Темный бог вечности. Червивое яблоко 2

3

Фетмен открыл глаза и некоторое время с неудовольствием пялился на накрывавший кровать шатер полога.

Полог колыхался.

По дворцу гуляли чудовищные сквозняки.

"Да, – подумал он, – вот вам еще одно неудобство проживания на поверхности, в Городе практически забытое. В замке всех щелей не залатаешь. Того и гляди подхватишь насморк… и что это за пакость такая живучая! Человечество существует уже черт знает, сколько тысячелетий. Успело освоить целую вселенную. Подцепить и победить тьму смертельных болезней. А эта вот пакость мелкосопливая…"

На душе было гнусно, настроение было мерзопакостное, вставать не хотелось.

Все последние дни они с капитаншей засиживались допоздна, рассматривая, или – как говорила капитан-биопша – "облизывая" план прогона по Трассе некоей "четвертой модели объекта номер один", на поверку оказавшейся клоном Рекса Азерски. Впрочем, это последнее обстоятельство от начальницы своей охраны Фетмен предпочел скрыть. Возможно, вполне возможно, что им… ей… придется участвовать в этой операции не только в инспекционном качестве, а уже самое имя Рекса действовало на нее обескураживающе. Не стоило ее пугать раньше времени. Объект номер один, вот и все, что ей следовало знать.

Процесс, которым они занимались, имел громкое наименование "Инспекция" и заключался в прилежном штудировании, так сказать, "диспозиции", составленной теологическими стратегами. Фетмен, как ба-альшой специалист по Рексовой психологии, должен был оный план проинспектировать, а результаты доложить на предстоящем совещании у сэра Советника. Причем, передавая ему эту "диспозицию", офицер серых с удивительным именем Изегрим весьма прозрачно намекнул, что генерал серого ордена Графенбергер считает благоприятный отзыв "безусловно в интересах самого сэра Фетмена".

Уже на третий день сэр Графенбергер – субъект, играющий в тутошних джунглях роль главной санаторной тигры – "нарисовался" в покоях Фетмена сам, объяснивши цель своего появления желанием лично ближе познакомиться и лично же, так сказать, "засвидетельствовать" свое почтение. Дельце было с явным душком. И не только потому, что рексово тело управлялось фантом некоего Дрейера, о котором Фетмен лично представления не имел, а вот слухи о нем – что характерно! – ходили прегадостные. Нет-нет, подлянка, без сомнения, была заложена в самой бумаге. Недаром Графенбергерово рыло, когда он чуть ли не на цыпочках удалялся из Фетменовых покоев, источало мед пополам с ядом. Аж, сволочь, сиял и светился от удовольствия в предвкушении его, Фетменовых трудностей и мучений. Фетмен насторожиться-то насторожился, но понять, в чем подвох, не мог.

Разъяснение, как всегда, пришло от капитан-биопши, которая ткнула пальцем в утверждающую подпись сэра Советника, покачала головой, хмыкнула и высказалась с казарменной прямотой и в казарменных же выражениях в том смысле, что какого… этого самого… инспектировать план после его утверждения? Фетмен тихо затосковал. Но совсем скверно ему стало, когда капитан-биопша как дважды два показала, что в плане зияют совершенно жуткие прорехи. Указать их на совещании значило нажить себе врагов, когда ты на месте еще и оглядеться не успел. Да и как сэр Советник посмотрит на тебя, такого умного? Он, Советник, план своей подписью уже актуализировал, а ты тут выпендриваешься? Но и промолчать тоже нельзя, тот же Советник потом спросит: куда смотрел?.. тебе зачем план давали?.. Капитанша советует сказать, как она картинно выражается, "в интересах дела". Но она советчик в таких делах аховый. При ее дурном характере, служи она кому другому, а не ему, Фетмену, давно бы уже головы не сносила. Да и Фетмена, если честно, она начала потихоньку доставать, и ладно бы одной только прямолинейностью, так ведь она еще и упертая, как гамадрил. Иногда прямо костью поперек горла втыкается.

Фетмен тихо зверел от скуки и тоски. Его великанша тоже зверела, но – как она уже просто обдолбилась – от вопиющего непрофессионализма и глупости "творцов" плана. Все было уже не по одному разу проштудировано и обсуждено. Линия поведения на предстоящей встрече с Советником вырабатываться не желала – не заявишь же ему, в самом деле, что план никуда не годен? Конечно, дураков много, но нельзя же всех считать дураками? Может, и сами они с капитаншей камней каких подводных рассмотреть пока тоже не могут? "Линия" эта самая все время получалась сугубо компромиссная, недовольны ею были как Фетмен, так и биопша, правда, с разных сторон. Разногласия между ними сниматься тоже не желали. Так что приходилось снова и снова обсуждать всю эту галиматью.

К черту, – решил Фетмен, – хватит, хватит и хватит. Только не сегодня.

Фетмен решил устроить выходной.

Вздохнувши, он откинул полог, свесил ноги с кровати и подергал шнур звонка.

Двери распахнулись и в рум… тьфу, черт, в спальную залу… нет, не в залу, личные покои, вот как это называется… в покои впорхнул дежурный шаркун. Держа на рыльце жизнерадостную до кретинизма улыбочку, ловко отпрыгал в положенных поклонах и, повернувшись к дверям, хлопнул в ладоши.

В двери, резко поднимая настроение, одна за другой вплыли аж целых четыре красотки – то ли фрейлины, то ли служанки, он пока еще не разобрался, но, судя по рылам, особы благолепных кровей. Первая, приблизившись, присела в изящном реверансе, и это – вот стерва! – при предельно открытом корсете… и плечиками еще так, знаете, плечиками… Чуть ли в лицо ему не ткнулась всеми своими теплоблаговонными округлостями. Потом нырнула под кровать, выпятив прямо к фетменову носу изумительной формы филейные части – так бы и вцепился зубами – извлекла ночной горшок и удалилась, красиво помахивая филеем из стороны в сторону. Проводив ее глазами, Фетмен повернулся к оставшейся троице.

Эти заявились на предмет проведения утреннего туалета и одевания господина заместителя Наместника… что было очень даже хорошо, поскольку управляться с местным костюмом он толком так и не научился. Что же касается утреннего туалета – никаких тебе ванн, никакого душа, даже водяного, не говоря уж об ионном, не было и в помине. Серебряный кувшин с водой в руках у одной, серебряный тазик у другой, расшитое золотом полотенце, которым поначалу Фетмен постоянно царапал себе лицо, и губка для протирания тела у третьей… а вот эта, последняя операция не была лишена некоей пикантной приятности.

Да. Было, было в этой самой старинной жизни нечто эдакое, утонченное. А жаль. В смысле, не того жаль, что оно было, а жаль, что утратили это нечто предки в процессе, так сказать, дальнейшего развития достижений и прогресса. Впрочем, очень может быть, что, сохранись оно по сей день естественным путем, не за ним, Фетменом, выносили бы по утрам из спальни ночной горшок, а он, Фетмен, тащил бы его, воротя рыло от какашек того же Рекса. Впрочем, нет, Рексовы тащила бы какая-нибудь Лайана Бюллер или Милица Листкофф – сучка, для которой он, Фетмен, оказался в свое время недостаточно хорош. А ему пришлось бы выносить за Старой Дамой, не иначе. В конце концов, за ним-то самим выносят горшки изящными пальчиками и с самым одухотворенным выражением на благолепнных пакаторских личиках именно что особы женского пола, а не пажи какие-нибудь. И есть в этом самый смак, так что установку в своих апартаментах ватерклозета он, Фетмен, счел бы сейчас ущемлением своих личных наиблаголепственных прав.

Как любит выражаться малиновый Брандис, "все к лучшему в этом лучшем из миров". Пусть оный мир, по мнению снобов, вроде покойника Ольгерда помешанных на "прогрессе и идеях", суть отсталый и захудалый. Фетмену он не то что оказался по душе, а пришелся прямо впору, и наделся на него, что твой разношенный башмак из натуральной слопсовой кожи на ревматическую ногу. Теперь это его мир, и появился он в этом мире на редкость удачно, когда собственность в нем меняет хозяев со всеми вытекающими отсюда следствиями для умных людей… об чем и обнамекался малиновый Брандис.

Закончив туалет, Фетмен невнимательно похлопал утренних девиц по круглым задикам и отпустил мановением руки. Девицы с тихим мелодичным смешком выскользнули из рума… да будь ты проклят!.. из покоев.

Вообще-то, ему уже основательно хотелось есть. Обыкновенно процесс принятия пищи организовывал вездесущий Брандис. В окрестностях замка, да и в самом дворце имелось огромное количество уютных местечек, где без проблем можно было очень основательно и – не в пример всяческим подобным заведениям Старых Миров – вкусно подкрепиться. Причем без церемоний, что для Фетмена, стеснявшегося собственной вахлачности, было очень важно.

Свой первый торжественный обед у сэра Наместника Фетмен до сих пор вспоминал с замиранием сердца и холодея от ужаса. Рядом не было даже спасительного Брандиса, которому присутствие на подобных обедах в качестве "вкуша́нта" было не по чину. Так что и спросить, что полагается делать со всеми причиндалами, размещенными на столе возле его тарелки, было не у кого. А усажен он был прямо напротив сэра Гольденцвикса на место самого почетного вкуша́нта. А стол был накрыт, по словам – восторженным! – сидевшего рядом Графенбергера, "аж в семь хрусталей"… по счету рюмок, догадался Фетмен. А на столе перед ним лежало невероятное количество всяческих приспособлений, о назначении которых он, Фетмен, не имел ни малейшего представления. А в голове изо всех наставлений Брандиса засело только пресловутое "будьте понаглей, придворные это уважают", да еще кинутое вдогонку: "кончили вкушать, положите приборы на тарелку под углом сколько то там минут какого-то часа"… это еще как?.. И при всем при том именно он, Фетмен, находился в центре всеобщего внимания и был буквально расстреливаем любопытными взглядами, мужскими и женскими.

Нет, все-таки их азерские торжественные вкушания и в подметки тутошним не годились, а ведь и на тех когда-то Фетмен ощущал себя не совсем в своей тарелке… что и компенсировал даже самого себя поражавшей наглостью и всячески выпячиваемым хамством.

А когда в центре роскошной замковой пиршественной залы нарисовался сам сэр Главный церемониймейстер и, картинно подрагивая отставленной в сторону левой ногой, принялся пристукивать церемониальной алебардой и объявлять "куверты" – все, тушите свет, сэру Фетмену тут же пришел полный абзац и сплошное сослагательное наклонение.

За каждым возглашением сэра церемониймейстера в залу врывалась орава мужиков из числа вкуша́нтской обслуги, обряженных в двухцветные – белое с золотом – одежды и тащивших по четверо даже на взгляд неподъемные серебряные поразительно красивой работы сервировочные подносы – пладеменажи – в виде фантастических птиц, зверей, замков и всяческих загогулин, на которых и находились объявленные "вкуша́нства", закрытые крышками и запертые на замок! Отравы боятся, не иначе. На каждом пладеменаже имелись еще и подсвечники, а в специальных гнездах помещались кувшины, кувшинчики и всякие прочие сосуды с – как это называется? – ну, всякими там поливаниями и подмазываниями для еды. Пладеменажи водружались на открытые всем взорам сервировочные столы, и к ним тотчас подскакивал главный помощник Главного церемониймейстера с ключом, кушания отпирались и под бдительным надзором главного и прочих помощников перекочевывали на тарели вкуша́нтов.

– Куверт четвертый! – орал церемониймейстер, – супы его милости сэра Наместника!.. – и в залу вплывали супы, целых шесть штук, на любой вкус… правда, кушанства успевали-таки подостыть за время путешествия из кухни в пиршественную залу. Недоработочка. Но термосов тут еще не придумали. И все равно было очень вкусно, так сказать, вкушать… да и как-то поднимала вкушанта в собственных глазах вся окружающая обстановка. А церемониймейстер уже орал: "Куверт восьмой. Жаркие его милости сэра Наместника"… "Куверт одиннадцатый. Омусы его милости сэра Наместника", а вина лились рекой, а чертовы приборы перепутались и перемешались так, что и видишь, чем выковырял из раковины омуса сэр Наместник и чем полил, да у себя аналогичные хрени найти не можешь… а в люстрах, канделябрах и бра оплывают свечи, и свечи уже горят в подсвечниках на вносимых пладеменажах… – ну, да, конечно, как же их иначе тащить в сумерках по темным коридорам – и, поймав на себе чей-то насмешливый взгляд, понимаешь, что опять что-то не так или не тем сожрал!.. Брандис говорил потом, что это Фетмену еще повезло. В Гегемонате обеды ритмизуются кувертами, а каждый куверт хоть и имеет в составе несколько блюд, но однотипных – супы там, или жаркие. А вот в Свенланде ритм обеда создается переменами, а в перемену входят разные блюда, вкушать которые следует в определенной последовательности, а состав определяется первым тобою выбранным. И не дай тебе бог перепутать и взять что-то не тогда или из другой цепочки. Ужас!

В спальном покое снова объявился дежурный шаркун и осведомился, не соблаговолит ли его милость сэр Фетмен принять его высокоблаголепие сэра Брандиса, капитана малиновых гвардейцев?

– Соблаговолю, – буркнул Фетмен. – Пусть заходит.

Едва успев раскланяться, Брандис тут же ухватил крысу за клыки.

– Дорогой друг и покровитель! – орал он прямо с порога. – Вы совсем замотали себя работой. Так нельзя. Вы манкируете отдыхом и телесными упражнениями. Это ни к черту не годится. Вы совершенно перестали появляться в фехтовальном зале, а это, в конце концов, просто вредно для здоровья. Не сочтите за наглость, это всего лишь рекомендация, но я настоятельно советую Вам устроить себе на сегодня отпуск от дел, какими бы важными дела ни были… ах, Вы так и решили?.. вот и прекрасно. Тогда мы с Вами сейчас сходим в Старый город, там есть одна забегаловка, где подают потрясающих плонсов по-чински в соусе суамень. Уверяю, ничего подобного Вам вкушать до сих пор не приходилось. Там частенько бывает сэр Гольденцвикс, уж он-то знает толк в хорошей кухне, аристократ, как-никак. А однажды я встретил там самого Советника… инкогнито, понятно, но, все равно, это характеризует. По дороге заглянем на Мост, я там в одной лавчонке присмотрел для Вас дуэльную пару – палаш и дагу, тц-тц-тц… прелесть, леза свенской узорчатой стали, гарды и ножны художественной выработки, как уверяет продавец, последняя работа знаменитого златокузнеца и оружейного мастера Нодя, который сейчас, говорят, кукует на полюсах… если жив еще. Таким оружием не стыдно владеть любому королю, можете даже и не торговаться. Вот, держите, я захватил для Вас полумаску.

Фетмен машинально протянул руку, взял предлагаемое и безмерно удивился. В руках у него оказалось нечто совершенно невообразимое… он поднял глаза на Брандиса и удивился еще больше. Точно такая же хрень уже красовалась у того на лице, черная, бархатистая с огромным клювообразным выступом на месте носа, отчего Брандис в своем черном камзоле и черном же плаще напоминал огромную очень хищную птицу.

– Что это такое?.. Зачем?..

Брандис содрал с лица полумаску. Лицо сияло.

– Лемурий обычай. Будем изображать собою местную знать в поисках приключений. Я намерен угостить Вас не только вкусной едой, но и сладенькой девочкой. Харчевня находится в пределах моих охотничьих угодий. Я там частенько добываю для себя девочек. Великанша Ваша к Вам, как утверждают, по ночам не заглядывает, других женщин, как докладывают – удивленно, заметьте! – Вы тоже не пользуете… так недолго и заболеть, дорогой друг.

Фетмен смущенно потупился, но тут же с любопытством спросил:

– А что, Вы здешних, дворцовых не употребляете? На посторонних охотитесь?

Брандис тут же посерьезнел.

– Вот от чего я хотел бы Вас, дорогой друг и покровитель, старательно предостеречь. Нравы тут самые вольные, и я, естественно, пользуюсь у дворцовых дам и девиц очень даже неплохим успехом. Но я простой гвардеец, ничего, кроме жалования, не имеющий. Я могу себе это позволить. А вот Вам я посоветовал бы воздержаться, пока не освоились в дворцовых джунглях. Со мной они ложатся в чаянии удовольствий. А вот с Вами… Вы лицо слишком заметное, и в ближайшем будущем, судя по всему, будете располагать очень большими рестрибутивными возможностями.

– Чего-чего? – не понял Фетмен.

– Всяческие блага станете распределять материальные. Так что на Вас самого уже объявлен сезон охоты. Папеньки, мужья-братья и прочая заинтересованная публика… Погодите, еще и баб своих примутся под Вас пристраивать.

– Все, все, я понял, – рассмеялся Фетмен, – согласен, давайте охотиться на стороне. Только учтите, я этого не умею.

– А я на что? Я умею, и этого достаточно для нас обоих. Костюм на Вас подходящий, а вот плащ возьмите черный. Традиция.

– То-то, я гляжу, Вы сегодня не при мундире.

И палаш, и дага оказались и в самом деле прекрасными вещами. Цену, правда, лавочник заломил за них совершенно противоестественную. Но деньги у Фетмена были – сэр Координатор на содержание своих сервов не скупился – а вот траты пока практически отсутствовали, да и Брандис дышал в затылок… так что пришлось покупать эту "дуэльную пару" не торгуясь, хотя на душе – если честно – кошки обскреблись. А вот когда, нацепивши их на себя, Фетмен посмотрелся в зеркало, услужливо подставленное лавочником, то почувствовал настоящую гордость. Из зеркала на него смотрел – не без надменности – настоящий вельможа из телетаксерного сериала про какого-нибудь халифа Аль-Луя сто пятнадцатого. Блеск!

Войдя в Старый город, они нацепили на физиономии полумаски. Прохожие косились на них с опаской и старались проскользнуть в сторонке. Это было так романтично! Фетмен приосанился и возложил правую длань на эфес своего великолепного палаша, после чего прохожие вообще стали от них шарахаться и сворачивать в переулки… а вот это было уже очень смешно. Когда же они устроились за столом в разрекламированной Брандисом харчевне и, в ожидании плонсов "суамень", принялись потихоньку потягивать под омусов рейнскую мальвазию – коллекционное десятилетнее белое вино – Фетмен, осмотревши зал и не обнаружив среди присутствующих особ женского пола ничего, заслуживающего внимания, задал Брандису давно занимавший его вопрос: вот эти самые горшки… ну… которые ночные и те, что стоят в укромных местах под креслами с поднимающимися сидениями, куда их уносят?

– Что значит "куда"? – удивился Брандис.

Фетмен так смутился, что чуть не подавился омусом.

– Ну, я имею в виду, что во дворце куча народу, все, извините, гадят. Куда же все это нагаженное девается? Канализация там какая-нибудь имеется, или как?

– Ах, вот Вы о чем. Не берите в голову. Вы, конечно, заместитель Наместника и, строго говоря, поддержание порядка, чистоты и всего такого должно входить в Вашу компетенцию, но пусть это Вас не беспокоит. Процесс отлажен, есть ответственные, все идет по раз предустановленному порядку.

– Я не к тому, – еще более смутился Фетмен, – мне просто любопытно.

– А, понимаю, – сказал Брандис, размахивая стилатором с наколотым на него жирным фиолетовым омусом и изо всех сил не замечая смущения начальства. – Все отходы дворцового комплекса тут утилизируются. Это приличная статья доходов дворцовой прислуги на всех ступеньках служебной лестницы от самого верха до самого низа. Продается все – от старой мебели, штор и обойного штофа до кухонных отбросов. Кто на чем сидит, тот на том и делает свой маленький… по-бошски это называется гешефт, по-имперски – бизнес.

– Не понял? – удивился Фетмен.

– Чего? – в свою очередь удивился Брандис.

– Почему Гегемон не ввел систему откупов?

– Как это?

– Откупщик – это человек, за определенную сумму, вносимую в казну, получающий право на реализацию…

– Не вздумайте это предложить! – взволновался Брандис. – Вы затронете интересы стольких людей… Вас возненавидит весь дворец. Отравят, как пить дать, отравят.

– Я, собственно, и не собирался, – несколько ошарашено сказал Фетмен. – Вы давайте дальше. Вы рассказывайте.

– Ах, да, конечно. Так вот. Наиболее пикантно устроена именно здешняя, как бы это… не канализация, нет, откуда ей тут взяться, а… м-м… система удаления, так сказать, человеческих экскрементов, а попросту дерьма. Дефекализация, так сказать. Это рано или поздно начинает интересовать всех имперцев, а некоторые еще и умудряются влипнуть в такие переделки… Расскажу-ка я Вам одну историю, пока мы тут ждем своих плонсов. Это на самом деле случилось с одним имперцем из новеньких, клянусь! Пару лет назад. Он до сих пор служит в моем отряде бретеров, так что сведения из первых уст. Значит, так. Присылают мне курсанта. Парень прошел стандартную подготовку, а знаете, как в Старых Мирах учат внедренцев в первобытные миры? Ухохочешься, сплошное рыданье, одним словом. Может, парень и был к чему-нибудь готов, но только не к работе в средневековье… да, в общем-то, ничего он тогда толком не умел, разве что махать палашом и нецензурно выражаться. Единственное, что он усвоил твердо из учебного курса "про средневековую жизнь", так это туалеты типа "сортир" с дощатым полом и дыркой над выгребной ямой. Все бы оно, может, и ничего, не попади он служить в город, да еще в столичный город, да еще и во дворец. Так что к роскошным изыскам тутошних аристократий – ночным горшкам, а также к стульчакам в виде кресел из черного дерева с перламутровой инкрустацией и откидным сиденьем, под которым опять же сидение, но с дыркой над горшком, так вот, ко всему этому он оказался, увы, совсем не подготовлен. По прибытии представился он мне по всей форме, и отпустил я его погулять по дворцу. Оглядеться. Откуда мне было знать, что ему еще в подземке приспичило? А ему у меня спросить показалось неловко. Ну, отловил он первого же попавшегося встречного лакея, и спрашивает со всеми возможными куртуазиями – и мы, мол, не лыком шиты, вполне себе соответствуем, знайте наших! – где тут, любезный мой, э-э… пердонарий? Тот молчит. Гвардеец ему: где тут избавляются от дерьма, спрашиваю? Лакей безмерно удивился такому странному любопытству малинового гвардейца, и вежливо поинтересовался в том смысле, что, мол, Вам-то, ваша милость, это зачем? Имперец, которому невтерпеж, позабывши про всякие куртуазности, отвесил бедолаге хар-рошего пинка: ты не рассуждай, мол, и живо показывай. А уж рожу такую скорчил, что лакей тут же уразумел, что огребет он сейчас от этого отморозка уже не по заднице, но, может быть, по всему организму, даже и по башке. Так что, почесывая пострадавшие филейные части тела, повел лакей моего рекрута в торец флигеля, ткнул пальцем в неприметную дверь и сказал со всем возможным почтением к затрещинам и пинкам, что емкости с дерьмом освобождаются вот тут, да и намылился смыться поскорее от греха.

Смех малиновый Брандис уже еле сдерживал, но нашел в себе силы продолжать.

– Лакей привел моего рекрута к специальному флигелю для сброса дерьма. Их тут четыре. В просторечии они так и называются – дерьмофлиги. А под емкостями с дерьмом он имел в виду всего лишь различного рода горшки, утки и прочие подобные сосуды – дерьмосборники. Но мой-то новоиспеченный гвардеец решил, что над ним издеваются и, может быть, даже оскорбляют. Представьте себе, ваша милость, как юноша рассвирепел! Не бойся он потерять из виду желанную дверь, бедняга лакей одной затрещиной не отделался бы. Да и невтерпеж стало уже до последней невозможности, как он потом рассказывал – еще немного, и наделал бы себе прямо в кюлоты.

Влетает мой гвардеец в дверь, совершенно взбешенный, как Вы понимаете, и видит относительно небольшое помещение, по стенам стеллажи с какими – то сосудами, в углу бочка с водой, а посередине рума прямо в полу – и в самом деле, как на курсах инструктировали насчет сортиров – приличных размеров дырка.

Подскочил он к той дыре, содрал с себя кюлоты и принялся устраиваться над нею, ругаясь со всеми возможными изощрениями над тупостью аборигенов – хоть бы ручки какие-нибудь приделали держаться, не говоря уж о сидениях.

Ну, делает он свое дело и вдруг слышит откуда-то сверху жизнерадостный женский вопль: "поберегись"! Он аж дернулся от неожиданности – это что еще за?.. подымает кверху рыло, в потолке такая же дыра, а из той дыры прямо ему на голову валится куча дерьма. Откуда бедняге было знать, что здесь принято дерьмо из себя вытряхивать именно что в горшки, а слуги относят эти горшки в дерьмофлигели, где и вываливают в дырки. Флигели эти устроены, надо сказать, очень остроумно. Система, ничего не скажешь, достаточно продуманная. Каждый этаж дворца имеет четыре дерьморума по числу дерьмофлигов, причем дырки в дерьморумах разных этажей расположены точно одна над другой. Поскольку возведены дерьмофлиги над выгребными ямами, все дерьмо в итоге скапливается внизу в этих самых ямах. По ночам приезжают золотари, вычерпывают все скопившееся дерьмо и увозят. Платят за него, между прочим, сельские хозяйчики весьма даже прилично. Дворцовое дерьмо считается самым высококачественным и очень ценится.

– Какой ужас, – от хохота Фетмен сложился бы пополам, если бы телосложение позволяло. – Кошмар! Ну, и как же ваш гвардеец?..

– Слава богу, дерьма было немного, – еле выговорил сквозь хохот малиновый капитан. – Так что отделался рекрут мытьем рыла и волос в угловой бочке, да еще жабо с себя снял и выкинул вгорячах – здешние лемуры называют его "жабьим воротником", им, идиотам, слово жабо не понятно. Потому только и узнали мы об этой истории, что пришлось бедняге отчитываться, куда дел кружева? Это, пожалуй, самая дорогостоящая деталь парадной гвардейской формы. Кроме нас, малиновых, жабо никакие войска не носят, только аристократы и пакаторы из богатых.

– А на кой черт там вообще эта бочка?

– Ну, как же? Вода нужна для удобства опорожнения горшков и их последующего мытья. А вопить "поберегись" предписано высочайшим повелением еще чуть ли не лет сто назад, а может, и больше. Причем специальным указом. А то, всякое бывало, и не только случайно. На верхних этажах развлекались. Затаятся и ждут, пока внизу кто-нибудь у дыры не появится. Так насобачились, что могли с четвертого этажа человека на первом обгадить с головы до ног.

– И большой штраф?

– Какой штраф, бог с Вами? Просто, как отловят озорника, тут же и сажают его в выгребную яму по шею в дерьмо на часок – другой.

– Помогает?

– Дважды никто не попадался.

Брандис лихо опрокинул в рот бокал коллекционного и отправил следом очередного омуса.

– Но от этих выгребных ям, как я понимаю, исходит некоторое… амбре?

– Запашок? Вы удивитесь, но практически нет. Не знать, так и не догадаешься, что стоишь рядом с дерьмофлигом. А если бы и исходило? Первый этаж, он тут называется "эрдешос", все равно служебный.

– А снаружи, во дворе? Если мимо флигелей идешь?

– Ну, там, оно конечно, – Брандис с несколько виноватым видом покивал головой. – К концу дня запашок внизу стоит, что да, то да, но и то не слишком. Так, как бы намек. В кордегардии душок бывает и погуще. К тому же, все дерьмофлиги выходят на задние дворы, кой черт туда занесет благолепную особу? Для прогулок есть парк. Да и асциденумы у флигелей высажены, цветут круглый год для вящего, как бы, заглушения одного амбре другим.

К столику торжественно приближалась процессия, несущая блюда с плонсами по чински.

Но Брандис, глядел не на процессию, а глядел он на расположенный на другом конце рума столик, за который как раз усаживались две пары. Брандис торопливо проглотил последнего омуса и с озабоченностью спросил: Вы видите вон тех, у стенки? Как Вам ляльки? По-моему, вполне… Что?.. эти шпендики, которые рядом с ляльками?.. не обращайте внимания, они уйдут. Что Вы мнетесь? Мы не в Старых Мирах. Здесь это в порядке вещей. В конце концов, вернем мы им подружек. Вернем. В целости и сохранности, разве что чуточку потяжелевшими.

Брандис весело расхохотался, встал и неторопливо пошагал к "шпендикам", чтобы через весьма непродолжительное время вернуться к своему столу в сопровождении обеих девиц, не то до полусмерти перепуганных, не то обрадованных до полной потери соображения.

Что касается "шпендиков", то они, и в самом деле, ушли.