… Обещаю, что буду держать себя в руках изо всех своих сил!

Уф… Чуткая ночь без снов – и это прекрасно.

Утро встречает нас восхитительным восходом солнца: пастельные тона всех цветов смешиваются на грандиозной палитре неба. Ни облачка.

Азамат уже проснулся, чистит зубы, стоя у бока фуры. Для этой цели в канистру со впаянным краником налита вода, а сама канистра боком стоит позади кабины – там есть небольшое пространство. Выползаю на улицу, слегка опухшая, тоже с зубной щёткой в руке.

Завтракаем. Азамат кипятит на плитке красивый металлический чайник с изогнутым носиком, заваривает чёрный мелкий чай.

– Сахар, – объявляет он, открывая огромный пластиковый короб с белыми кубиками сахара: количество впечатляет.

По стоянке мелкими перебежками кочуют низкорослые худощавые собаки. Из высокой травы, растущей по краям стоянки, периодически вышныривают более мелкие, или ещё щенки, бредут, нюхают на ходу землю и ложатся в общую кучу боком к боку.