Paint it black

Увлеченный коллекцией, я не сразу заметил, что бармен вернулся. Сначала я услышал запах тушеной баранины и овощей и только потом увидел бармена с блюдом в руке.

– Мы так и не представились. – сказал он, – Мое имя Дугалл.

– Патрик. – ответил я.

Бармен довольно улыбнулся.

– Отличное имя и не только для ирландца. Я вижу вас заинтересовала моя маленькая коллекция.

Я кивнул с набитым ртом. Мясо и впрямь оказалось отличным, хотя я не часто ел баранину.

– Да, любопытные предметы, – сказал я. – Уверен у каждого своя история.

– Так и есть, – ответил Дугалл, – но я не могу вам их поведать. Это досталось мне от посетителей, и я не вправе делиться их историями. Если только пара вещиц. Фигурка нищего, она была сделана в 1903 Клаусом Кюршем. Большинство его поделок хранятся в музее города, но некоторые попали в частные руки.

– Забавно, я только утром прочел в путеводителе про этого человека.

– Да, некоторые обретают известность таким способом, но мастер он был отличный. Фигурка сделана из вишневого дерева и сильно напоминает нэцке, только не такая маленькая.

– Странное увлечение делать фигурки калек и нищих.

– Странности случаются. – сказал бармен, – Особенно в этом городе.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил я.

– То, что жизнь течет здесь немного иначе, чем в других местах и очень немногие жители это замечают. Не знаю поймете ли вы когда жизнь построена так, что люди заботятся о городе, а город о них, я хотел сказать город как нечто живое.

– Знаете Дугалл, я думаю, что понял вас. Совсем недавно с балкона гостиницы я смотрел на ночной город и в тот момент мне показалось, что город смотрит на меня.

– Пожалуй я тоже немного выпью, – сказал Дугалл.

Он налил с полстакана виски и сделал приличный глоток. В этот момент нас прервали. Посетителям за одним из столиков захотелось еще пива и охотничьих колбасок. Дугалл занялся заказом, оставив меня одного. Я, воспользовавшись паузой доедал свое рагу, размышляя об услышанном от бармена. Я думал, что душа города это что-то накопленное им от его жителей, от событий случившихся в этом городе, от того, что когда-то было и оставило след в его стенах, его атмосфере и что стало за долгие годы единым целым. Только в Серебряных Холмах, возможно, душа возникла гораздо раньше, даже раньше самого города.

Я не любил лезть в дебри тонких материй, копаться в превратностях бытия. Я жил, наслаждаясь этой самой жизнью и мог позволить себе многое. Когда я оказался в Серебряных Холмах мои чувства неожиданно обострились, заставив меня видеть и понимать мир иначе. Я вроде бы был все тот же Патрик, но стал понимать что-то новое и непривычное.

Дугалл вернулся за барную стойку и посмотрел на мою почти пустую тарелку.

– Вы хотя бы смогли доесть пока я был занят. – сказал он.

– Спасибо, это действительно было очень вкусно. Еще по одной? – предложил я, наполняя свой стакан.

– Нет, с меня достаточно. – отказался Дугалл и повертев недопитый стакан отставил его в сторону, – Мы с вами по разную сторону барной стойки.

– Понятно, а моя сторона как раз обязывает выпить. – ответил я.

– Вы сказали, что почувствовали, как город смотрит на вас, значит вы хотя бы отчасти понимаете меня. Причем случилось это едва вы приехали в Серебряные Холмы, а мне понадобилось около тридцати лет жизни и глоток вон из той бутылки. – Дугалл указал на бутылку, что стояла возле фигурки нищего.

– И что в ней? – спросил я.

– Если бы я знал. – ответил бармен, – Настойка чем-то похожая на Абсент, но только похожая. Уверен, что, если выпить хотя бы половину можно лишиться рассудка. Я выпил только один глоток много лет назад и больше к ней не притронусь. Вы может быть слышали о популярном в середине девяностых художнике Берэ?

– Да. – ответил я, – Бертран Рэни. Я побывал на одной из его выставок в Антверпене, уже когда он увлекся городскими пейзажами. Не знаю почему вы заговорили о нем, но было в его работах, что-то выходящее за рамки привычного.

Я вспомнил тот далекий девяносто восьмой год. На летних каникулах мы с Саймоном отправились в небольшой тур по Европе. В Антверпене Саймон познакомился с двумя девушками Вандой и Ириной. Они тоже оказались не местными и обе учились в Венской академии художеств. Мы несколько дней провели в их компании и именно они сводили нас на выставку Берэ.

Я не был любителем искусств, поэтому поначалу просто слонялся по залу, не очень пристально рассматривая всевозможные улочки, проспекты, набережные, изображенные на картинах. Я даже не заметил, как меня затянула атмосфера этих пейзажей. Я задержался у одной из картин «Все течет». Небольшая улочка тянулась вдоль набережной, по которой прогуливалось несколько людей. Все казалось обыденным, пока я не разглядел человека в глубине картины, который опираясь на перила моста смотрел на воду. Солнце находилось за спиной художника и все тени стремились вверх, а у того человека тень падала влево и искажаясь становилась струйкой, которая стекала в решетку для сточных вод. Эта не заметная с первого взгляда деталь сразу меняла восприятие картины и все уже не казалось таким обычным и простым.

– Его жизнь выходила за рамки привычного. – сказал Дугалл, – Он умер осенью девяносто девятого, а конец лета провел у нас. Про него много что написано в интернете, но про Серебряные Холмы только упоминание, что он здесь был незадолго до смерти. Он не раз бывал в моем пабе, и я видел, как он терял связь с реальностью. Это долгая история, возможно я расскажу вам ее в другой раз, а настойка досталась мне от него, и я уверен, что он не раз к ней прикладывался.

– Вы даете мне хороший повод навестить вас еще раз. – сказал я.

Бармен улыбнулся. Я допил остатки виски и понял, что больше всего мне сейчас хочется это оказаться в большой постели моего номера. Я поблагодарил бармена и направился к выходу на ходу набирая номер такси.

На ступенях гостиницы меня посетило чувство дежавю. Я снова прилично выпил днем и собирался проспаться. Вчера было тоже самое, только вечером ко мне пришла Катарина. Теперь она совсем далеко, и я даже не знал где именно. От этих мыслей мне стало совсем грустно, и я расстроенный поплелся в номер. Будь сейчас я в Олбруке или где еще, прошвырнулся бы по городу в поисках подходящей девушки, с которой смог бы скоротать вечер, но вчерашняя ночь с Катариной слишком высоко подняла планку моих влечений. Боюсь, что теперь все будет не так просто с моими одноразовыми подружками.

В номере я достал фото Катарины и долго смотрел на нее. Еще вчера я любовался ее прекрасной грудью, а сегодня я не мог оторвать взгляд от ее пронзительных глаз, которыми она проникла глубоко внутрь меня и что-то изменила раз и навсегда. Уверен она сделала это не специально и сама не знала, что сумела так серьезно встряхнуть меня, но даже сейчас когда ее не было рядом я все еще чувствовал ее присутствие и близость. Отложив фото на прикроватную тумбочку, я уткнулся лицом в подушку, на которой она спала и задремал.

4. His imaginary world

Раньше у меня было достаточно приятелей, с которыми я проводил время. Были возможности колесить по миру и заводить новые знакомства. Когда-то было трое друзей. Настоящих. С которыми я ходил в горы в одной связке и доверял им свою жизнь. Казалось, это было так давно, хотя на самом деле прошло немногим более трех лет с того злополучного момента, когда нас едва не накрыла лавина. Мы выжили. Пострадал только Борис и серьезно. Он повредил позвоночник и после года, дорогого лечения в лучших европейских клиниках, так и не встал на ноги. За этот год он сильно изменился, в нем мало что осталось от прежнего Бориса. Мы пытались как могли помочь ему, но в итоге он уехал в маленький городок под названием Агельмут и не желал ни с кем общаться.

Саймон погиб год назад в одной горной альпийской деревушке. Он постоянно играл с огнем и ввязывался в неприятности. Добром это не кончилось. Бандитов, которые его застрелили нашли, но Саймона это не вернуло. Я ездил на место его гибели, такова была его воля. Он написал мне обо этом прощальном письме, за день до смерти. Следуя его указаниям, я забрал спрятанную им монету. Ту самую, что мы с Катариной бросали в Золтара.

Это были полтора золотых дублона датированные 1662 годом. На самом деле это была фальсификация, изготовленная в 1913 году аферистом по имени Адольф Краузе, с целью продать ее одному невежественному аристократу, под видом невероятно редкого раритета. Афера не удалась, но спустя время эта монета стала очень ценной. Их было всего несколько штук, меньше десятка. Самое забавное, что их самих стали подделывать.

Седрик увлекся океанографией и уже не первый год месяцами пропадал где-то в Атлантике, на научно-исследовательском судне. Он остался последним с кем я иногда встречался и общался через интернет.

Несмотря на мою любовь к уединению, мне не хватало Катарины. Ее голоса. Ее запаха. Ее присутствия. Ее «вот как». Для меня это было новое и странное чувство. Воспоминания о всех прежних моих подружках не имели для меня никакой ценности. Все это были только некие события в моей жизни, а с Катариной получилось иначе. Она прочно засела в моей голове. Мне не хватало ее, но в тоже время я испытывал облегчение от того, что она уехала. Наверно боялся увязнуть и крепко, и я не знал, чем это может закончится. Знаю только одно, я был благодарен судьбе за эти два дня в моей жизни.

Я брел по набережной минут тридцать, не особо вглядываясь в то, что было вокруг меня. После убийства священника, все было тихо. Никаких новых происшествий, но городок был серьезно взбудоражен. В его размеренную спокойную жизнь это никак не укладывалось. Я читал местные газеты, которые не гнались за сенсациями, а всего лишь внятно излагали факты и свой взгляд на события. Полиция оказалась в затруднительном положении. Столь серьезные происшествия были в городе очень редки, последнее было шестнадцать лет назад.

После того как я пересек дорогу, дома внезапно кончились. Набережная все еще шла вперед, а справа от меня появился обнесенный невысокой чугунной оградой парк. Было видно, что первоначально парк был диким местом, которое потом привели в порядок. Проложили дорожки, вдоль которых высадили кустарник. Поставили скамейки, цветочницы, кое-где разбили клумбы. И памятники. Их было множество в разных уголках парка. Из путеводителя следовало, что это «Парк Памяти». Причем не конкретно какого-то события, а всех коснувшихся города или его жителей трагедий. Что бы обойти парк и осмотреть все понадобилось бы много времени. Я с минуту подумал и решил оставить это на потом.

Сразу за парком начинался «квартал бедноты». Уникальное место, возникшее на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетия. Два десятка домов из красного кирпича, за которыми находилась прядильная фабрика и механический завод. И завод, и фабрика были закрыты более полувека назад, а жителей квартала расселили в более комфортные места. Теперь в нескольких домах что стояли вдоль набережной первые этажи занимали всевозможные кафе и магазины, а верхние этажи офисы различных компаний. Дома что находились в глубине квартала, были чем-то вроде музея. В них сохранилась обстановка тех времен и любой желающий мог побывать внутри. В здании прядильной фабрики ныне был ночной клуб «Веретено», одно из любимых мест молодежи.

Я шел по набережной выбирая подходящий ресторанчик. Мне приглянулся итальянский. У них оказалась отличная лазанья, которую я с аппетитом поедал, разглядывая в окно прохожих. В основном это были туристы и по большей части парами. Практически каждый кто приезжал суда посещал этот квартал, чтобы окунуться в атмосферу первой половины двадцатого века. Попадались местные клерки с верхних офисов, спустившиеся перекусить.

Потом я увидел мальчишку лет одиннадцати. Он выглядел каким-то чужим среди остальной публики и не по детски серьезным. Прохожие шли по своим делам и словно не замечали его. Мальчик уставился в окно кафе, возле которого я сидел. Я помахал ему рукой приглашая войти. Мальчишка зашел в кафе и сел за столик напротив меня.

– Привет, я Патрик. – представился я.

Мальчик не ответил. Он только смущенно улыбнулся.

– Хочешь что-нибудь? – спросил я.

Мальчик закивал головой и знаками попросил меню. Похоже он не мог говорить или по каким-то причинам не хотел. В десертах он выбрал фисташковое мороженное и ткнул в него пальцем. Я подозвал официанта и заказал порцию. Тот довольно скоро вернулся и поставил вазочку с мороженым возле меня. Мне показалось это странным, он словно не видел мальчика. Я уже сам был готов усомниться в его реальности. Мне очень хотелось спросить официанта, есть ли кто-нибудь еще за моим столом, но я не сделал этого. Нелепость ситуации и нежелание выглядеть сумасшедшим, не позволили мне. Я подумал, что не важно знать, насколько мальчишка материален. Если я вижу его сидящего рядом, значит зачем-то это нужно. Я давно усвоил урок номер один. В Серебряных Холмах ничего не случается просто так.

Мальчишка проворно съел мороженное и благодарно улыбнулся. Я расплатился и мы вышли на улицу. Взявшись за руки, мы шли по набережной. Со стороны мы могли выглядеть как отец с сыном, которые вышли на прогулку. Мальчик завел меня в подворотню и очень скоро мы оказались в глубине квартала. Он привел меня в один из домов. Мы поднялись по лестнице на верхний этаж. Сюда давно никто не заходил. Деревянные полы покрылись слоем пыли без единого следа. Мальчик дошел до конца коридора и открыл самую последнюю дверь.

Мы оказались в комнате с убогой самодельной мебелью. Я увидел кровать застланную сшитым из кусков ткани одеялом. Деревянный стол, на котором стояла кое-какая посуда. В углу висела рабочая куртка, а под ней стояли сильно поношенные ботинки. Мальчик на стал здесь задерживаться. Он открыл дверь в соседнюю комнату, и мы оказались в странном месте. Мальчик отпустил мою руку и подтолкнув вперед вышел из комнаты. Я хотел было пойти за ним, но остался.

Просторная комната завораживала и пугала одновременно. Одна из стен была увешана черно-белыми фотографиями девушек. Их было много, я не считал, но наверно около тридцати. Некоторые фото были очень четкими и качественными, а некоторые размытыми и смазанными словно их до конца не проявили и лица невозможно было разглядеть. Так же на стенах висело не меньше дюжины деревянных рамок, где под стеклом были приколоты бабочки. Они были самые разные, от бледных и невзрачных, до ярких и красивых. И множество больших бутылей стояли на полу. Половина из них были пустыми, а в остальных порхали живые бабочки. После предсказания полученного от Золтара, бабочки вторглись в мою жизнь. Я не понимал почему, зачем, но видимо это было очень важным. Важным настолько, что могло изменить мою жизнь.

Я стал рассматривать фото на стенах. Среди девушек оказались Регина и Катарина, остальных я не знал. Были еще и размытые фото и там мог быть кто угодно. Я хотел забрать фото Катарины и уже было протянул руку, но что-то удержало меня. Показалось, что этим самым я могу что-то нарушить и это будет иметь серьезные последствия. А чуть позже я все-таки нарушил это равновесие. Не знаю, как так получилось, какой-то внезапный порыв заставил меня сделать это. Я открыл одну из бутылей и выпустил бабочку. Она стала биться в оконное стекло. Я подошел и распахнул створку окна. Бабочка вылетела наружу, ненадолго зависла в воздухе и сделав петлю, словно в знак благодарности, улетела прочь.

Я сел в кресло, стоящее посреди комнаты, и пытался осмыслить увиденное. Все начиная с мальчишки в кафе казалось нереальным. Серебряные Холмы затягивали меня все глубже в бездну странных событий. Событий которых попросту не могло быть, но они были и случилось все это со мной. Я встал и снова принялся изучать стену с фото в надеже найти хоть какие-нибудь ответы. Но вместо этого возникали только новые вопросы. Кто был хозяином этой загадочной комнаты? Я не верил, что это мальчишка. Он был всего лишь проводником, что привел меня сюда.

Я снова пристально рассматривал фото на стенах и узнал еще одну девушку. Инга. Она работала прислугой в нашем доме, и я не видел ее больше двадцати лет. Мне сложно было найти связь между ней Катариной и Региной. Кто поместил их фото сюда и зачем? Остальных девушек я так иене смог опознать. Почти все они были молодые красивые и выглядели счастливыми на этих фото. Что могло связывать их с бабочками в этой комнате? То, что они связаны в этом я был уверен, но, как и почему, этого понять я был не в силах. Предсказание, выданное мне Золтаром, которое я считал ловким музейным трюком уже перестало быть таковым. Оно предназначалось именно мне, и эта комната была тому подтверждением.

Я снова уселся в кресло. Наверно сейчас я не смогу в этом разобраться, но может быть какие-нибудь события в будущем помогут мне разгадать смысл этого таинства. А сейчас мне надо просто уйти и оставить все как есть. Сделав несколько фото комнаты, я покинул ее.

Уже на улице я попытался выбросить все из головы. Мальчишки не было, комната с бабочками осталась позади. Я должен был освободиться от всего этого и я вспомнил Катарину. Ее милое красивое лицо, изящные движения и жесты, приятный голос и заразительный смех. Катарина помогла мне избавиться от наваждения. Ее не было рядом, но она смогла оставить во мне нечто, что всегда будет со мной. Интересно увижу ли я ее снова?

Я вернулся на набережную. Облокотившись на чугунную ограду, я смотрел на воду, а когда поднял глаза, на противоположном берегу увидел Регину. Мне показалось странным, что она в городе, но не дала мне об этом знать. Ближайший мост был возле парка, примерно полкилометра от меня. Я побежал к мосту, не переставая глядеть на другой берег что бы не потерять ее. Пока я бежал, она свернула в один из проулков и скрылась из виду.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы добраться до места, где она затерялась в глубине домов. Я зашел в проулок и оказался во дворике среди жилых домов. Тут не было ни кафе, ни магазинов, куда она могла бы зайти, но был выход на соседнюю улицу. Я прошел по нему и осмотрелся. Регины ни где не было видно. Я попытался позвонить ей, но абонент был не доступен. Возможно, она сменила номер, потому что с того момента как она ушла я не раз пытался связаться с ней, но безуспешно.

Я не знал где искать Регину и просто пошел по улице. Впереди показался небольшой скверик. Возле входа стоял мужчина средних лет, несмотря на жару одетый в темный костюм похожий на сюртук. Перед ним стоял раскладной столик, на котором было разложено несколько брошюр. Он поприветствовал меня, я ответил и посмотрел на обложки. Оказалось, что это брошюры сообщества духовного роста, а попросту секты «Равновесие». Я улыбнулся, поскольку был немного знаком с ее основателем и считал его аферистом и шарлатаном. Отказавшись от предложенной мне книжицы, я зашел в сквер и сел на ближайшую скамейку.

Я думал о Регине. Меня несложно было найти в этом городе, но она не стала этого делать. Видимо на это были какие-то причины, но все равно было немного досадно. Она же сама пригласила меня сюда, и я без колебаний приехал. Потом снова вспомнились мальчик и странная комната. Зачем я выпустил бабочку? И почему только одну? Мне казалось, что это могло иметь большое значение и могло сильно отразиться на последующих событиях. Я в буквальном смысле столкнулся с «эффектом бабочки».

Мне нужно было чем-то заняться, чтобы выбросить все это из головы. Немного подумав, я решил прокатиться на прогулочном катере. Я достал свой смартфон и нашел на карте ближайший причал. Он оказался недалеко от моста, по которому я бежал несколько минут назад.

До причала оставалось немного, я уже перешел мост обратно и снова оказался перед «Парком Памяти». Решив повременить с водной прогулкой, я вошел в парк. Центральная аллея утыкалась в памятник погибшим во «Второй Мировой». Все это были добровольцы, которые сражались в составах союзных армий. Сами Серебряные Холмы никак не пострадали от военных действий. Город как заговоренный все обошло стороной, избавив от всех тягот и лишений тех страшных дней. Я ненадолго задержался возле памятника, вспомнив своего деда – военного летчика и двинулся дальше.

Аллея закончилась, распавшись на несколько мелких дорожек. Я наугад пошел по одной из них. Она привела меня в уголок парка, где была скульптурная композиция посвященная погибшим при обвале шахты 1903 года. Сами рудники уже лет сто как были закрыты. Теперь в бывшем шахтерском городке и одном из рудников устраивались экскурсии.

Я немного удивился, увидев сидящего на скамейке отца Доминика.

– Добрый день, отец. – поприветствовал я его.

– Здравствуй, Патрик. – ответил он и жестом предложил сесть рядом.

Я присел.

– Двое из моих предков погибли под завалом. – сказал отец Доминик, – Там было четырнадцать шахтеров, когда это случилось. Все погибли.

– Сочувствую. – сказал я.

– На все воля Божия. Я давно живу в смирении и покое. Раз что-то случилось, значит так должно было быть. Вы, кстати опять без спутницы.

– Она уехала. – ответил я.

– И что оставила вас одного?

– Отец, она не была моей девушкой. Мы познакомились уже здесь и провели вместе пару дней. Она актриса приезжала на ретроспективу своих фильмов, а теперь уехала.

– Я думаю знаю о ком вы. – ответил священник, – Катарина?

– Да, она. – удивленно сказа я.

– Жаль не довелось с ней встретиться. Очень славная девушка, я знал ее еще подростком, и очень талантливая. Я видел ее фильмы.

– И вас ничего не смутило? – спросил я.

– А что меня должно смутить? – улыбнулся священник. – Что Господь подарил ей прекрасную внешность и она этого не стесняется? Наше учение не осуждает женскую наготу.

– Любопытное у вас учение. Другие бы ее слюной забрызгали, вопя о нравственности.

– Многие догмы придумали люди, а не Господь.

– Да, тут я с вами соглашусь. Отец Доминик, простите за любопытство, убийцу священника нашли?

– Нет, Патрик, и похоже у них нет даже подозреваемых. Сложно предположить кто мог сделать такое. Вот утонувшая женщина, это был несчастный случай. У нее в крови обнаружили большое количество алкоголя. Вчера ее похоронили на нашем церковном кладбище. Так ее дочь захотела. Очень милая и совсем юная девушка.

– Они не местные? – спросил я.

– Нет, но на туристов не похожи. Скорее какие-то дела привели их сюда и все так трагично закончилось. Терять близких тяжело и больно.

Я вспомнил свою погибшую мать. Я не испытывал ничего подобного и на это были причины, но я не стал говорить об этом священнику.

– Отец, что вы можете сказать о бабочках? – спросил я.

Священник удивился моему вопросу. Он какое-то время смотрел на меня, пытаясь понять, чем вызван мой вопрос.

– Патрик, я вижу, что за этим скрывается что-то важное для тебя, но я всего лишь провинциальный священник, который сам всю жизнь ищет ответы. Я только могу сказать, что ты сам все поймешь, когда настанет время для этого.

– Наверно, отец. – ответил я, – это действительно очень личное. Просто со мной случается нечто странное, чему я не могу найти объяснений и уверен, что бабочки играю важную роль во всем этом.

– Патрик, ты далеко не первый с кем это происходит. В этом городе есть то, что не подвластно ни законам Божиим, ни законам физики. Возможно, сам город пытается что-то тебе сказать, и я не знаю хорошо это или плохо. У монеты всегда две стороны.

Отец Доминик поднялся со скамьи.

– Рад был встрече. – сказал он, – Мне надо идти, хочу успеть подготовится к вечерней проповеди.

– Всего доброго, отец. – ответил я.

Я еще долго просидел на скамье, а потом слонялся по парку среди траурных обелисков и редких посетителей. Прошло довольно много времени с момента как я повстречал мальчишку, и я решил вернуться в итальянский ресторанчик поужинать и обдумать последние события.

Официант узнал меня и радостно поприветствовал. Мне хотелось спросить про мальчика, но я так и не решился. Поэтому просто заказал пасту с грибами и мясом и бутылку минеральной воды. Пока я ужинал, начало смеркаться. И тут внезапно словно что-то сверкнуло в голове. Мне показалось, что я что-то упустил в комнате с бабочками. Что-то очень важное, что было у меня под носом, но я не смог увидеть и понять. Что-то что могло помочь мне осмыслить происходящее. Закончив ужин, я расплатился, оставив щедрые чаевые и направился вглубь квартала.

Поднявшись на верх, я прошел знакомым коридором к таинственной комнате. В первой все оставалось по-прежнему, рабочая куртка висела на месте, стоптанные ботинки все так же стояли на полу. Когда я открыл следующую дверь, то испытал удивление и разочарование. Из того что было там прежде осталось только кресло, а вместо фото и бутылей теперь стоял громоздкий комод и деревянная кровать, все так же застланная лоскутным одеялом. В досаде я улегся на эту самую кровать, пытаясь понять, было ли то, что я видел на самом деле.

Я не заметил, как задремал, а когда проснулся уже была глубокая ночь. Включив фонарик на телефоне, я стал выбираться из этих мрачных мест. Ночью дом выглядел совсем неприветливым и когда я шел по коридору мне казалось, что я слышу отголоски давних голосов и запах пота и дешевого алкоголя. Я как можно скорей выбрался на улицу. Кое где горели фонари, освещая унылые задворки и еще я увидел свет в одном из окон в доме напротив.

Это одиноко светящееся окно вцепилось в меня и не хотело отпускать. Оно словно говорило мне, что если я уйду, то никогда не узнаю что там таится внутри. Я сам не заметил, как оказался возле дверей этого дома. У меня еще был шанс уйти, но я не сделал этого. Я открыл дверь и зашел в темный подъезд. Поднявшись на второй этаж, я сразу увидел нужную мне дверь. Из-под нее пробивалась полоска света.

Не знаю, что я ожидал там увидеть, у меня даже мыслей не было что может быть за этой дверью, поэтому открывал я ее тихо и осторожно. Когда я приоткрыл достаточно чтобы увидеть, что там внутри, то немного расслабился. Это оказалась детская комната. Когда я осмотрелся многое мне показалось странным, как будто тут поселись несколько детей из разных времен.

Комната оказалась просторной и в каждом углу стояло по небольшой кровати. Две были застланы лоскутными одеялами, третья темно-красным в большую черную клетку шерстяным, а последняя коричневым с рисунком пледом. Возле каждой была разномастная мебель и детские игрушки. Я словно попал в небольшой музей. Я подумал, что скорее всего так и есть, что это все сделано для туристов, но было кое-что, что заставляло меня в этом усомниться.

Здесь были глиняные свистульки, деревянные лошадки, много оловянных солдатиков, выстроенных в ровные шеренги. Были заводные машинки и разные конструкторы, которых давно уже не производят. Было много того, что современные дети могут увидеть только на фото в интернете. Но возле кровати с коричневым пледом на полке стояли фигурки трансформеров, на стене висел лазерный меч джедаев, а на тумбочке возле цветного телевизора стояла приставка «Сега» с набором картриджей. Все это выглядело чуждым в этом старом заброшенном квартале.

Я достал смартфон и сделал несколько фото этой удивительной комнаты. Потом походил из угла в угол, рассматривая детские богатства, в которых не увидел ничего странного и таинственного. Мне очень приглянулись оловянные солдатики, модельки первой мировой, с длинными винтовками и в баварских шлемах. Я хотел взять одного на память, но не стал. Мне было стыдно красть у ребенка. Я просто повертел фигурку в руке и вернул на место.

Мне показалось странным что в комнате нет ни одной книги или рисунка. Может они и были, но хранились в ящиках тумбочек и комодов. Я не собирался в них шарить. Я, итак, чувствовал неловкость что пробрался в их жилище, хотя светящееся окно словно пригласило меня сюда. Этот заброшенный квартал оказался не таким уж заброшенным. Кто знает сколько еще таинственных жильцов обитает в нем и почему именно я оказался внезапным гостем в их покоях. Что такого углядел во мне мальчишка чтобы привести сюда. Может когда-нибудь я узнаю это, а может и нет.

Оставаться в комнате дольше не имело смысла. Я не хотел встречаться с ее обитателями. Мне не было страшно, просто я не был к этому готов. Может быть они тоже не хотели встречи со мной и ждали, когда я уйду. Поэтому я вышел из комнаты и вернулся на улицу.

Я добрался до парковки что находилась между «кварталом бедноты» и «Парком Памяти». Там оказалось несколько такси, готовых отвезти подвыпивших посетителей клуба «Веретено» огни которого светились неподалеку. Я подумал не зайти ли мне в этот клуб на часок и найти какую-нибудь дамочку на ночь, но передумал, не захотев, чтобы кто-то чужой оказался в моей постели на месте Катарины.

Сев в одно из такси я увидел знакомое лицо. Водитель был тот самый что отвез меня в «Лепрекон». Он тоже узнал меня поздоровался и спросил.

– В «Асторию»?

Я кивнул в ответ.

– Хорошо повеселились? – спросил водитель.

Похоже он думал, что я появился на стоянке из клуба. Офисы и ресторанчики давно закрылись и клуб остался единственным местом в этом квартале, где кипела жизнь. Я не собирался рассказывать откуда я действительно пришел и снова кивнул.

– Странно что вы один, без компании или девушки.

– Стало скучно, захотелось немного развлечься, а девушку жду со дня на день. – соврал я, вспомнив Регину, которая совсем не спешила встретиться со мной.

– Вдвоем вам будет гораздо веселей и интересней. – сказал водитель.

Я не мог не согласиться. Когда Катарина была рядом все было совсем иначе. В ней было что-то такое, что делало окружающий мир уютней и ярче. С Региной я не чувствовал ничего похожего. Мы жили в разных мирах, а с Катариной эти миры пересеклись и засияли яркими красками.

До гостиницы было не далеко, и мы очень скоро оказались на месте. Попрощавшись с водителем, я поднялся в свой номер. Спать не хотелось и я решил полистать фото сделанные в «квартале бедноты».

Я уселся со смартфоном в кресло и открыл фото. Через минуту все что со мной случилось стало очень сомнительным. Кроме ярких образов в моей памяти уже ничто не подтверждало увиденное мной в этих комнатах. Комната с бабочками на фото выглядела так как я увидел ее во второй раз с комодом и кроватью, а детская и вовсе не получилась, только нагромождение пискселей и пятен. Даже вазочку с мороженным официант поставил возле меня, а не перед мальчиком. Возьми я фото Катарины со стены или солдатика из детской, у меня было бы хоть что-то доказывающее, что я действительно это видел, но теперь не осталось ничего.

Расскажи мне кто-то другой историю что случилась со мной, я бы не смог поверить. Я счел бы, что человек повредился рассудком и все это плод его больного воображения. Мне было не по себе от того, что со мной могло случиться подобное. Я отказывался верить, что со мной не все в порядке и никак не мог объяснить того, что происходило вокруг. Ни то ни другое мой мозг просто не мог принять. Я хватался за единственную соломинку, с которой все началось. Предсказание о бабочках. Его я получил не один, тогда я был вместе с Катариной и она тоже прочла его.