Жизнь как полёт. Летопись военного летчика

В этом, дорогие мои, состоит великий шарм, особое очарование до безобразия родной авиации! И это не дурь. Это любовь и преданность сложнейшей профессии. Это ее необычность и динамика. Это страшные контрасты. Представьте! Только что все вместе стояли, курили, получали указания перед полетами. Один курсант взлетел и через пятьдесят секунд, «перетянув» Софиевский парк, лежит, дымится под деревом. Отказ двигателя на самолете МиГ-21пф. Этот случай произошел в Умани. Статья в газете так и называлась: «Пятьдесят секунд жизни».

Страшные перегрузки – до потери пульса, и Радость, Счастье полета. Эта романтика в разных родах авиации, конечно же, разная. Спокойная, мощная на больших лайнерах. Многозначительная!! На вертолетах свои прибамбасы. Летел, летел, несколько движений органами управления – и ты уже завис над необходимым местом и рассматриваешь, что там внизу происходит. И энергичная, как брызги шампанского, романтика истребительной авиации. Земля. Солнце. Голубое небо. «Взрыв» форсажа, и ты уже кувыркаешься, купаешься в этой голубизне: глубокая восьмерка – бочка левая – правая, переворот – петля – полупетля, переворот – косая петля левая – правая, двойной боевой разворот – с переходом в глубокий форсированный вираж…Мало того, на стреловидном крыле, на его конце появляются срывные «жгуты», и прозрачный воздух становится видимым. Это особенность аэродинамики стреловидного крыла. Набегающий поток на стреловидное крыло раскладывается на две составляющие: перпендикулярную, создающую подъемную силу крыла, и направленную вдоль крыла. Вот она и заставляет воздух «скатываться» к «законцовке» крыла, и при пилотировании с большими перегрузками, а значит, на больших, «предкритических» углах атаки поток от ламинарного обтекания переходит на турбулентное и происходит его набухание. Кроме того, реальное крыло имеет реальное удлинение, т. е. длину, а значит, по элементарной аэродинамике происходит перетекание на конце крыла потока с нижней поверхности на верхнюю. Здесь же его встречает скатывающий поток по крылу из-за стреловидности. На «законцовке» еще больше набухает пограничный слой. И, наконец, наступает момент для отрыва пограничного слоя от крыла и образования вот этих самых срывных жгутов. Это значит, что самолет пилотируется на пределе его маневренных возможностей. Еще незначительное, я бы сказал, незаметное увеличение перегрузки (угла атаки) или допущение скольжения на одно из крыльев (ошибка в координации), и самолет уйдет в штопор. А летчик своими рецепторами должен это ловить и чувствовать. Разумеется, это происходит на пилотаже с перегрузкой более пяти единиц. Так вот, чтобы не свернуть, не повредить шейные позвонки, я опирал голову подбородком на плечо и смотрел на эту красоту, одновременно пилотируя самолет. Это было возможно только при полном чувстве слияния с машиной.

Полчаса энергичной отдачи сил! И ты снова на земле – такой родной, до мелочей знакомой. И слышишь в ее дыханье и тепле заветное тепло родного дома.

Мне посчастливилось, повезло. Я освоил и полетал на спортивных, истребителях, истребителях-бомбардировщиках, транспортных самолетах, армейских и палубных вертолетах на разных высотах и скоростях, в простых и сложных метеоусловиях дня и ночи. На всех типах летательных аппаратов встречался с малыми и большими нештатными ситуациями. Поэтому думаю, что у меня есть некоторое право на сравнение или, по крайней мере, на личное впечатление от всех этих «агрегатов».

Человек со стороны во всех этих восторгах увидит или услышит только какую-то чудаковатость. А у летчика, который прочувствовал это задним местом, затикает сердце, перехватит дыхание. Он примет стойку, как легавая, повернет носом и скажет: «Это – свои!» Он не услышит, не увидит, а нюхом почувствует родную до боли знакомую «гарь» авиации, неповторимый запах кабины. Но, тем не менее, от радости он готов «прыгнуть» в кабину на «форсажной метле» взвиться в просторы бесконечного воздушного океана. В это чистое, голубое, грозовое, бескрайнее небо, которое к себе пускает только смелых, мужественных, безбашенных, но до конца преданных ему сынов Земли.

Вот так вот девки пляшут – по четыре в ряд!

Я не единожды буду использовать словосочетания «мне посчастливилось», «мне повезло», «я счастлив», а также местоимение «я». Это не от отсутствия скромности. Просто именно так я могу выразить правду моей жизни. Как из босоногого деревенского парнишки-шалуна вырос генерал-майор авиации, командующий авиацией пограничного округа, заслуженный военный летчик России, летчик-снайпер? Как это случилось? Для меня ответ один: я был среди своих единомышленников. А вот своих они никогда не бросали. Они боролись за каждый «организьм» до конца. Меня наставили на путь истинный Люди и Человеки. Именно они, и именно с Большой буквы.

Истребительное Черниговское высшее военное авиационное училище летчиков (ЧВВАУЛ) имени Ленинского комсомола – моя альма-матер. Это здесь меня сделали летчиком-истребителем, летчиком-инструктором (я уже говорил и повторяю: это особое племя), человеком и руководителем.

Поэтому прежде всего я – истребитель. А потом все остальные и тоже близкие мне рода авиации. Это не дань воспитанности и долга. Это изначальное и, слава богу, не утерянное состояние моей души.

Истоки: родина. Детство. Мечты

Под крылом самолета синеокая Беларусь – Могилевщина! Это моя родина! Здесь, в деревне Малое Бушково, я появился на свет божий, здесь зарыта моя пуповина, здесь мои родные небо и земля. Я помню мою деревню так, что с закрытыми глазами пройду по улицам и мои рецепторы подскажут мне, где какой камушек, а где ямочка… Здесь похоронены мои отец и мать, ваши внуки прадедушка и прабабушка. И я прошу вас своих детей и внуков, не забывать эти священные места! Примите эти слова как наказ.

У каждого края свои обычаи, своя история. Могилевщина из этой аксиомы не исключение. Она расположена в восточной части Белоруссии и граничит с Россией. Эти две страны связаны не только по славянской линии, но и через диффузию на границе с нашей общей историей. Раньше белорусы и не ведали о том, что существует граница на востоке, скажем, со Смоленском. Но, увы! Граница пролегла в девяностые годы между нашими близкими народами, как говорится, по живому, и произошло это отнюдь не по их воле. Очень надеюсь, что вы, наши наследники и преемники, дети и внуки, когда-нибудь разберетесь во всех этих обстоятельствах и дойдете до истины своим умом!

Будущий командующий авиацией ТОПО босоногий Авдеенко Коля

Пограничная с Россией земля пережила немало исторических событий, память о которых сохранилась до наших дней, здесь немало достопримечательностей. Это и Пустынский монастырь в Мстиславских краях. Это и первый крепостной театр в Шклове, основанный графом Зоричем. Это Потемкинский дворец и судоверфь в Кричеве. А самым заметным в этом ряду остается место битвы войск императора Петра I со шведами под деревней Лесной, которую русский царь назвал «матерью Полтавской баталии». Здесь в 1708 г. русские войска наголову разбили корпус шведского генерала Левенгаупта. Хоть и потери рати Петровой оказались немалыми: 1111 человек убиты и 2856 ранены – шведы вынуждены были оставить обоз восемь тысяч повозок, а также потеряли больше восьми тысяч воинов убитыми и ранеными, да в плен попало около пяти тысяч человек. Потомки не забыли подвига русских богатырей. В начале ХХ столетия на месте сражения воздвигнута каплица. Офицеры полков и дивизий, отличившихся при Лесной, установили памятник, на котором вознесся русский орел над поверженным шведским знаменем. Поэтому, дорогие внуки, когда вы будете изучать в школе «Полтавскую битву», знайте, что увертюра к этому сражению была исполнена на родине вашего деда.

Есть под Могилевом и Буйничское поле на удалении примерно тридцати километров от моей родной деревни Малое Бушково. Здесь в 1595 г. произошло битва восставших крестьян и казаков во главе с Наливайко с восемнадцатитысячным конным войском Великого княжества Литовского. В 1812 г. здесь же состоялась кровавая схватка с французскими войсками. А в июле 1941 г. советские воины 388й стрелковой дивизии, работники милиции, курсанты школы НКВД и двенадцать тысяч ополченцев Могилева двадцать три дня держали героическую оборону города. Силы были неравные, мои родные края оккупировали фашисты на целых четыре страшных года. Советский писатель Константин Симонов, воспевший героизм защитников Могилева в своих книгах «Живые и мертвые» и «Разные дни войны, завещал после смерти развеять свой прах над Буйничским полем. Там теперь находится его мемориальный камень. Я был на этом месте и поклонился памяти и духу этого большого и мужественного человека.

Река Реста впадает в Проню, Проня в Сож, Сож в Днепр. И далее их тихие воды несут свое серебро в Черное море. И только старые седые курганы да знаки памяти потомков свидетельствуют о том, что не всегда здесь царили покой и безмятежность. Расскажу вам еще об одном памятнике – Пустынском монастыре. Недалеко от моей родной деревни Малое Бушково стоит город Мстиславль. Минуя поля, перелески, стремительную Вихру, которая, словно пояс на гибком стане красавицы, окружает древнее Мстиславское городище, минуя спуск к реке, который в тени деревьев напоминает швейцарские пейзажи, вы увидите монастырь, возникающий внезапно, сверкнув среди вековых лип и дубов маковкой колокольни. И уже потом, приблизившись к Пустынскому Успенскому монастырю, всем существом начнете ощущать дыханье «старины глубокой» и какую-то невидимую, но прочную связь с далекими предками. А припав к источнику, бьющему прямо из-под восстановленной церкви Рождества Пресвятой Матери Божией, пропитаетесь духом истории. Этот источник и стал первопричиной появления здесь монастыря.

После присоединения в середине XIV в. Мстиславля к Великому княжеству Литовскому в 1377 г. город был передан великим князем литовским Ольгердом своему сыну Лугвенею, в христианстве Семену, который спустя три года взял в жены дочь Дмитрия Донского. Ничто не предвещало беды княжению Семена-Лугвина, да только заболел Мстиславский голова: стало катастрофически ухудшаться его зрение. И не было ему помощи от своих лекарей. Мать Семена Мария Витебская была христианкой, уважение к этой религии она передала и сыну. Князь чтил христианских святых, усердно молился.

И вот однажды приснился ему сон. Он увидел, что к СеменуЛугвину явился старец и предрёк, что излечится его зрительный недуг тогда, когда близ перекрестия дорог найдет он источник, воду из которого будет пить, а также омывать ею глаза. Конечно же, по велению князя источник был обнаружен. И он начал лечиться. Зрение улучшалось, и наконец, князь вовсе излечился от недуга. В знак благодарности Семен-Лугвин возвел здесь монастырь. А в 1380 г. (год Куликовской битвы) над источником произошло чудотворное явление иконы Матери Божией. Там построили каплицу, и она стала первым монастырским сооружением. А потом на этом месте возвели церковь.

Чудо, сотворенное целительным источником, послужило во благо не только вотчине мстиславского князя, но и всем славянским землям. Вместе с малолетним сыном Юрием Семен-Лугвин возглавил Мстиславский, Оршанский и Смоленский полки вовремя Грюндвольской битвы с тевтонскими рыцарями, и именно их ратники сыграли решающую роль в победе над тевтонами.

И сегодня территория Могилевщины, говоря современным языком, – место силы, территория больших возможностей. Чтобы вы, мои читатели, прежде всего младшее поколение рода, не удивлялись тому, что я особо остановился на описании достопримечательностей белорусской земли, скажу, что я сейчас являюсь председателем Совета Белоруской национально-культурной автономии и руководителем общественной приемной Постоянного Комитета Союзного государства в Приморском крае. Поэтому мне не только по сердцу, но и по статусу положено кое-что знать о своих родных местах и по возможности рассказывать о них тем, кто ими интересуется. Кстати, всем молодым советую вести дневник. Уже сейчас имеются безбрежные возможности в этом смысле – к примеру, фотомобильный дневник, который можно вести с помощью коммуникатора. А какие горизонты откроются в области информатики ближайшее время, даже представить невозможно – голова кружится от возможностей науки и техники! И чтобы пользоваться этими благами, надо человеку, особенно молодому, преодолеть только одно: свою лень. Это нужно для того, чтобы описывать интересные события, рассказывать о своей жизни, что, безусловно, пригодится, когда вам захочется написать историю своей семьи или рода, когда придет время, и передать ее своим потомкам.

Мысленно окидывая взглядом свое прошлое, я предлагаю притормозить; давайте-ка зависнем «по-вертолетному» над самой-самой своей, исконной, родиной. И мы увидим ее совсем близко, как в детском стихе: «Вот моя деревня! Вот мой дом, родной!». Малое Бушково! Деревня в то дальнее послевоенное время представляла собой две улицы, проходившие параллельно друг другу. На них размещалось более семидесяти дворов. Она была сожжена немцами в ходе наступательной операции советских войск «Багратион» на белорусском направлении, и я ее помню уже восстановленной. Середина деревни возвышалась над поймой реки Реста в северо-западном направлении метров на тридцать-сорок с углом наклона до семидесяти градусов. Почему-то этот спуск назывался Мартинов ров. Это было место проверки нашей детской и юношеской смелости. Старики баяли, что это возвышение осталось еще от французской войны 1812 г.

Махнуть на лыжах вниз, причем на самодельных, а иных в то время у нас не было, – это был верх смелости и завоевание авторитета среди мальчишек. Не буду скромничать, но эту гору изрезали лыжнями только Толя Рублев и пишущий эти строки. Параллельно улицам, разумеется, и деревне протекала вот та самая река Реста, воды которой впадают и в Черное море.

Видимо, природа оберегает и подстраховывает свое создание – человека. По прошествии времени в памяти у него меньше всего остается плохого: ужасов, страхов и т. п., кроме того, что особенно значимо и связано с двумя понятиями – жизнь и смерть. Только они на нашей судьбе ставят неизгладимый оттиск своей мощной печатью. Однако тогда, в детстве, мне это было еще не известно. Односельчане шутили, да и мама тоже, что отец «принес меня с войны». Я вспоминаю, как начинался мой день: схватить кусок хлеба и выпить кружку молока – было самое первое, что я делал с утра пораньше. А дальше – босыми ногами по морозу, по снегу, летишь к другу в гости на теплую печь. Бежишь так быстро – только ветер свистит в ушах: иначе приморозишь пятки к дороге!

Трудно сказать, где здесь (в воспоминаниях) начало, где конец. Говоря об этом времени, я пытаюсь найти какую-то логику и последовательно выстроить события. Но тщетно, ибо детская часть памяти вдруг включает некий прожектор и высвечивает то, о чем несколько секунд назад я и подумать не мог! Все осталось запечатленным только в тебе: в голове, в подкорке, в спинном мозге, в сердце… Это сегодня есть фотоаппараты, причем цифровые, видеокамеры – тоже цифровые. Есть электронные носители – «сидишки», флэшки и тому подобное… А раньше, да еще после войны, и простую фотографию сделать было проблематично. Я вообще удивляюсь тому, где мои родители нашли деньги, чтобы сфотографировать меня октябренком и пионером, оставив на память мне пару-тройку фотографий из того времени. Это счастье, что они у меня есть, – они помогают вспомнить о детстве. А так начинаешь рыскать в потемках по уголкам своей памяти, и порой не находишь того, что тебе нужно. Как говорят шутники, порылся в голове и кроме пыли ничего не поднял. Однако я попытаюсь напрячь свою память и описать быт семьи и деревни моего времени.

Я помню смерть И.В. Сталина, 1953 г. Конечно, опосредованно. Через поведение окружающих людей. А некоторые из них были авторитетными, лидерами. Односельчане ориентировались на них. Я помню, как, рассказывая об этом событии, о потере народа, директор нашей начальной школы Александр Савельевич Дерюжин плакал. Я это говорю без подколок и намеков. Не буду «врубаться в эту тему», потому что многие профессора истории страны и Сталина до сих пор не ответили на вопрос, кто же он такой – Иосиф Виссарионович. И самодур, и диктатор, и предатель двадцати шести бакинских комиссаров. Ждал смерти Ленина, изводил придирками его жену, Н.К. Крупскую. Перед Великой Отечественной не прислушался к докладам разведки о планах Гитлера в отношении СССР, в частности Рихарда Зорге. Как говорит простой народ, германец дошел до Москвы. И здесь опять возникает образ «великого вождя народов». И фашисты стремительно отступают назад, на Запад. И в то же время никто из руководителей других стран – фашистской и антифашистской коалиций – не успевают за полетом мысли Сталина. И сломили врага мы, и наши парни водрузили Знамя Победы над Рейхстагом!

А сегодня уже есть публикации, сообщающие о том, что убили Сталина его же сподвижники и соратники.

Действительно, иногда думаешь: надо было махануть через строй союзничков аж до Ла-Манша и тогда сегодняшняя Россия горя бы не знала ни с ЕС, ни с американской ПРО в Чехии!

Да-а!.. Коммунисты о Сталине говорят одно, бывшие союзники, а потом враги – другое. Новоиспеченные демократы – третье: мол, Гитлер, предатель Власов и иже с ними были освободителями для советского народа. Опупеть! Вот я и говорю: ты сначала нюхни дерьма, а потом попробуй рассказать о том, какая это прелесть. А за чашкой кофе, да в московской теплой квартире можно придумать черта лысого и выдавать это за правду. Все бы ничего, но эти бредни постоянно обсуждают на ТВ и других СМИ, плющат мозги людям так же, как наркотики.

Или вот еще как бывает: иногда приезжают на пограничную заставу некие гастролеры или журналисты на полчаса. Начальник заставы изгаляется, колготится – принимает, угощает… А потом по городам и весям понеслись толки о том, как хорошо живут пограничники! А ты приезжай, скажем, на заставу Мраморную в Приморье или Семушир на Курильской гряде. Поживи с месячишко. Походи в туалетик по веревочке от ветругана и вспомнишь «Федота-стрельца» Леонида Филатова: «…Там у вас в момент наступит просветление в уму!» Я о том, что на веру не нужно всё принимать. Но вернемся к моим детским воспоминаниям. Деревенька, моя деревянная, дальняя… Представьте себе: дворы, огороды, лес, речка, поля, перелески …. Ни тебе супермаркетов, ни асфальта, ни такси, ни метро, а уж о туалете (да еще теплом) мы и не мечтали, потому что не знали, что такая радость имеется на свете. А жить (физиологически) нужно. Выйти «до ветру» в сорокаградусный мороз – это было нормальным делом. А «ненормальным», малолетним чадам, ставили ведро в доме. На этом привольераздолье и росли мы, послевоенная ребятня.

Прежде чем начать рассказывать о школе, будет морально справедливо и исторически-хронологически правильно отдать дань памяти моему старшему брату, Александру, члену нашей семьи, воспитателю младших братьев и сестер, ведущему мужчине долгое, если не основное, время всей нашей семейной истории. Думаю, дорогие мои, будет правильно, если я на этих страницах письменно дам подтверждение тому, что давно знаю и что чувствовал в каждом своем достижении и в каждом следующем шаге. О чем? О педагогике, о помощи старшего брата Александра Парфеновича.

Сейчас моим троим внукам от четырех до пятнадцати лет. А они уже знают, что такое видеомагнитофоны, камеры, мобильные телефоны, компьютеры и т. д. И у них все получается. Этому они обязаны своим родителям и времени, в котором живут. И дай вам Бог серьезно и справедливо дать оценку этому счастью!

Мое же детство проходило совсем в других условиях.

Мой старший брат Александр Парфенович закончил физико-математический факультет Могилевского педагогического института. Разумеется, приобрел знания педагогики и психологии, определившие его дальнейший путь. Поэтому при каждой возможности в шутку и всерьез он обучал меня разным предметам, используя игровой метод, который, кстати сказать, потом уже, в конце 80-х годов прошлого столетия, начал подаваться как один из передовых методов обучения. Не буду говорить обо всей советской школе, отмечать ее плюсы и минусы, но то, что моему старшему брату удалось развить необходимые для меня качества и как человека, и главное, как будущего летчика-истребителя, – это факт. Благодаря ему я приобрел способность быстро запоминать увиденные предметы, картинки, портреты; быстро переключать внимание, использовать энергичное волевое сосредоточение, работу памяти в условиях помех (шутки, приколы, просто шум и т. д.). А также способность за один прием принять большой объем информации. Забегая вперед, отмечу, что это мне помогло качественно пройти психологическую комиссию при поступлении в авиационное истребительное училище. Но об этом я расскажу в свое время.

Игры и занятия старшего брата выглядели так: брались открытки ученых – химиков, физиков, а также писателей и поэтов и показывались мне, как карты из колоды. Я должен был запомнить фамилию, имя, отчество, то, в какой науке человек проявил себя, даты его жизни и смерти. Разумеется, кто он по национальности и из какой страны. Запоминались также буквы алфавита, их произношение; это таблица умножения – не только до десяти, но и выше, это решение игровых логических задач. Я обучался даже игре в карты, правда, это были народные игры в подкидного дурака и пр. Но нужно заметить, что к картам я всегда был равнодушен. Впоследствии так и не научился играть в покер, преферанс и т. п. Не знаю – хорошо это или плохо, однако я не страдал и не страдаю от этого.

Вот, таким образом обучаясь, к шести годам я уже бегло читал, и книги открыли мне путь в большой мир знаний. Нужно понимать, что в это время в нашей деревне не было ни электричества, ни радио, ни тем более телевиденья. Домашние задания я выполнял при лучине или фитиле, опущенном в керосин, налитый в бутылку. А чтобы фитиль не падал вниз, его пропускали через кружок, вырезанный из сырой картошки.

К школе, конечно же, готовились все: по-своему и по-всякому. Это зависело от уровня жизни той или иной семьи, достатка в ней. В нашей семье было девять детей. Обувку и одежду носили и старший, и средний, и младший, пока она не была изношена в лоскутья. Поэтому в школу я пошел в полотняных, окрашенных мамой в черный цвет анилиновым красителем в кадушке в домашних условиях, штанах с одной лямкой, перекинутой через плечо. Школьные принадлежности были собраны в полотняную сумку. Вот таким – нарядным и с чисто вымытыми босыми ногами – и пошел я в первый класс Зарестьянской семилетней школы.

Кроме того, что хотелось учиться, потому что учатся все и самому было интересно, были, однако, и основания для некоторых страхов. Как и везде, были у нас и в соседних деревнях физически и психически неполноценные дети из очень бедных, прости господи, ущербных, семей. Нам показывали на них пальцем и говорили: «Будешь таким же, как он, если не станешь хорошо учиться!» Как ни странно, но эти отрицательные примеры действовали неплохо. Напомню, что детство наше проходило в работе, и физически довольно тяжелой. Будучи еще совсем мелкими, мы использовались, разумеется, на более легких, с точки зрения приложения физических сил, работах, но и для них выносливость требовалась добрая. Какие же были «профессии» для детворы? Это подпасок, помощник пастуха коров, овец, лошадей из колхозного хозяйства и из личного подворья. Отец наш был колхозным пастухом, поэтому для меня эта помощь ему была дежурным занятием. Подъем в 4.30 утра, сполоснув лицо и выпив кружку парного молока, я уже был готов «к труду и обороне». И главное, не забыть кнут – гордость и могущество каждого пацана! А если ты еще умеешь им пользоваться, то ты уже как минимум воин из индейского племени апачей или гуронов. Заиметь кнут, да еще длиной четыре-пять метров, притом из кожи, сплетенный из трех-четырёх полос, считалось просто счастьем. Конечно же, нужно было научиться им работать. Перво-наперво – это щелкать и достать блудливую животину с такой силой, что на ее боку появляется рубец. Вот такую скорость и ударную силу развивает кончик длинного кнута. А потом наступало умение его использовать в качестве удлиненной пращи: концом кнута обвязывался камень величиной с куриное яйцо и с разбега замахом запускался в воздух, разматывая простой узелок. Камень улетал даже с нашей мальчишеской руки под триста метров. В полете от обтекания воздухом он издавал звук «фыррррррр», как будто куропатка сорвалась с гнезда. Особи мужского пола всех возрастов, бывало, по этому упражнению устраивали состязание: кто дальше швырнет из кнута камень.

Справедливости ради нужно отметить, что достижение мастерства «в деле овладения кнутом» давалось нелегко. Каждый из нас, дойдя до боевого уровня подготовки, имел не один синяк и не один рубец на своем теле! Ибо если ты не выровнял за сбой кнут, лежащий на земле, и сделал замах, то его злополучный кончик мог возникнуть возле тебя, как джинн из бутылки, и зацепить так, чтоты мог заорать от боли благим матом! Поэтому приходилось постоянно тренироваться, поскольку, если не умеешь обращаться с кнутом, то ты слабак. Но ты же парень! Грызи землю, скрипи зубами от боли, но докажи, что принадлежишь к стаду самцов. Вот такими незатейливыми вещами и в естественной среде обитания у нас, ребят, воспитывались дух и воля к победе.

На особом месте были работы по управлению лошадьми, запряженными в телеги, в плуг, в окучник или борону, или просто в сеть для перетаскивания сена к стогам. Это, конечно, верховая работа. Можно было терпеть целый день жару, голод, жажду (хотя мы припадали к любому источнику, ну, подумаешь, «пронесет»), только для того, чтобы покейфовать целый день на лошади верхом. Кроме всего прочего тебя еще похваливают: ты, мол, взрослый. А ты улыбаешься во весь свой щербатый рот. Зубы-то еще не все выросли, а мы уже вместе со старшими в работе. Конечно, самое «приятное» было – это натереть в кровь задницу. Терпишь, перекладывая вес тела то на одну ягодицу, то на другую, перевешивая его с боку на бок лошади, стараясь все это сделать незаметно. Увы! Все через это прошли и невооруженным глазом видели: мужичонка спекся. Но ничего! За ночь все это место покроется коркой, мать поколдует коровьим маслом, а назавтра подладишь под себя какую-нибудь ватину и опять – вперед на холку! Нужно отметить, что дети военных и ближайших послевоенных лет взрослели очень быстро, приобретая и силу, и выносливость, и смекалку, и в целом хозяйскую жилку. А скажу вам, в крестьянском деле эти качества очень сильно ценились. Да и на других поприщах жизни это были не последние качества: приспособить бомботару для обшива бани в землянке в Афгане, или самому, невзирая не лампасы, закрепить подручными средствами палатку на краю Аргунского ущелья. Однако в процессе жизни встречались и другие – противоположные – особи из стада самцов. Слава тебе господи, редко!

Чем больше мы взрослели, тем более серьезную работу выполняли вместе с дедами, отцами и старшими братьями. Возили, стоговали сено и солому. Ходили за плугом. Косили ручными косами луг. Причем все старшие наставнича – ли над молодежью, рассказывая и показывая, как держать косу на весу, чтобы руки быстро не уставали, как ею замахиваться, куда направить носок, когда прижать пяточку, чтобы не оставалось за тобой нескошенной «бороды». Экзамен сдавался так. Тебя ставили в строй косцов, перед тобой и за тобой были деды в белом льняном нижнем белье, обмотках и, разумеется, лаптях.

Хочется остановиться особо на этой «экипировке» косцов. Всем этим атрибутам есть свое логичное объяснение. О льняном белье, видимо, нет необходимости рассказывать. Тяжелая работа, жара, пот на теле – вымытая, отбеленная и с запахом родной землицы ткань приятно холодила тело. А старики в этом знали толк! Обмотки без лаптей не бывают – и они тоже изо льна. Лапотушки! Вопервых, в них легко, не нужно тащить на ногах какие-то сапожищи. Во-вторых, ноги в росе или воде. А это закалка и повышение иммунитета. Первое – здоровье, второе – здоровье. В естественной ванночке кожа стоп отмокала до детской кожицы. И наконец, третье – чувствуешь упор и легко стоишь на земле при косьбе. А это значит, что уменьшается расход сил.

И вот этот белый «журавлиный» полуклин косцов идет по лугу. Картина завораживающая! Солнце встает. Мягкое. Ласкающее. Оно тебе, а ты ему навстречу. Низина. Туманчик расходится. На траве роса с хорошую ягоду величиной, и в ней отражаются лучи солнца. От травы такой дух – голова идет кругом. Кажется, как девушка шепчет: «Возьми меня!» Как в песне: «И сочные травы сулили богатый покос». Мужики громко не разговаривают, лишь в едином порыве, на едином дыхании говорят их косы: ах…вжик, ах…вжик!! А тебе сзади дед, в среду сто лет, шумит: «Коля! Береги пятки!» С ума сойти! Ты гораздо сильней, а не можешь уйти от этого деда! А потому что у него мастерство! А ты, молодой необъезженный жеребчик, прошуршав сезон, начинаешь только приближаться к этому профессионализму.

Не могу не сказать, не отметить: в этом строю стояли и женщины. Многие мужчины не вернулись с войны, и безмужняя жизнь их научила всему. Только славянские бабы способны овладеть многими уменьями: рожать, растить детей и урожай, пилить лес, пахать, строить дом или по минимуму землянку, косить, бороновать, стоговать, ходить за скотиной. Знаете, кроме работы в колхозе, им еще нужно было вспахивать свой огород. Так вот! Брался плуг, к дышлу привязывалась толстая веревка, на одинаковом промежутке на эту веревку увязывались деревянные круглые поленья, в них впрягались женщины-соседки. И я, к примеру, зелень пузатая, всеми силами держал за ручки плуг, чтобы им помочь. И вот таким способом ранним утром вспахивали они свой огород. Сегодня – твой, а завтра или вечером мой.

Мы понимали с малолетства, что такой упорный труд необходим: жить надо. Но в перерывах между разнообразными трудовыми делами мы были свободными птицами. За каких-нибудь час-два ватагой мы «рысью» пробегали десятки километров по полям и лесам. Как правило, это были поиски еды. Промышляли всем, в зависимости от времени года. Конечно, речь идет о весеннелетнем периоде. Зимой ели, что мать поднесет и что наготовили летом-осенью. Тут мы были «не при делах». Но на каникулах выходили на самостоятельный «выпас», на подножный корм. Наш «гон» делал из нас выносливых, жилистых, поджарых волчат. «Праздник живота» начинался с исходом снега. Кто в чем, в какой попало обувке, а то и босыми, мы бродили по картофельным полям и собирали подмерзшую картошку, показавшуюся из-под осевшей земли. Из ее крахмала мать стряпала блины. Вкуснее еды не было!