Водяные знаки

© Наталья Тимофеева, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Азбука рассвета

«Вновь слышу песнь осеннего призыва —…»

 
Вновь слышу песнь осеннего призыва —
Томительного клича журавлей.
Вонзаясь клином в облачность залива
Небесной тверди над судьбой моей,
Они уносят эхо за границы
Души, умевшей некогда желать.
Теперь она далече не стремится,
Но, отогревшись, стала петь опять.
Мотив её заученного лада
Меж песен ветра трудно различим,
А он, коснувшись прядей звездопада,
Вновь манит душу выпорхнуть за ним.
И журавли, над нею проплывая,
Чуть слышной грусти оставляя след,
Зовут её в отчаянную стаю
Лететь отсюда – на высокий свет…
 

«Резных дубов блистающую медь…»

 
Резных дубов блистающую медь
Расстрига-ветер медленно листает…
Ещё листве не время умереть,
Но в воздухе тепло упрямо тает
И гор хребты скрывает сизый мрак.
Он заползает медленно в долину,
И меркнет солнца утомлённый зрак,
Меняя мира яркую картину
На приглушённых красок хмурый вид.
И вот уж дождик сеется сквозь сита
Белёсых туч, и марево дрожит
Там, где недавно золото разлито
По склонам было, пурпур и багрец,
И кажется, навечно эта слякоть
Погасит человечий жар сердец,
Заставив всех вокруг грустить и плакать.
Но ветер, вдруг опомнившись, взыграл
И, угадав тоску небесной шири,
На радость ей все тучи изорвал,
А спелых груш увесистые гири
Побил об землю, старые суки
Просыпав тоже, – жалкие обломки…
И гор драконы стали из реки
Пить солнца блики у небесной кромки…
 

«Ослепший дождь ныряет с косогора…»

 
Ослепший дождь ныряет с косогора
В поток дремотный медленной реки,
А ветер пересчитывает споро
На клёнах листья с западной руки.
 
 
Он то бормочет, высыпая злато
В намокший красный глинистый овраг,
То восклицает радостно, караты
Красы осенней получив за так…
 
 
Нисходит время на земное поле,
Одето в тогу красок янтаря,
И дождь бежит из сумрачной неволи
Тяжёлых туч – в объятья октября.
 

«Отблеск лиловой зари, догорая…»

 
Отблеск лиловой зари, догорая,
В сумрак лавандовый выплеснул свет.
С гор перекинулась лава чермная
На виноградники, огненный след
 
 
Выдал желтеющих клёнов дрожанье,
Ржавчины бурый налёт на дубах…
Ветер пронёс над долиною ржанье
Коника… Эхо, растаяв в горах,
 
 
Словно опомнившись, снова вернулось
И суматошно забилось, двоясь…
А наверху в ширину распахнулась,
Звёздная высветилась коновязь.
 
 
Тотчас кузнечики с крепнущим пылом
Стали подпиливать ветра орган,
В воздухе чёрном, глубоком и стылом
Пасмой, чуть видимый, свился туман…
 
 
Осень вздохнула протяжно и гулко
Шелестом листьев, журчаньем реки
И заогнивела по переулкам,
Где зажигались в ночи огоньки.
 

«Огневица-зоренька, ясный свет…»

 
Огневица-зоренька, ясный свет,
Ты заходишь в горенку, – меня нет.
Винограда гроздьями занята
Я до часа позднего. Красота
В руки так и просится с винных лоз,
На просвет-то – росица, чище слёз.
Как надкусишь ягодку, – аромат!
Сладок, словно патока, виноград
Чёрный, красный, розовый – весь букет…
Зоренька вечерняя, мочи нет,
На подушку клонится голова,
А над виноградником, сурова,
Смотрит с ветки вишенной пустельга,
Как пустилась ноченька во бега…
 

«Музыка осени в небе, размеренный…»

 
Музыка осени в небе, размеренный
Тактами, медленный вальс.
Ветер листву кружит так неуверенно
В этот неузнанный час.
 
 
Шорохи, запахи, слитность сознания
С жёлтой листвяной рекой…
Летние кончились иносказания,
Осень взмахнула рукой.
 
 
Вот за горою растаяли в нежности
Блики закатной зари,
Вечер с луной неулыбчивой тешится…
Ветер, свой вальс повтори?
 

Матрица повседневности

«Искусно ветер добывает груши…»

 
Искусно ветер добывает груши:
Срывает с ветки и об землю бьёт.
А солнце под навесом перец сушит
И каждый день размер его крадёт.
 
 
Котёнок скачет за листвой опавшей,
Попутно ловит желтобрюхих ос…
У осени, мне счастье обещавшей,
Ещё не накопилось в небе слёз.
 
 
Короче день, но не довлеет сумрак
Над сединой задумчивых вершин.
Протяжен час спокойных сельских суток,
Составленных из разных половин.
 
 
А звуки ткут свой невесомый полог
Над светом дня и теменью ночной,
И кажется, твой путь ко мне недолог,
Ещё чуть-чуть, и встретимся с тобой!
 
 
Ведь там, в Москве коптящей и гремящей,
Где осень топит в лужах явь и сон,
Ты вновь один среди ненастоящей
Московской жизни, – ею взят в полон.
 
 
Ещё немного, смилуется время,
Отпустит сердце раны врачевать,
Ведь мы с тобой – неведомое племя
И нам на расстоянья наплевать!
 
 
Не в первый раз разлука, нам ли киснуть,
Когда судьба за дверью стережёт…
Опять сентябрь мои благие мысли
Пускает, будто воду, в оборот.
 
 
С ветвей роняет резкий ветер груши,
И сок их пьёт с камней армада ос,
А солнце под навесом перец сушит,
И осень затевается всерьёз.
 

«Слюдяные чешуйки звёзд…»

 
Слюдяные чешуйки звёзд
Пересыпали Млечный Путь.
Он повис, как ажурный мост…
Стоит ветру туда подуть,
Заколышется, что вода,
Этот зыбкий летучий свет,
И, сорвясь, упадёт звезда
И закатится в бересклет.
 
 
Будут тени качать муар
Отражений на глади стен,
И забвения тонкий пар
Двор погрузит в туманный плен,
А ущербной луны лоскут,
Зацепившись за неба край,
Станет музою пёсьих смут,
Вдохновляя на вой и лай.
 
 
Снова ночь занавесит мир
Необъятным своим крылом,
И фонарь жестяной потир
Вновь наполнит златым вином.
Каплей мёда заклеит глаз
Развалившийся в спальне кот
И немыслимый свой рассказ
Про грядущее заведёт.
 

«У изголовья кружка с молоком…»

 
У изголовья кружка с молоком,
Кот на груди мурлычет важным басом,
Собаке снится колбаса, волчком
Хвост кружится её и лапы брассом
Плывут куда-то сами… От луны
Ложится на пол блёсткая дорожка,
И очи звёзд загадочно-влажны,
И ветер в фортку тянется сторожко,
Чтобы блокнот, шурша, перелистнуть…
Кота тревожить жаль, но встать охота,
Коль всё равно не можется заснуть.
Опять под крышей колобродит кто-то,
Мне говорили – белка, но не та,
Чей хвост изогнут, рыжий и пушистый…
Ночь хороша, – глухая пустота
Качает горный воздух свежий, льдистый,
Кругом разлиты нега и покой…
Петух соседский – истый полунощник
Проклекотал, перильца под рукой
Отозвались скрипуче, в чёрной толще
Пространства драгоценные дрожат
Огни, как в ожерелье сердолика
Мерцая, сгусток времени зажат
Здесь, в кольцах гор и духе базилика…
Отшельничество вольное моё,
Как мне мила сейчас твоя отрада!
Проснулось, вышло на крыльцо зверьё, —
Какого же рожна ещё мне надо?
Плывёт луна, серебряным веслом
Гоняя пух небесный надо мною,
А рядом крепость – мой старинный дом
С судьбой своею, вовсе не простою.
Здесь жили люди, и за веком век
Плыла луна, своим надменным ликом
Напоминая, – смертен человек.
И в этом равноденствие великом
Смертей, событий, жизней и любви
Я оказалась волею незримой
Как в эпицентре вечности. Увы,
И я уйду однажды, будто мимо
Вот этих окон свет немой скользнёт, —
Недолгий блик, неяркий и усталый…
Запрыгнул мне на плечи чёрный кот.
Пожалуй, мне пора под одеяло.
Оса жужжит и бьётся о стекло,
Сейчас тебя я выпущу, бедняга…
А стрелки уползают под уклон,
И белка¹ барабанит дробным шагом…
 

«Ветер несёт околесицу полную…»

 
Ветер несёт околесицу полную,
Хлопает дверью, кидается грушами,
Ходит в гривастых акациях волнами,
Только себя с пониманием слушает.
 
 
Вот застучал по ступеням орехами,
Выгнул дугою тростину кленовую,
Вымел тропу перед домом с огрехами,
Песню запел, словно пьяный, бредовую…
 
 
Что ему жар, проходимцу, полуденный,
Он им дохнёт, словно факелом, огненно…
Ветер предгорий, мой ласковый суженый,
Я принимаю твой пламень растроганно.
 
 
Скоро погонишь ты тучи осенние,
Скоро возглавишь ты грозное воинство…
Боже, пошли мне ума и терпения,
Толику строгости – ветреной вольнице…
 

«Виноградная спелая гроздь…»

 
Виноградная спелая гроздь
Налилась упоённо закатом,
Небо заревом роз занялось
И речные зажгло перекаты.
По алеющей водной тропе
Заскользили волшебные блики,
Зимородок несмело запел,
Пустельги возбуждённые крики,
Трепет крыл её – звуки свели
В резонанс безутешного эха,
И с водой в берегах потекли…
Словно первая осени веха
На траве засияла роса,
Паутин потянулись тенета,
Сладким соком огрузла лоза
И, наверное, кончилось лето.
Только зелено всё невпопад
В этом царстве добра и покоя…
Догорел за горою закат,
Воцарилась луна над землёю,
Зазмеилась река серебром,
И таинственно выкрались тени,
И посыпались колким стеклом
Звёзды с неба ко мне на ступени.
Ветер тронул листву, как струну,
Задышал упоительно, влажно
И, колыша тугую волну
Ароматов, продолжил отважно
Кроны тёмных деревьев трепать,
Нагнетая безудержно тучи,
И в прозорци² с разбега стучать,
Обещая грозы неминучей…
Пала ночь, и глуха, и черна,
Засквозило вокруг, зазнобило…
Я опять очутилась одна
И опять своё имя забыла…
 

«На небе алыми мазками…»

 
На небе алыми мазками
Небесной магмы цвёл закат.
Он невесомо над горами
Висел и плавился. Раскат
Ворчливый грома плыл, стихая,
С востока из-за синей мглы,
Где гор громада налитая
Дубов баюкала стволы.
И робкий месяц из-за тучи
Ловил последний солнца луч,
И остриё звезды падучей
Вонзалось в спины дальних круч.
Одно мгновение, и пала
Завеса ночи, словно рок,
И ничего вокруг не стало, —
Закрылся видимый чертог.
Лишь в отдалении неясном,
Переливаясь и горя,
Огнивом вспыхивая красным,
Зажглись огни монастыря.
А ночь сгустила чёрный полог
И обострила каждый звук,
И стал невидимым посёлок,
И горы, ставшие вокруг.
Лишь под оркестр кузнечьих скрипок,
Под лай нестройный местных псов
Качался воздух, прян и зыбок,
И ждал заветных вещих снов…
 

***

 
Слоистый воздух то студён, то жарок
В заросшей улице над каменной тропой,
Из-под поникших виноградных арок
Вослед за мной он льётся медленной рекой.
 
 
На повороте хмелевой волною
Обдал лицо моё дремотный аромат,
И пчёлы заскользили дружным роем,
В излёте лета опыляя чей-то сад.
 
 
Цикорий отражение заката
В кордиеритовые чашечки пленит,
И, кажется, я здесь жила когда-то,
И потемневших стен мне дорог тленный вид,
 
 
Когда они, средь зелени мелькая,
Убогих будто бы щербин своих стыдясь,
Мне отдают тепло чужого края,
Где я и впрямь недавно снова родилась.
 

«Река молчит. В остудном ожиданье…»

 
Река молчит. В остудном ожиданье
Прозрачных струй – осенняя печаль.
За перекатом – синих ив смыканье
И омута таинственный Грааль.
 
 
Так тихо, словно жизнь вот-вот угаснет
И в зазеркалье омута падёт,
Лишь старых ив несмелые запястья
Над ней дрожанье успокоят вод.
 
 
А берега, не ощутив событий,
Гиперболой вопроса замерев,
Останутся хранилищем наитий,
Где скрыт в молчанье вечности распев.
 

Болгарские напевы

«Дождь пахнет рыбой. Может быть, она…»

 
Дождь пахнет рыбой. Может быть, она,
В раздутой туче плавая, играет
И, сетью молний там оплетена,
На землю чешую свою роняет?
 
 
И чешуя, сползая по стеклу,
На нём кривит серебряные блёстки…
Дождь, обернув мой двор в свою полу,
Бросает скупо книзу влаги горстки,
 
 
Тотчас закончив свой нетвёрдый крап,
Как только вечер, потемневший ликом,
Его настиг. Дождь выдохся, ослаб,
И солнце предзакатным нежным бликом
 
 
Вдруг высветило зелени кайму
Над черепичной красной мокрой крышей,
И светотень ажурную канву
Явила взору, где искусно вышит,
 
 
Дождём омытый, абрис вечных гор
И цепь огней в таинственном предгорье,
И на моём окне рисунок штор,
Изломанный дыханьем ветра с моря.
 
 
Уплыли рыбы в тучах… Верховей
Унёс их запах, острый, как касанье
Хребтов колючих радужных сельдей
И чешуи серебряной мерцанье.
 

«Не распознаю сослепу рубля…»

 
Не распознаю сослепу рубля,
Но лист любой на ощупь распознаю…
Уже за Янтрой вспаханы поля,
А лозы солнцем кисти наливают.
Из летних таинств не разгадан лишь
Округлый короб с мякотью ореха.
Он падает, скорлупкой бьётся в тишь,
Но этот звук для уха не помеха.
Его тугого тела не разъять,
Он бесконечно крепок для ладони.
Молочно-спел иль горек, – не узнать,
Пока сентябрь на землю не уронит.
И запах йода, и смолистый вкус,
И множество извилин мозговитых, —
Мой с детства не приевшийся искус
Открыть орех в стараньях позабытых.
Его я покупала, лучших яств
Попутчика, уже разбитым где-то,
Теперь он ждёт, когда рука раздаст
Моя его на две частицы света.
Он ждёт давно, огромен, одинок,
Стеля листву по черепичной кровле,
И серый ствол услужливый вьюнок
Обвил, струясь цветочной алой кровью…
 

«Я стала блюсти сиесту, —…»

 
Я стала блюсти сиесту, —
Здесь солнце палит нещадно.
Найду попрохладней место,
Залягу с винцом – и ладно.
 
 
А бархатный персик – влажен,
А синяя слива – гладка,
А день непомерно важен,
В жару расплываясь сладко.
 
 
Звучит над селеньем песня,
Болгарский напев порожист,
А я ем лохматый персик,
В него погружая ножик.
 
 
Окну орхидеи снятся,
В стекле отражая стрелы…
Да, мне уж давно не двадцать,
А впрочем, кому есть дело?
 
 
Мне нравится леность тела,
Забывшего торопливость,
Я в зеркало поглядела,
Его не взыскуя милость.
 
 
Живу, ожидая чуда —
Восхода или заката…
Я здесь обрелась оттуда,
Где правды ждала когда-то.
 

«Сломать воспоминанья об колено…»

 
Сломать воспоминанья об колено,
Как хлам ненужный, выбросить в навоз,
Сдуть наносное, словно с пива пену,
Начать сначала. Можно – не всерьёз.
 
 
Зачем бежать, стерню ногами чуя,
А сердцем пересиливая боль?
Ведь есть же на земле такое чудо,
Которое зовётся просто – «соль».
 
 
Соль солона, но не из слёз родится,
И не от бед пластуется она,
А смысла наполнением гордиться
Ей по ранжиру, тем и я сильна,
 
 
Хоть не вписалась в жизни повороты.
Но не люблю бессмысленную «круть»,
Когда она безглазо мчит кого-то
И не даёт на миг передохнуть.
 
 
На поле лжи лежат мои сомненья,
Они за расстояньем скрыли рты,
Что прокляли моё освобожденье
От недостойной этой маяты.
 
 
Здесь даже сны нахлынули другие, —
Они наивней, чище и светлей.
И снятся мне не копи соляные,
А разговоры звёзд-поводырей…
 

«У ветерка рубаха нараспашку…»

 
У ветерка рубаха нараспашку,
Ему косая сажень с косогор
Дала полынной веточкой отмашку,
А он и побежал во весь опор.
 
 
В чешму³ насыпал сливы по дороге,
И по проулкам разогнал собак,
Цыганские подталкивая дроги,
Их выкатил на Вырбицкий большак.
 
 
Пошёл плясать по мосту, пыль вздымая,
Да спрыгнул в реку и пропал из глаз….
И лишь большая рыба золотая,
Хвостом плеснув, его поймала враз.
 
 
Она вздохнула, плавники топорща, —
Ловить здесь воздух, видно, не впервой,
К тому же, ветер был весьма солощий, —
Приличный ужин рыбе золотой…
 
 
Она стояла в водорослях, ластясь
К потоку солнца, словно сытый кот,
И блёсткой головой сусальной масти
Чесала камни, разевая рот…