Читать книгу: «В квартире. Истории многоэтажного дома», страница 5

Соседи II

Кира Алексеевна, в темном пальто и черной шляпке открыла дверь в свою квартиру и впустила пришедших с ней троих гостей. Тоже пожилых и тоже в темных одеждах. Сегодня они похоронили подругу – на Страстной седмице, в Великий Четверг.

Сначала было отпевание в храме после литургии. Собралось, помимо друзей, несколько родственников. Потом они поехали на кладбище. Там присоединились еще несколько близких людей. А после похорон все разъехались, договорившись встретиться на поминках на Радоницу после Пасхи в квартире покойницы, где она жила с дочерью и внуками.

Усопшая, Мария Сергеевна, была верующим человеком и умирала в больнице, утешая приходящих родственников и друзей. Она говорила им, что не боится умереть и что надеется на милость Божию – позволить ей отойти в иной мир в такие особенные дни.

Кира Алексеевна, ее ближайшая подруга, и остальные трое друзей все равно скорбели. Они не настолько верили в Бога, а со смертью Маши, к тому же, чувствовали, что и их уход не за горами. Она – первая. Она подала пример. Но они не тянут на такое смирение и веру в Царство Небесное.

– Ну, проходите, мои дорогие, – сказала Кира Алексеевна. – Соберемся сегодня здесь на одного меньше…

– Но во имя его! То есть, ее, – поправила саму себя Зоя Ивановна, которую друзья называли романтичной натурой. Она до сих пор работала в школе учительницей русского языка и литературы и даже устраивала безвозмездно дополнительные занятия для желающих узнать писателей помимо школьной программы. Кто-то с иронией относился к организации таких занятий по субботам – ведь главное, подготовиться к сдаче ЕГЭ. Но были семь учеников, с интересом приходящие на эти занятия. Зоя Ивановна устраивала бы их даже ради одного такого ученика.

Саму Киру Алексеевну друзья называли интеллектуалкой – она жила одна (сын давно переехал в Германию), но не скучала. Самое большое для нее удовольствие было погрузиться в чтение книг. Да еще освоила Интернет, после чего даже перестала включать телевизор. К тому же была общительной (знала многих жильцов в подъезде), любила делиться своими мыслями и знаниями.

Двое других – Александр Федорович и Геннадий Максимович – дружили с Кирой Алексеевной еще со студенческих лет, вместе учились и потом работали в одном НИИ. Александр Федорович уже овдовел, а Геннадий Максимович был разведен.

Рожденные в начале пятидесятых годов двадцатого века, все пятеро начинали свою жизнь довольно одинаково – полные сил и надежд. Потом жизненные пути стали разниться тем больше, чем старше они становились. Но к пенсионному возрасту, когда позади оказались трудовые будни, воспитание детей и взаимоотношения с супругами, все пятеро заново почувствовали тягу дружить, собираться вместе.

Им доставляло удовольствие называть друг друга мальчиками и девочками, ощущая свой возраст и сопричастность одному поколению. Вот и сейчас, когда друзья вошли в квартиру, Кира Алексеевна распорядилась:

– Мальчики, вы выдвиньте и разложите стол, расставьте стулья. С вас пока хватит. А мы с Зоей уже сделаем все, что касается еды.

Мальчики быстро управились и стали ходить по квартире, чтобы не мешать девочкам готовить. В комнате они подошли к комоду и увидели стоящую на нем фотографию Марии Сергеевны. Оба вздохнули. Геннадий Максимович взял фотографию и отнес ее на кухню.

– Кира, я поставлю фото Маши на поминальный стол. Так она как будто будет с нами…

– Конечно, Гена, поставь, – с пониманием ответила Кира. Ведь она знала, что несколько лет назад Геннадий Максимович пытался ухаживать за Марией Сергеевной. Та тоже симпатизировала ухажеру. Но мягко дала понять, что больше не выйдет замуж, тем более, на старости лет. Для Марии Сергеевны это было смешно, смеялась с ней и Кира Алексеевна. А вот Зоя Ивановна посочувствовала Геннадию Максимовичу и пожалела, что не будет такого союза.

Наконец, друзья сели за стол.

– Так, мальчики, вот коньяк, наливайте себе. Но не будем спиртным поминать Машу. Помните, она просила так не делать?

– Да, помним, – закивали Александр Федорович и Геннадий Максимович.

– Мяса и сыра тоже нет. Маша постилась, и мы в ее память сегодня попостимся, – Кира Алексеевна взглянула на фотографию подруги. Вдруг у нее мурашки побежали по всему телу – настолько живыми показались взгляд и улыбка покойницы.

– Завтра в храме будут выносить Крест и вспоминать Страсти Господни. Может, сходим вместе? – предложила Зоя Ивановна. – Она в такой день обязательно бы пошла. И мне даже верится, что Маша завтра будет там…

На это Александр Федорович усмехнулся. Ему не раз в жизни приходилось восклицать «о, женщины!», но сейчас он промолчал. А Геннадий Максимович снова вздохнул.

Но тут они вздрогнули – тишину их поминок нарушила внезапно громкая музыка.

– Откуда это? – растерялась Зоя Ивановна.

Кира Алексеевна махнула рукой, мол, не обращайте внимания. Но ритмичная музыка не утихала, а не придавать ей значения в такой день даже спокойной Кире Алексеевне оказалось не под силу.

– Надо же, ведь Страстная неделя идет! – удивилась Зоя Ивановна.

– Как будто все это знают, – цокнул Александр Федорович.

– Да уж, если бы не Маша, мы бы тоже не знали, – согласился Геннадий Максимович.

Сверху послышался смех и топот.

– Значит, музыка наверху. Молодежь, – развела руками Кира Алексеевна. – Там две сестры квартиру снимают. Хорошие, доброжелательные девочки.

– Часто так веселятся?

– Нет… Да вы помните, когда на Новый год ко мне приходили – тишина была. Правда, они тогда уезжали.

– Может, пойти, поговорить с ними? – предложил Александр Федорович.

Кира Алексеевна замешкалась и снова посмотрела на фотографию подруги.

– Маша бы не пошла.

– Не пошла, – подтвердила Зоя Ивановна. Ей бы нипочем была эта музыка. Может, у девочек какой повод, свой праздник – что уж проповедовать.

– Но скольких бы ошибок и обид мы избегли, если бы знали раньше о том, о чем узнавали поздно…– вслух подумал Геннадий Максимович, смотря на фотографию Марии Сергеевны. Но друзья видели, что смотрит он сквозь фотографию, вспоминая что-то из своей жизни. Он так задумался, что даже перестал слышать музыку.

– Что сделано, то сделано, – заупрямствовал Александр Федорович.

– Что ни происходит, к лучшему? – уточнила Кира Алексеевна.

– Наверное… – уже менее уверенно сказал Александр Федорович. А потом усмехнулся: – старики уже, а ответы не знаем. Как эту молодежь учить? Чему научим?

– Хотя бы тому, что прочитали сами и проверили опытом, – предположила Кира Алексеевна.

– А не надо молодежь учить. Надо показать источники, где можно искать ответы, но для этого надо научить их думать, задавать вопросы. Вот, чему надо учить! – разгорячилась Зоя Ивановна. На ее щеках даже выступил румянец.

И тут они услышали, что ритмичную современную музыку сменила расслабленно-мелодичная.

– Вы ешьте, ешьте, – спохватилась Кира Алексеевна, показывая на винегрет, гречку с грибами и пирожки с капустой. А потом сама решила наполнить тарелки гостей. И, пока накладывала, сообщила:

– Это так называемая лаунж-музыка. Они ее по вечерам иногда включают. Она мне совсем не мешает читать. Наоборот, даже интересно. Как-то спросила у сестер, что за музыка – просветили. И удивились, что слышно. Конечно, слышно. Мы же не в сталинских домах живем. Слышите, совсем тихо стало? Я сейчас поняла – громко сделал кто-то из гостей. А потом одна из сестер убавила. Молодежь хорошая у нас, но трудно им быть хорошими. Труднее, чем нам было…

– Кирочка, как ты права! – воскликнула Зоя Ивановна.

Кира Алексеевна, увидев, как друзья с аппетитом стали есть, включила чайник.

– Будем пить чай с Машиным любимым клубничным вареньем, – сказала она.

– Эх, Маша, Маша… Кто знал, что она уйдет первой! И кто будет следующим… – Геннадий Максимович перестал есть и снова посмотрел на фотографию.

– Ты будешь следующим, если не перестанешь так вздыхать, – заметил Александр Федорович.

– Ой, что вы! – встрепенулась Зоя Ивановна. – Не будем об этом.

– Страшно, что ли? – усмехнулся Александр Федорович.

– Знаю, Саша, когда умирает любимый человек, самому умереть уже не страшно. Но это такая тайна – смерть…

– И Маша нам оставила загадку, – поддержал Геннадий Максимович, – она не боялась смерти, уповая на Бога и встречу с Ним, но и плакала от чувства своего недостоинства попасть в рай. И это такой светлый человек плакал!

– Да уж, загадка… Если после этой жизни ничего нет, то страшно смириться с потерей этой жизни. А если есть, то страшно поздно осознать, что главное не успели, упустили, недоделали, – задумалась Кира Алексеевна.

– Как ни крути, страшно! – снова произнесла Зоя Ивановна.

– Знаете что, дорогие, – оживилась Кира Алексеевна (бодрость ей была более свойственна), почитаем-ка книги, которые читала Маша в последние годы. Я, конечно, знакома с Библией и Евангелием, да и ты, Зоя. Но многое нам с тобой как бы не открылось в них. Помните, она еще читала небольшие книжки убитого священника Даниила Сысоева? Святого девятнадцатого века Игнатия Брянчанинова…

– Мне она как-то посоветовала Закон Божий, – добавил Геннадий Максимович, – а я отмахнулся, потому что его же дети должны изучать, а не старики…

– Да, не особенно-то мы любили слушать ее, а она и не лезла, молчала, когда видела, что я раздражаюсь, – вспомнил Александр Федорович.

Все четверо посмотрели на фотографию Марии Сергеевны.

– Почему, когда люди умирают, они на фотографиях выглядят по-особенному, ярче? – удивилась Зоя Ивановна. – Ведь я же видела раньше эту фотографию…

Тут они поняли, что музыка больше не играет. В полнейшей тишине друзья стали смотреть друг на друга, и им казалось, что их сердца переполняет какое-то сильное, светлое чувство. Им казалось, что они стали понятны друг другу так, как никогда раньше. Они видели в глазах друг друга прекрасное и измученное. И от этого видения, если бы сейчас пришлось выбирать, кому умереть первым, чтобы остался жить другой, то каждый бы, не раздумывая, отдал свою жизнь.