Веды. Колина

Добежала до реки, и высекла колдунья из когтей своих огонь адский, зажгла костëр до небес. Стала выть-плясать вкруг него.

Расступился туман, выплыли из омута на луг веды светлые. Стоят, молчат, петь не могут под заклятием чëрным.

Кинула колдунья в костëр родóвую простыню, у Сини́ забранную.

Вышла из леса на поляну Колинá. Как во сне она двигалась в платье свадебном белом своëм. Босыми ногами шла она по туману, лизавшему жалостно стопы еë. Волосы пухом рассыпались по плечам девы зачарованной, под фатой белоснежной с венком ромашковым.

Голубые глаза еë стали прозрачными, хрустальными. И не было в них ни слезиночки. Не было в лице еë прекрасном-белом, ни кровиночки.

Окружили Колину́ веды, не пускают к реке. Остановилась дева чистая. Не шелóхнется.

Тогда, бросила в огонь Ляса, то что в простыне от Павла унесла, послéд с пуповиною…

И стала еë власть над Колинóй полная.

Расступились веды, уполз туман на рéку.

–Аааааууууииих! Аааааааауууууу! – Допела Колинá-веда песнь чу́дную свою, в нáрождении начáтую…

Столкнула Ляса Колину́ в самый омут. Сглотнула мëртвая вода деву чистую. Веду светлую.

Ушли за ней в реку веды-подруженьки. Пропал, растаял бел-туман.

Погас костëр, развеял ветер пепел серый по-над рекой-омутом.

Очнулась колдунья чëрная. Да только… В лес входила баба – в соку ещë, смоль волосы… А из лесу́ на опушку вывалилась старуха дряхлая, седая, как лунь. Отыскала-вздела на кости торчащие, рубаху свою разорванную под сухой берëзинóй.

Шататаясь, падая, скользя по травостою, пошла к деревне.

Впереди, видит, поляна, вся туманом белым затянута, но нет деревни болé.

Забрали веды себе подруженьку свою Колину́…

Забрал туман белóй себе с деревней нашей все души живые, или забрал он разум у колдуньи чёрнóй…

А вот про то, никому не ведóмо.

Веды.