Наследник

Наследник

Никодим Никонорович состоял на службе управления охотоведения, был егерем в тайге. Жил он далеко от людей, не любил шума. Охотский район Хабаровского края его потребность в тишине удовлетворял полностью. Да и не стремился он в рабочий поселок Охотск. А что: хозяйство свое, жизнь налажена, охота кормит отменного стрелка, а если понадобятся дары цивилизации, лекарства или запчасть какая-то в дом, так он всё равно мотается к телеграфу каждый месяц в рабочий поселок. Дом его никогда не пустовал: то исследователи-краеведы заходят, то члены географического общества-картографы заглянут, то геологи, то ученые. Много разного люда захаживало. Много интересного он от них узнал, о реках и горах этой местности, о новых названиях и трудностях, с которыми приходится редким птицам бороться, о вымирании особых елей в связи с изменением климата, о Шантарских островах, не исследованных и поныне… Любил Никодим слушать, чем мир наполнен. Про древность этого края и про раскопки особенно любил хозяин дома узнавать. Говорили ученые-археологи, что древние цивилизации населяли эти места, рассказывали о династиях и культуре тех племен. Всё это Никодиму было дороже разговоров о больших городах и глобализации. Ученые поживут и уедут, кто домой, кто на базу к себе, а он остается. Любит тайгу – жить без нее не может. Да и куда тут уедешь, хозяйство у него большое, плюс ответственность за лес немалая. Дом его находился неподалеку реки Улья, которая замерзает в октябре и остается под ледяным покровом до конца апреля. Впадает она в Охотское море и является местом нереста лососевых рыб: семга, горбуша, кета, нерка, кижуч и многие другие радовали сети егеря. Любил он эти края, а Тайга в ответ его одаривала и ягодами, и грибами. Зима, правда, лютая, но характер ее хозяин одинокого дома знал и любил.

Никодим Никонорович на самом деле не был уроженцем сурового края. Таежный егерь был родом из жаркого Казахстана и хорошо знал о своем монгольском происхождении, но с родителями ему жить не пришлось: в три года его в детский дом отдала родная мать. А через пять лет на санях во двор приюта для сирот заехал Никанор Колистратович с супругой Ольгой Матвеевной, оба розовощекие с баранками на шее и прибаутками на устах. Посадили детишек в сани, да и увезли в свой дом на отшибе. Его не одного забрали, а с ребятами: семь мальчиков и пять девочек сидели в санях, он был тринадцатым. Эге-гей! Погонял собак, впряженных в сани, Никанор Колистратович. И они весело мчали ребят в тайгу, к новому дому. Каждому Ольга Матвеевна вручила баранку, а по приезду в дом накормила кашей и напоила чаем. Хорошо получалось, вроде и вырвали его с корнем от того места, к которому успел прирасти за пять лет, но всё же не так болезненно прошла пересадка его тела в новые условия, с ним же были его старые знакомые – еще двенадцать ребят.

В 1941-м году, узнав о войне, он сбежал из дома. Ему хотелось увидеть мир и проявить себя не в забое пушного зверя и заготовке продуктов на зиму, а где-то вдалеке от родного края, где заводы и шахты, электростанции и телефоны, где есть большие города и цивилизация. Не хотел Никодим идти по намеченному для него приемными родителями пути. Ему как раз исполнилось четырнатдцать лет в тот год. Сбежать-то он сбежал, но вот до фронтов не дошел, поскитался по стране, посмотрел на жизнь, на людей, на нравы и интересы. На поезда и вокзалы, на горе человеческое и неискренность – и вспомнил о доме родительском. Вернулся в тайгу в 1945 году, а дома никого не застал: ни хозяйства, ни семь братьев, ни пять сестер, ни родителей – все исчезли. Ищи-свищи ветра в поле. Где они да что с ними? Ни родни, ни соседей. Хутор отдельный – хоть волком вой, никто не услышит. Он вспоминал, как оставшись сам, не имея ничего кроме отцовского ружья, найденного в сене, и нескольких патронов, пытался подстрелить зайца и распознать его по следам. Правда, ему в те годы повезло: из стройбата бежали двое бывших заключенных. Они прорывались в Китай, видимо, заблудившиеся в тайге, и зимовали в его доме, топили печь, рубили дрова, убивали животных и не гнали от стола сироту. Везением это сложно назвать, если не быть на краю гибели и голода в послевоенные годы.

А после войны в 1957 году его назначили на должность егеря приказом начальника управления охотоведения СССР. Как это случилось? Да просто. Одним вечером к Никодиму в дом постучал человек с бородой. «Археолог», – подумал Никодим, – «или очередной золотоискатель». Разбойники сюда не заходили, браконьеры обходили его дом стороной, но для порядка хозяин всегда держал при себе ружье, за которое и взялся тем вечером.

– Эй, хозяин, – обратился бородатый человек к Никодиму, – я по делу, ты ружье-то положи. Не смотри, что я сам с оружием, у меня разговор есть, говорят, ты лес хорошо знаешь, тропы звериные да топи здешние?

– Живу я здесь, – ответил Никодим, вставая с кресла, что стояло подле печи, но оружие из рук не выпустил. – Ты ружьишко-то в прихожей оставь, за дверью, а сам заходи, коли разговор хороший у тебя. Я гостям рад всегда.