Облик сломанной любви

Что я?

Глава 1

-извини, я правда так больше не могу. Я пытался, я правда пытался понять тебя и помочь. Я надеялся, что со временем ты изменишься, что все придет в норму, но это мой предел. Давай на этом поставим точку.

Я стояла в проходе спальни, где он собирал свои немногочисленные вещи в серебристый чемодан с наклейкой “Hawaii”. Очередной проходимец. Какой же это уже по счету человек, из-за которого моя квартира начала заполняться постороннем запахом? Если честно, давно перестала вести подсчет. Да и не думаю, что в этом есть хоть какой-то смысл.

я наблюдала за его действиями, будто кто-то замедлил мой взгляд, пробегая глазами по его напряженным частям тела. Рукав серой толстовки немного намок из-за того, что он сгребал все свои вещи из ванны (хотя их число было до смешного мало: зубная щетка, набор для бритья, и гель 3 в 1 с запахом хвои), а на черных джинсах виднелись потертости в районе коленей. Раз сто ему говорила, чтоб он их выбросил и не позорился.

Почему я позволила ему жить со мной? Причина такая же глупая, как и всегда: я просто не смогла сказать нет, тем самым разнообразив свою повседневность. Сначала он не уходит после одной проведенной вместе ночи, оставаясь у тебя до самого вечера, затем уже задерживается на два дня, а следом ты замечаешь в ванной его зубную щетку с растопыренными во все стороны щетинками. Однако, не могу сказать, что все было совсем уж плохо. Приятно, когда кто-то убирает за тебя квартиру или таскает тяжелые пакеты с продуктами (хотя, конечно, можно нанять уборщицу или заказать доставку), приятно, когда выходишь из душа, а квартира уже прибрана, или когда просыпаешься с пересохшим горлом, а кто-то протягивает тебе стакан воды, не ожидая за это пару купюр в качестве благодарности за работу. В общем, как я и сказала, во всем есть свои плюсы.

Я обратила внимание на этого парня на парковке, когда он помог мне встать в довольно узкое пространство, не задев при этом соседний автомобиль. Тогда его шрам на подбородке показался мне милым… а дальше все как-то быстро завертелось.

–я же говорила, что все так и будет.

Я уже в сотый раз за свою жизнь повторяла эти слова, которые мне порядком надоели. Он начал злиться и обессиленно сел на край кровати, закрыв лицо руками.

–да, я слабак, считай как хочешь. И знаешь, у меня есть чувства, есть эмоции. Несмотря на все, что я для тебя делал, я не чувствовал никакой отдачи. Я не хочу больше тратить на подобное дерьмо свою жизнь. Когда я что-то прошу тебя, то словно бьюсь головой в закрытую дверь. Я тоже человек, Луна!

Скукота… я перебирала пояс от халата, складывая его пальцами в различные стороны, чтобы хоть чем-то себя занять. Когда же он уже свалит…бесит. Мне не интересно участвовать в этих выяснениях отношений.

–положи ключи в коридоре. Хорошо добраться.

Я видела, как он вскочил и хотел то ли наорать, то ли ударить. Но по итогу просто сжал кулак, и томно вздыхая прошел мимо, окутывая меня шлейфом уже порядка надоевшего парфюма. А может быть было бы лучше, если бы он дал мне хотя бы пощечину? Интересно, тогда бы я что-то почувствовала? Грусть там, или хотя бы разочарование?

–счастливо оставаться!

По квартире эхом разнеслись его последние слова и звук хлопнувшей двери. Взяв сигареты с прикроватного столика, я вышла на балкон. Люблю смотреть на ночной город, это успокаивает словно гипноз. Перила были мокрые после дождя, но проигнорировав этот факт, я оперлась об них руками и подожгла тонкую, с розовой гравировкой, сигарету. Зажигалка немного заела, но все-таки смогла выдавить из себя пламя. Эти гонцы рака легких (или что там обычно пишут на упаковках) словно помогали мне дышать. Пачка за день. Да уж, не хило… Холодный ночной осенний ветер пробегал по моему телу, предупреждая о скором похолодании, а деревья, что уже практически полностью сбросили с себя пожелтевшую листву, слегка наклонялись из-за него в стороны.

В кармане халата завибрировал телефон, и зажав губами сигарету, я со стеклянным выражением лица подняла трубку.

–да. Что тебе нужно?

–можно как-то поуважительней с матерью?

–от матери одно слово.

Не самый приятный разговор. От этого у меня сдавило в висках, так что я начала массировать их круговыми движениями дабы снять напряжение. Не уверенна, что это помогает, но по крайней мере, надеюсь эффект плацебо сработает.

–хватит мне дерзить! Лучше скажи, когда ты деньги переведешь? Лео нужно купить зимнюю одежду.

–я же переводила на прошлой неделе.

Я поставила звонок на громкую связь, все так же зажимая во рту сигарету, и зашла в приложение банка. Да, все верно. Шесть дней назад был совершен перевод на кругленькую сумму. И на что она их потратила? Наверное, как обычно – алкоголь. Нужно будет написать Лео и узнать, покупает ли она вообще ему хоть что-то.

–ты что, жалеешь денег для семьи? О брате хоть подумай, дрянь неблагодарная. Я потратила на тебя лучшие годы своей жизни!

Ну да, конечно. Самой то не смешно? Из раза в раз слышу эти слова на протяжении всей своей жизни. Когда ей уже надоест?

–хорошо, сейчас переведу.

–так-то лучше!

Как же раздражает этот ее прокуренный голос. Вот и моя мать. Единственное, что ей от меня нужно – деньги. А единственная причина, по которой я ей их перевожу – младший брат. Вечно оправдывается тем, что раз она меня родила, то я ей должна. Хотя всю жизнь я только и делала, что наблюдала за ее пьянками и терпела унижения в свою сторону. Все детство, благодаря ей, я сидела на диете нестабильности и скандалов.

Я стояла на балконе лишь в тонкой ночнушке, хлопковых трусах, и распахнутом шелковом халате, что ухватила на летней распродаже какого-то известного бренда нижнего белья. Многие уже бы задрожали от холода, но я привыкла к этому с детства. Когда мать забывала оплачивать счета, я грелась под пуховым одеялом, напялив на себя все найденные по квартире вещи. Может быть, поэтому сейчас я так редко простужаюсь и практически не ощущаю то, как градус моего тела понижается до нижней точки. Интересно, можно ли мне ее за это поблагодарить?

Когда я стою на холодной плитке незастекленного балкона, я чувствую, что это остужает меня изнутри. В теле появляется легкость, а в голове пустота. Мне нравится это состояние. В голове пробежало мимолетное напоминание самой себе о том, что нужно купить кресла и столик для этого места. Может быть, постелить еще ковер? Хотя, наверное, глупая затея. Будет мокнуть от дождя и только и делать, что собирать грязь. Но если придумывать на все такие оправдания, то можно и вовсе не покупать ничего для дома. Кто знает, на сколько я здесь задержусь.

Посмотрев вниз, я увидела, как Карлос запихивает свой чемодан в багажник автомобиля. Смотря ему вслед, отделяя звук ревущего двигателя его пикапа от постороннего шума, я снова неосознанно начала рыться у себя в голове и вспоминать из-за какого же такого дерьма я сейчас стою здесь и наблюдаю, как какой-то мужик давит педаль в пол, чтобы убраться от меня поскорее. Кто же я такая? Наверное, нужно начать с самого начала, чтобы понять, что я за человек.

Я Лу́на, и мне 27 лет. Я работаю переводчиком книг и статей. Довольно монотонная работа, но можно работать онлайн не выходя за пределы своей кухни. Я не жалуюсь на свою зарплату, так как это не единственный способ заработка (вряд ли можно позволить себе все блага общества на зарплату переводчика). Имя, возраст, род деятельности. Эту ведь информацию говорят при первом знакомстве? Ах, и да, у меня, вроде как, депрессия? Депрессия. Хотя…странно об этом говорить. Я стараюсь не обременять себя какими-то определениями. Ведь в конце концов все мы – лишь набор травм и психологических диагнозов.

Глава 2

Я была первым и последним ребенком своего отца. Будучи лишенным родительской любви и проведя все детские годы в приюте, он сделал из меня ту самую папину дочку, с которой сдувают пылинки и одаряют софитами необъятной заботы (по крайней мере именно так отложилось в моей детской голове), дабы восполнить свои пробелы и не зализанные раны. Однако, его желаниям не было суждено сбыться. Может, это такое проклятье?

Когда мне было три года, папа потерял свой бизнес, и мы остались на нуле без средств к существованию. Переезд в рассыпающийся на глазах старый дом, из углов которого пахло плесенью, пустой холодильник с подтекающей морозилкой и запахом тухлятины, дырявые колготки. Мама без перерыва пилила ему мозг, окончательно сняв с себя маску примерной жены, матери, и домохозяйки. Не знаю, дело в том, что моя мать гребанная сука или же в том, что он изначально был слабаком, но в четыре года я нашла его повешенным на старой простыне в гостиной. Я очень много лет не помнила этого, в голове была только какая-то мутная картинка, составленная из того, что я слышала от взрослых (я вспомнила это только тогда, когда мне исполнилось 20, но об этом позже). После смерти отца, по классике семей из маленьких городков, моя мать стала заядлой алкоголичкой с бессчетными связями, оправдывая свое поведение смертью любимого мужа (ага, конечно). Так и появился спустя какое-то время мой брат.

Мне было 12. За год до рождения моего брата, мать привела домой своего очередного ухажера. Это была уже ежедневная рутина в нашем доме, так что я даже не обратила внимание на постороннего человека в нашей гостиной, а просто продолжила тихо сидеть в своей комнате и делать уроки, которых за неделю накопилась целая куча. Звонкий смех вперемежку с руганью на повышенных тонах стали таким привычным делом, что не вызывали у меня ни каплю раздражения, а лишь давали мне понять, сколько примерно бутылок завтра можно будет сдать в спецприемник.

–за семь бутылок могут дать денег, которых хватит на пачку гречи. А если взять рис? Он дороже гречки или дешевле?

К сожалению, этот вечер перестал быть обычным, когда дверь в мою комнату распахнулась так внезапно, что по коже пробежали мурашки, а сердце заколотилось, как бешеное. В проеме стоял щетинистый мужчина, от которого несло водкой и машинным маслом. Встряхнувшись, я снова уткнула нос в клетчатую тетрадь с зеленой обложкой. Не мое дело, что ему здесь нужно. Заначки все равно нет, так что он максимум может взять настенные часы (у них села батарейка еще месяц назад, так что время застыло на двенадцати).

Я чувствовала его шаги в мою сторону, но все еще не поднимала головы. Однако, чем ближе он подходил, тем сильнее мое сердце начинало стучать. Он встал впритык к моей спине. Так тошно, что я задержала дыхание. Я чувствовала, как он прикоснулся своим мерзким ртом к моей бледной детской шее, перебирая своими грязными пальцами мои волнистые после косички волосы. Моя так называемая мать валялась в бессознательном состоянии где-то за пределами этой комнаты, а он заходил все дальше и дальше. Мне было так страшно, что я не могла даже закричать, а просто сидела не шелохнувшись, кусая губу и сжимая руки в кулаки в районе своей голубоватой юбки с вышитым кружевом на концах. Да и что бы мог сделать ребенок на моем месте? Разве что смиренно принять свою судьбу.

Резко по всей квартире раздался оглушительный звук стационарного телефона. Слава богу, подумала тогда я, и, улучив момент, пихнула его локтем в пах и выбежала босыми ногами по бетонной лестнице к соседке на два этажа выше, прихватив с собой только школьную тетрадь (я даже не посмотрела по какому предмету) и мишку с надорванным ухом, который был для меня единственным другом. Старушка всегда ждала меня с распростертыми объятиями, несмотря на свои провалы в памяти. Думаю, она считала меня своей давно выросшей дочерью, так как называла меня совсем чужим именем (ну, по правде говоря, меня это мало волновало). Ее квартира была на солнечной стороне, что еще больше тянуло меня в это место. Запахи вкусной домашней еды, теплота и уют, вязаные носки, и тихо играющий радиоприемник. Что еще нужно для счастья такому ребенку, как я?

На утро, когда я вернулась домой, мать обвинила меня в том, что я соблазняю ее мужчин. Сказала, что я грязная, дешевая шлюха. Не плохо ведь сказать такое двенадцатилетнему ребенку, который подвергся попытке изнасилования, да? Как бы мне не было больно осознавать это (хотя сейчас мне уже на это совершенно все равно), но думаю, она возненавидела меня еще с самого рождения. В ее глазах я была той, кто отнял у нее свободную беззаботную жизнь, полную веселья, неконтролируемого состояния под действием различных веществ, и мерцающих красок клубных ламп (хотя я не выбирала рождаться мне, или нет). Да и отца она никогда не любила. Наверное, поэтому и доводила его всеми возможными способами. Не удивлюсь если я даже не его родная дочь.

Свои стукнувшие 14 лет я встретила в одиночестве, сидя в своей комнате и задувая маленькую свечку, вставленную в яблоко. Соседка умерла, как и потерялся мой любимый мишка, а мне нужно было стать взрослым человеком раньше, чем это должно было случиться, и искать деньги, чтобы прокормить себя и младенца, который был у меня на руках.

Лео… кто его отец? Понятия не имею. Может быть наш сантехник от управляющей компании, который продержался рядом с ней в то время аж целых две недели, и даже пробовал подружиться со мной путем впихивания мне в руки конфет с марципановой начинкой, а может и тот, на кого я даже не поднимала своего взгляда, ведь если бы на каждого проходящего мимо меня человека я тратила ячейки своей памяти, то в конечном итоге в ней не осталось бы места даже для запоминания моего собственного имени. Однако несмотря на то, что его отец со стопроцентной вероятностью такое же отребье нашего общества, как и моя мать, мой мальчик растет действительно умным и красивым ребенком. Имя Лео выбрала ему я, из-за его рыжих волос и большого веса при рождении. Как моя мать выносила этого малыша здоровым, для меня загадка по сей день. В такие моменты действительно удивляешься вселенской несправедливости…

Сейчас я оплачиваю Лео жизнь в частном лицее-пансионате. Там он может расти в хороших условиях, заводить друзей, и просто жить как нормальный человек, а не смотреть на пьяные выходки нашей горе-матери, что все чаще стала появляться дома с фингалом под глазом. Я счастлива дать ему шанс на другую жизнь и не прожить то, через что прошла я. Раньше он часто просил, что бы я взяла его к себе, но когда он попал в школу, окружив себя друзьями, то эти просьбы испарились. Да и если смотреть правде в глаза, ну и как я могла взять к себе ребенка, если я даже не в состоянии позаботиться о себе?

Снова отойдем от сегодняшнего дня, и вернемся в мое лишенное всякого здравого смысла детства. Как я и сказала – мне нужно было искать деньги на еду. Именно поэтому я бралась за все подработки, где могли бы взять такого ребенка, как я. Выбирать особо не приходилось, так что я хваталась за любую возможность. Брать на работу подростка без образования и официальной медкнижки – никому не нужные риски. Спустя время таких скитаний (ведь я меняла место работы примерно каждые два-три месяца) у меня появилось одно нерушимое правило: никогда не работать в придорожных барах, какую бы почасовую ставку они не предлагали. Чертовы грязные дыры, куда ходят лишь старые извращенцы, пропахшие машинным маслом и потом дальнобойщики, и пьяницы, что хотели забыться в реках дешевого пива.

Это правило я зарубила себе на носу после работы в караоке-баре с пошлым названием «маргаритка», что был расположен вдоль главной трассы нашего города (буквально 100-200 метров от дороги). Работы было ужасно много по сравнению с тем, сколько была моя почасовая ставка, ведь поток движения на этой улице не останавливался даже в семь утра. Я выживала только за счет чаевых, что оставляли мне похотливые дядьки за сорок. Как я и сказала, такая работа не закончится ничем хорошим.

Это была среда. Выйдя передохнуть на задний двор сия заведения после тысячи услышанных дешевых подкатов и касаний, на которые я была обязана всегда отвечать улыбкой, я закурила сигарету (да, курить я начала будучи еще совсем ребенком), чтобы хоть как-то перебить аромат пролитой на мой передник текилы. Конечно, идея постоять одной ночью была провальной, но с чувством самосохранения у меня явно были проблемы.

Ха…пятясь назад от огромного мужика с залысиной на башке, я думала лишь о том, как посильнее закусить свою губу, чтобы не откинуться от боли, которую я могла бы испытать от его рук. Те же эмоции, что и от того пьяницы у нас дома, вновь настигли меня, словно все это время они так и ждали своего часа. Страх, ненависть, безысходность. Он был в два раза крупнее меня, и, зажав у черного входа, не давал шансов вырваться. В какой-то момент я подумала, что это моя судьба, которая рано или поздно должна была меня настигнуть.

Меня спасло только чудо. Тогда, вспомнив еще и тот зазвонивший так вовремя телефон, я даже подумала, что у меня есть ангел-хранитель, и что он пускает все свои силы на мою защиту, давая дотронуться до меня лишь тоненьким паутинкам страха.

Стоя с закрытыми глазами и забившись в холодный кирпичный угол от отчаяния, я услышала голоса и глухой удар. Кто-то взял мою дрожавшую руку со словами: «все хорошо. Он тебя не тронет. Можешь открывать глаза».

Райд. Один из членов баскетбольной команды нашего города с номером 14 на своей майке, на которого я никогда не упускала возможности бросить свой взгляд, проходя мимо игровой площадки с новеньким прорезиненным покрытием. Его улыбка, радость и уверенность в глазах, внешность, что была полностью в моем вкусе, и нескончаемые окружающие его друзья, вызывали во мне лишь восхищение и желание приблизиться к нему хотя бы на маленькую крупицу (хоть я это и скрывала). Я долго не могла поверить, что тот самый Райд, любимчик всех молоденьких девчонок, что из-за него записались в команду по чирлидингу, сейчас успокаивает такую простушку, как я, дав уткнуться в свое плечо.

Это была моя первая любовь (а может быть Райд просто стал для меня тем самым спасителем, в котором я так нуждалась?). Мы встречались тайно. Он аргументировал это тем, что не хочет, что бы кто-то на меня смотрел, кроме него (не то, чтобы меня это волновало, но я не стала ему перечить). По правде говоря, это была просто глупая отговорка, чтобы продолжать соблазнять каждую вторую девчонку из своего окружения у меня за спиной.

Практически сразу мы стали жить вместе. Я была так счастлива, что смогла убежать из того ужасного, пропахшего куревом и перегаром места, что даже позабыла о своем брате. Дни, проведенные с Райденом, напоминали мне сказку. Белый принц спас свою принцессу. Ночные прогулки, совместный завтрак, и ночи, проведенные в обнимку. Это действительно рай, казалось мне тогда под гнетом приклеенных к моим глазам розовых очков. Я растворялась в его нежных словах о любви, злорадствуя в душе перед теми, кто слал ему даже не открывающиеся сообщения и запихивал в его шкафчик письма о любви. Да, я даже в какой-то мере гордилась собой, что рядом со мной такой красавчик. Кто же знал, что сказкам свойственно заканчиваться?

Спустя полгода под предлогом того, что он мой спаситель, Райд начал пользовался мной словно игрушкой для его маньячьих утех. Одежда с длинным рукавом и высоким горлом стала для меня повседневной даже в теплую погоду, а тональный крем на моем лице был похож на слой штукатурки, дабы скрыть следы побоев. Дом – это место, где ты чувствуешь себя в безопасности. Но наша с Райденом квартира перестала быть для меня этим местом. Каждый раз возвращаясь с работы я рассчитывала минуты, на которые я смогу задержаться. Что-то среднее между тем, чтобы вернуться сразу, как прибывал автобус по расписанию, и временем, через которое он начинал бы злиться из-за того, что я задержалась. Иногда он не приходил ночевать домой, а когда появлялся, то от него пахло дешевым сладким парфюмом. При любой попытке поговорить я получала пощечину и была оттаскана за волосы. Я не понимала, для чего он держит меня рядом с собой, раз таскается к другим женщинам, и в конечном итоге оправдывала его действия любовью (а что еще я могла думать?). Он злился на меня по пустякам, но при этом не давал ступить и шага без него, что еще сильнее заставляло меня неосознанно привязаться к нему. Я слишком сильно не хотела признавать то, что я была слишком сильно от него зависима, и жила в клетке, из которой была не в состоянии выбраться…

–тебе напомнить, где я тебя подобрал, дешевая ты шлюха?

–да, я помню, Райд. Прости.

В попытках не свихнуться, именно так я подавляла в себе любой порыв начать ему перечить. Нельзя было это терпеть, но вернуться домой я не хотела еще больше, так что мне оставалось лишь принять правила его игры, где у меня не было ни шанса одержать победу. Однако физическая боль от избиений и изнасилований меркла на фоне того, что воспламенялось у меня внутри. Я оправдывала его поступки тем, что он дает мне кров, что он кормит меня, закрывая глаза на то, как тухнет мой огонь. Сейчас я понимаю, насколько это было глупо и жалко, но только так я находила в себе силы не сойти с ума. Моя первая ошибка – терпеть все это, оправдывая все происходящее бурной любовью. Любовь…Райд был моим первым мужчиной, и, наверное, я просто не знала, как может быть по-другому. Вторая ошибка – позволить ему убедить меня, что во всем происходящем между нами, виновата только я. Из-за его вечных упреков я считала, что он так поступает только потому, что со мной что-то не так. Это я не такая. Это я глупая, страшная, грязная. Это то, что я заслуживаю…

Это продолжалось еще два с половиной года. В один из вечеров он вышвырнул меня с вещами за порог словно ненужную шавку. Стоя под потоком холодного ветра, моя душа навсегда высекла у себя на каменной глыбе: любовь – это боль.

Это был уже не первый раз. В такие дни я ночевала под козырьком, потому что мои сбережения оставляли желать лучшего, а на утро Райд находил меня и извинялся в ногах, умоляя его простить и обещая, что это никогда не повториться.

–малышка, это была ошибка. Прошу, прости меня. Мы ведь любим друг друга. Ты же знаешь, что я вспыльчивый, а ты сама будто специально вечно меня провоцируешь.

Он лежал у меня на коленях, уткнувшись в них носом, а я из раза в раз его прощала, хотя знала, что все его слова очередная ложь. Может, он тоже в каком-то роде был зависим от меня? В любом случае сейчас меня это мало волнует.

Но в тот день все пошло не по заученному нами сценарию. На улице шел ливень, а я стояла в голубом платье чуть выше колена, у которого был надорван рукав, сжимая изо всех сил ручку потертого чемодана. Колено противно ныло, а кисть правой руки было больно проворачивать. Эти холодные струи воды смывали с меня остатки крови, заставляя меня взаправду поверить в происходящее.

Вернуться к матери я так и не решилась, и поэтому дорога у меня была одна – в неизвестность. Я шла к остановке с четким решением, что я больше никогда не ступлю на порог того дома. Сев в первый прибывший автобус, игнорируя косые взгляды пассажиров и водителя, я поехала в центр города. Не знаю, почему я выбрала именно это направление, ведь у меня не было никаких знакомых, у которых я могла бы переночевать. Но что-то внутри меня подсказывало, что это единственный вариант выбраться из этого дерьма.

Надеюсь, Райд никогда не сможет меня найти. Эти отношения действительно стали хорошей мясорубкой для моего психического состояния. Хоть я и рассказала обо всем лишь в общих чертах, но поверьте, ужасающих воспоминаний у меня предостаточно. Уже прошло столько лет, а я все так же ставлю блок руками и закрываю глаза, когда кто-то делает резкое движение, стоя рядом со мной. Райд, тот самый Райд, любитель толпы девчонок, что изо дня в день пускали на него слюни и вешали в комнаты его фотографию, оказался просто психически неуравновешенным мудаком, который получал наслаждение от моих страданий. Его безумная улыбка, с которой он таскал меня по всей квартире, а после обнимал со словами о любви, до сих пор иногда сниться мне в кошмарах. Хорошо, что сны мне снятся довольно редко…

Дождь совсем разбушевался, когда я заметила, что какая-то девчонка лежит на обочине трассы. Выбежав зачем-то из автобуса, я увидела перед собой девушку, примерное мою ровесницу, с такими же разбитыми коленями, как и у меня. Она била кулаком об землю, проклиная эту непогоду, из-за которой ее велосипед занесло в кювет. В попытках достать ее велосипед я вся промокла и угваздалась в грязи. В благодарность за мою помощь она позвала меня к себе, отпоив горячим чаем и позволив остаться до утра. Так мы и подружились. Ее звали Милли, и по неволе судьбы, мы были во многом похожи. У обеих несчастные судьбы, в которых мы не были виноваты, и взаимная любовь к яблочной газировке. После того дня я так и осталась у нее жить на несколько месяцев. Я помогала ей по дому и закрывала часть квартплаты. А позже, под крылом ее поддержки и попытках прогнать от себя мысли о Райде, я утонула в учебниках и смогла поступить в университет, съехав в одиночную комнату в общежитии.

19 лет. За мной начал ухаживать один из преподавателей. Милли не одобряла этого союза, но и перечить мне не стала. Мы с ней старались не быть друг для друга людьми, которые пытаются учить другого, как жить.

Все начиналось с помощи после лекций и его провожаний до дома. Он был доцент математических наук. Я внушила себе, что у меня есть к нему взаимные чувства, выкинув из головы Райдена. Хотя, думаю я просто нуждалась в крепком плече. Подарки, ухаживания, наши свидания в ресторанах, которые я не могла себе позволить. По сути, у меня никогда не было отца, а он мне его заменил. Я забывалась в его словах о том, какая я красивая и как ему нужна, закрывая глаза на его золотое кольцо на пальце, огромную разницу в возрасте, и наличие двух детей. А потом, по всем стандартам таких романов, я забеременела. Мне едва исполнилось 20. Я была рада, думая о том, что смогу создать свою семью, в которой я буду любить своего ребенка так, как никто не любил меня. В своих мечтах я уже представляла дом, как веду ребенка в школу, как мы едем на море и радостно отмечаем годовщину его развода с женой. Да, звучит глупо, но разве не все проигрывают в своей голове самые счастливые сценарии, даже если им и не суждено сбыться? Однако он мою радость не разделил (вполне ожидаемо, не правда ли?). Узнав о том, что я не буду избавляться от ребенка, он спустил меня с лестницы и уволился на следующий же день. Жестоко…ребенка я потеряла, а его телефон навсегда остался «вне зоны действия сети». Многочисленные ушибы и перелом двух ребер меркли на фоне того, как отвратительно я ощущала себя внутри. Казалось, мои чувства снова засунули в комбайн, сделав из них сплошной ком сероватого цвета.

Из-за небольшого внутреннего кровотечения, мне пришлось лечь в стационар на несколько дней. Уже тогда, лежа в больнице, я почувствовала, как что-то незаметное, но невероятно важное сломалось во мне (и дело было совсем не в этом пару недельном сгустке). И снова в моей голове всплывал Райд…этот ублюдок, ставший для меня отправной точкой для бесконечных скитаний от одной постели к другой, в попытках убить в себе желание быть с кем-то на долго и снова открыться хоть одному светлому чувству. Это заставляло меня тонуть в самой себе еще сильнее.

Единственный человек, кто понимал и поддерживал меня во всем – Милли. Она была моим глотком воздуха, в этом, казалось бы, таком несправедливом мире. Она была моей отрадой, моим спасением. Я до сих пор благодарна самой себе за то, что все-таки выбежала тогда из автобуса.

Когда я лежала в больнице после выкидыша, я все никак не могла дозвониться до Милли. Единственное, что я от нее получила, было сообщение «он полный мудак. Надеюсь, у него отсохнет все между ног». Меня это беспокоило, но она всегда была девочкой со странностями (в понимании обычных людей), и для нее было нормально пропадать без объяснений даже на месяц (а то и больше).

В день выписки она все же вышла на связь, и мы договорились встретиться в кафе напротив главной площади, где мы частенько любили зависать между парами. Я прождала ее два часа. За это время я выпила два чайника зеленого чая, в который очень нехотя подливали кипяток, и съела кусок яблочного пирога с листиком мяты на верхушке (это все, на что мне хватало денег). Милли так и не поднимала мои звонки, поэтому так ее и не дождавшись, я решила съездить к ней домой. Зайдя в подъезд, я сразу заметила толпу людей у ее двери на первом этаже. С трудом, но я все-таки смогла протолкнуться через эту кучу любопытных сорок в ее квартиру.

–вы были знакомы с погибшей? Кем вы ей приходитесь?

–погибшей?

Она повесилась в гостиной на какой-то простыне…что-то знакомое, да? Именно тогда я и вспомнила смерть своего отца. Спустя пару часов проведенных в допросной, я узнала, что Милли страдала клинической депрессией. Бардак в ее квартире долго стоял у меня перед глазами. Пустые коробки из-под пиццы, смятые банки пива, и разбросанные по всей квартире вещи (кажется, что-то похожее вы еще увидите). Как я могла быть так слепа по отношению к ней?..

Помню, что хотела покончить с собой, порезав вены в теплой ванне. Я не могла простить себе то, что не знала о ее диагнозе, и это ощущение того, что осталась совсем одна в этом холодном мире. В голове все метались мысли о том, как бы я могла ей помочь. А если бы я не ждала ее в том злополучном кафе, а сразу же ринулась к ней домой? Или же стоило быть настойчивее в вопросах о ее жизни? Это сводило меня с ума…едва выписавшись, я снова оказалась в больнице. Только в этот раз меня лечили не от физических увечий, а копались в моей голове. Скорую, как мне сказали, вызвал владелец квартиры, которую я снимала с первой полученной полноценной зарплаты. До сих по не знаю, благодарить мне его или проклинать за то, что именно в то время он пришел без предупреждения проверить счетчики, но с той квартиры вскоре мне все же пришлось съехать.

Конечно же, никакая промывка мозгов мне не помогла. Государственные психиатрические больницы явно не нацелены на то, чтобы действительно помочь человеку. Скорее, тебя пытаются сломать еще сильнее, сделав при этом инвалидом до конца жизни. Осознав это, я просто смиренно отбывала свой срок в белых бетонных стенах этого заведения с бесплатным завтраком, обедом, и ужином, попутно сплевывая выдаваемые таблетки в щель между батареей и подоконником.

Думаете я просто полежала неделю-другую и спокойно выписалась? Не смешите. Я явно ошибалась на счет ангела-хранителя. Скорее, меня преследует злобный рок, который просто откладывал то, что неизбежно должно произойти.