Игры Богов, или Порхание бабочки. Мир, ты весь как на ладони

© Надежда Карпова, 2023

ISBN 978-5-0059-7820-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Мир, ты весь как на ладони.

Горра, перебегая из одних покоев в другие во дворце Небожителей, пряталась в драпировках роскошных полотен, прикрывавших окна. Обдуваемые воздушными потоками, они колыхались, и расшитые золотым шитьем драконы и птицы оживали, добавляя ей радости. Поглядывая из-за складок за неспешным шествием своей наставницы, одетой в бледно-изумрудный наряд придворной дамы, она корчила рожицы, научившись у двуногих особей с планеты Земля, за которыми втихаря наблюдала. Из всех учений и наставлений высшего разума, это было единственное развлечение, которое по-настоящему ей нравилось, но не нравилось, что жизнь на планете Земля была скоротечна. Если у небожителей проходил час, на земле проживались десятилетия. Горра сморщила носик, встретившись взглядом с дуэньей-наставницей и, перебежав к следующей драпировке, шмыгнула в неприкрытую дверь покоев своей матери: хранительницы «Колеса Фортуны», и замерла. Бог Унос, старец с длиной бородой и длиннющими, до пояса, бровями, восседая на шелковых подушках, внимательно следил за игрой в падук, где каждое передвижение фишек надо было продумывать на много ходов вперед. Всегда умиротворенный и внимательный к Горре, он только мельком бросил на нее взгляд и обратно уставился на руку богини, которая умудрилась умыкнуть несколько фишек, и он зорко наблюдал за ней, пытаясь уличить красавицу. Утонченные пальцы молодой женщины неспешно перемещались по отполированной игровой доске, заставляя мудреца нервничать. Казалось, что Богиня Флора поглощена своим занятием и не замечает вошедшей дочери, но ее зоркое око видело все вокруг. На ее лице заиграла мягкая улыбка приветствия, и даже не верилось, что эта милая и нежная особа является главной Богиней высшего плана небожителей, и в красивых ее руках находится вся энергия планеты Земля. Не сводя взгляда с матери и старца, Горра бочком, стараясь не стучать по полу каблучками расшитых туфелек, юркнула за высокое царственное кресло матери и примостилась у большого шара, искрящегося цветным перламутром. Ей нравилось это место, с которого Земля была как на ладони. Ей нравилось рассматривать города, которые при смене суток зажигались разноцветными огнями и напоминали фейерверки у небожителей. Ее взор надолго застревал на дне океанов и морей, где кипела жизнь со своими законами подводного царства. Ее око блуждало по зеленым массивам гор, изучая жизнь и повадки ее обитателей. Нравилось опускаться в жерла вулканов, наблюдать бурление лавы и создание новых земель, но больше всего ей нравилось наблюдать за людьми. Она видела их взлеты и падения, разрушения и созидания, и не могла понять, почему они так однообразно живут. Иногда ей хотелось потрогать пальчиком космические корабли, похожие на больших букашек, которые все чаще кружили вокруг планеты, доставляя беспокойства небожителям. Горра перевела взгляд на матушку и пригнулась, боясь, что та выпроводит ее из покоев, ведь та строго настрого запретила вмешиваться в историю человеческого развития, объяснив, что так она может разрушить целую цивилизацию. Богиня Флора запретила касаться не только инопланетных кораблей, но и энергетических нитей, называемых колесом «Фортуны», которые, опоясав земной шар, занимали чуть ли не половину ее внутренних покоев. Втихаря от матушки, Горра все-таки цепляла эти нити, вмешиваясь в судьбы людей и, создавая причинно-следственные связи, меняла их судьбу, вытаскивая из нищеты или даря любовь. Но многого она не понимала. Не понимала, почему люди своими мыслями, которые отображались на их собственной жизни и жизни потомков, притягивали к себе черных сущностей, жрущих их же энергию и толкавших на поступки разрушения. Ее юный ум взывал к пониманию, и она все чаще обращалась к Богу Уносу – хранителю снов за помощью и разъяснением, который много сотен лет посещал землю, унося души людей в мир грез, и был осведомлен о их жизни лучше, чем кто-либо из божественной гильдии наставников и учителей. Он легко погружался в тайны людей, знал их сокровенные желания и награждал их счастливыми снами в знак благодарности за чистоту помыслов, или навязывал кошмары, чтобы они переосмыслили свою жизнь, не жили среди хаоса черной мути в душе, а впустили в себя божественный поток света. И, разочаровавшись в их внутреннем мире разрушения самих себя, все реже вмешивался в их судьбу, не слышал их стенаний и слез. Но если среди всей черноты ненависти и жажды мщения появлялся луч святого духа, и желание человека проявить сострадание к другому, он не оставлял без внимания это намерение. Вырвав человека из рук смерти за минуту до последнего вздоха, он переносил его душу в мир грез, погрузив тело в продолжительный сон, и позволял душе реализовать свои тайные желания, которые были скрыты в человеке на бессознательном уровне.

Почувствовав присутствие наставника, Горра встрепенулась.

– Дедушка… – ей нравилось называть Бога Уноса так же, как земляне называют своих старших по роду родственных душ: дедушка, бабушка. Слова наполнялись теплом, и они ей нравились. Горра потупила глаза, искоса поглядывая на колесо «Фортуны», но во взгляде не было и капли вины за нарушение установленных небожителями правил, а только любопытство.

– Я ничего не трогала, только смотрела, – быстро отреагировала она на молчаливый взгляд Бога. Вразуми меня, дедушка Унос. Почему матушка Флора не вмешивается в людские судьбы?

– Неразумное дитя, – мягкая ладонь коснулась макушки Горры. Нельзя наполнить сосуд чистой водой, не удалив из нее муть. Посмотри, – осторожно, не касаясь энергетических волн, Унос провел рукой над их поверхностью и за его движением открылось наполненное белым светом пространство, которое быстро рассеялось, приобретя четкий рисунок. – Что ты видишь?

Горра глянула в образовавшееся «окно». Гордая осанка человека, неспешно шедшего по улице, делала его помпезным и неестественным, словно он проглотил палку. Во всем его облике сквозили высокомерие и надменность. На холенном лице застыла маска презрения. Вокруг него, напоминая настороженную свору, шли телохранители.

– Что ты мне расскажешь об этом человеке? Унос посмотрел на малышку чуть насмешливым взглядом.

– Недоверие к людям и боязнь мира, в котором он живет. Об этом говорит его гордыня, – быстро отозвалась Горра, поняв, что проходит урок познания. – В его душе и мыслях ужас и страх, и он прячет их за маской высокомерия, думая, что люди, которые его окружают, – защитят, – добавила она. – Дедушка, – но разве можно убежать от себя? Разве не он сам создал свой мир таким страшным и ужасным?

Мудрец улыбнулся.

– Если человек не осознает своего страха, вины или обиды, он будет притягивать к себе ситуации, чтобы проживать эти чувства вновь и вновь, и создаст кармический узел, который передаст своим потомкам. И уже они будут притягивать к себе такие же обстоятельства, чтобы испытать эти же чувства и строить свою жизнь по уже созданному шаблону своего предка. Этот закон вселенной действует во всем мироздании. Подобное притягивает подобное. Мир внешний всегда является зеркальным отображением внутреннего мира человека. Так наполняется сосуд кармы

Горра слушала потупившись, ей было стыдно, что она только мельком заглянула в свиток и не изучила закона кармы. Сейчас мысли закрутились в голове, выуживая нужную информацию.

«Что там было про „сосуд кармы“, в котором до краев страха, обид, вины и прочего хлама? Он переполняется всей этой черной мутью и тогда бабах: болезни и смерть», и вскрикнула.

– Я поняла! Сосуд, – это душа человека. И когда он осознает свои страхи, свою порочность и исправляет свои недостатки, сосуд кармы опустошается, и тогда поток Святого духа наполняет его, в корне меняя жизнь. Я правильно ответила, наставник? Горра победоносно вздернула подбородок. Но разве не лучше им строить свою жизнь с любовью, тогда и мир вокруг них будет меняться…

Унос стер картинку, ничего не ответив и, проведя ладошкой, открыл новое «окно»

– Что ты видишь и что чувствуешь? – спросил он.

Бросив взгляд на умирающего человека, Горра отшатнулась. В худом, истерзанном болью теле, она едва разгадала женщину. Слезы и стенания той молили об исцелении. Горра была поражена. Ей захотелось обнять женщину, успокоить, создать ей новые причинно-следственные связи, которые привели бы к исцелению и помогли бы сделать ее здоровой и счастливой. Она с надеждой глянула на Бога. На лице старца мелькнуло неодобрение, он тихо произнес.

– Чувство собственной вины и жертвенности, накопление обид и ненависти притянули в ее тело болезнь, – пояснил мудрец. Она культивировала их годами, не понимая их разрушения. Ее негативные мысли собрались огромным комом, чтобы исполнить ее собственное желание – уничтожить себя.

– Дедушка, получается, она сама виновата? – сокрушилась Горра, не совсем понимая, по какому закону живут люди? Почему уничтожают себя? – А войны? Для чего они нужны человечеству? Разве им мало стольких огорчений в жизни, разве не лучше жить в созидании и процветании?

– Видишь ли… – старец подавил вздох. – Страх, который живет в человеке, ненависть, проклятия и прочие негативные эмоции притягивают к себе союзников с такими же чувствами, и чтобы подавить бурлящий в них негатив, сжиравший их изнутри, они стараются выплеснуть его наружу, уничтожая все вокруг, чтобы выжить самим. Когда их становится много, и сила внутреннего и внешнего разрушения растет, создается эгрегор и уже эта энергия руководит людьми, толкая на поступки, которые жили внутри их души и разума, вовлекая все новые и новые жертвы. Так в их мире зарождается «Дух Войны» и завязывается кармический узел смерти, насилия и жестокости. И эти эмоции, записанные на матрице человеческого кода, передадутся потомкам. Старец, не касаясь ее головы, провел по волосам, и Горра почувствовала волну успокоения и умиротворения. – Ты еще слишком мала, чтобы сразу познать мир, в котором живут люди, – мысленно произнес он. – Тебе надо еще вырасти, ну хотя бы до 700 лет.

– А небожители могут им помочь? – не сдавалась малышка. Ей хотелось все знать здесь и сейчас. Ее чистая душа трепетала, и хотелось уже сейчас спасти землян, а не ждать долгих 700 лет.

– Мы помогаем всегда, – неспешно отозвался старец, не сводя взгляда с колеса Фортуны – Когда люди жаждут воды, мы наполняем источники, но они загрязняют их, заваливая мусором, и ищут золотой кубок, чтобы утолить жажду. Мы озеленяем планету, чтобы земляне дышали, но они рубят деревья, оголяя свой мир. – Человечество должно само понимать, что только любовью, осознанием своих поступков, прощением можно изменить не только самих себя, но и сам мир. Ты когда-нибудь задумывалась, что планета Земля, – это живая энергия созидания. Она также чувствует, как и люди, только они из-за своего невежества не видят этого. Создавая эгрегоры страха, жестокости, люди притягивают в свой мир темных сущностей, живущих на низших вибрациях космического пространства, и эти сущности входят в их душу, поглощая их энергию, и когда их сила растет, земля, впитывая эти эмоции, начинает бунтовать. Ей также хочется жить в любви и созидании, и она начинает взрываться от негодования, низвергать потоки воды и лавы, трясясь от гнева. Ты теперь понимаешь, как связаны энергии земли и энергии людей?

– Да. Горра открыто взглянула в глаза Наставника. – Скажи, дедушка, для чего ты тогда погружаешь людей в продолжительный сон, называемый кома, раз люди сами виновны в том, как живут.

– Душа, это живая энергия. И, если в ней эмоция не только собственного страха и спасения своей жизни, но и страх за другое существо, которому она хочет помочь, я слышу этот призыв и дарую человеку жизнь, но, – поднял он вверх палец, – только в мире грез, чтобы душа осознала свои ошибки, научилась любить себя и ближнего. Кома может быть кратковременной, а может быть продолжительной, – миролюбиво наставлял он, – это зависит от самого человека и его желания жить. В мире грез души людей сами создают свой мир и, если это путь любви и созидания, я возвращаю ее к жизни, но, если душа застревает в злости и ненависти, темные энергии поглощают ее навсегда.

– А земляне знают, что души людей, находящиеся в коме, живы?

– Мне нравится твоя любознательность, – старец улыбнулся одними глазами и, проведя ладонью, открыл новое «окно». – Смотри, человечество из века в век поклоняется символу бабочки. Они рисуют ее на картинах, вышивают на тканях, украшают дома. Бабочка для них, как вестник зарождения новой жизни и воскрешения души. Так я смог передать землянам знания о том, что люди в мире грез живы.

Оставшись одна, Горра задумчиво смотрела на переливы энергий. Видела, как светлые нити блекнут и вновь возрождаются. Она поняла, почему не может пробиться к разуму людей. Занятые своими чувствами и мыслями люди закрывали свой разум и не слышали ее. Понимала, почему хаос в их душе рождает демонов. Ее огорчало, что люди мало верят в высшие божества, но обожествляют бумагу, металл и минералы. Она готова была обнять их всех, подарить тепло и любовь, и понимала, что люди были глухи к ее любви и теплоте объятий; им нужны были другие ценности: деньги и власть для выживания. Закрытый разум не пропускал ее Божественного света. В какой-то миг ей больше не захотелось стучаться в замусоренные мозги человечества, которые из века в век шли единым путем проторенной колеи невежества, Жили, веками созданного шаблона болезней, невзгод и нищеты, перенося их из рода в род своими мыслями и поступками и, моля о лучшей жизни, не хотели менять эту жизнь. Вглядываясь в радужные переливы, Горра зацепила пальчиками энергию людских судеб, и, выбрав единый год, месяц и час, вдохнула новую жизнь в эмбрионы, связав их воедино незримым узлом.

«Да воздастся вам по вере вашей» – тихо прошептала она и кинулась в объятия Богини Флоры, которая уже давно стояла рядом, не вмешиваясь в чувства дочери. Впитывая любовь матери, Горра ощущала, как с нее спадает вся чернота, которую она успела принять от землян и вдруг четко осознала: любовь безграничная, любовь безусловная спасет планету, и она будет стараться быстро вырасти и передать эти божественные знания людям.

Глава 2

Корея 1986 год. 6 июня

Ли Син Гё с тоской смотрела на взбесившееся море, на маяк, который с трудом пробивал струи воды, низвергающиеся с неба. Она прислушивалась к ветру за окном, к вою сирены, оповещающему заблудившиеся в море суда, и понимала, что все сроки давно прошли, и тем, кому суждено было вернуться с этого опасного плавания, – вернулись. Вот уже неделю не стихал шторм и шквалистый ветер гнул деревья к земле, заставляя весь рыбацкий поселок замереть и с тревогой пережидать вынужденное безделье. Ли Син Гё машинально погладила выпирающий живот и села на пол, облокотившись спиной о стену. Так было легче переносить тупую боль, которая накатывала волной и не давала покоя. До родов было еще далеко, и все ее мысли были поглощены мужем, ушедшим в море еще до шторма. Предчувствие беды нет-нет да и сдавливало грудь, но она гнала эти мысли прочь, уговаривая сыночка, находящегося в утробе, потерпеть, не брыкаться и ждать папу, который обязательно вернется. Син Гё подняла глаза на стену, где висела фотография, вырезанная из журнала за 1984 год. С глянцевой обложки смотрело худое, обросшее щетиной, но улыбающееся лицо мужа. В тот счастливый год Ли Чан Джи вернулся домой с затянувшегося на долгие месяцы рейда. Наконец-то закончились томительные, выматывающие душу часы ожидания, когда казалось, что мир рухнул, а поселок погрузился в траур, оплакивая погибших в цунами рыбаков. Ли Син Гё передернула плечами, стараясь отогнать страшные воспоминания.

«О, Великий Будда! – мысленно взмолилась она. – Сделай так, чтобы и сейчас муж вернулся домой живой и невредимый. Сложив ладони лодочкой, женщина потерла ими, прося божественной помощи. – Сделай так, чтобы мужа не задержали пограничники, и чтобы лодка, на которой он уплыл, переждала где-нибудь этот ураган. Чертов ублюдок! – тут же выругалась она, забыв о Будде. – Какого черта связался с контрабандистами! Ведь просила не делать этого, почему не послушал! – Она захныкала сухими, давно выплаканными глазами и закряхтела, пытаясь сменить позу, но боль опередила, заставив громко охнуть и замереть. Молодая женщина глубоко задышала, как учили делать врачи еще при первой беременности и скосила глаза на постель, где спала старшая дочь шестилетняя Джи Сон. А вдруг начинаются роды, – запоздалая мысль словно обухом ударила по голове. – Нет, нет, – быстро отогнала она тревожную мысль. – Акушерка говорила, что мне еще ходить две недели или чуть больше, что ребенок лежит поперек и никак себя не проявляет. «Надо ждать», – уверяла та. – Все будет хорошо.

Господи! Как же все не вовремя и все так плохо, – запоздало выразила свое недовольство Син Гё. – Надо было, наверное, лечь в клинику, и недовольно мотнула головой, чувствуя, как внутри назревает бунт. Она не могла себе позволить такой роскоши, как прохлаждаться в больнице. Неоплаченные счета так и лежали в ящике стола, дожидаясь своей участи, а тут еще и муж пропал, и ей ничего не оставалось делать, как только ждать. Ли Син Гё тихонько выругалась. Всю жизнь ей приходилось чего-то ждать: то, когда Ли Чан Джи попросит ее руки и они, наконец-то, обручатся; то, когда купят маленький домик, то, когда муж вернется с промысла живой и невредимый. И все время надо было ждать и ждать… Вот зараза! – погрозила она кулаком улыбающемуся на фотографии лицу. -Теперь переживай за него. Захотелось еще добавить несколько бранных слов, но в животе вдруг заурчало и толкнуло в бок. Син Ге охнула, увидев, как в этом месте вспух маленький бугорок.

– Тише, тише, малыш, ты не должен торопиться, – зашептала она, оглаживая огромный живот. – Видишь, какая плохая погода, и папа твой в море, и, прижав руки к животу, застонала, чувствуя, как вновь нарастает боль. Прикрыв глаза, она глубоко задышала, стараясь унять спазм. Сидеть на полу стало неудобно и, подоткнув одеяло под бок спящего ребенка, с трудом поднялась, поддерживая рукой живот. Ей все время казалось, что в кухонное окно кто-то настойчиво стучит. Согнувшись в три погибели, женщина с трудом прошлепала к окну. Форточка была закрыта, и только ветер нещадно давил на стекла, и они трещали от его натиска. Дождь не прекратился, лишь немного стих, образуя грязные потоки, которые стремительно уносились к нагромождению береговых скал и срывались в море. Ли Син Гё плотнее задернула штору, ощущая неприятный холодок в области спины и подумала:

«За неделю проливных дождей дороги на всем побережье наверняка размыло, и неотложная помощь навряд-ли доберется случись что, и замотала головой, отбрасывая тревожные мысли, осознавая, что именно они только и лезут в голову, сколько их не отгоняй»

Отхлебнув холодного чая, Син Гё вернулась обратно в комнату. Дочь безмятежно спала, подсунув ладошку под щеку. С трудом она прилегла рядом совершенно разбитая бессонной ночью и страхом за мужа. Она даже не заметила, как ее голова, еще не успев коснуться валика подушки, провалилась в небытие.

«Привиделся океан. Валы воды набрасывались на необычную старинную дверь, которая одиноко стояла на гребне волны, содрогаясь от натиска непогоды. Она стонала, как живая, но не открывалась. Ли Син Гё с силой забарабанила в дверь, зная, ее надо открыть, открыть во что бы то ни стало. Надавливая на дверь руками, она чувствовала, как от натуги напрягаются мышцы, и когда неожиданно из-за двери протянулась рука и вцепилась ей в живот, дико закричала от нестерпимой боли.

Собственный крик разбудил женщину. Она резко открыла глаза, не соображая, где находится, и куда исчезло море.

– Мама, мама, проснись! – Маленькая Джи Сон тормошила тяжелое тело матери. – Мамочка, не кричи, мне страшно, – девчушка заплакала навзрыд.

Ли Син Гё окончательно пришла в себя, чувствуя, что лежит вся мокрая и что-то теплое течет по ногам, образовывая под ней лужу.

«Наверное, воды отошли», – почему-то безразлично подумала она, оглаживая живот. Схватка толчком снова ударила в пах и позвоночник; и женщина не выдержала, закричала от раздирающей все внутренности боли.

– Джи Сон, – простонала Син Ге, когда спазм немного отступил. – Позови соседку, пусть вызовет неотложку.

Но дочь завороженно смотрела на постель, где по простыне растекалось кровавое пятно.

– Мама, что это?! Это кровь? Кровь, да? Мне страшно. Мамочка, мне страшно!

– Не смотри туда. Син Ге старалась рукой отвлечь внимание дочери от кровавого пятна. – Посмотри на меня! На меня посмотри! – настойчиво потребовала она, чуть повысив голос – Ничего не бойся. Приведи соседку. Поторопись, доченька. Только ты не бойся! Это так надо! Это не страшно. Мне не больно.

Син Гё чувствовала, как вместе с кровавыми струйками уходят силы. Она старалась как можно быстрее отослать дочь, боясь, что может опять закричать, и это напугает ребенка. Малышка шмыгнула к двери, и в это время снова началась гроза. Гром с такой силой ударил в сопку, что дом затрясся, и Гё, стараясь сдержать приступ схваток, издала страшный рык раненого зверя, чем еще больше напугала девочку. Новый раскат грома сотряс землю, но женщина уже этого не слышала.

«В длинном белом одеянии она опять стояла перед дверью, которая прогибалась под давящей на нее силы и никак не хотела распахнуться. Ли Син Гё вдруг оказалась на гребне волны, и страшные зубастые рыбины, крутясь под ногами, пытались схватить ее за ступни. От страха она машинально поджала ноги и неожиданно провалилась в бурлящий водоворот, который больно хлестал ее по лицу и говорил хриплым голосом:

– очнись, Ли Син Гё, иначе не родишь, ребенок лежит поперек, мне нужна твоя помощь»

«Ребенок, мой ребенок!» – запаниковала Син Гё и распахнула глаза, не понимая, где она, и почему так темно. Только неяркий свет от коптящего уличного фонаря был где-то далеко в ногах, и неясный серый силуэт то появлялся, то исчезал. И как только силуэт приблизился и впился руками в ее промежность, страшная боль окутала с ног до головы. Казалось, жесткие, как клешни, пальцы выворачивали все внутренности, крутя и разрывая тело на части, а незнакомый голос настойчиво лез в уши:

– Ты слышишь меня, Ли Син Гё? На засыпай! Помоги мне. Поднатужься. Давай, давай! Еще немного. Головка уже показалась!

Молодая женщина вновь закричала от нестерпимой боли. На мгновение привиделась дверь, которая с человеческим ревом разлетелась вдребезги, и Ли Син Гё провалилась в пустоту.

Было так же темно, когда роженица открыла глаза, прислушиваясь к себе. Все тело, отзываясь на каждое ее движение, ныло, словно побывало в мясорубке, но нестерпимой боли больше не было.

– Джи Сон, ты где? Джи Сон! – еле слышно позвала она, пытаясь разглядеть в полумраке лицо дочери.

– Мам, я здесь. Мамочка, не плачь! Теперь все хорошо! – девочка схватила ее за руку и прижала к влажным щекам. – Мамочка, мамочка…

– Темно… Почему так темно?

– Ты только не бойся. Джи Сон ближе пододвинула фонарь с горящим фитилем и, округлив глаза, быстро затарахтела. – Мам, знаешь, гром ка-а-к бабахнул! А молнии сверкали и падали прямо в море! Было так страшно, так страшно! И сразу отключилось электричество и во всем поселке погас свет. Мам, – девчушка уткнулась матери в шею и, шмыгнув носом, зашептала. – У меня маленький братик! Вот такой, – расставила она ладошки. – Госпожа Пак…

– Госпожа Пак? – перебила дочь Син Гё. – А кто это? – она напрягла память, пытаясь вспомнить незнакомое имя, но быстро устав, поняла, что сейчас это совершенно неважно.

– Я не знаю… – повела девчушка плечами. – Но все равно спасибо ей, – тихо проговорила она. – Я когда побежала к соседке, она мне не открыла двери. Я стучала и плакала, потому что было страшно, и молнии, и так бабахало! Я побежала домой, а госпожа Пак уже пришла. Она сама пришла, когда услышала твои крики.

Дочь говорила бессвязно, но Ли Син Гё выхватывала самое главное, все закончилось хорошо, и у нее родился сын.

– Мои крики!? – наконец дошли до нее слова Джи Сон.

– Ну да, она так сказала. Только знаешь…, – малышка прильнула к уху матери, – она такая, такая…

– Очнулась? – прервал их скрипучий старческий голос. – Поздравляю тебя, Ли Син Гё, у тебя сын! Старуха положила голенькое тельце младенца роженице на живот. – Пусть полежит, почувствует тепло и запах матери, чтобы запомнил на всю жизнь. Она гортанно хохотнула. – Смуглый он, в отца, наверное. Видимо, будет счастливый, раз в такую ужасную ночь родился, да еще в рубашке. А ты молодец, такого карапуза выносила. Старуха забрала малыша, что-то бормоча себе под нос. – Надо же ровно в шесть утра родила, – проговорила она своим скрипучим голосом, но спустя несколько минут чертыхнулась, сплевывая через плечо.

– Что случилось? Син Гё со страхом уставилась на темный силуэт, осознавая, что никак не может разглядеть лица незнакомки, хоть и видела все предметы в комнате, и маленькую Джи Сон очень отчетливо. Она недоумевала, как старуха могла узнать время, если настенные часы были на батарейках и давно уже стояли, а у старушки часов не наблюдалось.

– Меченый он у тебя, – отозвалась та, не оборачиваясь. Словно чувствовала, что ее разглядывают.

– Меченый?! Это как… меченый? – дошли, наконец, до роженицы слова старухи.

Та не торопилась ответить, а, сложив ладони лодочкой, что-то тихо говорила, легко, и казалось, без усилий, преклоняя колени и делая глубокие поклоны. Поднявшись, она негромко зашептала над тельцем ребенка и, завернув его в пеленки, отдала матери.

– Мне пора идти, – сухо проговорила она, накидывая на плечи странного вида плащ с огромным капюшоном, отчего и так, едва различимые черты лица незнакомки, сразу исчезли в глубокой его тени. – Сохрани сына от людских глаз, чтобы от собственного страха они не навредили ему. Судьба твоего малыша закрыта от моего взора, но тебе надо знать: переломный момент в его жизни к тридцати годам, дальше темнота. Переживет это время, – будет жить долго. Женщина, предназначенная судьбой, спасет его, но ежели пройдет мимо нее, – погибнет.

– О чем вы говорите, бабушка! Что значит «меченый»? Какая темнота? Какой момент?! Почему умрет?! Син Гё постаралась встать, но боль толкнула ее обратно.

– Темнота – значит темнота. Старуха открыла дверь. – А меченый… сама увидишь. И, не прощаясь, вышла.

***

Никогда не думала Ли Син Гё, что родимое пятно на предплечье ребенка может принести столько несчастья всей семье. Даже муж, вернувшийся живой и невредимый, не смог сгладить тревоги. Она, как только могла оберегала сына от людского взора, но дурная слава все равно быстро облетела поселок. Злые языки шептались на каждом углу:

«В семье Ли родился ребенок с дьявольской отметиной. Он «Гоблин», – шептались соседи на каждом шагу.

Прозвище просто приклеилось к мальчику. Соседи, чтобы не навлечь на себя неприятности, сторонились всей семьи. В друзья никто не набивался, при этом не забывали плюнуть вслед. Но больше всех доставалось маленькому Ли Джин Хо. Стоило ему появиться на улице, как тут же подростки начинала травить его обидными словами, затевая драки, а взрослые, проходя мимо, никогда не становились на его защиту. В маленьком сердце Джин Хо накапливались злоба и обида. Не раз в синяках и ссадинах, напуганный и душевно истерзанный, он прибегал домой и прятался в старом платяном шкафу, и только там, в темноте, отгородившись от всего мира, давал волю слезам. Мать редко жалела сынишку, и только Джи Сон проявляла сестринскую заботу и любовь, не боясь зуботычин озлобленной на весь мир матери. Много лет семья боролась за право быть счастливыми, но все было напрасно, им пришлось уехать из поселка, в надежде начать все сначала. Но и это не помогло; дурная слава хвостом потянулась за переселенцами, и через несколько месяцев прозвище «Гоблин» вновь поселилось на злых языках местных сплетниц.

Злой рок не пытался смягчить жизнь семьи Ли. Беды не закончились гонениями, и глава семьи все чаще уходил в море один, надеясь на хороший улов. И все чаще задерживался в прибрежной забегаловке, жалуясь на судьбу.

Джин Хо было уже одиннадцать, но он так и не обзавелся друзьями. Стычки с подросшими противниками стали ожесточеннее и до крови, и он все чаще получал тумаки не только от пацанов, но и от матери за то, что родился с отметкой дьявола. Однажды она в сердцах выкрикнула:

«Лучше бы ты сам не родился, чем из-за тебя погиб отец!» В том, что случилось в море, не было вины Джин Хо, но слова матери навсегда ранили душу мальчишки, заполняя ее черной мутью.

В тот роковой день ничто не предвещало беды. Джин Хо был счастлив, что отец взял его в море. Улов был так хорош, что огромные рыбины валом лежали на днище лодки, и отец уже подсчитывал барыши. Стоя у руля, он не сразу увидел, как огромная волна стала стеной и ударила в борт. Мальчишка только успел громко закричать, когда неустойчивое от перегруза суденышко накренилось, и рыба, скатившись на один бок, перевернула его, ломая мачту. Джин Хо не мог вспомнить, как ему удалось зацепиться за обломок древесины. Он дрейфовал в море, пока его, еле живого, не подобрали рыбаки. Отца он больше не видел и всегда винил себя в его смерти.