Между нами

«Нет более жестокой тирании, чем та,

что прикрывается законами и светом правосудия»

Ш. Монтескьё, «О духе законов»

Michel Platini  avec Jérôme Jessel

ENTRE NOUS

Published by arrangement with Lester Literary Agency & Associates.

Печатается с разрешения Editions de l’Observatoire / Humensis.

Перевод с французского Меркуловой Анны Петровны.

Фотоматериалы предоставлены ФГУП МИА «Россия сегодня» и Shutterstock/FOTODOM

© Entre nous, Editions de l’Observatoire / Humensis, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Пролог

Однажды мой друг Пьер Лескюр, которому я рассказал о своей любви к литературе, выдал чудесную фразу: «Но, Мишель! Зачем тебе читать? Твоя жизнь и есть роман». Пьер был прав. Моя жизнь и правда была похожа на роман, в котором я перепробовал себя во всех ролях. Футболист, главный тренер национальной сборной, руководитель оргкомитета Чемпионата мира, президент УЕФА. Необыкновенное путешествие. Беспрецедентный успех для простого футболиста. Красивая траектория жизненного пути в обнимку с мячом. Это моя история, которой я дорожу, которую лелею, каждое утро смотря на величественный Монблан.

Конечно, на этом долгом пути было много счастливых моментов. Моментов ликования. Матчей, вошедших в историю.

Трофеев. Неожиданных побед. Но были и травмы. Физические и моральные. Когда мне было 17 лет, врач из ФК по фамилии Мец сказал, что я непригоден для профессионального футбола. С 1972 по 1979 год я, все еще молодой, талантливый и многообещающий игрок, восемь раз попадал на операционный стол. Одни специалисты считали, что с таким количеством травм моя карьера вряд ли будет успешной. Другие, еще менее оптимистично настроенные, пророчили мне выход на пенсию в 25.

Намного позже, в 2015 году, когда у меня были проблемы с ФИФА, мои враги радовались моему падению, они надеялись, что оно будет «окончательным».

Короче говоря, вся моя жизнь уместилась бы в одну емкую остроумную переделку японской пословицы за авторством журналиста и писателя Филиппа Ламбо: «Семь раз упади, восемь раз встань».

Хотя падений у меня, кажется, было намного больше, чем взлетов. Еще с юных лет мне часто завидовали. Может быть, потому что я делал вид, что мне все легко дается? Признаюсь, я в самом деле старался производить такое впечатление. Мне нравится идти по жизни, как летит мяч, который я ударил с мертвой точки со штрафного: легко и радостно. Те, кто видел мою игру, знают меня исключительно как игрока под номером 10, с искрящимися глазами, буквально парящего над футбольным полем и хулигански присвистывающего.

Они не видят за этой маской легкости титанического труда, который я вкладывал в изнуряющие регулярные тренировки. Но я никогда не любил жаловаться на эти усилия и даже жертвы ― это утомляет людей. Для меня футбол всегда был праздником. В моих глазах футбол всегда был вечеринкой. Удовольствием, которым хотелось поделиться.

Позже, когда я стал работать тренером национальной сборной, а затем и управленцем, я продолжал придерживаться этой философии. Как говорила королева Виктория: «Никогда не оправдывайся, никогда не жалуйся». Это один из способов избежать постоянных оправданий за свой выбор и свои действия.

С 17 лет я окружен повышенным вниманием СМИ. Все мои игровые решения пережеваны до мельчайших деталей, а случаи неудачных выступлений расследовались как дела государственной важности. В 1982 году, во время Чемпионата мира в Испании, заголовок одной из спортивных статей ставил вопрос ребром: «Может быть, сборная Франции играет лучше без Платини?» К тому же я был капитаном сборной, поэтому любое мое появление в СМИ могло спровоцировать целое землетрясение; как, например, когда в 2014 году в Бразилии я посоветовал болельщикам, может быть, в не совсем корректной форме, «наслаждаться» праздником Чемпионата мира, несмотря на социальный кризис, который бушевал в стране.

Но, выбрав политическую карьеру в футболе, я был вынужден «сглаживать углы», вместо того чтобы дразнить собеседников, как я привык делать. Я всегда любил подшучивать. Это заложено в моей ДНК. Футболисты привыкли к такому формату общения. Но, когда тебе приходится «выходить в свет», общаться с представителями власти, в том числе иностранными, ты просто вынужден изменить манеру общения. Ведь любое выступление на публике подобно хождению по минному полю. Сам того не желая, ты можешь причинить вред многим людям.

В конце концов, ребенок, который стоптал множество ботинок, гуляя по улице Антуана Сент-Экзюпери в городе Жёф, все еще живет внутри меня. Я остаюсь и навсегда останусь человеком спонтанным, прямолинейным и бескомпромиссным. У меня никогда не было таланта оратора, как у Франсуа Миттерана или Бернара Тапи. Дриблинг словами ― не мой конек, хотя верю, что я добился определенного успеха в этом. Иногда, пусть и неуклюже, я могу выступить с заявлением или вступить в полемику, пусть она и бесполезна. Последний раз это было в мае 2018 года, когда мой друг Жак Вандру пригласил меня на передачу «Синий стадион» на Radio France. В разговоре я использовал выражение «небольшая махинация» (petite magouille), чтобы описать ситуацию, когда в 1998 году Франция и Бразилия, воспользовавшись пребыванием в топе рейтинга национальных сборных, сделали все, чтобы до финала не встретиться на поле. Обычная практика, которая существует с незапамятных времен внутри организационного комитета Чемпионата мира. Такая же стратегия применяется и в теннисе. Двое лучших игроков ставятся в разные части таблицы, чтобы встретиться они могли только в финале, заслужив это, конечно, спортивными достижениями. Но это лишь малая часть из того, что я еще тогда наговорил. И правда, «махинация» ― не самое удачное слово в этом контексте, нужно было быть более политкорректным и использовать слово «хитрость», но вот уж так случилось! Мой афоризм «небольшая махинация» быстро подхватили. Такое очень любят СМИ, они вцепились в мою языковую оплошность мертвой хваткой.

Это, впрочем, и стало одной из причин, по которой я решил написать книгу. Я захотел поведать читателю свою историю от первого лица. Буря прошла, и я больше не кричу один посреди пустыни.

В 1987 году, в конце моей игровой карьеры, я написал автобиографию «Жизнь как матч»^[1]. Я начал ее с такой вот фразы: «Я умер в 32 года, 17 мая 1987». В тот печальный, да еще и дождливый день я ушел «со сцены», спустя 15 лет карьеры профессионального футболиста. Тогда я со слезами на глазах бродил по длинным коридорам олимпийского стадиона в Турине так, будто шел по длинному темному тоннелю, конца и края которого не было видно. Но, к моему великому удивлению, очень скоро я буквально вышел «на свет».

Уже в следующем году меня назначили тренером национальной сборной, где я проработал четыре прекрасных года, а после занял важную должность на мировой футбольной арене. Именно об этом периоде я и расскажу вам. За эти 15 лет произошло столько же важных событий, которыми я вправе гордиться, сколько и за четверть века моей игровой карьеры. Мне хочется рассказать вам об этом все, до мельчайших подробностей. Поделиться моими радостями и моими печалями, маленькими и большими секретами. Хочется рассказать о том, что происходило за кулисами Чемпионата мира 1998 года, в частности, о моих непростых отношениях с Зеппом Блаттером. Также о реформах, которые я воплотил в жизнь для достижения «красивой игры». Я также поделюсь своим взглядом на футбол сегодняшний. Королевский спорт, который оказался на перепутье.

Без лишних чувств, злости или горести, я буду вспоминать только факты о том времени, когда против меня была запущена целая кампания, и все ради того, чтобы сместить меня с поста президента ФИФА. Поста главы мирового футбола, который был мне обещан, пока комиссия по этике ФИФА не приняла решение меня отстранить «от всех видов деятельности, связанных с футболом, как на уровне страны, так и на международном уровне».

Это оскорбило меня до глубины души, меня, футболиста, который за 15 лет на футбольном поле ни разу не получил красную карточку. Я также хотел бы правдиво обрисовать изнанку мира, в котором все решают только власть и деньги. Мир, в котором нет никаких запретов, где, в отличие от футбольного поля, допустимы любые «удары», даже подкуп одного из моих близких с целью получения информации, которая могла бы испортить мне репутацию. Прошло уже четыре года с того момента, как меня отстранили, четыре года молчаливых размышлений. Пришло время поговорить об этом открыто. Просто. Между нами.

Глава 1
Под властью любви к игре

Дышать. Наслаждаться моментом. Смаковать его. Сейчас я в том же настроении, что и тогда, когда поднимался на пьедестал, чтобы забрать Кубок. Тогда у меня была только одна навязчивая идея: сделать так, чтобы это мгновение длилось вечность. 29 января 2007 года ― рассвет всех надежд на вторую жизнь. Тремя днями ранее в Дюссельдорфе, в 51 год, меня избрали президентом УЕФА (Союз европейских футбольных ассоциаций), после ухода непоколебимого Леннарта Юханссона^[2], которого нам сейчас так не хватает. Шведский «монстр» был на посту с 1990 года.

По дороге в Швейцарию, где расположена роскошная штаб-квартира УЕФА, восхитительно вписавшаяся в пейзаж на берегу Женевского озера в Ньоне, я стараюсь запомнить каждую секунду и растягиваю каждый момент. Если это не счастье, то до смешного похоже на него. Я ехал очень медленно и наслаждался этим путешествием, как маленький ребенок, целую вечность разворачивающий новогодние подарки.

Да, в тот день я тянул время, зная, что никто не даст мне желтую карточку за такое поведение. Стрелка спидометра на трассе не превышает 90 километров в час. Смотрю в стекло и невольно прокручиваю все радостные фрагменты моей счастливой жизни. Мои первые мячи на рю Сент-Экзюпери в Жёфе. Зеленый «Пежо 404» моего отца. Воскресенья, проведенные на лугу. Фирменную майку «Фруктовый» от ASNL. «Зеленые» майки футболистов из Сент-Этьена^[3]. Ночь в Севилье. Евро-84. Старушку^[4]. Гвадалахара. Четыре года, что я проработал тренером. Чемпионат мира 1998. Мои первые шаги в ФИФА вместе с Зеппом Блаттером…

Моя жизнь мне самому казалась невероятной.

В моей памяти запечатлелись все великие люди, повлиявшие на мою жизнь: мой папа Альдо, бывший капитан и 10-й номер футбольного клуба Лотарингии, затем тренер в Нанси. Жак Жорж, тоже из Лотарингии, президент УЕФА с 1983 по 1990 год. Фернан Састр, с которым мы организовывали Чемпионат мира 1998 года. Крупные управленцы Жан-Люк Лагардер и Джованни Аньелли. Все наставники, руководители, мои role models^[5], как говорят по-английски. Многие из моих духовных отцов уже ушли в мир иной, я буквально осиротел. Но я думаю, что могу возвратить их к жизни через свои поступки и решения, в принятии которых я опираюсь на их опыт и на то, чему они меня научили. Память о них для меня ― бесценное сокровище. Не прошло ни одного дня, чтобы я хоть раз не вспомнил о них. Я в долгу перед этими великими лидерами за то, кем я стал. Вполне закономерно, что сегодня, в этот январский день 2007 года, я буквально нахожусь на крыше Европы. Вероятно, я бессознательно пытался следовать их примеру. Многие люди до сих пор спрашивают меня, почему я выбрал карьеру чиновника, вместо того чтобы оставаться на площадке как тренер сборной или тренер футбольного клуба. Должен признаться, у меня были такие возможности, но я сделал свой выбор.

В 1992 году, когда я еще тренировал сборную Франции, Рамон Мендо`са, президент «Реала», мечтал, чтобы я стал тренером «сливочных». Он тогда протянул мне пустой чек и предложил написать в нем абсолютно любую сумму. Мне казалось, этот жест подчеркивал ценность моих достижений. Но те, кто завидовал мне, считали, что я просто гнался за деньгами.

Но я все сделал по-своему. В 1992 году я решил поучаствовать в организации Чемпионата мира 1998-го на волонтерских началах. Для меня это стало возможностью отблагодарить футбол за то, что он дал мне.

Будучи профессиональным игроком, я был далек от мыслей о своем будущем, о тренерстве после окончания игровой карьеры даже речи не шло. Тогда я полностью сосредоточивался на мяче и забивании голов.

Но одно событие в корне изменило ход моих мыслей. В 1990 году, в качестве тренера сборной Франции с двухлетним стажем, я был приглашен членами ФИФА в рабочую группу^[6], чтобы поразмышлять над эволюцией игры, в составе рабочей группы 2000. Ее президент Жоао Авеланж был очень обеспокоен тем, что из-за жестоких приемов, которых не гнушаются некоторые футболисты, такие как Марко Ван Бастен, игроки завершают карьеру уже в 28 лет. Так, Чемпионат мира в Италии, который только что закончился победой (1:0) Германии над Аргентиной с ее Марадоной, отметился самым низким в истории количеством голов за игру^[7]. Некоторые игры были очень неприятным зрелищем, как, например, успокаивающая игра Ирландия ― Египет, во время которой фараоны без устали играли по одной схеме: пасы в направлении вратаря, хватающего мяч в руки, после чего тратилось невероятное количество времени на ввод мяча в игру. Игроки придерживаются тактики пассивного растягивания времени, вместо того чтобы активно сражаться с соперником. Для меня, игрока с решительно наступательной манерой игры, такой подход казался оскорбительным. Преступное уклонение от активной игры противоречило моей футбольной философии. Когда я сам играл в позиции ведущего нападающего, меня приводили в ярость слишком осторожные защитники, которые предпочитали перестраховываться, направляя мяч к вратарю. Это приводило к ужесточению борьбы за мяч центрального нападающего, который изнурял себя, пытаясь его отобрать.

Идеи, которые я предлагал в рамках рабочей группы ФИФА, основывались на моем богатом игровом опыте. Я очень серьезно отношусь к этой роли. Решение Жоао Авеланжа дать слово игрокам показалось мне очень мудрым и даже красивым. Это беспрецедентное событие и шаг вперед к демократизации управленческих решений. Слишком долго игроков считали примитивными марионетками. Теперь же, наконец, мы пришли к мысли, что именно футболисты и являются сутью этого спорта. В первую очередь именно они должны иметь право голоса. Я уже говорил, что не имею ораторского таланта, но, когда речь идет о футболе, об отстаивании его интересов, я на время обретаю невероятную силу убеждения. Я прямо чувствую, что могу свернуть горы. Во время этих встреч с членами ФИФА я выдвигал свои предложения так виртуозно, что аудитория быстро мне покорялась. Лучшие идеи часто самые простые. Если задний пас, разрешенный вратарю, вредит красоте игры, ну давайте его запретим!

Но футбол, в сущности, довольно консервативен. Не всегда легко заставить членов правления ИФАБ (Международной футбольной ассоциации) ― хранителей основных законов игры ― изменить свое мнение. Мировой успех футбола основан на простоте его правил. Так было с самого появления этого вида спорта, и это один из основных принципов, которого следует придерживаться в будущем. В случае с правилом о запрете для вратаря брать мяч в руки при пасе от своего игрока все сразу понятно. «Ясно как день», как говорится. И вот, бинго, этот новый закон принят двумя годами позже, в 1992-м. Последствия его введения легко поддаются количественной оценке. Согласно исследованиям ФИФА, фактическое игровое время, то есть время, когда мяч «жив», увеличилось почти на 15%. И, естественно, чем дольше мяч находится в игре, тем выше шансы забить гол. Эта модификация также повлияла на существенное изменение роли вратаря, он стал «настоящим» футболистом, все чаще играя «ногами».

Думаю, именно мое знание футбола изнутри позволило мне придумать эту простую реформу, которая, по мнению многих специалистов, произвела революцию в футболе. С такой же уверенностью в своей правоте я всегда осуждал футбольных «мясников», выходивших на поле лишь затем, чтобы причинить боль сопернику. Я помню, как во время игр предупреждал своих соперников, что они могут позволить себе сделать все что угодно, чтобы остановить меня: потянуть за майку или схватить за руку. И только одно я считал непозволительным: нападать на игрока сзади. Сколько начинающих звезд футбола буквально потухали на моих глазах из-за таких серьезных травм, как разрыв ахиллова сухожилия, к которым приводила агрессивная борьба за мяч! На футбольном жаргоне мы называем это «посягательством на жизнь». Желая защитить игроков от самих себя и, конечно, сделать игру более красивой, я добился введения правила, согласно которому игрок на позиции крайнего защитника получает красную карточку, если грубо мешает нападающему забить гол.

Эти две победы позволили мне отточить навыки убеждения, которые всегда пригождаются в организациях, известных консерватизмом. Они и меня самого заставили убедиться в том, что оказать реальное влияние на развитие футбола можно не выходя на поле. В тот момент я осознал и то, что именно с помощью интеллекта, уверенности в себе и дальновидности можно продлить всеобщее магическое воздействие футбола на публику. Мне было 35 лет, и я интуитивно чувствовал, что могу этому поспособствовать, ― так почему бы мне однажды не сыграть эту роль? Но, как и всегда, из любви к футболу, а не к самому себе.