Читать книгу: «Златая цепь», страница 3

Брюнет увлеченно смотрел в окно и помешивал в чашечке кофе. Сложенная газета лежала на краю стола. И тут только я вспомнил про васильки – они пропали. Но это понятно… После той воронки все разбросало не пойми куда. Однако остальные принадлежности и мелочи купейного интерьера располагались четко на своих местах, словно здесь и не бушевал вихрь полчаса назад.

Брюнет посмотрел на меня так, будто знал очень давно и снова уставился в окно. Там, в пунцовых лучах стелющегося по самой земле солнечного света, огнем горела широкая река. Зрелище потрясающее, глаз не отвести.

Пользуясь моментом, я бросил взгляд на дату газеты. Двадцать седьмого ноября 1922 года. Мне оставалось надеяться на чудо. Но лишь только я присел поближе к окошку, лишь только собирался закрыть глаза, как в купе постучали. Заглянула девушка со стриженными выше плеч волосами, улыбчивая, в лиловом платье.

– Простите, – обратилась она ко мне, – можно вас на минутку.

– Конечно, – ответил я, приготовившись внимательно ее слушать, но девушка поманила меня рукой. Я тут же последовал за ней, вызвав этим заметное раздражение в моем новом попутчике.

Мы проследовали в ее купе и она назвалась Дуней. Купе было большое, специальное. Ехали они всей семьей. Молодые еще супруги с дочкой лет трёх, двое подростков – девушка и юноша, а ещё упитанный, очень подвижный мальчик. Все они оказались сестрой и братьями молодожена. Девушка же, пригласившая меня, помогала паре с ребенком и кажется мне, находилась с ними давно, так как почиталась, как член семьи.

Стоило нам войти, как лица их просияли трудно скрываемой радостью, причина которой мне не ясна. Но что самое поразительное – они знали меня и мое новое имя. В силу переполнявшей мысли тревоги рушить подобную иллюзию я не стал, решив, что вернее будет просто наблюдать и впитывать полученную информацию. Возможно, она окажется полезной.

Хотя, стоит признать – семейство выглядело странно. Но геотами – врагами, о которых упоминал Загорский, назвать их я не мог никак. Однако… много ли я знаю геотов? Ровным счетом ни одного… Они сразу назвали меня Петром и рассказали свою печальную историю о том, что дом их сгорел и жить им теперь негде. Отец пропал, двое младшеньких – брат и сестра, а так же мать, умерли от неизвестной болезни, а тетя Настя все еще тяжело больна. Они вели свое повествование так, словно я должен понимать их и хорошо знать всех, кого они назвали. Перечить им я снова не стал. Они спросили, куда я еду и почему один?

Я сказал, что еду в Петроград, что очень их удивило – они уверяли меня, что поезд этот идет в совершенно в другом направлении. Из их поверхностного, обрывистого рассказа я понял, что они считают меня своим дальним родственником. Иначе отчего им спрашивать, как умерла их мать, введя меня этим в полный ступор. Не зная, что ответить, я деликатно поинтересовался о цели их путешествия.

И вот тогда, после моего вопроса, лица их странно изменились и беспросветная печаль поразила всех, даже трехлетнего ребенка, на которого, вероятно, действовало настроение родителей.

– Нам надо переселиться, – пояснила женщина так, словно сама себе пыталась объяснить, куда направляется. – Мы не хотим, но пришло время. Ты можешь поехать с нами, – добавила она и попыталась улыбнуться. – В противном случае ты умрешь.

И вот тогда я обрадовался, поняв, что им тоже известно о неведомой опасности, раз уж они принялись меня предупреждать и тут же спросил их о Загорском – не видели ли они его? На что получил ужасный ответ, что скорее всего он уже умер. Им казалось, что они от кого-то слышали эту весть.

Страх накатил на меня с новой силой и, решив еще раз испытать их осведомленность, я спросил про геотов.

На лицах семейной пары отразилось полное недоумение. И словно для того, чтобы уйти от неудобной темы, Дуня предложила мне пирог собственного приготовления. Ох, и вкусным же он оказался! Если бы не странная начинка, которую я сразу и не углядел. Обугленные, детские пальчики показались мне внутри пирога. Сначала я подумал, что у меня что-то со зрением, но присмотревшись, увидел картинку яснее и, поперхнувшись куском, выплюнул все на пол. Тарелку с оставшимся пирогом я швырнул об стену и гневно оглядел это милое, лиловое семейство. А я-то все гадал, что за странный копченый привкус? Боже, где твои глаза?!

– И чем это вы меня потчуете?! – беспрестанно отплевываясь, закричал я на невозмутимую, малообщительную чету.

Мальчик их, лет семи на вид, бережно собрал разбросанный пирог и пристально на него глядя, принялся плакать.

– Бедный Павлик! – прогнусавил он сквозь слезы. – И здесь тебе покоя нет!

– Не волнуйтесь так! – загородив собой совершенно индифферентную пару, затараторила Дуня. – Мертвых необходимо предавать земле, а у нас нет возможности. Мы все едем и едем. Уже год, как едем. Посудите сами. С апреля двадцать шестого года.

– Как двадцать шестого?! – забыв на время о пироге, воскликнул я. – Разве же теперь не двадцать второй?!

– Типун тебе на язык, Петр! – гневно закричал на меня мужчина, голос которого я наконец-то услышал, но которого, клянусь, я совершенно не знал. – Опять все заново?! Нет! Нет! Нет! Я не хочу!

В этот момент двери купе шумно раздвинулись и на пороге нарисовался мой сосед-брюнет в своем ослепительном костюме.

– Это что же вы тут такое творите?! – чуть ли не брызгая слюной, сходу заорал он на семейство.

Не стремясь уже разбираться в их связи, но чувствуя его авторитетность перед ними, я хотел было пожаловаться ему на то, какие пироги они гостям подают, но мне стало до того дурно, что все поплыло перед глазами. И сетовал я только на отравление младенцем, а может и самой ситуацией…

Как бы то ни было, но последнее, что я услышал, была странная фраза брюнета:

– Морозова на вас нет!

Дальше последовал провал, запах акации и нестерпимая жажда. Я хотел пить так, словно три дня прошел под палящим солнцем. Перед глазами моими возникла Елена и подала запотевший графин со студеной водой. Я жадно протянул к нему руки и… открыл глаза.

Меня окружало купе, я лежал на своем месте, поезд мирно и размеренно постукивал колесами. Напротив сидел Загорский, и с аппетитом, ложечкой, ел яйцо всмятку, закусывая бутербродом с маслом, радостно посыпанным зеленым луком. На столе стояли два больших бокала красного вина, тарелка с куском кремового, твердого сыра, помидоры и глубокая миска дымящегося, головокружительно пахнущего супа.

Однако все мое внимание сейчас завоевал стакан с ледяной водой, стоявший у самого моего лица, верно заранее приготовленный, словно Гаврила знал о мучившей меня жажде.

Я поднялся и ошарашенно оглядел купе.

– Пить! – произнес я то, чего требовало все мое существо, совершенно не понимая причины такой нестерпимой жажды, хотя мне так и чудился во рту привкус пирога с ужасной начинкой.

Я схватил стакан и жадно его опрокинул. Загорский глазами указал на стоявший рядом, полный графин воды. Запотевший. Точь-в-точь такой, какой подавала мне Елена. Я выпил второй стакан и жажда немного отступила.

– Так это был сон? – волнуясь, обратился я к Загорскому. – Какой же ужас мне приснился. – Я совершенно не мог поверить в возможность подобного сновидения. Все казалось осязаемым и реальным. Лица, голоса, осмысленность бесед и действий, мое волнение, страх, картинки, запахи, вкус… Ну неужто же всего лишь сон? – Ты не поверишь, если узнаешь, что я видел.

– Поверю, – кивнул Загорский, вытирая салфеткой руки. Он взял бокал с вином и сделал несколько глотков. – И советую тебе поесть. Этот суп твой.

Я с любопытством заглянул в тарелку, надеясь, что там нет никаких подозрительных останков, так как пережитое недавно чувство ужаса и отвращения скорее всего будет сопровождать меня всю оставшуюся жизнь. Но там оказалась лишь куриная лапша, вызвавшая своим ароматом такой приступ аппетита, что перечить Загорскому я не стал. Он настоял и на вине с сыром, и на свежих яйцах и домашнем масле, обронив при этом фразу о нарушении структуры тканей.

Я посмотрел на Гаврилу с подозрением и мне нестерпимо захотелось задать ему несколько вопросов.

– Ты колол мне укол? – не сразу, но решился я начать свой допрос, жадно поглощая густую лапшу.

Загорский тоже ответил не сразу.

– Нет, укол я тебе не делал. С чего ты взял?

Уточнять я не стал. Мне казался важным не столько ответ, сколько реакция. А ее я увидел и потому сразу перешел ко второму вопросу.

– А просил ли я вернуть меня обратно? Или это мне приснилось?

Загорский на несколько секунд опустил глаза.

– Да, у нас был такой разговор. Но твоего прошлого теперь уже не существует. – Он сделал сильный нажим на слове "теперь" и я кинулся гадать, что бы это значило. – Оно превратилось в пыль и возврата к нему нет.

– Как же такое возможно?

– Как это возможно, тебя касаться не должно. Это наша задача и наши проблемы. От тебя же требуется лишь довериться нам.

Ого! Вот это поворот! Я отложил ложку, чувствуя, что жажда снова подступила.

– Даже если я сойду с поезда и попытаюсь вернуться домой самостоятельно? – Я неуверенно налил себе воды. – Путь закрыт?

– Отчего же… Тебя никто не неволит. Но предупредить я обязан. Если ты попытаешься вернуться, то лучшее, что случится с тобой, это нескончаемая череда снов, подобных тому, что так напугал тебя.

Я давно уже все для себя решил, но все же пытался понять, что он хочет сказать этой завуалированной, как всегда, фразой. И только теперь, случайно, в рассеянных раздумьях, я заметил, что васильки стоят в другом стакане и воды в нем нет. А ведь она была.

– Загорский, – оробев от озарившей меня догадки, тихо произнес я, – ты забыл налить в цветы воду. – Мы столкнулись, а потом обменялись красноречивыми взглядами и Гаврила осторожно, из графина, подлил василькам воды. – А мне вот все же интересно, кто оставил их здесь? – спросил я о том, что первое взволновало меня в этом купе.

– Это конечно же сделала женщина, – с хитроватой и бесконечно загадочной ухмылкой на лице ответил мне Загорский."

Возможно за окнами того поезда горел закат в этот момент или же сияла луна, за окнами моего поезда зажглась первая вечерняя звезда. Я надеюсь, что мои записи найдут своего понимающего читателя, так как очень рискую, пытаясь разобраться в происходящем. Иногда я планирую приводить цитирование его дневника без правок и цензуры, так как считаю все, описанное в нем, любопытным и заслуживающим ювелирного наблюдения.

Однако, на этом красивом, купейном эпизоде отвлекусь, смея гордо заявить, что в то прошлое отправляли и меня и, насколько мне известно – сейчас, когда я воспроизвожу эти события, дело запутано неразрешимо. А ведь мне довелось повидать Илария лицом к лицу почти в самом начале всего. И поняла я это только в процессе операции, поскольку имя объекта мне не называли. Ну так вот представьте такое совпадение – я прихожу к главному распорядителю новыми кадрами и он в общих чертах рассказывает суть задания, которое, собственно, и привело меня в эти края.

Руководство Охры порекомендовало мне, для начала своей деятельности, принять участие в этом деле, как новичку. Когда же стало известно, что речь идет о корректировке событий, я немного струхнула, осознав весомость ситуации, но отвертеться не успела, а потому оказалась в этой мясорубке теперь уже официально.

Доверили мне маленькую роль в самом начале всей истории. Вот радости-то было, когда, стараясь справиться с волнением, я вдруг поняла, что передо мной сам Иларий Бурмистров! Это эпизод, который описан выше. Место действия – дом Щербатова. Задача – встреча "султана и женщины № 1". Так в оперативных сценариях иногда значились Иларий и Елена Бурмистровы. Почему султан – не скажу точно, но догадаться не сложно. Если уж есть женщина № 1, то будут и другие. И понятно и запомнить легко.

Волнение накрыло меня, как цунами. Слова моего напарника «А Бурмистров, между прочим, сейчас в соседней комнате!» больно что-то сломали внутри меня. Я чуть было не вскрикнула от изумления и, дабы скрыть волнение, принялась нести какую-то чушь про мертвых и смерть, еще больше напугав лихо втянутую не пойми во что семейную пару. Мне пришлось импровизировать вопреки строгим указаниям: "от хода событий по возможности не уклоняться". Хорошо, что на лице моем была вуаль (тоже условие руководства, не моя прихоть) и я могла теперь внимательно рассмотреть стоящую передо мной троицу. Я помнила описание Загорского и Илария, а потому сомнений больше не было – это они! Так значит я в начале этойистории? Надо же – какое совпадение… Я внутри… Страшно и блаженно… Главное – не отступить от цели, не сбиться с пути в толпе манипуляторов и мошенников. Тем более, что судьба привела меня именно туда, где я и мечтала оказаться. Но если прежде я всего лишь представляла, что произошло с Еленой Кольцовой, то теперь я сама вершу ее судьбу, сильно рискуя, так как о дальнейшем пути Елены записей нет и я могу с легкостью оказаться в западне. А если это уже западня? Я не знаю, кто такой Загорский. Признаюсь честно, личность его меня настораживает. Но подтверждаю: смуглый, худой, в очках, белозуб и улыбчив. Да что описывать… Это совершенно не тот человек, что на представленном в труде Щеглова портрете. И кто же из них врет? Бурмистров или Загорский? Ведь Иларий подтвердил сходство Гаврилы с хранящимися в семейном архиве портретами.

Печально, что мне выделили всего несколько минут, в течении которых удалось лишь разглядеть участников истории и постараться запомнить их лица.

Елену мы увели в другую комнату, где сразу же использовали яйцеобразный модулятор в качестве мобильного портала. Точнее сказать, использовал Андрей, объяснив мне накануне, что у Охры монополия на использование этого прибора, который срабатывает молниеносно и без неприятных физических ощущений. Модулятора у нас всего два и управляющие разрешают задействовать приборы в исключительных случаях.

Как только дверь за нами закрылась, Елена схватила Андрея за руку, пробормотав сквозь слезы: «Не губите». Но в следующую секунду прибор сработал. Медлить было опасно. Я видела ее глаза – совершенно детский, потерянный взгляд. Я запомнила ее образ, цвет волос, цвет глаз, серо-голубое пальто и такого же цвета шляпа с пером. И пахло от нее немного розой и чем-то еще – ярко, сладковато-горько. Но это не было похоже на обычные духи, так веяло от всей ее одежды, от пера на шляпе, от рук в бежевых перчатках, от кружевного платка, которым она бесконечно утирала свои нескончаемые слезы. Позже Андрей сказал, что это, кажется шафран и это вообще одна из любопытнейших особенностей временных путешествий – запахи эпох.

И это был конец ее прекрасной эпохи, ибо дальше Елену Кольцову-Мосальскую ожидало пугающее, далекое будущее, незнакомые, непонимающие ее люди, объяснение ситуации как она есть, психологическая помощь в принятии происходящего, рождение ребенка, потеря его и переброс в другое время. Опять в другое, хотя и более понятное для нее. А дальше длительная адаптация под наблюдением сотрудников Охры и конечно же небольшая работа с воспоминаниями. Их, насколько я знаю, не убирают окончательно, их просто прячут подальше, оставляя в качестве резерва.

Из нас двоих, сопровождавших ее до Охры, рассказать правду не уполномочили никого. Но вот тут-то, я и запаниковала. Мы выполнили главное – отвлекли Елену и безболезненно развели пару. Ужасное вероломство! Но на этом все.

По инструкции, дальнейшим моим действием после исполнения роли мадам Магды было возвращение в свое время, где меня ожидал сбор некоторых данных, а это на несколько лет позже, но другого шанса у меня ведь могло и не быть, а потому этот план я готова была нарушить.

Передали мы Елену мужчине лет пятидесяти с длинной седеющей бородой и прихрамывающей женщине – смуглой брюнетке с красивым римским профилем, в темно-коричневом твидовом костюме. Прощаясь с нами, Елена рыдала, постоянно на нас оборачиваясь, но все больше обращаясь к Андрею. Возможно потому, что мое лицо было под вуалью и роль моя предполагалась холодной и безучастной.

Наши переходы и приспособления для них очень специфические и не подходят для обычных временных путешествий, какие пришлось испытать мне в своем государстве. Охринские проходы плющили усиленно – они проводили во времени, а потом меняли частоту биоритмов, открывая перед нами другое государство – Охру. Настройка живых организмов за пять сотых секунды – это одно из последних изобретений этого государства. Потому отыскать его в обычных условиях практически невозможно. Почему практически? Потому что рождаются все же редкие уникумы.

В столовой Исследовательского Центра, куда мы прибыли, после проделанной работы нам полагался бесплатный и хороший обед. Вот где пришлось повертеться и втихаря пробраться на кухню. Лиловый поварской фартук оказал мне хорошую услугу и ноги сами понесли меня обратно – в Квантандрон под номером 2765, где мы и передали Елену нашим коллегам. Теперь, в этом фартуке, на мне никто не концентрировал внимание! Но что с того? Елену я не нашла. А ведь прошло всего минут десять… Зачем же так скоро? К чему такая спешка?

Учреждение оказалось огромным и метаться по нему можно было бесконечно, а потому единственное, что мне сейчас оставалось – искать ее следы в предполагаемых временах. Как же так? Быть рядом и ничего не сделать. И итог моей работы весьма краток. Мне известно время и частота, куда доставили мать ребенка, но вот куда распределили далее – неведомо. Хоть плач.

Быть может ответ на мой вопрос зашифрован в дневнике Илария или Загорского и я просто не вижу очевидного? А что, если к этим записям нужны ключи и их следует читать повнимательней? Ну что же – вооружаюсь лупой и, затаив дыхание, листаю дальше… Я уже вижу в дали тот дом, к которому должна была прийти. Его огни, освещенную дорогу и заветные ворота.

И это все… Зато я знаю, что Елену доставили в Охру 2096 года и сразу же передали в распоряжение тех, кто и должен объяснить ей всю суть происходящего. Из нас же двоих, сопровождавших ее до Охры, этим не уполномочили никого. Конечно же, ее попросту обманули, дабы не создавать панику и наконец-то их разделить. Чутье ее не обмануло. Мне пояснили, что главное в этом эпизоде – отвлечь женщину и безболезненно развести пару. Ужасное вероломство!

По инструкции, дальнейшим моим действием после исполнения роли мадам Магды стало возвращение в свое время, где меня ожидал сбор некоторых данных и отчет в Охре, но другого шанса у меня ведь могло и не быть, а потому этот план я нарушила.

В столовой, после проделанной работы, всем полагался бесплатный и хороший обед. Вот где пришлось повертеться и втихаря пробраться на кухню. Лиловый поварской фартук оказал мне хорошую услугу и ноги сами понесли меня обратно – в апартаменты под номером 2765, где мы и передали Елену нашим коллегам. О, чудеса человеческого сознания! Теперь, в этом фартуке, на мне никто не концентрировал внимание! Но что с того? Елену я не нашла. А ведь прошло всего минут десять… Зачем же так скоро? К чему такая спешка? Куда подевали несчастную женщину?

Учреждение оказалось огромным и метаться по нему можно было бесконечно, а потому единственное, о чем я сейчас мечтала, это выпросить здесь – в 2096 году какую-нибудь работенку для себя. Потому что очень хотелось не пропустить рождение ребенка. Это именно та идея, которая и на данный момент владеет моими мыслями. Необходимо успеть к моменту появления на свет сына Илария, пока его не подменили и не унесли в неизвестном направлении. Бьюсь об заклад – не обошлось здесь без подмены.

Но все мои домыслы и идеи не подкреплены фактами. Андрей, второй сотрудник, сопровождавший Елену (мужчина в доме Щербатова), связался со мной по ксену и поторопил. Я поведала ему о своем желании остаться здесь, а в ответ он прочел мне лекцию о нарушениях и их последствиях, особенно суровых в отношении новичков. Да уж, рановато мне еще исчезать из поля зрения. Рискую потерять доверие руководства, а с ним и все возможности для поисков мальчика. Так что, ответов у меня пока нет. Быть может они зашифрованы в дневнике Илария или Загорского и я просто не вижу очевидного? А что, если к этим записям нужны ключи и их следует читать повнимательней? Ну что же – вооружаюсь лупой и, затаив дыхание, листаю дальше… Я уже вижу в дали тот дом, к которому должна была прийти. Его огни, освещенную дорогу и заветные ворота.