Homunculus

В левой руке он держал стебелек гороха, алые цветы которого, словно искорки, мерцали в наступивших сумерках, а правой водил над сосудом, где бесновалась вода. Иногда с его разжатых губ срывались странные слова, приоткрывая завесу таинства, и растворялись в воздухе, пропитанном

пряными запахами. Он что-то сыпал в кипящий котел и от серого порошка поднимались искры, когда он касался воды. Лишь один раз старик прокричал: «Люцифер!» и в экзальтации, подняв руки к небу, бросил растение в бурлящую воду. Алые цветки вспыхнули ярче, играя красным огнем, а стебелек засветился золотом.

Все еще шепча молитвы, колдун рухнул на колени и в следующий момент потерял сознание.

Когда он очнулся, была глубокая ночь. В просвет за занавесками глядели звезды, испуская мягкий свет. В спящем городе было тихо и лишь цикады неугомонно трещали в саду. Старик почувствовал чье-то присутствие, а в следующий момент, ощутил, что его кто-то трясет за плечо.

– Вставай! – Колдун обернулся. – Вставай! Скоро полночь, ты должен доделать то, за что взялся, – призрак легкой тенью кружил возле него.

Старик встал, подавив в себе стон, и уставился на привидение, сновавшее по комнате. Огонь догорал в очаге, и трепещущее пламя четно силилось набрать силу.

– Иди, сын мой, и пусть наше всеблагое божество поможет тебе в твоем начинании…

Призрак протянул стебелек гороха, горевшего в темноте фосфорийцирующим светом и вытолкнул колдуна за дверь. Не медля ни минуты, хромой старик пошел по старой вытоптанной тропинке, ведущей за город – на луга. Круглый диск луны освещал путь, проливаясь блестящей дорожкой, но даже яркое, пульсирующее сияние звезд не могло сравниться со светом испускающим стебельком и цветами гороха. Найдя заветное место, старик отдышался. Его сердце готово было вырваться из старческой груди. Когда луна зависла над его головой, пройдя пол неба, колдун свернул стебелек на подобие венка, и зажав в кулаке, стал смотреть в его центр на диск луны. Ее холодный свет не зримыми волнами лился на темную землю, кого-то делая беспокойным, кого-то успокаивая. Смотря на нее, старику казалось что она изменяется. И ему становилось страшно, но его

грешная душа не поддавалась страху, желая достичь главной цели в жизни.

Колдун ждал не долго. Яркий диск загородили тучи, точно легкой вуалью, и старику показалось, что он слепнет. Что-то темное показалось в центре луны. Словно стая черных птиц, темное пятно росло, то разливаясь по всему диску, то собираясь в единое целое. Вскоре колдун различил полчище веселящейся нечисти, приближающейся к нему. С веселыми криками, воем, гиканьем, свистами они подлетели так близко, что он ощущал их смрадное дыхание. Черные перепончатые крылья хлопали, поднимая вихрь. Их глаза блестели, точно уголья костра, на котором сжигали ведьм. Старик почувствовал, что онемел от страха. Вдруг визг затих, и тишину прорезал голос рогатого демона в красном колпаке.

– Что нужно тебе, старый червяк? Зачем ты, потревожил наш покой?

– Мне нужна Черная Книга. – Собрав все силы, ответил колдун. Его голос дрожал, но сделав над собой усилие, он попытался говорить спокойно, что бы не выдать своего страха.

– Ему нужна Книга! – взревел черт, и ему ответили визг и ржание нечистой силы. – А ты знаешь, что за нее тебе придется продать свою душу?

– Не пугай меня, Бес! Моя душа давно принадлежит Сатане.

– Тогда, что же ты можешь предложить за бесценную Книгу? – Вновь спросил черт.

Колдун с минуту смотрел на него, и вдруг, сбив с головы демона красный колпак, крепко сжал его рукой.

– А вот что! Разве он тебе не нужен, адское отродье?

Толпа нечистой силы затихла, и глубокий вздох отчаяния проплыл над спящим лугом. Старик увидел, как задрожал демон.

– Откуда ты взялся, старик? – простонал черт, – Что тебе нужно, говори, я все исполню.

– Мне нужна Книга!

Демон ничего не ответил. Его глаза сверкали ненавистью.

– Проси что-нибудь другое… Хочешь власти или море денег, хочешь

вечной жизни или безумной любви – все исполню, только пожелай…

– Я хочу, что бы ты принес Черную Книгу, – перебил его колдун.

Злобное рычание огласило луг. Взбив копытами пыль, нечисть умчалась прочь. Их черные тела исчезли на ярком диске луны, превращаясь в точку. Но ждать они себя не заставили. Не прошло и мгновения, как жители ада явились вновь, отчаянно визжа. Они несли книгу в черном переплете с трогательной бережностью, несвойственной им.

– Ты хотел Книгу, – начал демон, – Вот она! Это честная сделка. Теперь ты вернешь мой колпак…

Сделка состоялась, и старик еще долго смотрел в след чертям, силуэты которых таяли далеко у кромки луны. Когда они исчезли, он тихо выругался и плюнул на землю. Запах паленого вернул его к действительности, и старик увидел, что стебелек гороха, недавно искрившийся, сейчас неминуемо тлеет. Он отбросил его в кусты и, сжав в руках драгоценную книгу, быстрым шагом (на сколько ему позволяла хромота) направился в город.

На востоке уже розовели облака, несущиеся вдаль. Они предвещали скорый рассвет, и луна бледнела, уступая стремительному утру. Где-то залаяла собака. А когда старик переступил порог своего дома, запел первый петух, радуясь восходящему солнцу.

* * *

Вот уже два дня город жил страхом. Никто не видел на улицах старого колдуна, никто не слышал о нем. Но каждый знал, что готовится что-то недоброе. Старик не может допустить, что бы сожгли его сына. И это понимали все. Жители ждали с интересом и ужасом, что же будет. Они видели постоянно валивший дым из трубы старого дома колдуна, такого же старого, как он сам. Этот дым то иссиня-черный, то серый ужасал их. Все ждали и шептали невероятные истории о призраке, которого видели возле проклятого дома. Эти истории разлетались по городу, словно листья, гонимые ветром. Вскоре все знали, что в полночь у зловещего дома скрипит калитка, и белое, как полотно приведение, обходит несколько раз сад, точно совершая колдовской ритуал. Перешептываясь, люди крестились и утверждали, что призрак похож на покойного колдуна.

Ужасные новости, наполнявшие город, поражали умы его жителей. Суеверные люди закрывали ставни, и калитки перед домами, рисуя мелом спасительные кресты. По ночам от воя собак, жители вздрагивали, сжимаясь в своих постелях от страха.

А инквизиторы в темных закоулках карцеров нещадно истязали юношу, в глазах которого читалась лишь холодная ненависть. Они вырывали у него признание, решив как можно быстрее привести приговор в исполнение.

Часть II.

…Это одно из древних мечтаний

блуждающего человеческого ума. Еще в

средние века алхимики, герметики и

вообще все искатели таинственного

тщились сделать человека из не

одушевленной материи, сделать хотя бы

зачаток его. Пусть это будет хоть не

«хомо», а «хомункулус», и то торжество.

Тайна жизни.

«Сношение человека с дьяволом».

Морщинистые исхудавшие пальцы листали древний пергамент. Словно воду из целебного источника, старик поглощал содержание Черной Книги. Вытертый переплет, тесненный золотом, был ни чем иным, как кожей грешника. Колдун понял это, как только коснулся его. Он вздрогнул, тогда,

подумав, что кожу сдирали медленно, раскаленными до бела стальными прутьями, с живого, дико кричавшего от боли, человека. Потом ее дубили и красили…

Холодный пот прошиб старика, но это было лишь сначала. Целых два дня он не бросал книгу, двигаясь к ее последней странице. И теперь он знал все. Все вопросы были решены. Призрак подгонял его. Он был всегда рядом. Вездесущий и быстрый, он сновал, как веретено, помогая сыну. Книга была прочитана, и однажды утром, после бессонной ночи, глаза колдуна загорелись бесовским огнем, выдавая решимость.

– Я сделаю это, – проговорил он, встав из-за стола. – Сделаю в угоду мне и в наказание людям.

Старик, словно обезумев, принялся за работу, не теряя ни минуты. Призрак бесшумно следовал за ним, но не получал ответов на вопросы. Колдун ушел в себя, подчиняясь своим мыслям и дьявольской Книге, нашептывающей безумные идеи. Он задумал создать особое оружие, ужасное и всемогущее, что бы вершить свой суд над жалкими людишками, окружающими его. Старик хотел явить миру существо с обликом схожим с человеком, силой животного, и душой чудовища.

Колдун решил создать гомункула, вложив в него всю ненависть к людям. Не теряя времени он принялся за дьявольскую работу.

Из яйца черной курицы он выпустил белок, величиной не больше зернышка боба, и прежде чем закупорить отверстие в скорлупе, дополнил мужским семенем. Бережно переворачивая яйцо, колдун то нагревал его, на медленном огне, то опускал в холодную воду, не переставая шептать заклинания. Со стороны могло показаться, что этот человек сошел с ума, так блестели его глаза, а седая голова тряслась в припадке нетерпения. Когда яйцо стало испускать нежный голубой свет, будто бы внутри его горел трепещущий огонек, старик положил его в теплый навоз. Свечение еще долго трепетало, окрашивая зловонный навозный пар.

Колдун смотрел перед собой. Он представлял свою месть, и мысль об

этом ласкала его изболевшее сердце. Казалось, он уже видит, как властвует над убогим и серым миром. Нечто похожее на улыбку мелькнуло на его лице, но это не удачное подобие открыло ужасающий оскал животного. Еще мгновение он предавался волнующему счастью мщения, открывшемуся ему. Никогда не знавший радости любви женщины, он мог сравнить чувство, овладевшее им именно со сладостным искушением. Но наконец уставшее старческое тело уступило сну, и остекленевшие глаза, невидяще смотрящие перед собой, закрылись.

Он проснулся от странного шороха. Открыв глаза, колдун еще мгновение сидел не подвижно, пытаясь разобрать, откуда раздается еле различимое движение. Оно менялось с каждой новой минутой.

Резкий чертящий звук сменился приглушенными ударами, напоминающими биение сердца, но слишком огромного, которые переходили в глубокий вздох. Старик обвел взглядом комнату, тонущую в полумраке вечера. В поисках звука, его близорукие глаза уперлись в призрак. Он сидел на полу и смотрел не отрываясь перед собой, туда, где в навозе было зарыто злополучное яйцо.

Проследив за его взглядом, колдун застыл. Его волосы поднялись дыбом от невероятного зрелища.

Яйцо все еще лежало в остывающем навозе, и казалось, ничего не изменилось с тех пор, как колдун положил его туда. Но шуршание и непонятные звуки жизни доносились именно от туда.

Яйцо жило. Его скорлупа стала мягкой, точно пористый кусок пирога. То что было внутри двигалось, изменяя поверхность скорлупы. Там, скрытая от человеческих глаз, рождалась новая жизнь. Ужасное и невообразимое существо пыталось выйти наружу из своей клетки, сковывающей ее движения. Яйцо дышало и сквозь него, приглушенное скорлупой, доносились стоны и вздохи.

Холодный пот заливал лоб старика. Его тело дрожало, точно в приступе лихорадки. Его глаза хотели увидеть то, что из века в век желали создать

алхимики. Для одних это был символ жизни, для других – смертоносное оружие, но и у тех и у других ничего не получалось. Опыты проваливались только начинаясь, и ни один ученый не мог создать то, что теперь силилось выйти из скорлупы простого яйца курицы. Он был первый и единственный, кто смог создать гомункула – великое исчадие ада.

Прошло еще четверть часа, прежде чем мягкая оболочка яйца с глухим треском лопнула. Из трещины потянуло плесенью и гнилью. Смрадное зловоние повисло в воздухе. Колдун поморщился. Но у него не было сил оторвать взгляд от зияющей черной дыры в яйце. Внутри что-то копошилось, хлюпало и булькало, издавая при этом стоны. Они были то тихими, то ужасно громкими, переходя в какое-то дремотное бормотание.

Когда шок от увиденного прошел, старик приказал призраку закрыть ставни. И когда приказ был выполнен, в наступившей темноте, старик увидел свое порождение. Комнату освещало лишь пламя очага, когда, силясь изо всех сил, маленькое существо пыталось выбраться из яичной скорлупы. Это получилось не сразу, но когда оно вылезло, старый колдун ужаснулся и отпрянул назад.

Маленькое, не больше среднего пальца, существо приводило в ужас. Во истину – это было чудовище!

Еще хрупкое, тельце гомункула покрывала слизь, блестевшая от пламени огня, блики которого плясали на стенах дома. Он беспрестанно двигался и эти движения сопровождал хлюпающий звук и смрадное дыхание жителя ада. Гомункул был черен, как необъятная ночь, окутавшая сонный город. Точки глаз горели алым огнем, спрятанные в морщины хищной морды. Они приковывали к себе, наводя ужас. На бесформенной голове выше острых ушей были еле различимы два прорезающихся рога. Гомункул заверещал, и в этом звуке было что-то злое и отвратительное. В первое мгновение колдун хотел растоптать эту тварь, барахтующуюся в луже слизи, но шепот призрака остановил его:

– Огонь… Ему нужен огонь!

И повинуясь голосу отца, старик впихнул гомункула в колбу и поднес к пламени. Слизь высохла на глазах, пока исчадие ада копошилось на дне сосуда, объятого пламенем. Его, казалось, забавляла эта игра. От нее он набирался силы.

Его конечности стали жестче, а когти загнулись как у хищного зверя. При свете пламени колдун различил два острых клыка, свисающих из отвратительной пасти на нижнюю губу. Тело гомункула оделось в броню. Он карабкался по стенкам стеклянного сосуда, сверкая алыми глазами, точно жук. Когда тварь затихла на дне колбы, колдун заметил, что взгляд ее злых глаз стал другим. Теперь это был взгляд голодного животного, съедающего глазами свою добычу. Он неотрывно следил за стариком, и когда тот попытался вытащить гомункула из сосуда, зверь укусил его. Два клыка, острых, как иглы, вонзились в палец человека. Старик вскрикнул, выронив колбу. Он не знал, послышалось ему или нет, но он отчетливо уловил ехидный смех, переходивший в урчание.