О значении наших последних подвигов на Кавказе

Восторженные разговоры и статьи о Кавказе и Шамиле были в последнее время так часты, что наконец успели надоесть всем.^[1] Один из наших знакомых спрашивал нас даже в прошлом месяце: «Не бываете ли вы в каком-нибудь доме, в котором не говорят о Шамиле? Очень интересно было бы познакомиться…» И, разумеется, такого дома не оказалось и не могло оказаться в целой столице, а может быть – и во всей России. Национальное чувство было слишком сильно затронуто новою славою русского оружия и должно было вылиться наружу в громких, восторженных и продолжительных толках…

Но всеобщность модных толков не исключает возможности высказать и несколько скромных замечаний о деле. Мы решаемся на это среди общего шума восклицаний и восторгов, потому всего более, что в этих восторгах нередко будущее рисуется в слишком обольстительном виде, а на прошедшее обыкновенно не хотят обращать внимания. Оставляя в стороне будущее, которое еще далеко не обозначилось настоящим положением дел, мы именно хотим напомнить читателям некоторые факты прошедшего, близкие к настоящим явлениям.

Прежде всего заметим, что словам, беспрерывно раздающимся в обществе: «Война на Кавказе кончена» – еще не следует придавать слишком обширного и окончательного значения. Не нужно забывать, что наше теперешнее завоевание простирается только на левое крыло кавказской линии, то есть на пространство между верховьями Терека и Каспийским морем, составляющее менее половины враждебного нам Кавказа. Пространство, лежащее к западу от Военно-Грузинской дороги, остается по-прежнему почти недоступно для нас; а между тем владение им представляет несравненно более важности, нежели обладание нагорным Дагестаном. Здесь перед нами открывается часть западного берега Каспийского моря, которое и без того открыто для нас; а там Черное море, на которое права наши не так велики, особенно после Крымской войны. Кроме того, нужно иметь в виду и то, что Военно-Грузинская дорога, отделяющая левый фланг от правого, вовсе не есть Китайская стена, совершенно уединяющая завоеванный нами край от того, который остался непокоренным. У чеченцев и лезгинцев левого крыла существует постоянная связь с абхазцами, адыгами и убыхцами, обитающими на запад от Военно-Грузинской дороги. Следовательно, для удержания и упрочения того, что нами теперь приобретено, предстоит еще много трудностей, и мы, любуясь на Шамиля, разъезжающего по улицам наших городов, никак не должны воображать, будто теперь герои Кавказа могут сложить руки и успокоиться на лаврах. Настоящее значение последних событий может сделаться для нас несколько яснее, когда мы приведем себе на память главнейшие факты из прежней истории наших подвигов на Кавказе.

Настоящее, последовательное стремление к покорению Дагестана началось у нас с начала нынешнего столетия, вскоре после подданства Грузии.^[2] Но край этот был знаком нам гораздо раньше и, конечно, мог бы давно быть покорен без больших усилий, если бы Россия могла предвидеть то значение, какое со временем должны получить для нее эти страны. Еще в 1596 году русский отряд, под начальством Хворостинина и Засекина, ходил в шамхальство, овладел Тарками и даже приступил к устройству укрепленных пунктов по Сулаку. Но, не подкрепленный из России, он в 1604 году был истреблен шамхалом Тарковским; до семи тысяч человек погибло; некоторая часть спаслась за Терек. Затем до Петра Великого не было никакой попытки утвердиться на Кавказе.

При Петре был завоеван, в 1722 году, весь западный берег Каспийского моря: шамхальство Тарковское и ханства Дербентское и Бакинское изъявили покорность; при устье Сулака основана была крепость Большого Креста, в Тарках и Дербенте оставлены гарнизоны; генерал Матюшкин наименован правителем вновь приобретенной Прикаспийской области. Трактатом 1723 года и Персия признала за нами все прикаспийские завоевания на Кавказе. Но в том же году возмутились жители Баку, под предводительством Даут-бека. Их усмирили, Даут-бека отрешили, и на его место назначили Дергач-Кули-хана. Но в следующем году и Дергач-Кули-хан оказался враждебным России; тогда местного правителя совсем уничтожили, а город и крепость поступили в управление русского коменданта. В следующем, 1725 году возмутился шамхал Тарковский, Адиль-Гирей. Он был разбит, взят в плен и сослан в Колу. Спокойствие в крае было восстановлено. Но через десять лет, по договору с шахом Надиром (1735 год), императрица Анна Ивановна добровольно отказалась от Прикаспийской области, потому что она только требовала издержек и войска, а пользы не доставляла никакой.