Сталин. После войны. Книга 2. 1949–1953

Почему Сталин смешивал красное с белым

С встречами двух вождей связано много интересных историй, которые сохранил для истории переводчик Сталина Николай Трофимович Федоренко^[101]. На одной из них Мао заметил, что Сталин смешал в бокале красное и белое вино. Председатель КНР тут же поинтересовался, почему Сталин так поступает. Не зная, что ответить, переводчик хотел было спросить самого вождя, но тут ему помешал Мао Цзэдун, который попросил не спрашивать об этом Сталина. Но тут уже глава СССР заметил, что товарищ Федоренко что-то тихо обсуждает с китайским гостем.

– О чем это вы там шепчетесь тайком? – спросил вождь – У кого это за спиной?

Переводчик Федоренко тут же тихо доложил Сталину о вопросе Мао Цзэдуна.

– А почему вы прямо не спросили у меня? – поинтересовался Сталин у переводчика.

– Простите, этого мне не разрешил сделать товарищ Мао Цзэдун. Он полагает, что спрашивать вас об этом было бы невежливо.

– А кого в таком случае ты как переводчик должен слушаться? – улыбнулся Сталин.

Переводчик Н. Т. Федоренко мгновенно вытянулся в струнку и отрапортовал: «Конечно, вас, товарищ Сталин!»

Сталин снова засмеялся и сказал, обращаясь к Мао Цзэдуну:

– Знаете что? Эта привычка у меня с молодых лет. Я обычно пью белое виноградное вино. Но у меня есть своего рода вера в красное виноградное вино. Дело в том, что, будучи в ссылке, я как-то простудился, а добрый доктор тайком дал мне немного красного вина и таким образом спас меня от смерти, когда я находился на волосок от гибели. Вот с тех пор я и поверил в то, что красное вино имеет лечебное значение, оно полезно для здоровья!

– Вот и вы говорите о вашем опыте, о тех знаниях, которые приходят в результате обобщения опыта, – заметил в ответ Мао Цзэдун.

В другой раз, увидев, что Федоренко «завис», заслушавшись рассуждений Мао, и ничего не ест, Сталин вывел его из ступора окриком.

– Товарищ Федоренко!

Тот остолбенел.

– Возьмите вашу тарелку и подойдите сюда!

Когда переводчик подошел, Сталин, не глядя на него, сказал:

– Почему вы только переводите и ничего не едите, товарищ Федоренко?^[102] Попробуйте это блюдо!

Но товарищ Федоренко на тот момент впал еще в большую прострацию.

Да и было от чего! Когда на тебя рявкнет Сталин, а потом попросит подойти со своей тарелкой, не всякий человек сможет после этого вести себя как ни в чем не бывало.

– Это редкое блюдо – сказал Сталин и показал рукой на одно из угощений. – Возможно, вы отведаете его первый раз в жизни… Первый и последний, как говорится.

После слов «первый и последний раз в жизни» переводчик впал в еще больший ступор.

– Берите же! – сказал Сталин совершенно спокойным тоном.

После того как Федоренко смог вернуться в реальность и попробовать угощение, вождь спросил его:

– Ну, как вам, понравилось?

– Оно очень деликатное, – ответил переводчик.

Сталин рассмеялся.

Надо сказать, что лично с товарищем Федоренко и Сталиным было связано еще несколько интересных историй. После очередного общения с Мао на Ближней даче Сталина, где жил «великий кормчий», переводчик набрался смелости и подошел к Сталину.

– Товарищ Сталин, по-моему, мы во всей прессе и в отчетах пишем неправильно, мы пишем Мао Цзедун через «е», а надо бы через «э» оборотное.

– Позвоните Сатюкову в «Правду», – посоветовал Сталин.

– Да, но я с ним-то и говорил…

– Позвоните еще раз.

На следующий день Федоренко позвонил в главную газету СССР и услышал:

– Конечно, конечно, товарищ Федоренко! Вы правы, товарищ Федоренко! Мао Цзэдун теперь всегда – слышите, всегда! – будем писать через «э» оборотное!^[103]

Думаю, не надо уточнять, что между первым и вторым звонком Федоренко в «Правду» туда позвонил и товарищ Сталин…

Ну, а самую смешную для нас историю Федоренко рассказывал журналистам с особым удовольствием. Может, потому, что она произошла не с ним, а с его знакомым. А может, она была и с ним самим, но форма «рассказал один знакомый» была просто более удобной упаковкой для истории.

«Это еще что – один мой кремлевский знакомый поведал мне такую историю: «Раздается звонок по кремлевскому телефону. Я поднимаю трубку и слышу:

– Это говорит Сталин.

Я не понял, спрашиваю:

– Кто? Какой еще Сталин?

– Тот самый, – отвечает трубка…

С тех пор у меня нервный тик на всю жизнь»^[104].

Сталинское снижение цен

1 марта 1949 года произошло событие, которое сегодня кажется невероятным. Это – снижение цен. Плановое и повсеместное. На большой перечень товаров и продуктов. Снижались даже цены в ресторанах. Сначала уменьшение цифр на ценниках произошло одновременно с денежной реформой в декабре 1947 года, затем 10 апреля 1948 года из газет граждане СССР узнали, что этот, приятный для простого человека, процесс, становится постоянным и плановым^[105]. В 1949 году понижение стоимости затронуло еще более широкий спектр товаров и продуктов. Смысл и принципы этих уникальных экономических событий подробно пояснялись народу в опубликованном в центральной печати правительственном документе.

Постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП (б) «О новом снижении с 1 марта 1949 года государственных розничных цен на товары массового потребления»^[106]

1. При проведении в конце 1947 года денежной реформы и отмены карточной системы были отменены высокие цены коммерческой торговли и введены единые сниженные государственные розничные цены на товары массового потребления. Это был первый этап снижения цен на товары массового потребления. Снижение цен на первом этапе привело к удешевлению товаров массового потребления по линии государственной розничной торговли в течение года, по меньшей мере, на 57 миллиардов рублей. Эта сумма представляла чистый убыток для государственного бюджета, который нужно было покрыть и действительно он был покрыт впоследствии правительством, благодаря росту производительности труда, подъему производства товаров массового потребления, снижению себестоимости продукции. Но она была вместе с тем чистым выигрышем для населения.

Но дело этим не могло ограничиться. Снижение цен на товары по линии государственной розничной торговли должно было вызвать такое же снижение цен на колхозном и кооперативном рынке. Так как доля колхозных и кооперативных товаров в общей массе товаров, продаваемых населению в течение года, составляет около 33 %, то в результате получилось, что снижение цен на товары колхозной и кооперативной торговли дало удешевление этих товаров по меньшей мере на 29 миллиардов рублей.

Следовательно, население выиграло от снижения цен по всем секторам розничной торговли в течение года всего около 86 миллиардов рублей…

2. В связи с дальнейшим подъемом народного хозяйства СССР, ростом производства товаров массового потребления и новыми достижениями в области снижения себестоимости продукции во второй половине 1948 года создалась возможность осуществить новое снижение цен на товары массового потребления. Совет Министров СССР и ЦК ВКП (б) решили осуществить это второе снижение цен, которое частично уже было начато в 1948 году, и завершить его полностью 1 марта 1949 года. Это будет второй этап снижения цен на товары массового потребления… Это значит, что в результате нового снижения цен вновь значительно подымется покупательная способность рубля и улучшится курс рубля по сравнению с курсом иностранных валют, вновь серьезно повысится реальная заработная плата рабочих и интеллигенции и вновь значительно снизятся расходы крестьян по закупке промышленных товаров.

Совет Министров Союза ССР и ЦК ВКП (б) постановляют:

а) Снизить с 1 марта 1949 года государственные розничные цены на товары массового потребления в среднем в следующих размерах:

Снизить соответственно цены в ресторанах, столовых, чайных и других предприятиях общественного питания.

б) Поручить Министерству торговли СССР установить в соответствии с настоящим постановлением новые сниженные государственные розничные цены на перечисленные в пункте «а» настоящего постановления продовольственные, фуражные и промышленные товары.

Председатель Совета Министров СССР И. СТАЛИН

Секретарь ЦК ВКП (б) Г. МАЛЕНКОВ

28 февраля 1949 года^[107]

В следующем 1950 году, ровно через год, 1 марта «Правда» снова порадовала трудящихся снижением цен, что фактически означало повышение покупательной способности зарплаты каждого советского человека. «С каждым днем жизнь становится все более богатой и зажиточной», – писала главная газета СССР и не согласиться с ней очень трудно.

На 25,9 % понизились цены на ржаной формовой хлеб и другие сорта из ржаной муки, на пшеничный хлеб на 30 %, на булки, баранки, сушки, сухари и другие булочные изделия из пшеничной сортовой муки на 30 %, на дрожжи на 20 %^[108]. На 35 % понизились в стоимости котлеты московские, на 50 % упала стоимость хозяйственного мыла и соли.

В 1950 году впервые снижение цен затронуло фрукты, овощи, игрушки, детскую обувь и посуду. Начиная со 2 марта трудящиеся могли порадовать своих близких духами и одеколонами по более низким ценам. «В 1950 году предусмотрено не только снижение цен на определённые товары, но и отдельно оговорено, что цены снижаются и на запчасти к ним. Это касается мотоциклов, велосипедов, патефонов и др.»^[109]

1 марта 1951 года опять произошло сталинское понижение цен. Почему его с полным правом можно называть «сталинским»? Потому, что «пятое по счету снижение государственных розничных цен на продовольственные товары массового потребления»^[110] произошло и 1 апреля 1952 года^[111]. 1 апреля 1953 года, менее чем через месяц после смерти Сталина, «Правда» вновь порадовала трудящихся снижением цен на овощи и фрукты (минус 50 %), на обувь и изделия санитарии и гигиены.

Получается, что снижение цен было общей идеей сталинского руководства, а не только личным делом вождя? Нет. Просто в 1953 году всем было бы очень заметно, что через несколько недель после смерти Сталина снижения цен не случилось. Поэтому запланированное еще при его жизни действие осуществили – цены снизили. Чтобы больше их уже не снижать никогда…

После смерти Сталина снижение цен прекратилось – это факт, который стоит помнить. В 1954 году уже ничего не дешевело, а потом все только дорожало, о чем прекрасно помнят уже все, кто жил в Советском Союзе.

Ежегодное плановое снижение цен – это личная инициатива и личная заслуга Сталина. Так сказать, о роли личности в ценообразовании.

Кто-то может сказать, что цены в СССР снижались «вопреки Сталину»?

Сталин и «Дело геологов»

30 марта 1949 года состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП (б), на котором рассматривался вопрос о состоянии геологических разведок в Красноярском крае. По его итогам была создана Комиссия под председательством Л. П. Берии^[112]. Днем ранее среди геологов начались аресты. Так начиналось «Дело геологов», которое непосредственно связано с созданием советского ядерного оружия. Именно поэтому Комиссию ЦК партии возглавил куратор атомного проекта.

Если упростить «до нуля» сложнейшую проблему создания атомного оружия, то первым вопросом оказывается сырье – уран. И, разумеется, он встал перед СССР в 1945 году, после применения атомного оружия американцами. Вопросы геологической разведки, нахождения, разработки урановых месторождений можно уподобить «дороге жизни» для блокадного Ленинграда. Будет работать «дорога жизни» – будет жить миллионный город. Не будет – смерть соберет страшную жатву в огромном размере. Вот только в «урановом вопросе» речь шла о десятках миллионов советских граждан, чью жизнь могло гарантировать только ядерное сдерживание. Стоит напомнить, что летом 1949 года, накануне испытания советской атомной бомбы, ядерный арсенал США насчитывал 300 бомб, а на столе американского президента лежал план «Дропшот», который предусматривал ядерные удары по 200 городам СССР.

Мы столь подробно останавливаемся на международной ситуации потому, что именно она дает ключ к пониманию «Дела геологов» («Красноярского дела»). Сначала Советский Союз решал «урановый вопрос» вывозом руды из Германии и Чехословакии, созданием предприятия «Висмут», добывавшего уран до самых последних дней ГДР. Но для обеспечения безопасности страны нужно было найти уран на территории Союза: «После окончания войны, осенью 1945 был создан Главк «Первое Главное геолого-разведочное управление», который стал координировать все геолого-разведочные работы по урану. Вскоре практически вся страна была охвачена поисками ценного сырья. Поиском урана занимались как специализированные партии, так и все без исключения геолого-разведочные организации СССР, помимо своей основной работы»^[113].

Занимались поиском урановой руды и в Красноярском крае. Среди тех, кто активно старался помочь, было немало непрофессионалов-«инициативников». Одной из них оказалась корреспондентка газеты «Правда» А. Ф. Шестакова. Еще во время войны она направила на имя секретаря ЦК ВКП (б) Г. М. Маленкова докладные записки, в которых говорила, что ученые-геологи, подчиненные председателю Геолкома СССР И. И. Малышеву, работают плохо^[114]. Причиной ее обращения к руководству государства «были рассказы одного из местных жителей, утверждавшего, что он нашел в Хакасско-Минусинской котловине образцы радиоактивных минералов. Однако никаких сведений об урановых рудах в отчетах геологов об этом районе не было»^[115]. 3 марта 1945 года в главной газете СССР вышла статья под названием «Минусинская проблема», в которой прозвучала критика в адрес геологов, ведущих работу в Красноярском крае и якобы не желающих расширить ареал своих поисков. По сути, материал в «Правде» повторял докладные записки, которые Шестакова написала руководству страны.

В 1947 году неугомонная А. Ф. Шестакова приезжает в Красноярский край. Осматривая музей им. Н. М. Мартьянова, она нашла «образец № 23» – будущее основное вещественное доказательство по «Красноярскому делу». Это был большой кусок урановой руды, который просто валялся во дворе музея! Видя такую безобразную ситуацию и считая ее преступлением, Шестакова пишет письмо, которое сразу попадает к Сталину.

«Часть ящиков была разбита, – пишет Шестакова о том, что она увидела во дворе музея, – а содержимое их переворошено и, видимо, не раз уже изымалось. Всего таких «бесхозных», ни в каких документах и книгах не записанных ящиков было найдено 5 и 6 октября 1947 года в разных странных местах музея более 500 штук. Принадлежали они 37 геолого-разведочным и поисковым партиям…»^[116]

Отправленный в лабораторию пресловутый «образец № 23» был оценен учеными как тип урано-ванадиевых руд, ранее найденных советскими геологами под Ферганой в Тюя-Муюне. Как утверждают сегодня исследователи «Дела геологов» – «образец № 23»… и был привезен геологами из экспедиции в Среднюю Азию, а потом просто «добавлен» в экспозицию. Почему он валялся во дворе музея, где его и нашла А. Ф. Шестакова, никто и по сей день вразумительно объяснить не может.

А теперь представим себе ситуацию этого времени. Вся страна напряженно ищет уран, ученые работают над скорейшим созданием атомного оружия. И в этот момент на стол Сталина ложится письмо Шестаковой, из которого следует, что кусок урановой руды, предположительно найденный в Красноярском крае, просто валяется на земле, а у руководства страны нет никакой информации о находке потенциального месторождения урана. Помимо этого, по линии разведки на стол Сталина легли трофейные документы германских спецслужб, из которых следовало, что в районе Красноярска есть урановые месторождения и СССР вот-вот их «найдет» и начнет разрабатывать^[117].

Вы как бы поступили на месте Сталина и Берии? Отмахнулись? Не обратили внимания? Были бы уверены, что все геологи сплошь «честнейшие люди и не могут так поступить»?

После того как Сталин узнал о версии Шестаковой, то есть о возможном сокрытии геологами уранового месторождения в Сибири, он вызвал к себе министра геологии Малышева.

– Какие у вас богатства в Сибири? – спросил его Сталин.

– Медь, никель, кобальт, платина, золото, – прозвучал ответ.

– Вас обманули вредители, – сказал Сталин, – там есть уран.

Аресты подозреваемых геологов начались в конце марта 1949 года. «За халатность и участие в антисоветской группе» было арестовано около 200 геологов в разных городах СССР. Но только 27 из них были проведены в судопроизводстве по одному «Красноярскому делу». Поскольку дело касалось главной государственной тайны, то никакого открытого суда над геологами не было. Большинству из них 28 октября 1950 года объявили, что они осуждены за «неправильную оценку и заведомое сокрытие месторождений полезных ископаемых, вредительство, шпионаж, контрреволюционную агитацию» и приговорены к различным срокам заключения (вплоть до 25 лет). Одним из арестованных и осужденных по «Делу геологов» был доктор геолого-минералогических наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР Яков Самойлович Эдельштейн. В начале 1949 года 80-летний Яков Эдельштейн был награжден орденом Ленина, а 31 марта арестован. В итоге он был приговорен к 25 годам ИТЛ. Профессор Эдельштейн умер 21 января 1952 года в тюремной больнице в Ленинграде, место его захоронения неизвестно.

О реакции Сталина на происходившие аресты есть только два свидетельства. Когда тогдашний министр госбезопасности Абакумов докладывал на Политбюро ЦК ВКП (б) о масштабах раскрутки «Дела геологов», вождь бросил реплику: «Абакумов, не очень-то увлекайтесь арестами геологов, а то и разведку недр некому будет вести!»^[118]

Снятого с поста министра геологии СССР И. И. Малышева, находившегося в состоянии крайнего стресса, Сталин вызвал к себе. Рассказывая об этой встрече, «десталинизаторы» обычно указывают, что после нее Малышев с инфарктом на полгода отправился в больницу. Так и есть, но главный итог встречи и беседы Сталина и проштрафившегося министра был совершенно иным. Об этом разговоре нам рассказывает «неполживое» НКО «Мемориал», признанное в России иностранным агентом.

– Мы вас простили, поскольку вы по происхождению из рабочих, – сказал вождь. – Но наказали за политическую слепоту. Вы окружили себя врагами народа. А поэтому срочно решите задачу для Череповца. Выезжайте в Петрозаводск, организуйте там геологическую службу и найдите для комбината руду. Едете без возврата в Москву. А не найдёте руду – пеняйте на себя!^[119]

И что бы вы думали? Илья Ильич Малышев на самом деле открыл в Карелии нужные месторождения железной руды в Костомукше. Спокойно работал, умер в 1973 году в возрасте 69 лет, будучи пенсионером союзного значения. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Оставшиеся в живых, равно как и погибшие в тюрьмах и лагерях, геологи были полностью реабилитированы решением Верховного суда СССР от 31 марта 1954 года^[120].

Как Сталин поссорился с Тито

25 октября 1949 г. МИД СССР объявил, что считает «невозможным дальнейшее пребывание в СССР посла Югославии К. Мразовича», а в ноябре потребовал выезда и поверенного в делах. Все связи между двумя правительствами были прекращены без формального разрыва дипломатических отношений^[121]. Скрытый до этого конфликт между Сталиным и Тито вылился в открытую дипломатическую войну. А ведь за два года до этого Иосиф Виссарионович высоко оценивал югославского лидера и даже называл его потенциальным руководителем коммунистического движения всей Европы.

Что же произошло?

Чтобы разобраться в этом, придется сначала немного углубиться в историю. Этнический хорват Иосип Броз Тито родился в мае 1892 года в Австро-Венгерской империи. Во время Первой мировой войны оказался на Восточном фронте. Весной 1915 года он был ранен во время атаки знаменитой «дикой дивизии», составленной из горцев-добровольцев, и попал в русский плен. Около 10 месяцев раненый солдат находился между жизнью и смертью, но русские врачи спасли ему жизнь. Когда Россия погрузилась в революционный хаос, Тито вступил в Сибири в Красную гвардию и даже участвовал в боях против колчаковцев^[122]. Возвратившись в 1920 году на родину, начинает там заниматься «политикой». Подвергается аресту, получает срок за коммунистическую деятельность. В 1935–1936 гг. И. Б. Тито работал в СССР в Коминтерне. В 1936 году нелегально вернулся в Югославию. В конце 1937 года стал главой компартии страны.

Дальнейшим восхождением к вершинам власти Тито обязан своему характеру и организационным способностям. Когда весной 1941 года в Югославии на английские деньги был осуществлен госпереворот и новая власть вызывающе отказалась от подписанного несколько дней назад договора с Третьим рейхом, Гитлер отдал приказ о военном вторжении^[123]. Кроме немецких войск в агрессии участвовали итальянские, болгарские, хорватские, венгерские и албанские. К рейху фюрер присоединил Северную Словению, Италия получила Южную Словению, Черногорию и Далмацию. Албания, как сателлит Муссолини, получила Косово. Болгария заполучила часть Македонии, которую потеряла после второй Балканской войны (1913 г.). Венгрия «приросла» Воеводиной. Оставшаяся часть Сербии была оккупирована немцами, а на территории Хорватии, Славонии и Боснии было провозглашено независимое фашистское государство. Главой этой страны стал лидер хорватских нацистов-усташей^[124] полковник Анте Павелич, который устроил самый настоящий геноцид сербов. Причем в каких-то жутких средневековых формах. В 1941 году на территории, которая теперь стала независимым государством Хорватия, проживало около 6,5 миллиона человек, из них каждый пятый был сербом. Их-то и начали истреблять: сербам целыми селениями ритуально перерезали горло специальными ножами, которые назвали «сербосеками», отрубали головы топорами, забивали молотами, отправляли в созданные усташами концлагеря Ясеновац, Стара Градишка, Крушчица и Керестинец^[125].

Сербское население сформировало две партизанские силы. Первой стали отряды «четников», боровшиеся за восстановление независимого королевства Югославия, второй силой были партизаны-коммунисты под руководством Тито. Ситуация напоминала польскую, где к концу войны действовали две партизанские армии, из которых одна (Армия Крайова) ориентировалась на «лондонское правительство», а другая (Армия Людова) на Москву. В этих условиях еще в 1941 году Лондон (где находился бежавший из Югославии король) настоятельно просил Сталина оказать влияние на Тито, чтобы подчинить его силы общему руководству – то есть главе монархистов-четников генералу Д. Михайловичу.

«Видимо, серьезную силу представляют югославские партизаны, если англичане обращаются к нам за помощью! – сказал тогда Сталин. – Сами справиться с партизанским движением у себя в стране не могут, так хотят при нашей поддержке подчинить партизан Михайловичу, а потом их задушить. Все это шито белыми нитками. Хитрые, но детские уловки! – продолжал Сталин. – Жаль, что сейчас мы можем только сочувствовать югославским партизанам и не можем оказать им какой-либо реальной помощи»^[126].

Реальная помощь партизанам Тито пошла из Москвы лишь в 1944 году. В тот же момент большое внимание коммунистическим партизанам начали оказывать и англичане. Не будет преувеличением сказать, что и Москва и Лондон начали соперничать за будущее устройство Югославии и «симпатии» лидера коммунистических партизан Иосипа Броз Тито^[127].В этот момент он был не просто руководителем компартии: в ноябре 1943 г. Антифашистское вече Народного Освобождения Югославии (АВНОЮ) приняло решение об образовании народного правительства во главе с маршалом И. Тито и о лишении эмигрантского правительства, находившегося в Лондоне, всех его прав.

В марте 1944 года будущий глава Югославии отправил делегацию в Москву. Записки об этих встречах со Сталиным оставил ближайший соратник Тито – будущий вице-президент Югославии Милован Джилас. Маршрут югославской делегации на пути в Москву был замысловатым: Италия – Тунис – Египет – Ирак – Иран – Советский Союз. Первым удивлением в СССР для югославов был тот факт, что здесь уже есть… Югославская бригада. Вроде бы в Союзе не могло оказаться достаточно эмигрантов для формирования такой воинской части. Секрет открывался просто: в Сталинграде был окружен и большей частью попал в плен полк хорватской армии, который Анте Павелич направил на русский фронт в качестве знака солидарности с фюрером. Сталин приказал «почистить» его от отпетых фашистов, после чего воинская часть была названа Первой Югославской бригадой, переодета в советскую военную форму и под командованием своего же (!) хорватского командира Мезича готовилась к борьбе с гитлеровцами. Забегая вперед, скажем, что сражалась эта воинская часть безупречно…^[128]

Встреча югославской делегации со Сталиным описана М. Джиласом очень подробно и является ценным историческим источником. Особенно учитывая тот факт, что писал он ее как «антисталинскую» книгу в момент ухудшения отношений с СССР. Это значит, что приукрашивать Сталина этот автор точно не собирался…

Сталин встретил нас посреди комнаты. Я был первым, кто подошел к нему и представился. Потом то же самое сделал Терзич, который прищелкнул каблуками и военным тоном произнес свой полный титул, на что наш хозяин – и это было почти комично – ответил: «Сталин». Мы также поздоровались за руку с Молотовым, и все уселись за стол так, что Молотов был справа от Сталина, который сел во главе стола, а Терзич, генерал Жуков и я – слева…

Разговор начал Сталин, задавший нам вопрос о наших впечатлениях о Советском Союзе. Я ответил: «Мы в восторге», на что он сказал:

– А мы не в восторге, хотя мы делаем все, что можем, чтобы улучшить дела в России.

В мою память запало то, что Сталин использовал слово «Россия», а не Советский Союз, что означало, что он не только поощрял русский национализм, но и сам вдохновлялся им и отождествлял себя с ним. Но тогда у меня не было времени думать о таких вещах, потому что Сталин перешел к отношениям с югославским правительством в изгнании и обратился к Молотову:

– Не могли бы мы как-нибудь приманить англичан к признанию Тито, который один ведет борьбу с немцами?

Молотов улыбнулся – улыбкой, выражавшей иронию и самодовольство:

– Нет, это невозможно; они прекрасно знают о развитии событий в Югославии…^[129].

Отправляя своих товарищей в Москву, Тито поручил им попросить у Сталина небольшой заем в 200 тыс. долларов. Милан Джилас сразу озвучивает эту просьбу и говорит, что эти деньги позже будут возвращены, ровно так же будут оплачены после освобождения Югославии и все поставки оружия со стороны СССР. Реакция Сталина на эти слова показательна.

– Вы меня оскорбляете. Вы проливаете кровь и думаете, что я возьму с вас деньги за оружие! Я не торговец, и мы не торговцы. Мы ведем борьбу за то же дело, что и вы. Это наш долг – делиться с вами всем, что у нас есть.

Сталин спросил, где югославский «лондонский» король Петр II встретил свою жену.

– Он взял в жены греческую принцессу, – отвечал Милован Джилас.

– А что, Вячеслав Михайлович, если бы ты или я женились на какой-нибудь иностранной принцессе? Может быть, из этого и вышел бы какой-нибудь толк, – пошутил Иосиф Виссарионович.

Во время второй встречи со Сталиным он, к удивлению югославов, предложил им быть более прагматичными в делах: «Существом его высказываний было, с одной стороны, то, что нам не следует «пугать» англичан, имея в виду, что нам надо избегать всего такого, что могло бы встревожить их и заставить подумать, что в Югославии имеет место революция или попытка установить коммунистический контроль.

– Что же вы хотите, когда у вас на фуражках красные звезды? Важна не форма, а то, что достигнуто, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны! – сердито воскликнул Сталин»^[130].

Поясняю: глава СССР предложил югославским коммунистам снять… коммунистический символ с фуражек, чтобы не пугать раньше времени «английских партнеров». Когда же Милован Джилас стал пояснять, что от звезд они отказаться не могут, потому что это важно для бойцов, Сталин заговорил о союзниках. Предупреждая, чтобы неопытные в политических интригах югославские товарищи не питали никаких иллюзий в отношении англосаксов. Сталин несколько раз подчеркнул, что югославам следует опасаться Интеллидженс сервис и двуличности англичан, в особенности в том, что касается жизни Тито.

– Возможно, вы думаете, что как раз потому, что мы с англичанами союзники, мы забыли о том, кто они такие и кто такой Черчилль. Для них нет ничего более приятного, чем обманывать своих союзников. Во время Первой мировой войны они постоянно обманывали русских и французов. А Черчилль? Черчилль – это такого рода человек, что, если за ним не смотреть, он вытащит у тебя из кармана копейку. Да, копейку, из твоего кармана! А Рузвельт? Рузвельт не такой. Он засунет руку только за более крупными монетами. Но Черчилль? Черчилль – тот полезет даже за копейкой.

Перед самым ужином, куда глава СССР пригласил югославских товарищей, Сталин еще раз решил предупредить их о невозможности и опасности доверия союзникам^[131]. Он остановился перед большой картой мира, на которой Советский Союз был окрашен в красный цвет. Сталин взмахнул рукой над Советским Союзом и, возвращаясь к тому, что он говорил до этого об англичанах и американцах, воскликнул:

– Они никогда не согласятся с мыслью, что такое огромное пространство должно быть красным, никогда, никогда!^[132]

Сложно не согласиться со Сталиным, зная всю дальнейшую историю взаимоотношений СССР, США и Великобритании. Эти слова следует помнить тем деятелям, страдающим политическим склерозом, кто из ситуационной совместной борьбы против Гитлера делает выводы о «союзничестве» и «дружбе» между англосаксами и Россией! Борьба против России будет всегда. Почему? Потому, что она огромна, потому, что мы свободолюбивый народ, потому, что весь мир должен подчиняться англосаксам (по их мнению). Против России боролись, борются и будут бороться. Сыграл свою роль и красный «цвет» – желание похоронить альтернативную социальную систему придавало действиям врагов больше жестокости. Но будь в 1945 году на месте сталинского СССР чудом сохранившаяся романовская империя, железный занавес Запад все равно бы опустил. Только повод нашел бы для этого иной.

Попутно заметим, как проходили ужины у Сталина. Официантов и многочисленной прислуги не было. Сегодня это называется «шведским столом», но можно назвать и «сталинским столом». Подогретые серебряные блюда с угощениями. Каждый сам берет, сколько он хочет. А за трапезой идет непринужденная беседа. В тот раз, сидя за столом с югославами, Сталин разговаривал с ними почти 6 часов. При этом его работа ни на минуту не останавливалась. Время было горячее: финальная стадия подготовки к высадке союзников во Франции и нашей операции «Багратион». То и дело приносили телеграммы от Черчилля. Сталин их читал, усмехался и комментировал следующим образом: