Читать книгу: «Под небом Италии», страница 2

1991. Москва. Предложение руки и сердца

Таня так волновалась тогда, в первый раз, что Павел немного растерялся. Он целовал её губы, уголки губ, щёки, глаза лёгкими нежными поцелуями, пока она не обхватила ладонями его шею и не пригнула его голову к себе. Она прижала крепко свои губы к его губам, и он почувствовал её ищущий язычок. У него мелькнула мысль, что, несмотря на замужество, она осталась неопытна и ничего о себе не знает. Нельзя пойти у неё на поводу, она торопится, так можно всё испортить. Он всё время боялся ошибиться, утратить её доверие, испугать её или насторожить. Она была нужна ему надолго, и нельзя было сфальшивить ни в одной ноте.

Павел взял её за плечи и немного отодвинул от себя: «Кто-то обещал мне арбуз?». Таня, не откликаясь на шутку, сказала: «Потом… давай потом, после…» Она сняла с плеч лямки своего джинсового комбинезона, поддёрнула его вниз, и он упал на пол. Таня перешагнула через комбинезон и взялась было за майку, но Павел обнял её, прижал к себе. Она встала на цыпочки, он нагнулся, и Таня поцеловала его в губы. Павел подхватил её и выпрямился. Она по-детски обвила его ногами. Павел, не отрываясь от её губ, сделал несколько шагов к низкой софе, посадил на неё Таню. Он сел рядом с ней и, целуя её, откинулся вместе с ней на софу. Майку он просто сдвинул вверх. У неё была чудесная грудь: небольшая, плотная, с красивыми соразмерными сосками. Каждая линия её тела была такой, как нужно, как Павлу нравилось, и её девичья грудь, и впалый живот между острыми косточками, и худые длинные ноги. Он целовал её грудь, ласкал языком и рукой её соски, пока она не заметалась, не начала судорожно выдыхать со стоном. Тогда он поднялся, осторожно снял с неё трусики, встал на колени у неё между ног. Черная шёрстка у неё внизу тоже была такой, как надо, не слишком густой, не слишком редкой, аккуратный треугольник, подбритый с боков. Она была уже мокрой и слегка пахла малиной. Он нащупал языком выпуклый бугорок. Таня застонала громче, вцепилась в плед. Когда она начала вскрикивать и рефлекторно подаваться бёдрами вверх, навстречу его языку, он осторожно просунул два пальца ей внутрь и начал гладить самое шершавое место там, внутри. Он старался не делать лишних движений и не прерываться. Через полминуты Таня замерла, странно вскрикнула, потом обмякла. Павел поднял голову и посмотрел на Таню. Она лежала, глядя вверх, и казалась ошеломлённой тем, что с ней произошло. Павел встал и быстро разделся. Он приподнял Таню, откинул плед и одеяло, положил её в постель и лёг рядом. Он хотел опять приласкать её, но она вцепилась в его плечи и только повторяла: «Ну, ну…» Не понять её было невозможно. Она кончила ещё два раза, он почувствовал это и внутри, и по тому, что она опять, как в первый раз, замирала на секунду. Дольше он уже сдерживать себя не мог и поспешил к финишу. Какое-то время Павел лежал молча, потом повернул голову к Тане. Таня ещё тяжело дышала, и глаза её были закрыты. Павел понимал, что всё было хорошо, но хотел знать наверняка. Он привстал на локте и поцеловал Танин кончик носа. Таня открыла глаза. «Всё хорошо?», – спросил он. «Больше, чем хорошо», – ответила Таня и опять закрыла глаза. Павел откинулся на подушку.

– Почему ты пахнешь малиной?

– Это такое специальное маслице.

– Ты всегда им мажешься?

– Всегда после душа. Тебе не нравится? Есть с запахом вишни, ванили, есть совсем без запаха.

– Пусть будет малина. Выходи за меня замуж.

Таня скосила на него удивлённые глаза: «Так сразу замуж?» Павел неожиданно для себя сказал: «Я тебя, наконец, нашёл и очень боюсь потерять». «Ладно, решительный ты мой. Завтра воскресенье, пойдём знакомиться с моими родителями», – ответила Таня и засмеялась.

2012. Флоренция. Площадь Сеньории

Статуя Давида издалека бросалась в глаза, и у Тани возникло ощущение, что она несоразмерна небольшой площади и зданиям на ней. Давид был огромен. Таня испытала неловкость от близкого соседства его обнажённой фигуры. Это её удивило. Столько видела обнажённых скульптур, сама рисовала обнажёнку, когда училась в студии и вдруг… Они подошли к фонтану, и площадь открылась во всю свою ширину. Слева, около Палаццо Веккьо, – Давид, Зевс, большой фонтан, конная статуя, Лоджиа Ланци с её скульптурами; справа – пустая площадь, не уравновешенная ничем, кроме ряда невысоких домов. Возможно, раньше, во времена Микеланджело, площадь заполняли торговые ряды, и это отсутствие равновесия не так бросалось в глаза. Павел уже готов был предложить вернуться обратно по мелким улочкам, но Таня попросила: «Пойдём к реке».

Они вышли к Понте Веккьо в тот счастливый час, когда набережная и мост были окрашены яркими, тёплыми лучами заходящего солнца. Таня встала у парапета и смотрела на спокойный, отливающий синим Арно, на жёлтые и оранжевые фасады домов, на их отражения в реке, на мост с его полукружиями арок между тяжёлыми опорами и разномастными постройками на нём тех же охристых оттенков, что и дома на набережной, и её охватило чувство, которого она давно не испытывала: радостное волнение, всегда возникавшее у неё при встрече с красотой, не красотой Давида, веками неизменной, но красотой минуты, пока сохраняется это освещение и не размыты рябью отражения домов на воде. Таня с трудом оторвала взгляд от реки и быстрым шагом направилась к мосту.

Понте Веккьо был заполнен туристами, глазевшими на витрины золотых лавок. Павел и Таня прошли мост из конца в конец и обратно. Таня долго стояла, облокотившись на перила с одной и с другой стороны, смотрела на набережную, на кривоватые от старости дома, на дальние мосты через Арно и молилась непонятно кому, чтобы чувство радостного волнения не покидало её. Она сказала себе, как говорила в молодости, когда ещё мечтала стать художником: «Я хочу это запомнить и попробовать написать». Таня повернулась спиной к перилам, стараясь вобрать в себя всё: китайских туристов, державшихся одной тесной кучкой, обнимавшуюся парочку высоких светловолосых парней, пожилую, скромно одетую чету, наклонившуюся к витрине, чтобы рассмотреть цены. Потом она опять пошла вниз, на набережную, и вдруг вообразила себя босоногим итальянским мальчишкой, бегущим в толпе по этому мосту лет триста назад. Её походка стала пружинистой, движения быстрыми и резкими, она оглянулась на Пашу, шедшего следом за ней, и озорно засмеялась. «Что?» – не понял Паша. «Ничего. Просто хорошо», – продолжала улыбаться Таня.

Москва. 1991. Путч

Павел с Таней поженились, когда всё вокруг начало рушиться. Работа на Госплан кончилась, других заказов не было. Валера, Танин начальник, пытался хоть как-то заработать на обналичке, на торговле всем, что подворачивалось: ковры с Обуховской фабрики, которые забирали небритые восточные люди, золотой ширпотреб из Иванова, расписные самовары, хрусталь… Потом появилась зацепка в Министерстве автотранспорта и трое программистов, Таня в их числе, были брошены туда.

Двадцать третьего августа Таня, как всегда второпях собравшись, спустилась в метро. В вагоне ехали такие хмурые и молчаливые люди, что у Тани ёкнуло сердце. Что случилось? Может быть, кто-то умер, кто-то очень важный? Кто же это может быть?

В министерстве никто не работал. В бухгалтерии стоял маленький телевизор с заглушённым звуком. На экране «лебеди» в пушистых пачках слаженно семенили на пуантах. Таню сбивчиво посвятили в то, что произошло. Через час-полтора с улицы стал слышен нарастающий мощный гул, и задрожали стёкла. Все прильнули к окнам: по улице шли танки. Позвонил Павел. Попросил Таню не выходить в город. Таня и не собиралась. Этот заказ был их последней надеждой на выживание. То, что Павел всё это время был у Белого дома, Таня узнала много позже. Зато она видела, как два дня спустя пытались свалить памятник Дзержинскому. Во всех окнах основного здания КГБ были видны люди, наблюдающие за происходящим. На крыше стояла тренога с камерой, и два человека непрерывно снимали этот многолюдный и многочасовой процесс. Таня хотела дождаться момента, когда зловещий Феликс Эдмундович падёт на асфальт площади, постояла немного среди весёлой и шумной толпы, поняла, что это надолго, и поехала домой.

Возврата к идеалам социализма удалось избежать, но, как жить дальше, было непонятно. Пашина работа висела на волоске. Слишком много солидных, влиятельных людей и их детей остались без мест. Неожиданно пришло предложение от Сергея Васильевича Веденеева, друга Пашиного отца, с которым Сергей Васильевич много лет вместе проработал во Внешторге. На основе бывшего отделения Внешторга было создано новое предприятие. Сергей Васильевич хотел взять Павла к себе юридическим консультантом. Павел согласился, и жизнь Павла и Тани сказочно изменилась. Они перестали зависеть от Таниной зарплаты и из людей с ограниченными средствами в одночасье превратились в людей с большими возможностями. Таня какое-то время чувствовала себя Золушкой на балу, но быстро привыкла к тому, что машина, квартира и наряды не собираются исчезать и денег на всё хватает.

Новую кооперативную квартиру в Печатниках и Павлову двушку обменяли на четырехкомнатную на Таганке, в «генеральском доме», сделали ремонт. Таня побегала по мебельным комиссионкам, познакомилась с продавцами, заведующими и сумела обставить квартиру антикварной мебелью, не слишком древней, в основном конец девятнадцатого – начало двадцатого века. На стенах поселились пейзажи отца, её собственные этюды, картинки, даренные друзьями, две расписные доски от прялок, привезённые бывшим с Севера, несколько икон. Занавески для комнат Таня сшила сама из матрасной ткани и обычной бязи, а для кухни – из весёленького ситчика в мелкий цветочек, найденного у матери в закромах.

Павлу, москвичу бог знает в каком поколении, нравилось то, что она делает. У них получилось настоящее старомосковское жилище: солидное, уютное, с картинами и фотографиями на стенах. Благоустройство было почти завершено, когда Таня обнаружила, что беременна.

2012. Флоренция. Дом Данте

Таня и Павел возвращались к отелю другим путём, по совсем узким улочкам, и неожиданно попали на улицу Данте, к дому Данте, где висела табличка с именем и профилем поэта. Здесь разволновался Паша. Дом, в котором жил Данте пятьсот лет назад! Пятьсот лет назад он был известным признанным поэтом (не полководцем, поэтом!), и его ценили не за богатство или именитый род, а за его стихи. И этот дом стоит, потому что это каменная прочная постройка, и пять веков в нём живут люди поколение за поколением и только в двадцатом веке здесь создали музей. «Да-а. В эти моменты начинаешь понимать, что такое Европа и насколько он старый, этот Старый Свет», – с уважением протянул Паша. В отличие от Тани, Павел читал Данте. Таня знала только несколько расхожих четверостиший. «Это подделка», – отозвалась Таня.

– Что ты имеешь в виду?

– То и имею. Это ненастоящий дом Данте. Сам дом старый, и эта кладка, которую мы видим, она принадлежит тому времени, но Данте здесь не жил. Его дом был в другом месте. Он не сохранился. Здесь рядом церковь, где он встретил Беатриче, она подлинная.

– Бог с ней, с Беатриче, – проворчал разочарованный Павел. – Пойдём лучше в ресторан. Он тут поблизости.

Павел ещё раз взглянул на карту. Действительно, ресторан, который посоветовал им портье, находился недалеко. Павел вопросительно посмотрел на жену: «Пошли?»

Перед Таней на мгновение мелькнули двери в цветах того ресторана на маленькой площади. Она знала, что если она скажет: «Я хочу в тот, где двери в цветах», – Павел пойдёт, но будет сожалеть, что они были не в «одном из лучших ресторанов», и ответила ему утвердительно: «Пойдём!»

Москва. 1992. Рождение дочери

Павел старался ничем Таню не огорчать и радоваться беременности вместе с ней, но на самом деле ему нужна была Таня, только Таня и он не был уверен, нужен ли ему кто-то ещё. Беременность у Тани проходила тяжело, с тошнотой, головокружениями, обмороками. Павел собирался рожать вместе с женой, но всё пошло не так гладко, как рассчитывали, и его выгнали из родилки. Он бросался к каждой медсестре, выходившей оттуда. Наконец, немолодая акушерка вышла за дверь и сказала: «Поздравляю. Девочка. 49. Три двести. Закричала сразу…», но в этот момент выскочила молоденькая медсестра, что-то шепнула ей на ухо и та бросилась обратно в родилку. Павел похолодел. Через несколько минут вышел врач, тот, с которым Павел договаривался, увидел Павла: «Всё хорошо. Теперь уже всё в порядке. Родила сама. Девочка хорошая. Поздравляю. Вам лучше сегодня пойти домой. Ваша жена очень устала, ей нужно поспать. Завтра увидите обеих. Не переживайте. В следующий раз будет легче». «Следующего раза не будет», – твёрдо подумал измученный Павел, пожимая руку врачу.

Таня после родов была очень слаба. От самоотверженного предложения тёщи пожить у них Павел вежливо отказался. Взяли няньку. Однажды утром Павел зашёл в детскую, Таня стояла, наклонившись над кроваткой. Он подошёл, посмотрел на дочь. Сказал Тане: «Я на работу». Таня оглянулась с той же счастливой улыбкой, с которой смотрела на дочь, поцеловала мужа и опять повернулась к ребёнку. В этот момент Павел заметил, что постоянный страх сделать что-то неправильное, разочаровать её, прошёл. Он ловил себя на том, что на работе забывает о жене и дочке на долгие часы и всегда пугался, когда это происходило, тут же звонил домой. Павел стал чаще встречаться с приятелями, снова начал раз в неделю играть в теннис. Через год Таня вышла на работу. За маленькой Лялей смотрела няня, молодая женщина с Украины, за няней присматривала Танина мама.

И вот тогда произошло то, о чём они оба стараются не вспоминать. Таня сделала Павлу очень больно. Он даже не знал, что так больно бывает.

Флоренция. 2012. В ресторане

Ресторан от улицы отделяли тяжелые двери и невысокий порог. Низкий сводчатый потолок, роспись стен гирляндами цветов и античными сценами, тяжёлая, тёмного дерева мебель говорили о том, что хозяева позаботились об «атмосфере», а цены в меню – о том, что хозяева рассчитывают в основном на туристов.

Таня долго выбирала и, в конце концов, заказала пасту с чёрными трюфелями. Она всегда выбирала то, что она ещё не пробовала, и часто попадала впросак. Павел, как всегда для первого раза в ресторане с итальянской кухней, взял телятину с пармезаном, по этому блюду он определял, стоит ли в этот ресторан приходить ещё раз.

Вино Павел выбрал недешёвое – «Амароне» 2006 года. Тане к её еде хотелось белого вина, и она попросила ей заказать бокал белого, но Павел ей подробно объяснил, насколько невыгодно заказывать вино бокалами, к тому же в таком случае она напрашивается на обман и ей нальют не то, что она заказала, а из той бутылки, которая открыта. Им принесли закуски. Тане – её кабрезе, Павлу – прошутто с дыней.

Таня часто делала помидоры с моцареллой и базиликом дома и решила попробовать, как это делают в Италии. Таня попробовала и посмотрела на Павла.

– Что-то не так?

– По-моему, они здесь решили бороться за здоровый образ жизни. Кабрезе не посолили, не поперчили и оливковым маслом только капнули.

Павел окликнул официанта, пробегавшего мимо. Таня собиралась сказать про соль по-итальянски, она уже два года ходила на курсы итальянского языка, но, видно, долго собиралась. Павел, глядя на Таню и видя её улыбку и желание что-то сказать, не стал ждать и по-английски попросил соль и перец. Официант, обращаясь к ним обоим на английском, спросил что-то. Павел пояснил: официант предлагает свежемолотый перец и такую же соль. Таня кивнула: «Si, grazie», получила в ответ фразу по-итальянски, которую не поняла, и улыбку, немного скрасившую для Тани бестактность мужа.

1994. Москва. Неожиданная встреча

Таня после родов осталась такой же стройной, как была, но стала женственней, исчезла её подростковая худоба и угловатость. Все считали, что Таня расцвела и находится в зените своей женской красоты. Таня была уверена, что счастлива и выглядела счастливой, и никак не могла предполагать, что с ней может случиться то, что случилось.

Таня зашла в художественный салон на Октябрьской просто поглазеть на красивые безделушки и неожиданно увидела Виктора, своего бывшего мужа. Последний раз она с ним виделась на разводе, Виктор просил прощения, умолял её подумать, повременить. Виктор зашёл в этот магазин, чтобы присмотреть подарок для жены. Увидев Таню, он весь просиял радостью и бросился к ней как к лучшему другу.

– Танька! Какая ты стала! Королева! Как дела? Замужем?

– Замужем. Дочке два года. Как ты?

– Женат. Детей нет. Чем занимаешься? Давай дойдём до Дома художника, зайдём в ресторан, посидим, поговорим.

По дороге Витя рассказал о себе. Он занимается внутренними интерьерами помещений. Делает офисы, магазины, частные дома и квартиры. Недавно оформлял новое здание для мэрии. Женат на дочери крупного чиновника. Тесть помогает с заказами. Жена открыла магазин женской одежды – бутик. В Доме художника Виктор показал удостоверение, их пропустили бесплатно. Витя сиял и беззастенчиво разглядывал Таню.

– Танька, помнишь, как мы всей группой поехали к Свирскому на дачу? Все напились и разбрелись кто куда. Мы с тобой искали комнату пустую и не нашли, помнишь? А потом трахались на столе у них в саду, под лампой?

Витя вздохнул и посмотрел на Таню более чем откровенным взглядом. Таня старалась не выдать своего волнения.

– Дураки мы с тобой были, что разошлись…

– А кто виноват?

– Я виноват. Бес попутал. Но они были такие вульгарные, казались такими распутными, так хотелось попробовать… Любопытство, больше ничего.

Таня заказала мороженое, но есть не могла, только выпила немного вина. Они вышли из ресторана, и Таня с ужасом поняла, что не хочет с Витей расставаться. Вспомнился весь их первый бесшабашный год в Строгановке, все их пьянки, танцы до утра, чьи-то дачи. Витька ловил её в училище, затаскивал в любую пустую комнату, подпирал дверь стулом и тут же укладывал на стол.

– Пойдём до Парка Культуры через мост, – предложил Виктор.

Они пошли по Крымскому мосту. Было ветрено, но Таня не чувствовала холода. Посередине Виктор остановился, повернулся к Тане.

– Танька, Танюсик! Сколько лет прошло, а ничего не изменилось, всё так же, как было, да?

Он схватил её голову ладонями и поцеловал её в губы.

– Какой же я был дурак, Танька! Как я мог тебя отпустить…

Таня молчала. Она шла рядом с Виктором как заворожённая и сгорала от мучительного желания. Они останавливались и целовались через каждые три шага, но в конце концов подошли к метро. Некоторое время они стояли, глядя друг на друга, потом Витя схватил её за руку и потащил за здание метро. Он два раза заглядывал в разные парадные, что-то ему не нравилось. В третьем он прижал Таню к стене. Трусы на ней он просто порвал. От одного его прикосновения Таня полыхнула огнём. Она повисла на его шее, он подхватил её ногу за бедро, и они самозабвенно трахнулись в углу вонявшего кошками подъезда. Таня впивалась в его губы, и ей было всё равно, идёт кто-нибудь или нет. Потом Витя обнял её и, глядя ей в глаза, повторял: «Танька, Танька… любимая, какая ты стала…»

Таня бежала домой, до последнего момента не зная, что ей делать и что говорить. Она вошла в квартиру, сразу подошла к дочери. Ляля уже спала. Вышел из кабинета Павел.

– Что так поздно?

– Разве это поздно? Начало девятого. Встретила подругу Наташу Доризо. В художественном салоне на Октябрьской. Зашли в кафе, потрепались.

– Почему не позвонила?

– Я пыталась. Все телефоны поломаны, ты же знаешь, как сейчас… Поехала домой. Договорились на днях встретиться. Ты знаешь, голова разболелась. Пойду приму горячий душ.

Флоренция. 2012. В ресторане

Официант ушёл, быстро вернулся с перечницей и солонкой – мельницами и покрутил их над Таниным кабрезе, потом на ближайшей полке нашёл оливковое масло и, спросив Таню взглядом, полил помидоры. Теперь всё встало на своё место. Вино Тане показалось слишком тяжёлым для её еды. Она отпила несколько глотков и отставила бокал. После кабрезе Тане вдруг захотелось закурить. «Как ты думаешь, здесь курят?» – спросила Таня. Павел оглянулся вокруг. «Я не вижу пепельниц на столах и не вижу, чтобы кто-то курил. Мы сейчас спросим у официанта. Ты же бросила?» Официант объяснил, что у них – да, курят, но этот стол стоит там, где сидят некурящие. Если синьора очень хочет покурить, они могут пересадить синьора и синьору в отделение для курящих. Павел вопросительно взглянул на Таню, Таня видела, что пересаживаться ему не хочется, и махнула рукой: «Не стоит беспокоиться».