На адрес

– Ладно, потом зайду – смутился субъект, и направился к двери.

– Регистратура по коридору направо – уже вдогонку прокричал доктор, – заходите! Причем последнее прозвучало и как напутствие субъекту и призыв следующему пациенту.

– Онищенко, доктор, не забыли ещё? – спросил, улыбаясь беззубым ртом, сморщенный мужичок.

– Доктор, а как же я? – обиженно воскликнула женщина, – мне что делать?

– До четырех часов у меня прием, после четырех приходите, и пойдем, – разглядывая Онищенко, ответил доктор.

– Доктор, миленький, – женщина даже подпрыгнула, – зачем идти, на такси поедем! – И легко, не по годам выпорхнула из кабинета.

Без очков и белого халата, доктор уже не казался таким страшным, он превратился в Сергея Юрьевича, не старого мужчину, молчаливого и не глупого. А женщина в пуховике, оказалась Лидой, из соцобеспечения, она радовалась, что доктор сдержал своё слово, и всю дорогу, без конца, рассказывала одну и ту же историю про старушку, которая не хочет ехать в дом престарелых, хотя живет одна, и больше года не встает с постели, а от доктора всего-то и требуется, что признать её недееспособной, и тогда Лида, как опекун, наконец-то отправит её в дом престарелых.

– А недавно подкатывает ко мне один, деловой, на джипе, как этот… Ну тот что с барсеткой к вам заходил и говорит: «Продай мне бабку». Я опешила, говорю: «То есть как так продай? Она же человек». А он всё своё: «Продай, я всё улажу, с документами порешаем».

– Безобразие, – возмутился доктор.

– Еле отбилась от него. Страсть какой нахальный.

Адрес, куда привез таксист своих пассажиров, существовал только на карте. Весна обошла этот дворик стороной, и везде ещё лежал подтаявший но чистый и нетронутый снег. Накрапывающий дождь с тихим звоном оставлял на нем свои следы, и вокруг было так тихо и спокойно что доктору даже стало неловко за тот шум, который они наделали своим появлением.

Сам же домик походил на дырявый, отслуживший своё башмак, заброшенный лихой детворой в заснеженный сад. Это была необычно низкая, вросшая в землю, глиняная мазанка с обсыпающимися стенами и окнами, кое-где заколоченными фанерой. На провалившейся крыше не хватало черепицы, а от разваливающейся трубы брала начало трещина, раскалывающая домик пополам.