Читать книгу: «Фея возмездия», страница 2

Но легко сказать – не обращать. Гаврила со временем стал замечать перемены в себе. Он уже не горел, как прежде, на работе, можно даже сказать, стал относиться к своим обязанностям наплевательски. У него вошло в привычку откладывать в долгий ящик не только то, что могло подождать, но и неотложные дела. Безразличие и лень вольготно почувствовали себя в его душе и теле.

Тем временем за его спиной все чаще слышалось: «Выбрался из грязи в князи, а теперь работает спустя рукава, только деньги лопатой гребет».

«Не велики деньги, – думал Гаврила, – вон Нинка меня и днем и ночью грызет».

Гаврила Платонович старался не обращать внимания на слухи, его сонное спокойствие не всколыхнул даже долетевший до его ушей шепоток, что, мол, Хомяковым начальство недовольно. Что ему начальство? Оно относительно далеко.

И тут на его голову невесть откуда свалилась эта Фея с топором!

Но если рассудить здраво, то никакой его вины в случившемся и нет. Да, затягивал замену прорвавшейся трубы. Но, опять же, по уважительным причинам…

Кто же знал, что холода наступят так рано. Зима всегда приходит некстати, когда ее никто не ждет. Хотя, может, кто-то и ждет. Но точно не начальник ПТС Гаврила Платонович Хомяков.

И еще жильцы в домах, оставшихся при минусовой температуре без отопления, оказались какими-то отмороженными! Куда они только не звонили и не писали, что, мол, замерзают и вот-вот все до одного превратятся в снеговиков.

Но Гаврила Платонович точно знал, что люди в снеговиков не превращаются, потому и не торопился с подачей тепла. И дождался-таки!

В двенадцатом часу ночи, когда Хомяков уже ворочался на супружеском ложе под недовольный шепот жены: «Когда же ты уже наконец угомонишься?!», – раздался звонок его мобильника.

Не глядя на номер звонившего, он включил связь. Звонил его непосредственный начальник Максим Степанович Карпухин и требовал срочно приехать к дому номер восемнадцать на улице Володарского.

Хомяков не сразу сообразил, что этот тот самый замерзающий дом.

– Что случилось, Максим Степанович? – шепотом спросил он начальника.

– Приедешь и увидишь! – отрезал Карпухин.

Делать нечего, с начальством не поспоришь, пришлось срочно собираться.

– Куда ты? – прошипела жена Нина.

– Карпухин вызывает, – ответил Гаврила.

– На ночь глядя? – изумилась жена.

Гаврила Платонович недовольно пожал плечами.

– Чего случилось-то? – не отставала женщина.

– Нина! – рассердился Хомяков. – Чего, по-твоему, ночью может случиться, кроме аварии?! Спи уже.

– Кто вас знает, мужиков, – пробормотала Нина, засыпая. – Может, у тебя, у кобеля, полюбовница случилась.

– Тьфу ты, – выругался в сердцах Хомяков, – у тебя одно на уме. Возьми и сама Карпухину перезвони!

– Еще чего, – хмыкнула Нина и заснула.

Хомяков на цыпочках, чтобы не разбудить детей, спящих в соседней комнате, прокрался в прихожую, оделся, обулся и вышел из дома. Доехав на своем внедорожнике до нужного места, он выбрался из автомобиля, прислушался. Тихо. Пригляделся. Вроде никого не видно.

Хомяков потоптался на месте. Хорошо зная своего начальника, он не мог поверить в то, что Карпухин мог отмочить подобную шутку – вытащить его ночью из теплой постели и назначить ему свидание возле раскопанной траншеи и не явиться.

– Максим Степанович! – позвал он тихо.

Карпухин не отозвался, и тогда Хомяков позвал громче:

– Где же вы, Максим Степанович?

– Чего кричишь? – ответил ему из-за спины незнакомый голос. – Нету тут твоего Карпухина.

– А кто есть? – испугавшись не на шутку, спросил Гаврила.

– Я есть, – ответил голос.

И Гаврила медленно повернулся. Его глаза широко раскрылись, а коленки стали предательски подгибаться.

Перед ним стояла высокая женщина не первой молодости, одетая в какой-то непонятный балахон, на голове у нее была кокетливая шляпка, на ногах туфли на высоком каблуке.

«Это в такой-то холод!» – машинально подумал Хомяков.

Но самым главным аксессуаром странной дамы был топор! Самый настоящий топор. Он лежал у нее на плече. Она любовно придерживала его одной рукой в длинной до локтя, как показалось Хомякову, красной перчатке.

– Вы кто? – дрожащим шепотом спросил Гаврила Платонович.

– Фея я! – ответила странная особа и притопнула одной ножкой, обутой в туфлю эдак сорок третьего размера, а то и больше. При этом туфля эта переливалась под лучами лунного света острыми искрами. Ошалевшему Гавриле показалось, что туфли на ногах Феи из чистого хрусталя. Они даже тонко позванивали при каждом ее движении.

– Фей не бывает, – нашел в себе силы заявить Гаврила.

– А кто же я, по-твоему? – подбоченившись, спросила особа с топором.

«Нечистая сила», – подумал про себя Гаврила, а вслух, насупившись, ответил:

– Я не знаю.

– А раз не знаешь, то и не спорь! – отрезала Фея. Голос ее при этом стал сердитым.

Неожиданно она резким тычком подтолкнула его к яме и велела:

– Лезь туда!

– Куда «туда»? – растерялся Гаврила, боясь оглянуться назад, но чувствуя, что яма буквально за его спиной.

– В траншею! – велела Фея и любовно погладила топор второй рукой.

– Вы с ума сошли! – закричал Гаврила. – Я же убьюсь.

– Ничего тебе не сделается, – заявила Фея и, так как сам Хомяков никуда прыгать не собирался, толкнула его в грудь.

Гаврила взмахнул обеими руками и полетел в яму.

Фея была права, ничего он себе не сломал, только ушибся.

– Я же замерзну здесь, – просипел Гаврила из ямы.

– Других ты морозить мастак! Так что теперь и самому не грех чуток померзнуть.

– Вытащите меня отсюда, – взмолился Гаврила, – я же здесь простужусь.

– Ничего, – ответила особа, именующая себя Феей, – любящая жена Нина тебя подлечит.

И тут, в довершение всех несчастий Гаврилы, сверху на него посыпалась мерзлая земля.

– Помогите! – закричал Гаврила. – Спасите! Меня живьем закапывают!

Но никто на его крики о помощи не отозвался. Фея же, решив, что сделала все, что могла, не стала полностью закапывать яму.

– Покедова! – услышал Гаврила ее голос. – Ты только, голубчик, запомни, что, если по-быстрому не пустишь отопление в дома, я приду второй раз и уже задействую в беседе с тобой свой топор.

Гаврила сидел в яме ни жив ни мертв. Вскоре, как ему показалось, он услышал ее удаляющиеся шаги. Когда они стихли, воцарилась звенящая тишина. Он сам не мог приложить ума, как он оттуда выбрался. Наверное, со страху.

Домой он вернулся в третьем часу ночи, грязный, продрогший.

– Где ты как перевозился? – ахнула Нина, открыв ему дверь.

– В яме! – вырвалось у Хомякова.

– В какой такой яме?

– Которую мы выкопали на Володарской!

– Как ты в ней оказался?

– Меня в нее Фея столкнула! – завопил Хомыков.

– Какая еще Фея? – рассердилась жена и потребовала: – А ну, дыхни!

Хомяков послушно дыхнул.

Алкоголем от него не пахло. Сей факт еще больше взбудоражил жену.

– Ты чего, накурился, что ли?

– Дурья твоя башка! – рассердился Хомяков. – Говорю же тебе, Фея меня в яму столкнула! Самая настоящая Фея! Только с топором. – И он выложил жене все как на духу! Уже потом он понял, что сделал это зря! Нина раззвонила о встрече мужа с Феей подругам и соседям. Вскоре многие, если не сказать все, в округе знали, что Хомякову ночью позвонила на мобильник Фея, назначила ему свидание. Да только встретила его не с цветами и шампанским, а с топором!

И только тогда, когда Фея продолжила вершить свой суд над другими, Хомяков понял, что он в рубашке родился. После встречи с Феей все осталось при нем: руки, ноги и даже голова.

* * *

Мирослава решила сначала поговорить с жильцами дома, возле которого находилась траншея, в которой таинственная Фея засыпала землей начальника ПТС.

Жильцы дома оказались людьми общительными и с удовольствием пересказали детективу историю о том, как Фея, наказав начальника ПТС Хомякова, спасла их от полного вымерзания.

– Мы же тут уже, как мамонты, начали вмерзать в вечную мерзлоту, – жаловались они.

– Почему дома́ так долго оставались без отопления? – спросила Мирослава.

– Так прорыв был!

– Почему же его не устраняли?

– Не присылал Хомяков рабочих. Ждал, когда ему дадут на лапу.

– Вы уверены?

– Конечно!

– Может, просто не было рабочих?

Хитро прищурившись, маленький седенький старичок ей ответил:

– Так они быстро нашлись после маленького урока, который ему преподала добрая Фея.

– Откуда вы знаете про Фею?

– Про нее у нас во дворе все знают.

– Вот я и спрашиваю: откуда?

– Хомяков сам проболтался.

– А вы, значит, к Фее с просьбой вразумить Хомякова не обращались?

– Нет, – раздались голоса со всех сторон, – мы ее в глаза не видели! Она нам не являлась!

– Ну что ж, – проговорила Мирослава, – спасибо, люди добрые, что поговорить со мной согласились.

Сквозь гул остальных голосов отчетливей всех прозвучал голос все того же хитренького старичка:

– Мы завсегда пожалуйста, со всем нашим уважением.

Мирослава, заверив их в своем ответном уважении, попрощалась с жильцами злополучного дома и отправилась на встречу с начальником ПТС, с которым созвонилась и договорилась о разговоре заранее.

Хомяков, немного подумав, согласился встретиться с ней. Только попросил детектива приехать к нему на работу.

«На работу, так на работу», – решила Мирослава.

Гаврила Платонович Хомяков, по-видимому, к встрече с ней подготовился, по крайней мере, встретил он ее во всеоружии. На столе стояли чашки для чая, домашнее варенье, выпечка.

«Не иначе как из дома принес», – подумала Мирослава.

Электрический чайник закипал.

– Проходите, садитесь, – радушно пригласил ее хозяин кабинета. – У меня тут все по-простому.

– Я вижу, – улыбнулась Мирослава и присела на стул, предложенный ей хозяином.

Перед этим она успела рассмотреть Хомякова. Высокий, широкоплечий, ладно скроенный мужчина. Слегка сутулится. Еще довольно молодой, несмотря на проседь в густых каштановых волосах. Глаза серые, только очень светлые, под широкими почти прямыми бровями. И без того узкие губы плотно сжаты. Подбородок близок к квадратному, и на нем премиленькая ямочка.

«В общем, женщинам должен нравиться», – решила Мирослава и спросила, улыбнувшись:

– Что, Гаврила Платонович, чай пить будем?

– Да, конечно, – поспешно ответил Хомяков и залил кипяток в чашки, в которые заранее были положены пакетики. – Ой! Сахар забыл достать, – хозяин кабинета вскочил на ноги и бросился к шкафчику.

– Не нужно беспокоиться, – остановила его Мирослава ровным голосом, – я пью чай без сахара.

– А я с сахаром, – виновато признался Хомяков.

– Что ж, если вы любите с сахаром, то доставайте.

Хомяков, кроме сахарницы, достал из шкафа еще и коробку шоколадных конфет.

– Вот, – проговорил он смущенно, – приготовил и забыл.

– Ничего, бывает, – снисходительно отозвалась Мирослава и взяла конфету из открытой хозяином коробки. – Ассорти, – одобрила она.

– Да, – довольно кивнул он, заметив, что конфета ей понравилась.

Они не спеша пили чай, вели разговор, легко перескакивая с одной темы на другую, пока Мирослава не попросила мужчину:

– Гаврила Платонович, расскажите мне о Фее.

– Тут и рассказывать особо нечего, – вздохнул Хомяков. – Эта особа позвонила мне ночью и голосом моего начальника Максима Степановича Карпухина выманила меня к раскопанной траншее. Я повелся, как какой-то дурачок.

– То есть вы своему начальнику не перезванивали?

– Нет, голос был точь-в-точь его.

– Сейчас существуют разные программы, подделывающие голоса, – заметила Мирослава.

– Об этом я узнал позднее. А тогда я был уверен, что мне звонит Карпухин.

– И вы поехали?

– Поехал.

– Вы сразу увидели эту Фею?

– Нет, сначала я озирался по сторонам в поисках начальника, потом позвал его. А откликнулась она. Я оглянулся и чуть не скончался на месте от ужаса.

– Она что, такая страшная? – спросила Мирослава.

Хомяков задумался, а потом ответил:

– Не сказать чтобы она была уродливой, нет. Но все в ней какое-то не наше.

– В смысле заграничное? – спросила Мирослава.

– Нет! Потустороннее!

– Так она же фея, существо неземное, – едва заметно улыбнулась Мирослава.

– Ну так вот, – сказал Хомяков, – это неземное существо столкнуло меня в яму и стало забрасывать землей. Потом почему-то она передумала меня закапывать и ушла.

– Я думаю, что она хотела дать вам шанс.

– Я тоже так подумал, – признался Хомяков, а потом спросил: – Скажите, у вас есть время?

– Смотря для чего, – ответила ему Мирослава.

– Я хочу рассказать вам историю своей жизни, – проговорил он серьезно.

– Что ж, рассказывайте, – ответила она, не выказав удивления.

И он рассказал ей все. А потом пытливо уставился на ее лицо.

– Ну что мне сказать вам, Гаврила Платонович, – проговорила Мирослава, – по-моему, вы выбрали не ту женщину.

– Я уже и сам это понял, – признался Хомяков, – но я продолжаю любить Нину. И потом, у нас двое детей.

– Я понимаю вас. Но есть вариант.

– Какой?

– Попробуйте гореть на работе и пореже бывать дома. Когда ваш авторитет вырастет на вашем рабочем месте, вы и дома станете себя чувствовать увереннее.

Хомяков довольно долго молчал, а потом ответил:

– Мне кажется, что вы дали мне дельный совет. И я им воспользуюсь.

На этой оптимистичной ноте они и расстались.

Глава 2

Домой Мирослава приехала к ужину.

– Шура не звонил, – чуть ли не с порога проинформировал ее Морис. – Поэтому на ужин запеченная камбала и свекольный салат. Наедимся?

– Еще как, – ответила она.

С некоторых пор в их доме было заведено подавать на ужин мясные блюда и выпечку, только если к ним приезжал Шура. Наполеонов без мясного и мучного не признавал ни одной трапезы.

Мирослава не раз пробовала отучить друга детства от сытных ужинов, особенно поздних, но все ее попытки разбивались об упрямство следователя, которое Мирослава, рассердившись, называла ослиным. Морис же, смеясь, уверял, что в упрямстве с Шурой не может тягаться ни один осел.

Наполеонов никогда не обижался на друзей. Он просто ел.

Когда детективы и кот переместились из кухни в гостиную и разлеглись на ковре возле камина, Мирослава, глядя на огонь и прислушиваясь к разыгравшейся к ночи метели, рассказала Морису о своем общении с жильцами злополучного дома и начальником ПТС.

– Конечно, Хомяков, – подвела она итог, – здорово перед ними виноват, но морозил он жильцов из-за халатности, а не в ожидании взятки. Именно поэтому, я думаю, Фея и не воспользовалась топором. И еще мне кажется, что Гаврила Платонович образумился и станет теперь выполнять свои обязанности на совесть. Меня интересует другое.

– Что? – спросил Морис.

– Как эта вездесущая Фея узнала о страданиях жильцов замороженного дома?

– Вы же сами только что сказали, что она вездесущая, – рассмеялся Миндаугас.

– Нет, я серьезно, – она тихонько потянула его за мочку уха.

– Вот-вот, – обрадовался он, – у нее есть уши. И еще глаза. Скорее всего, эта Фея не только носится по городу со своим топором, но и слушает новости, читает газеты, возможно, заглядывает в интернет. А про этот дом СМИ не раз и писали, и говорили. Так что мне ничуть не жаль этого Хомякова.

– Мне тоже не было жаль, – призналась Мирослава, – пока я не познакомилась с ним лично и не побеседовала с глазу на глаз.

– Понятно, – хмыкнул Морис, – вас разжалобила его жизненная история.

– Может, и так, – не стала спорить она.

– Посмотрим, что вы скажете завтра после знакомства с очередным клиентом Феи.

– Да, на завтра у меня запланирована встреча с майором Горбылем.

– С тем, которому Фея с топором в воспитательных целях руку отрубила?

– С ним самым.

– Вы уже созвонились с ним?

– Нет. Я хочу нагрянуть к нему внезапно. Авось он не выставит меня за дверь, – вздохнула Мирослава.

– Ох уж это ваше русское «авось», – усмехнулся Морис.

– И чем это тебе наш «авось» не нравится? – сделала вид Мирослава, что обиделась за слово.

– Всем не нравится, – ответил Морис. – Давайте я лучше с вами поеду.

– Надеешься, что однорукий майор с двумя детективами не справится?

– Точно, – подтвердил Морис.

– Не надо никуда со мной ехать. Я почти что уверена, что Горбыль не откажется поговорить со мной. К тому же я хочу заглянуть к Елене Павловне Москвиной и заодно взглянуть на ее сына Владлена.

– Это те, на ком обжегся Горбыль? – спросил Морис.

– Можно сказать и так, – ответила Мирослава.

* * *

Мирослава обрадовалась тому, что к утру снежная буря утихла. Небо прояснилось. На востоке, точно стая розовых фламинго, плыли окрашенные розовым светом зари облака.

Выехав на шоссе, ведущее в город, она убедилась, что дорогу не так уж сильно занесло за ночь. К тому же снегоуборочная техника успела расчистить бо́льшую ее часть.

* * *

Жизненный путь Степана Филаретовича Горбыля нельзя было назвать гладким.

Родился он в семье потомственного железнодорожника и работницы ткацкой фабрики. Не было у них в роду ни врачей, ни учителей, ни ученых, один сплошной пролетариат. Мать с отцом гордились своим происхождением и надеялись, что сын либо станет железнодорожником, либо пойдет работать на фабрику. Но Степа, насмотревшись в детстве таких фильмов, как «Рожденная революцией», «Зеленый фургон» и им подобных, видел себя только на службе в милиции. Полицией она уже потом стала.

А тогда, в юности, «Моя милиция меня бережет» звучало гордо.

Несмотря на то что родители настаивали на том, чтобы после девяти классов сын отправился в училище или в техникум осваивать рабочую специальность, Степан остался в школе, хорошистом окончил одиннадцатый класс. Получил аттестат, уже собрался поступать в школу милиции, как его на два года забрали в армию.

Степан не очень-то этому и огорчился. Несмотря на то что в те годы процветала дедовщина, он был уверен, что постоять за себя сумеет. Рост у него был средний, но мускулов хватало. Не зря же он несколько лет занимался в секции бокса. А тут еще и судьба помогла Степану: сразу несколько парней из их города оказались в одной роте с ним. «Земели», как они называли друг друга, друг за дружку и держались.

Девушки на гражданке у Степана не осталось, некому было слезы о нем лить и скучать. Да и сам он письма время от времени писал только матери.

Два года пролетели незаметно. После армии Степан не стал терять время зря и поступил в Школу милиции, которую окончил с отличием. Поступил на работу в милицию. Начальство, видя его рвение, посоветовало парню поступить в юридический вуз на заочное отделение, что он и сделал. А позже перевелся на вечернее.

После вуза началось неспешное продвижение по службе. А потом Горбыля неожиданно перевели в группу по борьбе с наркотиками.

И все бы хорошо, да случилась у Степана любовь. Такая любовь, что просто кровь кипит. Встретил он свою Лизу, или, как она сама себя тогда называла, Эльзу, на одной из вечеринок у своего приятеля Гриши. С Гришей они вместе служили в армии, а потом их пути разошлись, но однажды они оказались в одной пробке на Московском шоссе. Машины их стояли рядом. Так вышло, что, одновременно взглянув в окно, они увидели друг друга.

– Степка!

– Гриша!

Обменялись номерами телефонов, договорились о встрече после работы в баре и как бы по новой скорешились.

На сообщение о том, что Степан служит в полиции, Григорий сначала отреагировал кисло, но потом смекнул, что иметь своего человека в полиции очень даже неплохо. Сам Григорий к этому времени был владельцем ночного клуба. Вот на вечеринке в этом клубе, куда он стал захаживать время от времени, Степан и встретил свою Эльзу.

Не только Степан запал на нее, было видно, что и он ей приглянулся. Иначе зачем ей было сразу же после вечеринки приглашать Степана к себе домой?

Жила Эльза в небольшой, но хорошенькой квартире в доме-свечке, не так давно построенном. Даже не все еще жильцы в дом вселились. Но Степана это не волновало. Волновала только сама Эльза. Квартира девушки была похожа на игрушечную шкатулку. Все в ней было шикарным, и пропахла она какими-то восточными благовониями. В такой квартире хорошо было предаваться любовным утехам. Но вот как жить в ней обычной семейной жизнью, представить было невозможно. Впрочем, Степан и не пытался этого делать.

Он смотрел на Эльзу и не мог отвести от нее глаз! Она показалась ему Шамаханской царицей из пушкинской «Сказки о золотом петушке».

Все в ней было ярким, опьяняющим. Смоляные волосы, свитые в крупные упругие кольца, стекали душистыми струями по ее плечам и спине. Глаза ее – как раскаленные в огне каштаны. Губы были настолько алыми, что Степан впервые в жизни осознал, что сравнение губ с рубинами – это не просто метафора. Только губы Эльзы были мягкими, как атлас, и тоже источали головокружительный аромат. Ее щеки, покрытые легким персиковым пушком, иначе как ланитами и назвать было невозможно.

Степан сам себе дивился: «Кажется, вся школьная программа по литературе лезет мне в голову. До чего же Эльза возвышенная девушка!»

Оставив его одного в комнате, Эльза сходила на кухню и принесла вазу с цветами, бутылку вина и коробку шоколадных конфет.

– Какая ты! – прошептал он, жадно протягивая руки.

– Погоди, шалун, – она осторожно шлепнула его, уворачиваясь от объятий, – я в душ. Сейчас вернусь. А ты ложись, – она махнула рукой в сторону высокой разобранной постели.

Степан последовал ее совету, прихватив с собой конфеты и бутылку с вином.

Вернувшаяся Эльза рассмеялась, отняла у него бутылку, достала из горки хрустальные фужеры, велела:

– Открой и разлей.

Он послушался, а потом они пили вино и целовались. Полупрозрачный черный пеньюар сполз с тела Эльзы, и он увидел ее всю! Степан позднее удивлялся, как это он тотчас не ослеп! Она была потрясающей! От кончиков пальцев на ногах и до макушки.

Степан задохнулся, схватил ее в охапку и потащил на кровать. Но она вырвалась, как только они оказались у края ложа, толкнула его с невероятной силой, которую трудно было ожидать от такой стройной и гибкой девушки, и тут же, как дикий гепард, запрыгнула на него.

Оттого что она творила с ним, Степан вскоре впал в забытье. Ему казалось, что все, что происходило между ними в эту ночь, было за гранью реальности.

Нельзя сказать, что он заснул, скорее всего, он потерял сознание от изнурения.

Когда он проснулся, Эльза была рядом. Она спала и улыбалась во сне.

– Эльза, – прошептал он.

Потом вскочил с постели, раздвинул шторы, впуская в комнату яркий солнечный свет, потом вернулся к постели и сорвал со спящей девушки простыню.

Она не проснулась. А он стоял и любовался ею, пока не почувствовал, что сейчас взорвется от безудержного желания и его тело превратится в сверкающий фейерверк. Чтобы избежать этого, он лег на нее и овладел ею. Эльза застонала, начиная просыпаться. Но глаз она так и не открыла до тех пор, пока не сорвалась на крик.

– Тебе больно? – испуганно спросил он.

– Нет, мне очень хорошо, – ответила она.

Открыла глаза и рассмеялась.

– Эльза, я люблю тебя, – сказал он.

– Люби, – позволила она и снова потянула его на себя.

Спустя час, когда они пили на кухне крепкий горький кофе, Степан сказал:

– Я буду звать тебя Лизой.

– Зови, – разрешила она.

После завтрака, приготовленного Лизой – именно так он стал называть ее и про себя, – Степан отправился на работу. В прихожей он клюнул ее губами в щеку. Целовать по-настоящему не стал, побоялся, что после этого поцелуя он еще долго не сможет покинуть квартиру Лизы. Уже переступив одной ногой через порог, он обронил, как бы невзначай:

– Так, я после работы сразу к тебе?

– Приходи, – отозвалась она.

В ее голосе он не расслышал ни одной эмоции и подумал, что девушка еще до конца не проснулась.

Весь день Степан думал о Лизе и молил небеса только об одном: чтобы день поскорее пришел к своему завершению. Но не тут-то было, небеса оказались непреклонными.

Было уже почти пять часов вечера, когда Степан Горбыль получил срочное задание. Пришлось ехать. Начальству не скажешь, что у любимой женщины без него постель стынет.

К Лизе он приехал только в десятом часу. Виновато топчась на пороге, проговорил:

– Извини, работа у меня такая.

– Знаю.

– Откуда знаешь?

– Гриша говорил.

Степан сделал стойку:

– У тебя, что, роман с ним был?

– С Гришей? – поначалу удивилась Лиза, а потом рассмеялась: – Ну что ты! Где Гриша – и где я?!

Он счел ее ответ шуткой и принял его. Только и спросил:

– Я в ванную?

– Иди. А я ужин согрею.

Когда они сидели на кухне за столом и он ел свой поздний ужин, Степан думал: «Как у нас с Лизой все хорошо, просто, прямо по-семейному».

Ему стало тепло и уютно.

Много есть Степан не стал. На сытый желудок в постели много не покувыркаешься. А он весь день грезил о ночи с Лизой. Вот и теперь он не столько ел приготовленный ею ужин, сколько поедал глазами саму девушку. А она сидела и, глядя на него, загадочно улыбалась.

– Лиза! Какая ты! – вырвалось у Степана.

– Какая? – спросила она без особого любопытства.

– Прекрасная!

– Правда? – переспросила она.

– Правда, правда, – закивал Степан.

– Другие говорили, что просто красивая, – проговорила она еле слышно.

И слово «другие» проскользнуло мимо восприятия Степана.

«Даже если у нее кто-то и был, – считал он, – то что тут удивительного. Удивительным было бы то, если бы никого не было. Такая шикарная женщина! И теперь она моя. Только моя!»

Прошел месяц. Степан почти что забыл дорогу в свою квартиру. Да и что ему там делать? Цветов, а тем более животных, у него не было. Если бы случился прорыв какой-нибудь трубы или еще какая-нибудь неприятность, то соседи давно бы прибежали к нему на работу. Благо, пронырливая баба Маня, что жила с ним по соседству, можно сказать дверь в дверь, не только знала номер сотового телефона Степана, он ей его сам дал, так, на всякий пожарный случай. Эта неугомонная бабулька, как звал Степан про себя соседку, вызнала и о месте его работы.

– Вам бы, баба Маня, Пинкертоном работать, – пошутил как-то Степан.

– Я и на своем месте хороша, – отрезала старушка молодому одинокому соседу и заговорщицки подмигнула глазом за круглыми стеклами очков, держащихся на самом кончике ее любознательного носа.

Поэтому Степан был спокоен за сохранность своей квартиры и наслаждался безоблачной жизнью с Лизой. Он уже думал о том, чтобы жениться на ней.

«Чего тянуть время, – думал Степан, – мы просто созданы друг для друга, из Лизы получится самая лучшая в мире жена полицейского».

В тот вечер он решил сделать ей предложение руки и сердца по всем правилам, купил, как ему показалось, шикарное кольцо, заказал столик в ресторане.

Забежав в обед к Лизе на минутку, он небрежно проинформировал девушку:

– Ты сегодня оденься поприличнее.

– Что значит – поприличнее? – удивленно переспросила Лиза.

Вопрос ее был резонным. Лиза всегда, даже дома, была одета шикарно. Но не говорить же Лизе, что он ляпнул свою фразу ради понта, поэтому Степан объяснил девушке:

– Сегодня мы идем в ресторан.

– В честь чего? – фыркнула Лиза.

– Об этом ты узнаешь в ресторане! – проговорил он, придавая своему голосу многозначительность.

– Как скажешь, – пожала она плечами.

«Не женщина, а клад», – довольно подумал Степан.

В этот день ему удалось ускользнуть с работы пораньше. Он даже успел заехать домой и забрать из дома свой самый лучший костюм. Прихватил и еще кое-какие вещи. Он уже запер дверь своей квартиры и собрался направиться к лестнице, как открылась дверь квартиры соседки и он столкнулся со старушкой нос к носу.

– Здравствуйте, баба Маня, – сказал Степан.

– Здорово, Степа, если не шутишь, – проговорила старушка.

Степан в ответ весело рассмеялся.

– А ты чего такой довольный? – спросила соседка.

И у Степана вырвалось само собой:

– Да вот, баба Маня, жениться я собрался.

– Что ж, – одобрила старушка, – женитьба – дело хорошее. Тем более что ты, Степа, давно уже не мальчик. Хомут по тебе давно уже плачет.

– Какой хомут? – не сразу врубился Степан.

– Какой-какой, семейный! Семья – дело серьезное. Оба супруга впрягаются и тянут свою телегу.

– Скажете тоже, – рассмеялся Степан, – хомут, телега. Вас бы, баба Маня, поставить возле загса, чтобы вы отпугивали всех туда спешащих без хорошего обдумывания своего решения вступить в брак.

– А ты, значит, свое решение хорошо обдумал? – спросила старушка.

– Хорошо, – ответил Степан.

– Что ж, это похвально. Только бы невеста твоя оказалась девушкой порядочной.

– Моя Лиза самая порядочная из всех девиц на свете. Она, баба Маня, вообще супер-пупер, – засмеялся Степан от переизбытка радостных эмоций, захлестнувших его.

– Что же, Степа, тогда все хорошо, – проговорила старушка и, скрывшись в своей квартире, плотно затворила за собой дверь.

«А все-таки хорошая тетка моя баба Маня. Так что можно считать, что с соседкой мне повезло так же, как и с невестой», – оптимистично подумал Степан и заспешил к своей Елизавете.

Лиза уже ждала его одетой и причесанной. Увидев ее, он невольно ахнул вслух. Уронив свою сумку на пол в прихожей, развел руками:

– Ты настоящая принцесса! Я никогда в жизни не встречал девушки, хоть отдаленно похожей на тебя.

– Я тоже ни разу не встречала парня, похожего на тебя, Степа, – ответила она, и в ее глазах блеснула маленькая слезинка.

Степан не сомневался, что это слеза радости.

– Ужинать будем? – спросила Лиза.

– С ума сошла! – захохотал он. – Ты забыла, куда мы сегодня едем.

– Нет, помню, – ответила она, – в ресторан.

Дальше все пошло так, как и запланировал Степан. Он вызвал такси, так как намеревался выпить на своей импровизированной помолвке.

Вообще-то, полагалось бы, прежде чем делать предложение Лизе, познакомиться с родителями невесты. Но Лиза сказала, что из родных у нее только тетка по материнской линии, и та живет в другом городе, далеко отсюда. Лиза не сказала, где именно живет ее тетка. Он почему-то подумал про Украину и решил: раз Лиза не хочет говорить, то и настаивать не стоит. Может, потом она сама надумает познакомить ее со своей теткой.

Со своими родителями он тоже Лизу знакомить не торопился, посчитав, что это не к спеху. На самом же деле, не признаваясь самому себе, Степан опасался, что яркая шикарная Лиза придется не по вкусу его родителям, скромным трудягам, которые, кроме работы, дома и шести соток, выделенных им еще советской властью, ничего в жизни и не видели.

Степан заметил, что Лиза была приятно удивлена, что он озаботился тем, чтобы заранее заказать столик в таком дорогом ресторане, как «Серж». Дороже «Сержа» в городе был только «Нептун». Но на него Степан пока решил не замахиваться. Даже не столько из-за стоимости ужина там. Нет, он мог бы поднапрячься и ради Лизы наскрести необходимую сумму. Дело было в том, что в «Нептуне» с его аристократической роскошью, журчанием живых фонтанов, заморскими блюдами, которые, хоть и готовили повара самого «Нептуна», все-таки казались непривычными, Степан чувствовал бы себя не в своей тарелке. А оно ему надо? И еще этот их гениальный, по словам знатоков музыки, скрипач, выплывающий в раковине из глубины сцены.