Наш родной вирус. Том 2

© Олег Ока, 2023

ISBN 978-5-0051-6614-2 (т. 2)

ISBN 978-5-0051-6535-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

26.09.2020 г.

Наш родной вирус

том 2

книга 3. Право выбора

глава 1. Томления духа и плоти

1.

– Лич, я не хочу…

– А я пока ничего и не делаю.

Они лежали в сером свете, укрывшись простынёй, и курили, стряхивая пепел в пепельницу на груди Лича.

– Ты пошляк, Лич, и мысли у тебя появляются между ног. Я не о том. Я не хочу меняться. Мне и так хорошо, мне нравится жить такой, какая я есть…

– Вот тем подонкам, которые ночью непотребства творили, им тоже нравится быть такими, как есть. Но нас никто не спрашивает. Видимо Тому, Кто там, наверху, это всё-таки не по душе. И Ему всё это раздолбайство порядком уже надоело…

– Но почему?! Я, что, тварь какая бесправная? И где наша свобода выбора? И боюсь я.

– Не надо бояться, маленькая. Может быть, тебе понравится.

– А может быть, и нет. И что тогда? Я обезьяна какая-нибудь, чтобы опыты надо мной проводить? Пусть Он опыты проводит над теми, кто плохой.

– Я вот подумал, сколько в мифах и легендах тварей разных. Может быть, это и были попытки, такие, частные, исправить род людской? Но вряд-ли люди смогли-бы ужиться в таком паноптикуме. И ведь это не нам решать, кто плохой, а кто хороший.

Гибсона они отправили в жильё Баньши, чтоб под ногами не путался и по ночам не подслушивал, только проинструктировали на дорогу:

– Смотри, без свинства там, соседи – звери!

– Всё будет согласно законов гостеприимства, – заверил тот, он всем был доволен, ему была предоставлена полная свобода действий, и он уже договорился с Сандерсом о приватной вечерней посиделке, но чтобы присутствовал и кто-то женского пола, естественно, свободная от обязательств.

– Лич, я не понимаю, есть, конечно, законы развития цивилизации. Но всю историю люди без устали только и занимаются тем, что убивают. Ведь с самого начала видно было, что это стадо надо срочно воспитывать.

– Для этого нам и был дан Христос. А, войны? Если-бы их не было, очаги цивилизации не зачахли-бы в своих родовых гнёздах, как майя, ацтеки, инки? Не будь Александра Македонского, Европа могла узнать об Индии на сотни лет позже. Как и об империях Китая, Монголии, Сибири без Чингиз-ханов.

– Ну, хорошо, взаимопроникновение культур, понятно. Но можно было и как-то цивилизованнее, культурнее?

– Так цивилизация и культура только зарождались.

– Ладно. А, Наполеон? Гитлер?

– Что – Наполеон? Симпатичный дядька. Пётр Первый прорубил окно, Наполеон им и воспользовался. Но он и привёл русских в Европу. Вот с Гитлера уже начался регресс. Возможно, сегодняшнее безобразие тогда и началось?

– Тёмные дела, – вздохнула Баньша и шустро сняла трусики:

– Значит, займёмся взаимопроникновением. Это и проще и приятнее…

– Люди совершенно разучились читать книжки. Это искусство утеряно с приходом интернета, – заметил Лич во время небольшого перерыва. – Это беда, и вряд-ли возродится. Скорее, книги совершенно уйдут из обихода, и останутся раритетами в запасниках музеев. Или вообще исчезнут?

– Но я видела в электричках много читающей молодёжи. Конечно, с книгами в руках – это в большинстве студенты. Но я видела и Дефо, и Ремарка, и Мелвилла, а это уже чтение для себя, – возразила Баньша, отпив стакан сока и закуривая сигарету. – Это информация эмоциональная, и это даёт надежду.

– Да, в транспорте читают много, а потому что там делать нечего, время убивать надо… Но что читают? Много классики, это уже проверено временем. Или Донцову (это собирательный образ), это уже просто пробежал, ухмыльнулся и забыл (забил). (Я долго работал в электричках, обращал внимание). Кстати, молодые больше читают классиков, видел и Мопассана и Диккенса… Сам пишу, и уже выработал формат – писать маленькие главки (минут на 10—15 чтения) но чтобы в такой главке было что-то цепляющее, заставляющее вернуться. Да ещё и под телефонный стандарт приходится подстраиваться. А про современных писателей – только вчера на одной писательской площадке просмотрел рейтинги и темы. В основном РПГ и фэнтези всех видов. Вот родился новый жанр, РПГ (похоже на противотанковую гранату!), книжки по играм! Не игры по книгам, не в Конана играют, а книжки пишут по компьютерным играм! Ну, во-первых, это, якобы, ближе молодёжи (!) – это уже влияние кино, и автору легче, меньше мозгами работать (да и у молодых писателей жизненного опыта нет, в основном из таких-же книжек и фильмов!), во-вторых, и сами издательства больше нацелены на эти темы, как «востребованные». Модно! Но ведь такие книжки несут очень мало информационного материала, и молодые уже не «западают» на драконов и попаданцев, толку от них, все на одно лицо! Авторам надо искать новые жизненные темы, но это ДУМАТЬ надо. Раньше книги писали по нескольку лет, а сейчас варят от завтрака до ужина! Или «писатели» рассуждают… Вот реклама новой книжки Нелевина (ещё не написано, но уже шедевр!) – тоже (по аннотации), ни сюжета, ни героев, смесь парижского с новгородским, и философские тирады в устах всех, кто под рукой мелькает. Это уже мода «под Кастанеду», а молодым этот Кастанеда…

– Не распаляйся, скоро это кончится. Новому миру литература будет абсолютно не нужна.

– Не знаю. Рерихи свою систему назвали живой этикой, и сто лет назад это действительно была живая система. А потом пришёл – явился Кастанеда (антрополог, блин!), и пошло, – Лич дотянулся до телефона, порылся в файлах, нашёл нужный текст. – «Цели эзотерических систем совпадают с религиозными, но связи с определённой религией может и не быть. Эзо-системы также предлагают конкретный воспроизводимый набор методов для расширения сознания.» Так… Вот дальше – «… изменения Личности, к которым стремятся последователи эзо-систем, носят устойчивый характер. В более широком смысле: цель самотрансформации лежит вне зоны личностного саморазвития, то есть „изменение личности“ – лишь средство, а целью является итоговое расширение сущностного мировосприятия.». Не смешно? Расширение сознания! Но ведь происходит как раз наоборот, отвергаются альтернативы и создаётся фанатический догматизм. Сознание ограничивается догмами и попадает в клетку! Беда, когда антропологи, или, скажем, офтальмологи, начинают фантазировать. Конечно, им литература не нужна, если только Лена Блаватская с Гурджиевым…

– Офтальмологи?

– Я о знаменитом исследователе загадочной страны Шамбала.

– Ах, об этом… Ну его в… в Тибет. Кстати, не заняться-ли мне изучением мифологии? И давно я не была в кунсткамере, может быть, соберёмся как-нибудь?

– Мифология слишком обширна, если только в самом общем изложении. А музей антропологии… с удовольствием. Только сейчас у них какое-то глупое расписание работы, надо будет посмотреть в сети. Если они вообще открыты для посетителей в связи с эпидемией. Из-за вируса доступ к культуре временно прекращён.

– Лич, перестань стонать. Обличая пороки, ты не рассказываешь о рецептах. Возвращайся на землю, скучно стало.

– Я занудный? Что-ж, придётся изменить твоё мнение.

– Это у тебя хорошо получается!

В это-же время в соседнем парадном, в спальне Баньши не менее увлекательно общались Гибсон и старшая сестра Сандерса Яна.

***

– Вот пришёл ещё один день, наполненный лишь бездельем и ожиданием. Мы живём, как сибариты, занятые только собой, и единственная наша забота, ждать, что ещё произойдёт. Надоело, и кто нам дал такое право, фиксировать и наблюдать, отстранясь от происходящего? Мы, как мыши, ждущие неизвестно чего, и, трясясь, ожидаем самого страшного. Но это не «Декамерон», и не «Пир во время чумы», забавная безделица, придуманная праздными философами.

Лич стоял у окна, не глядя на Баньшу, и она, напуганная этим взрывом, не знала, чего ожидать.

– Что ты придумал, Лич? Я делаю что-то не то?

– Ты здесь не при чём. Ты ничего не делаешь, что было-бы достойно осуждения. Как и я. Мы НИЧЕГО не делаем.

– Но ты сам говорил, что здесь и невозможно что-то сделать, можно только ждать.

– И вы поверили старому маразматику? Вы, молодые и полные сил, вы погасили свою энергию, вы стали потребителями жизни… А я сам поверил вам, поверил, что можно просто жить, но это жизнь моллюска.

– Ты что-то задумал, Лич. Я вижу это, и я этого боюсь.

Он подошёл к ней, сидящей на постели, и она с надеждой смотрела ему в глаза, уверенная, что он не станет делать ничего безумного.

– Ну, давай уйдём отсюда? Просто уйдём и забудем это безумие. Куда-нибудь в деревню, где нет вируса, нет интернета и полиции. Просто, знаешь, забудем, что мы люди?

– Это отчаяние, Баньша. Отчаяние от бессилия. И ты права. Надо уйти. Но я уйду один. Прости, что не смог оправдать твои ожидания. И я не зову тебя с собой, это тебе не нужно, потому что я сам не знаю, куда пойду, в какую сторону. Я не собираюсь бежать в никуда. Я хочу посмотреть и попытаться разобраться в жизни этих людей. Для этого у нас здесь слишком камерная обстановка.

– Нет… – она со страхом смотрела на него, пытаясь осознать услышанное. – Ты не сделаешь этого. Ты не можешь так поступить со мной, когда я уже поверила тебе. Это слишком жестоко.

Он взял её за плечи, приблизил лицо, долго вглядывался в её серые, искристые глаза, поцеловал в лоб:

– Прости меня, Баньша. Я подумаю, что мы будем делать, а ты… – он достал телефон, открыл библиотеку. – Почитай пока о Гильгамеше, раз уж захотела изучать мифологию. Знаешь, кто это такой?

– Герой из Месопотамии? Что-то слышала. Интересно.

Вытерев слёзы, она стала читать, шевеля губами и хмуря брови. Постепенно её лоб разгладился, чтение её захватило. Лич возился на кухоньке, готовя завтрак.

– Слушай, Лич, – окликнула его Баньша, – «… Победит его женщина, как муж могучий!

Когда он поит зверьё у водопоя,

Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет, —

Увидев ее, приблизится к ней он —

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне!»

И дальше интересно: – «Вот он, Шамхат! Раскрой свое лоно,

Свой срам обнажи, красы твои да постигнет!

Увидев тебя, к тебе подойдет он —

Не смущайся, прими его дыханье,

Распахни одежду, на тебя да ляжет!

Дай ему наслажденье, дело женщин, —

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне,

К тебе он прильнет желанием страстным».

Раскрыла Шамхат груди, свой срам обнажила,

Не смущалась, приняла его дыханье,

Распахнула одежду, и лег он сверху,

Наслажденье дала ему, дело женщин,

И к ней он прильнул желанием страстным.

Шесть дней миновало, семь дней миновало —

Неустанно Энкиду познавал блудницу.

Когда же насытился лаской,

К зверью своему обратил лицо он…

Увидав Энкиду, убежали газели…

Вот так с вами надо!

– Не надо мне, чтобы моё зверьё разбегалось! И дело женщин, не только наслажденье, работать тоже надо! – он был доволен, потому что заботы оставили её, и она была при деле. С удивлением он вдруг осознал, что и сам успокоился, и жизнь стала более целесообразна и ясна.

***

Завтракала Баньша левой рукой, а пальцем правой возила по дисплею телефона. Говорила она с полным ртом:

– У тебя здесь интересные книги, Лич! Мне надолго хватит! Восточная и Центральная Азия, Древняя Греция, это я читала ещё в школе. Передняя Азия… А Европа? Вижу, Зигфрид и Нибелунги, рыцари Круглого стола, Беовульф… Америки нет? Это я сама скачаю…

– Сама, это хорошо. Но ты богами и героями не очень увлекайся, с ними всё ясно. Обрати внимание на мифологическую зоологию. По теме, меня интересует, как часто люди обращались в тварей, по какой причине, и как это происходило. Можно тебя попросить это сделать?

– Ещё-бы! Там омлета больше не осталось? Мне и самой это интересно, ведь, может быть, что это аналог настоящих событий? И как они относились после этого к людям. Оборотни сюда относятся?

– Всё может быть. Я сейчас схожу на станцию, кое-что конкретизирую… И хорошо-бы нам машину…

– Видишь, Лич, ты уже говоришь «нам». Прогрессируешь на глазах.

– Или становлюсь идиотом.

– Часто это одно и то-же. Я сейчас быстренько всё это переброшу на ноутбук и отдам телефон, чтобы был на связи… И внимательней там, не лезь в непонятки, будь осторожен. Маску не забудь… Деньги есть? возьмёшь хлеба… И… Сметаны! Я там в холодильнике хинкали видела, уважаю… Что ещё?

– Слушаюсь, мэм.

Оставив Баньшу уткнувшейся в ноутбук, Лич вышел на улицу, глотнул уже горячего воздуха, закурил и быстро прошёл в соседнюю парадную. Поднялся на второй этаж и, не постучав, толкнул дверь, которая оказалась не запертой. Вошёл, заглянул в комнату и отпрянул, встреченный недовольным женским восклицанием. Пожав плечами, он прошёл на кухню, вытащил их холодильника коробку с соком, налил стакан и присел к столу. Через минуту появился Гибсон, застёгивающий брюки.

– Срочные дела? – Гибсон достал бутылку пива, стакан и пошёл обратно. – Я на секунду.

– Рассказывай, – пригласил он, вернувшись. – Ведь не от скуки припёрся? В такую рань!

– Ничего срочного… – медленно проговорил Лич, раздумывая, как всё объяснить, чтобы быть понятым. – Мы уезжаем. Нужна машина, и лучше минивэн.

– Так. Не на юга собралась? Там сейчас бархатный сезон. И стреляют.

– Не на юга. Но вот насчёт стрельбы, захотелось оценить масштабы.

– Надеюсь, не миссионерствовать собрался? Это чревато.

– Нет. Говорю-же, только сбор информации.

– И надолго? И когда машина нужна?

– О сроке не скажу, не от меня зависит. Может быть, не меньше недели. А машина нужна в течении дня, часов через пять. Можно раньше. Есть возможность?

– Подумал, стоит-ли девчонку ввязывать?

– А мне разрешили думать? Это ураган Елена. А у тебя кто?

Гибсон налил пива, жадно выпил, закурил.

– Яна. Сестра Сандерса. Интересная…

– Я мало её знаю… Так, что скажешь?

– Тебе виднее. Машина будет, но попрошу вернуть. Деньги нужны?

– Сегодня пенсия, через пару часов получу… Оружие есть?

– А может понадобиться?

– Знать-бы!

– Я попробую достать, вместе с машиной. Вот только, если в город собираешься, может не получиться, везде кордоны.

– Хорошо, что предупредил. Придётся лесными тропами, я знаю пару дорог… Правда, они военные, от спецобъектов, но это, может быть, и лучше. А, может быть, и пригородами обойдусь. В Пушкине знакомый вертолётчик есть, уж они-то с обстановкой ознакомлены.

– Лич, дело серьёзное… Ты приготовь на всякий случай легенду поглупее, глупцы опасений не вызывают, и им доверяют.

– … Тёща за лекарствами послала. И рецепт пострашнее сделаю.

– Ты не придуривайся. Береги свою… Хорошо, сейчас побреюсь и схожу.

***

И Гибсон не подвёл, к двенадцати часам, они даже не успели съесть обед, у дома стоял синий «Форд», а за поясом Лича под футболкой сидел старенький «ТТ».

– Чистый, – как сказал Гибсон.

2.

– «…В 1206 году душевнобольной мальчик в Перудже стал проповедовать и предсказывать грядущие бедствия и конец света, призывая народ к покаянию. Возникла эпидемия «флагелиатизма», то есть самобичевания, которая охватила всю Европу и сопровождалась массовым пилигримством.

Эпидемия пляски святого Вита зародилась в конце XIV века в южной Германии, и распространилась на соседние страны. Группы больных, держась за руки, образовывали круг, который двигался по улицам, вращаясь и сопровождая своё движение дикими танцами и прыжками. Больные находились в беспамятстве, бреде и галлюцинировали. В 1374 году в Кёльне явилась толпа больных из Германии и перенесла эпидемию на левый берег Рейна, в Страсбург. Музыка, пение и церковная служба содействовали распространению этой эпидемии. Святой Вит считался покровителем этих больных.

В начале XV столетия сходная с пляской святого Вита эпидемия охватила Испанию и известна в истории под именем «тарантизма». Больные также обнаруживали большую чувствительность к музыке и к некоторым краскам. Так, красный цвет приводил их в неистовство; вода притягивала их к себе, вследствие чего многие больные бросались в воду и тонули…»

***

Баньша находилась в весьма возбуждённом состоянии, и этому причиной было не только предстоящая поездка, которую она воспринимала не иначе, как приключение, но и новые интересные знания, которые она открывала для себя в мифологии, и которые она надеялась применить в предстоящей поездке.

– Что нового узнала? – поинтересовался Лич, глядя на дорогу, но иногда бросая нежный взгляд на подругу, которую пока ещё и в мыслях не решался назвать женой, потому что это было-бы неудобно (почему – он не мог-бы сказать… может быть потому, что ещё не привык к этой мысли.)

– А очень много! Пока это только теория, но вот слушай: – «Один из основоположников научной мифологии Э. Б. Тайлор в XIX в. писал: «Ученый, занимающийся анализом мифологического мира и не обладающий способностью переноситься в фантастическую атмосферу, может прийти к столь печальному непониманию этого мира, что примет его за простую бессмысленную выдумку… Развитие мифа замирает под тяжестью мер и весов, пропорций и моделей… Мы видим интеллектуальные пределы, за которые не должен выходить тот, кто симпатизирует мифу, и вне которых должен быть тот, кто желает его исследовать. К счастью, мы живем около этой пограничной черты, так что можем переступать за нее и в ту и в другую сторону…". Как тебе?

– Мне кажется это обнадёживающим. В том смысле, что идеи разума могут влиять на окружающую среду, и наоборот. Только пока не понятна связь между мифозоями* и происходящим в мире безумством.

– Как-же не понятна, Лич! Очень даже понятна. Всеобщая истерика рождает особо странные фантазии, а гипертрофированные эмоции, это-же гигантская энергетика, которая воздействует на мир.

– Посмотрим, – буркнул Лич и закурил.

– А вот слушай ещё. Это из шаманства. – «…В одном доме был праздник, и люди много пели и плясали. Один из столбов этого дома был демоном, и ему тоже захотелось танцевать. Когда люди уснули, он стал так сильно раскачиваться, что крыша обрушилась на спящих. Испуганные люди вскочили и стали кричать: «Пак! Пак!», из-за чего они превратились в лягушек. (… Можно предположить, что возглас «Пак!» соответствует нашему «Квак!» и именно это кваканье могло быть причиной превращения людей в лягушек, но непонятно, почему испуганные люди стали квакать.) Ты не квакал в своём видении?

– Это сарказм, или ирония? Ты уже развлекаешься? Сейчас на станции развлечёшься.

«Станцией» именовался центр Сиверской вокруг станции электричек. Скопище пятиэтажек, очень много магазинов разных размеров, появившихся последние десять лет и явно превышающих потребности района в ассортименте и количестве товаров, ещё были рынок, почта и пяток аптек.

Они уже ехали вдоль платформы, приближаясь к железнодорожному переезду. Баньша закрыла ноутбук и посерьёзнела.

– Тебе не кажется, Лич, что искать причины катаклизма в мифологии, это подход… дилетантский?

– Я и не пытаюсь найти причины и рецепты. Может быть, какие-то ассоциации… Или просто повод подумать. Ситуация слишком серьёзна, а причины глобальных потрясений почти всегда кроются в законах развития общества.

Минут пять они стояли в очереди перед шлагбаумом, в ожидании проезда электрички. Наконец протряслись через переезд и Лич свернул направо, остановился на асфальтовой площаде.

– Надо подумать.

– Ну, и думай. А я перекушу пока.

Она перебралась в салон, достала из сумки термос, ложки, отвинтила крышечку сметаны.

– Поешь, Лич, хинкали такие вкусные! Ведь завтракали давно.

– Пожалуй, можно перекусить, – он присоединился, и они стали есть прямо из термоса, положив на ещё горячие хинкали несколько ложек сметаны.

– Мне кажется, что мифологические превращения людей в животных не имеют для нас значения, это всего лишь усложнённая антропоморфизация, это чисто человеческое. Думаю, мы не превратимся в сатиров, или в кицунэ, или в Медуз… Хотя, некоторые идут в сторону горилл, орангутангов, свиней, паразитов, но это добровольная деградация личности. Интереснее, когда человек становится чем-то другим. Как в Древней Греции, боги могли стать и радугой, и молнией, то-есть, это уже энергия. Или водой, к примеру. Конечно, боги, и есть боги, могут стать, чем угодно. Но они были всегда разумными, даже в виде сгустка энергии.

– Но это тоже антропоморфизм, только не в отношении животных, а явлений природы.

– Питекантропы боялись молний, но они не считали их живыми…

– А тотемы?

– Тотемы жили чьей-то душой… Работай, Баньша, читай и думай! Кофе у нас есть?

– В термосе. Только осторожно, при тряске он разливается, такие у нас термосы.

– Чорт, в «Магнит» надо сходить, сигарет мало.

– Я с тобой…

– Не советую…

– Мне… в аптеку надо, сам понимаешь. Я маску надену, прямо сейчас.

– Не теряйся.

– Лич, где здесь теряться!

– «Из логова змиева, Из города Питера Я взял не жену, а колдунью…» – пробормотал Лич. **

– Ты что-то сказал? Смотри, доиграешься!

Они вышли на солнце, в горячий воздух.

– Аномальная жара. Погода тоже меняется, сезоны сдвинулись. Когда в Питере было такое лето?

Он оглянулся на девушку, встретил взгляд блестящих глаз над маской, посмотрел по сторонам. Людей почти не было, пару человек курили у почты, сдвинув маски на шею, вдали, на стоянке такси переговаривались таксисты, несколько человек ждали автобуса. И все были в масках. Вздохнув, Лич достал из кармана свою, скорчив недовольную мину, напялил, и они пошли по Вокзальной в сторону «Магнита».

– Сначала в аптеку?

Там тоже был карнавальный паноптикум, Баньша пристроилась за спиной обширной тётки, которой маска мешала болтать, и ждать долго не пришлось. Она скоро вернулась с пакетом женских снадобий, в которых Лич совершенно не разбирался:

– Я взяла перекись, йод, бинтов, хорошо-бы всё это не пригодилось. А сигареты сейчас здесь продают, киоск переехал, по коридору направо.

Здесь никого покупателей не было, и Лич сразу обратился к продавцу:

– Блок «Фараона».

– Тысяча.

– Месяц назад было шестьсот.

– Было. А новости смотрите? Подорожание акцизов.

– Подорожание у нас не новость. – Лич положил на прилавок банкноту.

– Зайдём в «Магнит»?

– Деньги есть, почему не потратиться? Бывает акции, дешёвый кофе, ещё что-нибудь.

– Угощаешь?

– А, то!

Магазин располагался в этом-же здании, в полуподвале, довольно просторный, ярко освещённый, удобный. Пакеты свои они оставили в камере хранения и пошли в лабиринт стеллажей. Сразу-же находился отдел чай – кофе и кондитерский. В самом деле присутствовал кофе по акции, стоил терпимо, даже с подорожанием, и Лич взял три банки. С полки в корзинку также пошли по упаковке пастилы и мармелада.

– Я сладкоежка, – грозно сказала Баньша, и Лич довольно улыбнулся:

– Выпадут зубы, кусаться не сможешь.

– Ничего, вставлю челюсти из нержавейки, помнишь, как в «Джеймсе Бонде»?

Во фруктовом Баньша положила глаз на арбуз и груши. Пришлось Личу покряхтеть. Ещё взяли кусок сыра и пластиковую бутылку ряженки, банку шпрот, свежий батон и плоскую бутылочку коньяку.

– Давай на ужин возьмём готовые бизнес-ланчи, чтоб с готовкой не возиться?

– Хочу гуляш и… и харчо. И надо кваса взять. Остановимся ночевать где-нибудь у воды, искупнёмся и закатим пир! Что ты ещё грузишь, не утащить уже!

– Баночку печени трески. Очень вкусно.

– Там сальмонеллы попадаются.

– А мы их коньячком!

– Ладно! Хватит, нам ещё месяц жить, надо и домой денег оставить.

– А у меня ещё зарплата не получена!

Очереди на кассу почти не было, человек пять в масках, как в чумном бараке. Маразм!

Расплатившись, они прошли к камере хранения и стали выгружать корзинку. Всё было хорошо, только он вдруг подумал, что на станции они вообще не видели людей в форме. В этом было что-то не нормальное, не соответствующее моменту, и эту тему надо было просветить. Спросить у кого-нибудь? И тут Лич вдруг почувствовал угрозу. Не себе, или Баньше. Что-то происходило за спиной, у касс, какое-то напряжение. Он обернулся – на кассе расплачивалась весёлая группа молодых людей, из тех, кто в магазин ходят только за пивом и водкой. И что-то там было не хорошо, это чувствовалось по вдруг похолодевшим лицам, неуклюжим репликам, и потом вдруг тишина кончилась. Кассирша, совсем молоденькая и обильно раскрашенная, взвизгнула, кто-то из женщин в очереди закричал, всё смялось, падали на пол жевательные резинки и зажигалки, мелькали руки и пакеты, Лич увидел спешащих охранников.

– Говорю тебе, падла, завтра занесу, получку обещали, – взревел пьяный голос. – Русского языка, сука, не понимаешь?!

– Верните товар!

Откуда-то возник прилизанный человек в белой рубашке, при галстуке, он говорил уверенным голосом, но чувствовался в нём страх. Он встал перед группой, спиной к Личу, слышалось «полиция» и «протокол», «хулиганство» и «статья»… Потом кто-то завизжал, и Лич было рванулся туда, в суматоху, но Баньша повисла на руке, и её лицо было похоже на японскую маску, белую, с чёрными щелями глаз.

– Не пущу! Пойдём отсюда! Бери пакеты, НЕМЕДЛЕННО!

И он не мог не подчиниться, они медленно пошли к выходу, и он старался не смотреть на свалку у кассы, только краем глаза увидел, что человек в белой рубашке лежит на полу, по белому расползается что-то красное – может быть, томатный соус? – и в возникшей вдруг тишине тот-же хамоватый голос медленно, с издёвкой выговорил :

– Денег хочешь, петух? На тебе денег, засунь их президенту в…! – по полу рассыпались смятые купюры, и сильные молодые руки уже пихали в пакеты дребезжащие бутылки и банки с пивом…

А на улице по-прежнему палило солнце, и тени бежали справа от них. В машине было прохладно, Баньша молча перекладывала покупки в сумку-холодильник, потом села и расплакалась.

– Ты, дурак, ты чего хотел? Вот как тот лежать там, на бетонном полу? А я? А пистолет? Если-бы ты его достал, тебя на куски порвали-бы! И кому хорошо ты сделал-бы?

Лич достал из сумки бутылку пива, сорвал крышку и выпил всё до дна. Потом сказал:

– Извини. И… спасибо. Поехали.

Он перелез на водительское сиденье, завёл мотор и тронулся с места. Баньша осталась в салоне, возилась, сопела, потом притихла. Лич не стал её трогать, чувствовал вину. Да и отдохнуть ей надо было, стресс согнать. Потом она протянула руку и взяла с сиденья ноутбук. Это хорошо, пусть мозги загружает.

***

В Куровицах было пусто, они видели только двух мужиков у автобусной остановки; один мирно спал прямо на траве, другой сидел рядом, опёршись спиной о бетонный столб, в руке он держал темную бутылку, иногда поднимал её к глазам, и, глядя сквозь неё на солнце, пытался определить состояние содержимого.

Они проехали мостик через Оредеж перед Кобрино, когда Баньша, уже пересевшая на штурманское место, странным голосом сказала:

– Останови, пожалуйста…

Съехав на обочину, Лич надавил на педаль:

– Что?

– Красные флаги… – она смотрела вбок, в сторону реки, Лич знал, что там находится пляжик, где в выходные собирались толпы желающих искупаться, позагорать, покидать мячик через сетку. И сейчас там что-то происходило. Толпа, человек двадцать, топталась вокруг флагштока, наверху которого свисала красная тряпка, видимо, бывший государственный флаг. Не видно было, митингуют они, или просто обсуждают новости. Иногда к небу поднимались руки, возможно, в угрозе, или приветствии. Ещё человек 7—8 обретались у кромки воды, где река расширялась, образуя купальный водоём с несильным течением.

– Что они делают? Посмотри, они-же лезут в воду, многие в одежде. А некоторых тянут насильно… Они не дерутся, это какая-то единая группа. Явно, возбуждены, может быть, пьяные? Они не утонут?

– Хочешь подойти и спросить?

– Нет, не очень…

От флагштока некоторые фигуры бежали к речке и тоже лезли в воду, это было похоже на дикое водяное крещение, только без хоругвей и попов.

– Секта какая? Ты раньше такого не видел? Что это? Там, на воде, к мосту плывёт…

– Нет, – сквозь зубы ответил Лич. – Такого не видел. А это, кажется, утопленники плывут.

Тихая вода кружа несла к мостику распростёртые тела. Они не шевелились, лёжа лицами вниз, будто внимательно рассматривали что-то в прозрачной воде на глубине.

– Это… Это-же дурдом какой-то творится…

– Мифозоями, говоришь, их надо называть? А, по мне, так конченные уроды, – в заключение праздника зло подвёл черту Лич, рванув машину с места, и больше об этом не говорили.

***

– * – «… Мифологических персонажей, наделенных фантастическими морфологическими характеристиками и сверхъестественными силами (богов, людей и животных) – назовем условно мифозоями с точки зрения научной зоологии…» (цитата из книги)

– **– парафраз стихов Гумилёва.

3.

– «… Земля в ту пору была еще совсем юной и плавала в воде, словно масляное пятно или студенистая медуза. И вот, подобно молодому побегу тростника, вырвавшемуся из ее недр и устремленному к небу, явилось в мир божество, именуемое Умаси-асикаби-хикодзи – Священный Сын – Прекрасный Побег Тростника, а за ним – Амэ-но-токотати, Вечный Оплот Небес…", – торжественно прочитала Баньша, и хлопнула ладошкой по джинсовой коленке. – Понятно, Лич?

– Японская мифология, сотворение мира. Что мне должно быть понятно?

– Это поэзия! Это философия нашего мира.

– «… Земля была безвидна и пуста, И Дух Божий носился над водою».

– Ну, Лич, ты постоянно обдираешь пёрышки с моих крыльев!

– Нет, просто сегодня я был в «Магните» и на обочине, над Оредежем. И везде я видел трупы.

– Значит, раз я там тоже была, а теперь я радуюсь поэзии, я – холоднокровная? Как рептилия?

– Не обижайся, я не считаю тебя рептилией. Просто ты тянешься к жизни, и не пачкает тебя грязь. Я тебе удивляюсь. Кстати, ты обратила внимание, когда мы из магазина шли к машине, и пока не уехали, к «Магниту» не подъехала ни одна полицейская машина. А ведь наверняка сразу позвонили. Может быть он и не умер? Дали ему в лоб, облили пепси-колой, ну, хулиганство… Охранники могли и не сразу позвонить.

– Он был мёртв, Лич. Я видела его открытые глаза. Которые ничего уже не увидят. Просто матовые стёкла. Его убили. Ни за что.

– Я и говорю. Грязь тебя обтекает, не касаясь. Наверное, так легче жить?

– «Разум в избежании зла, Мудрость в страхе Господнем».

– Ты уже и Иова прочитала?

– Я его давно прочитала. Но до сих пор не уверена в Боге. Может быть, я когда-то и приду к Нему.

– Ты уже давно с Ним, только Он этого не знает.

Не доезжая до Гатчины, перед новым грандиозным путепроводом, который местные власти возводили, как пирамиды, целую вечность, и на строительстве которого была украдена большая куча денег, Лич свернул направо. Баньша удивилась:

– Ты не хочешь заехать в Гатчину? Мы едем в… – она прочитала указатель, – Новый свет? Не рано нам туда?

– В Гатчине могут быть проблемы. Там, перед вокзалом Гатчина-Варшавская стоит бензоколонка, за которой любят прятаться в засаде работники ДПС, и их никак не обойти. Новый свет, скучное поселение, я там был когда-то, и встреченные мной аборигены мне не понравились, алкаши и наркоманы. Но мы сможем выехать на дорогу в Пушкин.