Карантинные заметки. Время коронавируса

Текст
0
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Карантинные заметки. Время коронавируса
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

© Наталия Честнова, 2022

ISBN 978-5-0056-4530-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

День первый

Медленно выползающее из-за домов солнце напоминает, что день начинается, что будет жарко, что пора вставать, хоть и не хочется. В связи с этой эпидемией мы все оказались то ли заперты, то ли ограничены в социальных контактах, что наводит на мысль о том, что пора задуматься о вечном.. а думать не хочется… Такая расслабленность. Такая успокоенность… То ли кажущаяся, то ли на самом деле…

Пора перечитывать «Пир во время чумы», наслаждаясь покоем или писать, надеясь, что «Болдинская» осень придет раньше календарной и первоцветы вызовут столь же мощный прилив вдохновения, что и падающие листья.

В этом стабильно обнуляющемся мире лучше сидеть дома и тихо наблюдать…

Из бабушек меня уволили: говорят для моей же безопасности, что ж воспользуемся этим отпуском.

Последнее время я зачастила на разные культурные мероприятия. Где мы только не были помимо Филармонии! Было много интересного в немецких театрах. Маленькие театрики, почти всегда в подвальчиках, часто между кресел столики с напитками. Людей немного, но артисты играют с полной отдачей. Будь то странноватая на мой взгляд постановка „ Чайки», где к качестве русской народной песни поют „ Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам» или искрометная комедия „ Слуга двух господ», где молодые артисты дали волю своему безудержному темпераменту (думала после Константина Райкина в «Труффальдино из Бергамо „ не смогу смотреть, ан нет, было хорошо). Так же хороши были студенты театральных вузов в „ Золушке».

Были совсем странные постановки. Ультрасовременные, как «Psyhonaute» – о жизни после катастрофы, о том, что выйдет, если социальные контакты разрушены и остались только физиологические и как восстанавливать их и надо ли…

О «Рейнской республике», клянусь, ничего не знала, что была такая в 1923 году. Бонн, Кельн. Дюссельдорф, а потом пала.

Монолог о жизни в ГДР, рассказ о детстве, арестах и приспособляемости и о невозможности изжить из себя совок.

О трудной жизни и выживаемости женщин (странно написала, Но как? Она работала комивояжером и жизнь ее изрядно побила).

И наконец, последний опус современной писательницы, основанной на реальном случае, произошедшем в стортивном юношеском лыжном лагере. Это психологический детектив о вине женщин, в данном случае совсем молодых девушек: тебя развратили потому, что ты сама хотела? Потому что подала повод? Вот и живи теперь с этой виной..И т.д Очень сейчас модно это обсуждать.

Сюда кстати и «Одесса» фильм Валерия Тодоровского. И про эпидемию (там холера 1970) и про вину девушек…

Кстати про холеру. Я эту холеру пережила на Алтае. Мы в том год были там со стройотрядом. Про стройотряд потом. А тогда меня по настоящему напугало абсолютное отсутствие информации. Это теперь интернет и пр. Кстати есть ли там сейчас интернет? Эту деревню, где мы ставили столбы и давали свет, до сих пор не могу найти на карте. Это Бийский район. Речка Ануй. Название села забыла, вроде Первомайское. Газеты приходили с опозданием на неделю, письма шли месяц. Когда кто-то сказал про холеру, она в тот год была на юге – Одесса, Астрахань (наши ребята ездили туда собирать арбузы, так им выдали по буханке хлеба и банке сгущенки и отправили домой в Ленинград), а мы жили в зоне слухов. Шел август. Пора было уезжать, команды не давали, хотя свет мы провели, делать было больше нечего. Есть тоже. Пришла автолавка с китайскими кедами, страшный дефицит и армейскими дубленками, а денег не было.. Местные жители несли нам в качестве платы дыни, картошку, огурцы, медовуху и слухи: „ Все закрыто – перекрыто. Останетесь здесь навсегда». Было страшно. С опозданием на две недели прислали автобусы и мы поехали в Бийск, где ходили по улицам, оценивая работу электриков: “ Тут столбы неправильно закреплены. Тут провода висят, не натянуты совсем», а потом ехали пятеро суток практически без еды – купили все пирожки на вокзале в Камень- на- Оби: и покупать было нечего, и денег не было… Но ехали домой.

Теперешний карантин тоже неопределен, хотя слухи распространяются еще более широко и мощно. Интернет тому порука. Но неясно все! Школьников оправили по домам на месяц. Родителей отправили с ними сидеть, исключив бабушек, то ли жалея бабушек, находящихся в зоне риска. то ли потому, что за детей отвечают родители, а не бабушки…

Анекдотам нет числа. И если в Италии уже поют, то в Германии пока только апплодируют врачам, несущим свою нелегкую вахту. Ну и слухи, слухи. Слухи.

День второй

Сегодня что-то солнце скрылось и обещают похолодание градусов на 6. И так до выходных.

Ну, хорошо

Теперь про стройотряд

Тогда это было обязательно.«Партия сказала – надо! Комсомол ответил есть!» А не комсомольцев у нас не было. Только больных или, думаю, блатных, оставляли на лето дома.

Надо сказать, что мы и не протестовали. Было интересно. Мы стремились попасть в отряд получше, хотя кто знает, что такое получше?. Это был способ зарабатывания денег тоже. Студентов особо никуда не брали. Ну на погрузку можно было пойти. Наши ребята подрабатывали на Батенинском банно-прачечном комбинате. А девушкам куда? Разве что на прополку..

Все хотели поехать куда-нибудь подальше, там и денег больше можно заработать, да новые места посмотреть. Коля Шапкин был из детского дома. Он за лето зарабатывал себе на пальто, шапку и ботинки. Это были большие деньги. На стипендию такого не купить.

Я училась на Электромеханическом факультете, поэтому наша специализация была электрификация: ставили столбы, тянули провода, делали проводку в домах, устанавливали электрические счетчики. Как выснилось к 1970 году было еще полно деревень и поселков или вообще без света, или работающих от дизельных установок. И это не обязательно где-то вдали, в глубине России. Псковская, Новгородская и Калининская области, расположенные между Ленинградом и Москвой, имели такие медвежьи углы… Мои родители были на стройке Красноборской ГЭС в 1948 году, но с тех пор проблема не была решена.

Но попасть в такие стройотряды было непросто. Сначала, первокурсников. посылали в Ленобласть. А уж на следующий год можно было попасть куда-то дальше, на Алтай, например. Как удалось мне: девушек нужно мало, разве что на кухню, на столбы лазать нам не разрешали. Мальчишки уговорили взять меня «заместо мужика». Но я все равно попала на кухню.

В Ленобласти мы работали в совхозе Первомайский, где нет совхозов с таким названием? Это под Приозерском, станция Отрадное, поселок Плодовое на берегу Отрадного озера. Чудные ягодные и грибные места. Здесь мы сначала строили коровник, а потом огораживали пастбище: ставили столбы и натягивали проволоку.

Жили в просторном помещении бывшего зернохранилища, перегороженного полиэтиленовой занавеской- мальчики отдельно, девочки отдельно. Девочек было восемь, а вот сколько мальчиков, не припомню, 15, наверное.

Нам дали лошадь, на которой будущий вице-премьер ездил за водой. Лошадь звали Орлик, было ему больше 20 лет. Орлик дорогу знал, поэтому Илюша доверился ему полностью: сам спал между бочками, а Орлик лакомился росшими вдоль дороги лопухами. Воду привозили только к обеду.

На кухне организовали дежурство, две девицы и парень. Денег не было, продуктов тоже. Бывало купим с сельпо две поллитровых банки борща, и вот вам суп на 20 человек. Так и писали в меню: борщ б/м и б/с (т е без мяса и без сметаны). Вечером мы с Петей ходили на молокозавод за молоком и сметаной.

На поля возил нас автобус, больше похожий на перевозку для покойников: без окон без дверей, пару раз мы переворачивались, хорошо, что без жертв: спали не только мы, сидящие внутри, но у шофер. Форма одежды была такая: купальник, а сверху ватник: стояла жуткая жара, а утром еще холодно, да и ватники потом использовали, чтобы поспать на полях. На обед возили обратно в деревню. Как-то не досчитались двоих, уехали на обед без них. Приезжаем сидят: не слышали как их звали, спали видно крепко. Привезли несколько кусков хлеба.

Есть хотелось всегда. Как то пошли в столовую в деревню. На столах стоял хлеб и горчица. Густо мазали ей хлеб, чтобы не чувствовать вкуса этого супа, который даже голодному человеку было сложно есть.

Время было веселое. Купались, жгли костры, ходили на халтуру: прорвало трубу, ребята у нас рукастые. Самое сложное было встать в 5 утра: будильник ставили в таз и все равно мимо!

В соседней деревне работали ребята из Энергомаша, ходили по ночам в гости.

Потом в Приозерске были спортивные соревнования. Меня тоже послали. Бегать-прыгать я могу, а вот стрелять!!! Вообще никогда даже не пробовала. Но все рано поехали. А накануне меня укусил комар и прямо в глаз. Просыпаюся утром – красотка да и только, раздуло глаз и ничего не видно. Но все равно поехали.

Дали винтовку с оптическим прицелом. Велели закрыть глаз, прищуриться. А я не умею закрывать оба глаза, только один, увы, короче, так прищурилась (прищурила правый глаз и винтовку приложила к правой щеке) и так прицелилась, что попала в соседнюю мишень! Да прямо в 10ку! Бедный парень, которому сняли все очки, потому что попаданий было не 5, а 6, чуть меня не убил. Но в волейбольном матче мы выиграли.

Пару раз за лето отпустили домой. Помыться. Обратно я привезла чугунную сковородку, которую потом так и оставила в Отрадном, о чем мама жалела. Я вышла на Кушелевке, мне до дома ближе, а ребята доехали до конечной, до Финлянского вокзала. Так там их задержали, как безбилетников. Составили протокол, сообщили в Институт. Всем ничего, а вот Юре Солдатову это потом аукнулось, когда его судили за срубленную елку: в характеристике написали: замечен в безбилетном проезде… Это как черный шар! Ну о елке потом.

Вечер второго дня

Завтра день весеннего равноденствия. День сравняется с ночью и начнется настоящая весна. В Германии именно этот день считается началом весны. Для меня это было странно. Хотя странно должно быть то, что в Петербурге начало весны всегда совпадало со снегопадами и ветрами. Какая уж тут весна.

 

Так совпало, что я была в Петербурге в конце февраляю. И погода оказалась соответствующая; балкон аж трясся от ветра.

И все на фоне пустых полок в магазинах, которые я вижу здесь впервые

День четвертый

Весна получается не совсем „ Болдинской», сидим травим байки. Тоже хорошо, давно не общались. Все куда-то бежим.

Собирали вентилятор: готовимся к лету. Окна выходят на юг и когда жара, деватьсся некуда. Я уже сшила две пары тяжелых штор.

Вентилятор мне подарили на день рождения. Где брат его купил? Винтов вместо четырех- три, гаек вовсе нет, собрали- так стучит. Руки оторвать изготовителям! И упаковщикам тоже. Живя в Германии мы привыкли, что комплектующие строго подобраны, нет ни лишних ни недостающих, а сами детали четко подогнаны по размерам, что даже дети справляются с этим конструктором.

День очередной

Не вышло у меня писать каждый день: тишина и ничего не происходит. Все сидят по домам и упорно соблюдают карантин.

Занятия домашним хозяйством, интернет и телефонные разговоря. Вот наша жизнь…

В магазин я тем не менее хожу. А кто еще?

Весна началась, потом провалилась до минуса четырех. Будем ждать потепления. Тогда пойду на дачу: пора сажать!!!

День десятый

Я посмотрела фильм, что делать еще. Сидя на карантине. Количество дел вроде уменьшилось…

Случайно напала. Сначала „ Однажды в Германии». Думала по аналогии с „ Однажды в Америке», который смотрела раз пять и могу еще и еще пересматривать.. Но этот совсем не о том, это об умении выживать…

А потом был фильм „ Неортодоксальная». Больше всего меня поразило, что это в 21 веке, не когда то там, давным давно, не «Дела давно забытых дней. Преданье старины далекой»… нет это сейчас, в Нью-Йорке, именно там, где от эпидемии мрут люди, мрут потому, что живут по старинке. Скученно и не принимая никаких новшеств. Но это тоже не самое главное.

Дело в том, что моя бабушка выросла в ультрарелигиозной семье. Она ничего не рассказывала, а может это я пропускала мимо ушей. Просто сейчас начала появляться литература и фильмы, в которых я нахожу отзвуки бабушкиных рассказов.

Сначала была книга Амоса Оза: Песня о любви и смерти». Там он рассказывает о своей матери, выросшей в городе Ровно, посещавший там гимназию, а у меня перед глазами бабушка: описание в точности соответствует ее рассказам: и город, и гимназия, это точно так, словно слышу ее голос

Потом там я впервые нашла, что означает имя моей мамы. Ее зовут Аскала. Бабушка всегда говорила, что это придуманное имя, тогда в 20х было полно придуманных имён. А мама говорила, что это перевод с древнееврейского. И тут я нашла: Haskala – Просвещение. И не просто просвещение, а течение противоположное сионизму: нужно нести просвещение в Европе, вплоть до слияния, вплоть до ассимиляции и это основное предназначение: нести в массы.

Бабушкины родители уехали а Америку в в 1929. Говорили, что не могли отправлять религиозный культ.

Бабушка сама в 13 лет отказалась от религии, взбунтовалась, говорила, что однажды держала такой строгий пост, что чуть не умерла с голоду и ее спасла одна русская женщина: дала кусочек сахара, когда она уже отключалась, теряя сознание. Ее мама родила мою бабушку в 17 лет, было ещё 5 детей, прабабушка брила голову, покрывая ее париком. Правила в доме были очень строгие.

Потом бабушка уехала в другой город: из за процентной нормы, заканчивала гимназию в Ковеле, получила золотую медаль и поступила в Варшавский Университет, давая уроки, чтобы заработать себе на пропитание. Маму мою не научили идишу сознательно, хотя между собой бабушка с дедушкой говорили.

Так вот эта религиозная община, показанная в фильме, сатмарские хасиды, просто ложится в мои детские воспоминания. Удивительно! Никогда не задумывалась даже. А тут одно за одним.

День следующий

Дни тянутся серо и буднично. Тем более, что похолодало: распускается сирень. Она тут не так часто встречается, как у нас. На участке и вовсе белая. Несмотря на запахи, все же моя любовь это настоящая сиреневого цвета. Это любимые цветы моей бабушки. У нее как раз день рождения 14 июня, в эти дни сирень и распускается. Теперь странно даже. Все сажают какую-то особую – то персидскую, то необыкновенных оттенков сиреневую. Света Коровина, наша соседка по даче в Заостровье, приходила каждую весну писать нашу сирень. Говорила, что у нас она нкаких то необыкновенных оттенков. Возможно, не знаю.

«Художник нам изобразил

Глубокий обморок сирени.

И красок крупные ступени

на холст как струпья положил»

Ее запах… А бабушке мы ломали сирень то на улице Пропаганды, давно исчезнушей среди многоэтажек, то прямо на Площади Мужества, пока эти кусты не вырубили бдительные охранники, расчищая территорию: здесь проходила дорога на дачу Григория Романова, бывшего тогда всесильным первым секретарем Ленинградского обкома партии.

А аллеи акаций, тянущися вдоль Старо-Парголовского еще до того как он стал Мориса Тореза, были зимой завалены снегом. Никто их не чистил и мы шли как первопроходцы.. утопая по колено, тряся ветви, купаясь в снежных хлопьях. А придя домой, шли сразу в ванную: только там можно было снять эти намокшие рыжие мохнатые рейтузы и не замочить всю квартиру.

У нас была соседка (эти две комнаты мы получили взамен двух в разных местах- бабушкиной на улице Маяковского на последнем пятом этаже, где я родилась, где в печке сгорела моя кукла, когда папа посадил ее заклеенную сушиться чересчур близко, где я каталась на велосипеде по коридору, а Милочка, моя тетя, немногим старше меня, вылезала из окна в коридоре на крышу и там загорала, и 26 метровой на пр. Карла Маркса, где мы с братом спали на двухэтажной кровати, а дядя Ваня грохотал своими сапожицами по коридору в кухню, где тетя Маруся делала клиенткам шестимесячную завивку и они сидели засунув голову в духовку: сушили волосы. А на их столе в кухне лежало в тазу в воде сливочное масло, поскольку холодильников еще не было. Мы покупали 150 грамм, а они почему-то килограмм. Другой сосед-дядя Витя, по коридору летал, его не было не видно не слышно. В каждой комнате жила семья с двумя детьми. Дом был институтский, все работали в институте телевидения (ВНИИТ).

А здесь, на Старопарголоском, у нас была всего одна соседка. Как же ее звали… Не помню. У нее был сын, немного младше меня. Папа получил право поставить телефон, простояв в очереди 15 лет, и благородно вынес его в коридор, хотя мог бы и в комнате оставить. Потом, когда начались кооперативы, мама предложила соседке построить на ее имя однокомнатную квартиру. Та отказалась, хотя ей в довесок еще хотели отдать появившийся тогда холодильник „ Ленинград». Она не захотела. Причина была неясна: то ли все боялись, что придется много платить, то ли боялись кооперативов и отдельных квартир… К ней ходили офицеры из академии Связи, расположенной неподалеку, на Тихорецком, она вроде там же работала медсестрой… но она не захотела. И мама обменяла эти две комнаты на квартиру -распашонку. Это был невероятный обмен: она пошла в исполком и предложила отдать эти комнаты двум семьям, а нам- расашонку, в которой можно было поселить только одну семью. И так жилищные условия улучшались сразу трем. И наша строптивая соседка получила двух новых соседей. А мы отдельную квартиру с кухней 4.5 метра и прожили там 18 лет.

Я очень любила, когда мои родители уезжали на дачу: они купили участок 6 соток в Песочной, как раз напротив Онкологического института. Брат любил туда ездить, а я нет- была уже большая. Мне было 15 лет. Я оставалась дома. Жарила себе капусту, читала, бездельничала, каталась на велосипеде и была очень довольна этой свободой. Один раз вышла за газетой – мы жили на первом этаже и почтовый ящик был рядом, а на площадке кошка, я инстинктивно закрыла дверь. Она и захлопнулась. Я поднялась на второй этаж, спросить у соседки 2 копейки, чтобы позвонить из автомата. Она вышла в неглиже, но денег не дала. А у меня уже из форточки дым пошел: что-то я там жарила… Как то удалось у бабушек на лавочке одолжить эти несчастные две копейки и автомат был не сломан, и папа оказался на месте, а не в командировке… Вообщем котлеты не успели догореть.

Первый этаж был очень удобен: брат приходил домой, бабушка ему открывала, он шел в дальнюю комнату, выпрыгивал из окна и опять звонил в дверь;“ Саша, разве ты не дома?» -“ Нет. Я только пришел» Опять шел и выпрыгивал. И опять бабушка удивлялась. Он начал собирать монеты по одной копейке. Все отдавали ему А потом он менял их у бабушки на десятикопеечные. И она всегда не досчитывалась одной-двух копеек.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»