Я вас поглажу мягкой лапой

© Олег Васильевич Северюхин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Я вас поглажу мягкой лапой

 
Я открываю тихо дверь
В обитель тайн и суеверий,
Там проживает дикий зверь,
Ко мне приехавший из прерий.
 
 
Мы с ним меняемся местами
Порой ночной и в полнолунье,
И кто сегодня рядом с вами,
Известно только лишь колдунье.
 
 
Я вас поглажу мягкой лапой
И промурчу вам комплименты,
И подарю девчонке слабой
Любви приятные моменты.
 
 
Проснетесь вы в постели смятой,
Храня моих усов касанья,
И на дворе уж час десятый,
А вы прикрыты легкой тканью.
 
 
Вставайте быстро, все забудьте,
Чего же ночью не приснится,
О встрече нашей в Книге судеб
Есть запись на седьмой странице.
 

«Мне природа была вместо няни…»

 
Мне природа была вместо няни,
На базарах я пел куплеты,
Говорят, что из горькой пьяни
Вырастают у нас поэты.
 
 
Да, я пью, и с друзьями, и в меру,
Да, я дрался в кабацком дыму,
Но я дрался за русскую веру
И за что-то еще, не пойму.
 
 
Только утром в глухое похмелье
Просыпался с подругой другой,
Кто же сыпал в вино мое зелье,
Почему я в постели нагой?
 
 
Знаю, музу прислали в награду,
Видно, страсти им мало в стихах,
Дайте кислого мне винограда,
Я покаюсь в грядущих грехах.
 
 
А пока разбужу свою деву,
Словно меч ее черная бровь,
Ублажу я свою королеву,
Разгоню загустевшую кровь.
 

Дама у камина

 
В гостиной темной у камина
Сидела в кресле дама пик,
Над ней святая Магдалина
Держала ножницы в постриг.
 
 
Пришла пора невестой Бога
В келейке скромной проживать,
Ничто не кажется так много,
Когда с тобой играет страсть.
 
 
Я попросил сестру смиренно
Закончить с дамой разговор,
Она ушла от нас степенно
Смотреть картины в коридор.
 
 
А мы остались с дамой в зале,
На стенах отблески огня,
И как рубин сверкал в бокале
Остаток нынешнего дня.
 
 
Зачем ко мне явился, Германн,
Мне неизвестны тайны карт,
В угоду нынешним модернам
Нечестный может быть богат.
 
 
И что такое слово чести
В эпоху злого чистогана,
Когда витает запах мести
И веселит всех блеск «нагана».
 
 
Я прожила на свете много
И я узнала в жизни радость,
Но от мальчишки крепостного
Народу будет только гадость.
 
 
Ты не буди воспоминаний
Мазурки вольной при свечах,
И нежных слов навек прощаний
И блеска слез в моих очах.
 
 
Прошла любовь моя неслышно,
Как нежный ветер поутру,
Мне было послано Всевышним
Желанье прибыть ко двору
 
 
Помочь на ниве просвещенья,
Отдать тепло другим сердцам,
И, может, в качестве прощенья
Лишь иногда по вечерам
 
 
Приду к тебе неясной тенью,
Устроюсь в кресле у окна,
И о любви стихотворенью
Свой восхищенья дам я знак.
 
 
Ты отпусти меня на волю,
Скажи – ты больше не нужна,
И можешь вскачь нестись по полю,
Моя любезная княжна.
 
 
Я даме тихо улыбнулся,
Взял со стола кривой кинжал,
И нашей кровью захлебнулся
С вином недопитый бокал.
 

Бал в офицерском Собрании

 
На бал спешу, как на свидание,
Пойдем мы с Вами в менуэте,
И знает офицерское собрание
О нашем чувственном секрете.
 
 
Судьба нас сводит ежедневно,
То мы гуляем в старом парке,
В манерах с Вами мы примерны,
Но мне от Ваших взглядов жарко.
 
 
Сегодня я пойду в атаку,
Скажу, что очень в Вас влюблен,
Есть реверс и живу в достатке,
И звездочка украсит мой погон.
 
 
И Ваш отец, советник статский,
Сам был когда-то капитаном,
Возможно, скажет он по-братски,
Что наша жизнь прекрасна в главном:
 
 
Любить и дорожить любовью
К жене, детишкам и стране-России,
Их защищать и даже кровью,
Чтобы они на свете жили.
 
 
Приду я завтра к Вам с визитом,
Мундир надену с орденами,
И Вам колечко с аметистом,
Чтобы удача была с нами.
 
 
Пусть завтра это будет завтра,
Сегодня мы летаем в танце,
Мы, как артисты из театра,
И лица наши все в румянце.
 

Kалендарь

 
Идет жизнь
День за днем,
Вот календарь,
Записано в нем:
День недели,
Долгота дня,
Восход и заход,
Приход и расход,
Фаза луны,
Событие века,
Телефон дамы,
Росчерк пера,
И обрез листа.
Завтра будет
Новый день,
Те же надписи,
Те же записи,
Будет теплее
Или холоднее,
Но живой я,
И решаю я,
Жить спокойно,
Хлеб жевать,
Или на финиш
Силы рвать.
 

Жизнь «на авось»

 
Каждый день начинается утром
На восходе большого нуля,
Мы с тобой одеваемся шустро
Как весной во дворе тополя.
 
 
Нам ночами спокойно не спится,
Эта жизнь, – так судьбе говоря, —
Вдруг согнется вязальною спицей,
Закрывая нам путь на моря.
 
 
Между нами сверхтонкая нитка,
Что крепка, как пеньковый канат,
На столе «Поздравляю» открытка
И махровый на теле халат.
 
 
Ежедневно с утра просыпаясь,
Нанизаю свой нулик на гвоздь,
И в окно на простор вырываясь,
Отпускаю я жизнь «на авось».
 

Корнет

 
В гусарах трудно быть корнетом,
Не все зависит от красы,
Улыбки дамочек с лорнетом
И не растут пока усы.
 
 
И нет войны для честной славы,
Но льется реками вино,
Качались храмы златоглавы
И дамы в красных кимоно.
 
 
А по утрам езда в манеже,
Вольтижировка, рубка лоз,
Никто не скажет, что ты нежен,
Но сколько льется ночью слез
 
 
У дев, обиженных вниманьем,
У них потом наступит время,
И пусть посмотрят утром ранним
На сапожок, входящий в стремя.
 
 
Пройдут года и капитаном
Войду с визитом я в ваш дом,
Напомнит кивер мой с султаном
Об офицере молодом.
 

Лейла

 
В краю далеком и враждебном,
Где злобен даже детский взгляд,
Пылает мак огнем безбрежным
И источает чистый яд
 
 
Увидел девушку-былинку
На улице большого кишлака,
Как на ветру пустынь песчинку,
Которую повсюду я искал.
 
 
Ее отец – пуштун суровый,
Жену ласкает, как кинжал,
Он не любитель пустословий
И сразу прямо мне сказал:
 
 
Джигит ты храбрый, это верно,
Но по рожденью ты – гяур,
А человек я суеверный
Ищу совета тех, кто мудр.
 
 
И говорит седая мудрость,
Проходит ослепленье красоты,
За темной ночью наступает утро,
Проснутся те, чьи помыслы чисты.
 
 
Готов ли ты к такому испытанью,
Моя Лейла тобой больна,
Не кончится ли все суровой казнью,
Прелюбодей, она – неверная жена.
 
 
Готов ли ты к большому искушенью,
Еда в руках, но есть нельзя,
И наступило ль очищенье
Покажут синие глаза.
 
 
Готов за Лейлу я хоть в битву,
Но верой я не поступлюсь,
Христу читаю я молитву,
Такой упорный я урус.
 
 
Блестят огнем глаза пуштуна,
Ярка на четках бирюза,
И сильно пальцем бьет по струнам
И плачет бедная кобза.
 
 
Я раньше был не чужд порока,
И я шутил, играл с огнем,
Сейчас же дочерью Пророка
Я без сражения пленен.
 
 
В тени сидит мой победитель,
На нас боится бросить взгляд,
Ушла бы в женскую обитель,
Не знай, что люди говорят.
 
 
К исходу дня на минарете
Запел молитву муэдзин,
Ну, как удержишь все в секрете,
Когда гяур совсем один.
 
 
Все ждали молча продолженья,
Старик-пуштун у них в чести,
Он побеждал во всех сраженьях
И вправе жертву принести
 
 
Во имя дочери любимой,
Во имя пламенной любви,
И относился он терпимо
Ко мне, пока еще я жив.
 
 
В пустынном доме тихой ночью
Закрыты с Лейлой мы одни,
Собаки взвыли вдруг по-волчьи
И вдалеке горят огни.
 
 
Я к ней не смею прикоснуться,
Тогда с собой не справлюсь я,
И не придется мне проснуться,
И не придется нам гулять
 
 
Под звездным небом Кандагара
В тени фисташковых аллей,
Не буду темным от загара,
А буду розы я алей.
 
 
Давай, стихи я почитаю
О дивной родине моей,
У нас сейчас сосульки тают,
У лужи хитрый воробей
 
 
Поет веселые частушки,
К себе сзывает воробьих,
Года считают нам кукушки,
Как стопку веточек сухих,
 
 
Что сразу в печке прогорают
Почти без запаха и дыма,
И ветер золу разбросает,
Прибив ее дождем косым.
 
 
Я пел ей песни до рассвета,
Как был на почте ямщиком,
И снова голос с минарета
Призвал к молитве босиком.
 
 
Мы вышли с Лейлой рано утром,
Своей ее закрыл спиной,
Смотрели люди очень хмуро:
Гяур идет с своей женой.
 
 
На свадьбе люди веселились,
Любовь не ведает границ,
И наши гости не напились,
В гостях терять не надо лиц.
 
 
Мы породнили два народа,
Холодный север, пылкий юг,
Нам подсказала все природа
В стихах пустыни, песнях вьюг.
 
 
О том как жили мы подробно
Расскажет пляски нашей стук,
Собою хвастать неудобно
Скажу я вам начистоту.
 
 
Вы Лейлу видели сегодня,
Ей и сейчас семнадцать лет,
Она у нас одета модно,
Прадед-пуштун ей дал секрет.
 

Мне ночь не нравится

 
Мне ночь не нравится,
Она без звука несет в себе людей,
Как будто речкою струится
По тонким тропкам заводей.
 
 
И яркий свет убрать не может
Для всех налитой черноты
Она и в душах, липнет к коже,
Меняет чувства и черты.
 
 
И так мы ждем всегда рассвета,
Стремясь увидеть вновь себя,
И первый встречный с сигаретой
Вдруг улыбнется вам любя.
 

Проснемся мы с тобой под утро

 
Свеча сгорела поздно ночью,
Потух светящийся бокал,
Во тьме горели чьи-то очи
И продолжался чудный бал.
 
 
Мы полетели в вихре вальса
Туда, к далеким небесам,
Тебя держал за кончик пальца
И прикасался к волосам,
 
 
Что развевались в лунном свете
Огромной белою фатой,
И ты кружилась, как в балете,
И я был зритель не простой.
 
 
Я предложил полеты к звездам,
Как только будем мы вдвоем,
Наш мир и нами будет создан,
Ему хвалу мы пропоем.
 
 
Проснемся мы с тобой под утро,
Несут и кофе нам в постель,
Всегда мы поступаем мудро,
Ложась вдвоем, мадмуазель.
 

Жила на свете сеньорита

 
Жила на свете сеньорита,
С губами алыми, как роза,
Ее все звали Маргарита.
Всегда нежнее абрикоса,
 
 
На щечках солнца поцелуи,
В глазах играющий чертенок
Под звуки нежной «аллилуйи»,
Но все равно еще ребенок,
 
 
Когда в толпе ее увидел.
С дуэньей шла она к обедне,
И шли за нею, словно в свите,
Три дона, лишние на сцене.
 
 
И мой клинок, быстрее мысли,
Сверкнул, как молния в грозу,
И величавость сразу смыли
Удары шпаг и боль в глазу:
 
 
Кусочек стали в глаз попал.
Я дрался яро, безрассудно,
Но был убит я наповал,
И помню как-то очень смутно,
 
 
Что кто-то лоб мой целовал,
Слезами щеки орошая,
Достав из ножен мой кинжал.
Вот Маргарита дорогая
 
 
Со мною под руку идет,
У нас в раю любовь большая,
Нам песню славы хор поет,
И нас ласкает ветер мая.
 

Сорок первый

 
Облетают последние листья
И уходит из женщин тепло,
О тебе мне поет желтый листик
И из глаз что-то вдруг потекло.
 
 
Для меня перекрасились дамы
В сорок восемь различных цветов,
Каждый день я их вижу в рекламе,
Не сказал бы, что мне повезло.
 
 
Ты весной была черною стервой
И светлеешь тихонько к зиме,
У тебя я всего сорок первый,
Подглядел я в твоем резюме.
 

Дождливая среда

 
Позабыл я вдруг адрес радистки,
Мы же в среду выходим в эфир,
Дождик каплет с утра серебристый
И войну поменял он на мир.
 
 
Мне сейчас «два песят» не хватает,
Хлебануть бы стопарик под дождь,
На углу ты меня поджидаешь
И подносишь рукой к горлу нож.
 
 
Может, двери сейчас распахнутся,
Встретит зайчик с морковкой в руке,
И зверьки все твои улыбнутся,
И замкнет что-то там в ночнике.
 
 
Мы с тобой отстучим телеграмму,
Так и так, не кончается дождь,
Мы со всеми войну прекращаем,
Ты, разведка, уж нас не тревожь.
 

Устал от жизни беспробудной

 
Устал от жизни беспробудной,
Все те же сцены, тот же сон,
И режиссер ужасно нудный,
И рвет пластинку граммофон.
 
 
А ночь нарочно не приходит,
Манит закатом и луной,
И мчатся в море пароходы,
И капитан идет за мной.
 
 
А как скучна ночная вахта,
И имя ей – собачий час,
Далекий слышен звон набата
И ходят беды возле нас.
 
 
Течет песком немое время,
И пуст бокал младой любви,
А на седле ржавеет стремя
И сахар лести ядовит.
 
 
Возможно, я не в этой книге,
Ошибся полкой и был пьян,
Я дома на пиратском бриге,
И прошлое сплошной бурьян.
 

Василёк

 
Я завидую честно людям,
Что умеют на скрипке играть,
И летаю на нотах прелюдий,
Что как рифмы ложатся в тетрадь.
 
 
Не дано мне писать увертюры
И людей уносить в миражи,
Я стихи напишу вам с натуры
И цветок посажу у межи.
 
 
Будет он василькового цвета,
Будет имя ему Василёк,
Он ребенок небесного света
И упрям, как любой паренёк.
 
 
И в него все влюбляются сразу,
И певцы, и герои кино,
Никому он не сделал отказа
И не пил за знакомство вино.
 
 
Можно, я вам скажу по секрету,
Эту тайну не знают друзья,
Я гуляю по белому свету
И цветок-василёк – это я!
 

Нас подружил весенний вальс

 
Нас подружил весенний вальс
На бале в Доме офицеров,
Светился зал в сиянье глаз
И в лицах бравых кавалеров.
 
 
Стояли тихо вы в сторонке,
Без вас кружился полный зал,
Меня тянуло к незнакомке,
Я, как и вы, не танцевал.
 
 
И вы глядели мне навстречу,
Не зная, к вам ли я иду,
Я знал, что вас сегодня встречу,
На счастье или на беду.
 
 
Вы были просто балериной,
Легко вас вел, как в сотый раз,
Нас веселили викториной,
Но я смотрел только на вас.
 
 
Мы шли по городу ночному,
Читал стихи я о любви,
Тебя найду я завтра дома,
Ты ничего не говори.
 

Гарем

 
Я мозгую над сложной проблемой,
Чей массаж мне полезней всего,
То ль блондинки с прическою нежной,
Иль брюнетки с косой в колесо.
 
 
Растечется по телу блондинка,
Пальцы нежны и ласковей губ,
Вот такая выходит картинка —
Солнца луч и развесистый дуб.
 
 
Завладеет тобою брюнетка,
Полонит, будто в рабство отдаст,
Но такая, скажу вам, конфетка
Только силы больному придаст.
 
 
Человек по натуре я скромный,
Больше пуза, конечно, не съем,
Обнимаю собой мир огромный,
Берегу разноцветный гарем.
 

Баргузин

 
Вода на Байкале совсем студена,
Прозрачней алмаза – там видно до дна,
И Космос в глубинах всю силу хранит,
То знает на скалах угрюмый гранит.
 
 
Всех манит богатство и солнечный штиль
И водная гладь на четыреста миль,
А если за водкой пойти в магазин,
То встретит вас пьяный мужик Баргузин.
 

Как хорошо жить безмятежно

 
Как хорошо жить безмятежно,
Сидеть в шезлонге у прибоя,
И чтобы был простор безбрежный,
И если ветер, то без воя.
 
 
И чтобы все несли цветочки
К ногам наивной сельской дамы,
Что с каждым новым лепесточком
Уже рисует в сердце драму
 
 
Любви француза-гувернанта
К хозяйке милого именья,
И ревность мужа-лейтенанта,
И их дуэль на воскресенье.
 
 
Как тихо плакали все дамы,
Уткнув носы свои в платочки,
Что их любовник это самый
Поэт печальный и в две строчки
 
 
Напишет вам в альбом стишок,
Что вы как ангел полуночный,
Что он без вас и жить не мог,
А лейтенант стреляет точно.
 
 
Француз убит, лежит у ног,
Шепча о том, что песня спета,
И что вчера никак не смог
В романс тебе найти куплета
 
 
О нашей жизни безмятежной
Под шум ленивого прибоя,
И что вокруг простор безбрежный,
И тихий ветер нам не воет.
 

Когда нагрянет в гости дама

 
Читая книгу своей жизни,
Не можешь забежать вперед,
Все эти книги рукописны
О том, что все проистечет.
 
 
Нет в книге этой оглавленья,
И нет количества страниц,
И только мастер Провиденья
По телефону может позвонить.
 
 
Или нагрянет в гости дама,
В плаще от Гуччи и с косой,
Когда в разгаре самом баня
И в простыне сидишь босой.
 
 
Ты ей покажешь свою книгу,
Смотри, еще не дочитал,
Мол, завязал одну интригу,
Пока не виден мой причал,
 
 
Где бриг готовится к походу
К далеким счастья берегам,
Берем с собой из дома воду,
И песни распеваем по слогам
 
 
О прелестях Любови и Надежды,
О Вере и об алых парусах,
Наденем мы пиратские одежды
И стрелки сдвинем на часах.
 
 
Мы в трюм забросим эту книгу,
Что было – нечего читать,
Пойдем с красавицей в обнимку
По верхней палубе гулять.
 

Дамское

 
Катился май и цвел шиповник,
В цветах каштана жизнь моя
Была как ландыш и любовник
Уехал в дальние края.
 
 
Любовь казалась такой вечной,
Нет ни начала, ни конца,
Я оказалась первой встречной
С рукой простою, без кольца.
 
 
И он с размаху предложил мне
Любовь и сердце – два в одном,
И будет общим портмоне,
И дым над свадебным костром.
 
 
Он растворился на рассвете,
Открыв все двери и замки,
Ну, где же есть любовь на свете
И мужики так мужики.
 

Давно мне что-то не поется

 
Давно мне что-то не поется,
Покрылся пылью мой баян,
А сердце все куда-то рвется,
И сам по жизни я буян.
 
 
С утра сегодня воскресенье
И нет несбывшихся желаний,
Ушло куда-то вдохновенье
И темы нет для воспеваний.
 
 
Но вот захлопал малый парус
И зашипел задира «вест»,
Для состязанья выбрал пару,
И на тебя силенка есть!
 
 
Шуми, играйся с моей яхтой,
Я все равно поймаю галс,
И с ветром силой необъятной
Услышишь мой веселый глас.
 
 
Давно такой я жаждал я бури,
И я от волн немножко пьян,
Давай немножко, друг, покурим,
Цвет у заката уж багрян.
 
 
То лишь начало приключений,
Мы полетаем по волнам,
Увидим много откровений,
Что недоступны мудрецам.
 
 
Там впереди за мысом гавань,
Там тишина, уют, покой,
И полумрак закрытых ставень,
И человек лежит больной.
 
 
В какую сторону помчимся?
Давай, не глядя, выбирай,
С тобой мы точно усмиримся,
Когда приедем вместе в рай.
 

Помню шампанского дождь

 
Я помню
Шампанского дождь,
Снег из цветов,
И белую розу на фраке.
К «Запорожцу»
Подошел джентльмен
С хрустальным
Пустым бокалом.
Постукал по крыше:
«Споем и дружно
Бокалы поднимем»,
А мы лежали вдвоем,
И нам был никто
Не нужен.
 

«Я помню, как быстро…»

 
Я помню, как быстро
Летели года,
Как стрелы
В пустые мишени,
И наш «Запорожец»
Старел, как и мы,
Навсегда,
И помню цветов
Аромат осенний.
Мы были в машине
Близки,
И так далеко
В постели,
Мы пели вполголоса,
А кто-то по крыше
Стучал:
«Езжайте домой,
Вы остались одни,
Давно уже все
Уехали».
 

Мой старый с мезонином дом

 
Мой старый с мезонином дом
Открыт для всех, бокал с вином
Уже наполнен, огненный рубин,
Как показатель самых лучших вин,
Ждет гостя на столе, и яркая свеча
Всю ночь горит и просит помолчать
Минутку, чтобы понять – серьезно всё,
А, может, превратить всё в шутку?
 

Гадание

 
Я один ворожил в воскресенье,
На дворе наступил Новый год,
Испытал я в ту ночь потрясенье:
Мне явился колдун Лю Миньго.
 
 
В лисьей шапке и в красном халате
Он возник и присел за мой стол:
Не скучай этой ночью, солдатик,
Ты налей-как мне водки грамм сто.
 
 
Слово за слово, сдвинув стаканы,
Он мне мой гороскоп рисовал,
Выйдет так, что издам я романы
И стихи, что недавно писал.
 
 
А свинья – это вроде копилки,
Сохранит все, что скопишь за год,
Может, все превратится в опилки
Или скопится пачка банкнот.
 
 
В царство Цинь был всегда казначеем, —
Говорил мне колдун Лю Миньго, —
Вел учет я доходам, трофеям,
Что свозились ко мне каждый год.
 
 
Привезли мне однажды две книги,
Их писали Хайям с Рудаки,
Я бы продал себя за любовные миги,
Счастье в деньгах найдут дураки.
 
 
Не люби продающихся женщин,
Ни за деньги, поход в ресторан,
Не носи ей шикарные вещи,
Не давай ей глядеть в свой карман.
 
 
Мы с ним долго еще говорили
Про политику, Дальний Восток,
Как цари своих подданных брили,
У кого и какой потолок.
 
 
Как допили последнюю чарку,
Так исчез и колдун Лю Миньго,
Вмиг исчезли волшебные чары
И подумалось, кто же был кто?
 
 
Он со мной говорил по-китайски,
По-китайски и я отвечал,
В первой жизни и я был китайцем
И в Пекине Лю Миня встречал.
 
 
Вот ведь жизнь нас куда разбросала,
Разделяют нас с ним зеркала,
Мы не помним у жизни начала
И не знаем, где наша скала,
 
 
Что стоит, как трамплин на дороге,
И с нее то ли вверх, то ли вниз,
И уходят навеки тревоги
За изданье написанных книг.
 

Головная боль

 
Постоянно болит голова,
Покоя ни днем, ни ночью,
Смешались в обрывки слова,
Картинки порвались в клочья.
 
 
Вокруг улыбаются лица,
И солнце приносит им радость,
Оно и по мне струится,
Стираю платком эту гадость.
 
 
Все люди привыкли к боли,
Сказали – и я привыкну,
Как только я выйду на волю
И я вам об этом крикну.
 

Образцовые гусары

 
Гусаров, право, образцовых
Я в жизни буйной не встречал,
Быть может, вы из этих, новых,
Что ходят трезвыми на бал,
 
 
Что крутят ножкой в менуэте,
На мизер падают с тузом
И любят девочек в балете,
Глядят на всё одним глазком,
 
 
Как будто вечер был заснежен,
Стояли лошади в кругу,
А дамы с веером в манеже
В окно смотрели на пургу.
 
 
И верх над дамой не победа,
А просто сущая беда,
Не будет дрёмы до обеда,
Не будет вкусная еда,
 
 
Когда садишься утром рано
С руками чистыми за стол
И слышишь женщины сопрано,
И плюнуть некуда на пол.
 
 
Поверьте, в жизни у гусаров
Проблем, не видно им конца,
Никто не пишет мемуаров,
А шлют за водкою гонца.
 

Храм на берегу реки

 
Собор построен у дороги,
Участок, лекарня, базар,
Идут во храм людские ноги
За упокой, здоровье и навар.
 
 
Там колокол в седом раздумье
Ведет негромкий разговор,
Ему вторят певцы латуни,
Металлов разных на подбор.
 
 
Он говорит о грозных сечах,
Вот здесь, в изгибах Иртыша,
Об интересных личных встречах,
Тех, что запомнила душа.
 
 
О войнах, землю сотрясавших,
Когда сражались брат на брат,
И помнит свет в Москве пожарищ,
Когда врагом был город взят.
 
 
Вот и сейчас речет с укором,
Что позабыт духовный мир,
Что деньги встали над законом
И заправляют дикий пир.
 
 
Сосуды будут сообщаться,
Богатство, бедность – общий мир.
Как надо к Богу приобщаться,
Пусть лучше думает банкир.
 

Японские стихи

 
Не люблю я японское суши,
И романтики нет в харакири,
И язык неприятно мне слушать,
И сидеть из картона в квартире.
 
 
Мы сейчас подражаем японцам,
Что-то ищем себе в дзен-буддизме,
Мы уже поклонялись Солнцу
И себя истязали в марксизме.
 
 
Мы не пишем стихи по-немецки,
Гёте тоже не брался за русский,
Но в руках мы держали нецке,
Пили чай на коленках вприкуску.
 
 
Не читают японцы хокку,
Что написаны где-то в России,
И без суши прочистят глотки,
Чтобы им острова возвратили.
 
 
Мы всегда подражаем кому-то,
Все культуры своей чуждаясь,
Мы уже научились чему-то,
Потихоньку в себе возрождаясь.
 

Два самурая

 
Где-то в преддверии рая
Встретились два самурая.
Молоды оба, еще горячи,
Сразу скрестили друг с другом мечи.
Оба из школы сенсея Мусаси,
Оба учились в «хейко-до» классе.
Словно два друга сошлись на попойке,
Выпьют сакэ и улягутся в койки.
Оба учили «Пути всех профессий»,
Оба отличники всех школьных сессий.
Их фехтованье как «птиц пирует»,
Воинов лучше в Японии нет.
Кто из них лучший, не найден ответ,
Меч, хоть и острый, не даст им совет.
Вышел апостол с ключами от рая,
Кто за Японию здесь умирает?
Стало вдруг стыдно небесным бойцам,
Мы лишь пришли поклониться отцам.
И мы погибли в неравном бою,
Но защитили деревню свою.
Сдайте мечи, их нельзя носить в рае,
В рай не пойдем, мы – самураи!