Нерукотворный Храм Мироздания Божьего

Восемь строк о предназначении поэта и русской соборности.

Глава первая «Ожидание речи с Небес»

Сад весь в цвету,

Вечер в огне,

Так освежительно-радостно мне!

Вот я стою,

Вот я иду,

Словно таинственной речи я жду.

Эта заря,

Эта весна

Так непостижна, зато так ясна!

Счастья ли полн,

Плачу ли я,

Ты – благодатная тайна моя.

Не самые известные строки молодого А.А.Фета. И, наверное, – одни из самых загадочных.

Цветущий сад, догорающий огонь небес – образ весеннего вечера – когда всё уже к лету постепенно приближается – сколько в русской поэзии образов похожих! Да только здесь и пейзажа никакого нет – а есть душа воспарившая, радость духовная. Словно приходит какое-то понимание, а, может быть, освобождение от чего-то ранее гнетущего. На душе «освежительно-радостно» – потому что лирический герой-поэт весь в ожидании «таинственной речи», которую обязательно услышит.

И вот вспоминаются невольно строки, почти через семь десятилетий созданные тоже молодым – почти юным О.Э.Мандельштамом:

Он ждет сокровенного знака,

На песнь, как на подвиг, готов:

И дышит таинственность брака

В простом сочетании слов.

Его лирический герой в осознании своего предназначения «прошёл», наверное, чуть «дальше» – в понимании сути – того, что «сокровенный знак», как и «таинственная речь», с Небес приходит. Снисходит…

Потому О.Э.Мандельштам именно с этой мысли и начинает:

Как облаком сердце одето

И камнем прикинулась плоть,

Пока назначенье поэта

Ему не откроет Господь.

Лирический герой, как мы уже сказали, уже в «большей степени» осознал предназначение поэта, осознал, – то, что исполнение

Воли Создателя

может потребовать жертвы – подвига.

А у А.А.Фета пребывает лирический герой в радостном ожидании – но разве не мыслит в том же «направлении», если угодно? Разве не прислушивается он при каждом шаге своём к «таинственной речи»?

Словно в русском осмогласии первая ступень – «открывшаяся» радость, а дальше к Небесам, может быть, и через скорби подниматься надо будет. Наверное, лирический герой, идущий по саду и вечернюю зарю созерцающий, пока ещё на «первой ступени»,

а «готовый на песнь, как на подвиг», уже «выше поднялся». Но оба «на пути» к Небесам…

А теперь вспомним эти хорошо известные многим строки М.Ю.Лермонтова, над которыми советская идеология «надругалась», убрав финал.

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе,—

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога.

Думаю, все помнят, что к «видению» Творца лирический герой приходит, созерцая «желтеющую ниву, «свежий лес», «малиновую сливу», «ландыш серебристый» – и, наконец, ставший символом, «студёный ключ». То есть – Творение Рук Божьих, в прекрасном русском пейзаже запечатлённое.

К тому же стремится и лирический герой А.А.Фета, «таинственной речи ожидающий».

Глава вторая «Постижение Вечной Истины»

А теперь обратимся к словам поэта о заре, о весне, которая и «непостижна», и «ясна» в одночасье. Так может быть?

Гениальность великого поэта, гениальность нашей родной литературы в том, что пара строк может целый множество мыслей философских открыть, «выявить».

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь – я раб – я червь – я бог!

Строки, во многом «перевернувшей» русскую литературу, на несколько языков переведённой оды «Бог» Г.Р.Державина. «Многое на земле от нас скрыто, но взамен того живая связь с Христом», – сказал устами одного из любимых героев Ф.М.Достоевский. Мысль о том, что значит на земле, что может человек, ощущающий себя, по словам того же Г.Р.Державина, «средоточием живущих, чертой начальной божества», и связь эту утративший, одна из главных в литературе.