Недалеко от выхода из метро стоят двое: старичок и мальчик. Старик, как и полагается быть старику, ссутулившийся под грузом прожитых лет, совсем седой, с белыми и легкими, как паутина, волосами, зябко кутается в ветровку – старую, немного выцветшую, как и он сам. Взгляд его устремлен на людей, выходящих из метро, но людей выходит много, а глаза уже небыстрые, и кажется, что он смотрит на всех – и ни на кого.

Мальчик рядом с ним – смуглый или загорелый до черноты, с кудрями темных волос, не по погоде одетый в шорты и футболку. Он – молодость, горячая кровь, его быстрый взгляд охватывает всю толпу и успевает уцепиться за каждого по отдельности: ты? Может, ты? А ты чего? Им не хватает разве что белого пуделя и старинной шарманки, чтобы стать точной копией героев Куприна. Но ни пуделя, ни шарманки у них нет. Зато у их ног стоят два пластмассовых ведра, из которых торчат цветы. Те самые цветы, которыми провожают лето и встречают осень: георгины и первые гладиолусы. Каждый букет обернут в целлофановую обертку с белым узором.

Я задерживаю взгляд на цветах чуть дольше, чем можно, и мальчик ловко ловит его и держит, с надеждой оборачиваясь мне вслед: ну, может быть, ты купишь? Красивые цветы, почему никто не покупает? Мы же старались! Дедушка выращивал на даче, я помогал поливать. Только сегодня срезали, упаковали в обертки с белыми завитушками, везли на электричке. Бери!