Нежный плен

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Годива испуганно моргнула. Обхватила свои плечи, пытаясь обрести спокойствие. Но как сделать это? Когда черные, властные глаза впиваются в тебя, пытаются залезть под кожу, стремятся завладеть тобой?

– Откуда…? – напряженно выдохнула девушка.

Губы Леонардо дрогнули в циничной усмешке.

– Это оказалось не так сложно узнать, видишь ли, твои старые слуги, вернее, старик-управляющий, любят тебя больше, чем молодого господина. Он-то мне и поведал о том, как твой братец написал мне письмо. В написании ответа, помогала пара друзей, и кувшин вина.

– Бедный Уорик, – сокрушенно прошептала Годива. Себя она и не думала жалеть, потому спросила:

– Уорик, управляющий, он жив?

– Жив, – сухо ответил мужчина.

Не был Леонардо из тех, кто пользовался намеренно своей силой против слабых. Женщины, дети, старики… разве это достойные соперники? Это те, кто нуждался в защите, а не нападении. Хотя, во время военных походов случалось всякое. Не всегда все было гладко, не всегда соответствовало внутренним правилам Леонардо. Среди нормандцев, впрочем, как и среди любого другого народа, были и благородные мужчины, и гнусные негодяи, заслуживающие самой позорной смерти.

Мужчина перевернулся на спину и прикрыл потяжелевшие веки. Устал. Нужно было успеть выспаться за три-четыре часа, что у него имелись в запасе. Уже на рассвете он и его люди снова отправятся в путь.

Годива, не шевелясь, смотрела на профиль Леонардо. Снова убеждалась, что на лице воина не было ни одной мягкой линии. Однако все это – острый нос, резкие, будто высеченные умелым мастером, губы, скулы – все было гармонично и отвечало такому понятию, как «хищная красота». И вроде этот хищник спал (или делал вид, что спит?), но спокойнее от этого не становилось. Не страшно было, а волнительно находиться поблизости с ним.

– Спи, – послышался негромкий голос Леонардо, но и в нем явственно ощущался приказ. – На рассвете мы уезжаем.

И больше – ни единого слова. Только дыхание – ровное, спокойное, и даже оно, казалось, подавляло Годиву – та, все еще лежа на боку, боялась сдвинуться с места.

Чего боялась – сама не знала. Уж точно не насилия со стороны Леонардо. Не такой он человек. И хотя говорят, что люди меняются, но то, что она видела в его черных глазах, тогда, много лет назад, не могло уйти. Что-то остается неизменным. Рассуждая об этом и от того успокаиваясь, Годива, незаметно для самой себя, погрузилась в сон. В эту ночь ей ничего не снилось.

– Просыпайся прямо сейчас, если хочешь успеть справиться со всеми своими делами, – прогремело где-то над головой Годивы.

Девушка испуганно распахнула глаза – и замерла. Над ней возвышался хмурый мужчина – его черные глаза выражали недовольство, как и плотно поджатые губы. Ни тени улыбки или доброжелательности на лице воина. Годиве повезло – она была не из тех, кто долго приходит в себя после сна. Ясность сознания быстро вернулась к ней, вчерашний день молнией пронесся в голове белокурой красавицы. Годива поднялась на ноги. Голова чуть закружилась – то ли от того, что резко встала, то ли от того, чтобы последний раз девушка ела прошлым утром.

Леонардо кивнул в сторону кувшина с водой, подле него стоял хорошо знакомый Годиве сундук. Старый, с потертой крышкой и помятой стенкой, он принадлежал ей.

– Можешь переодеться, – произнес мужчина. Убедившись, что девушка точно проснулась – он решительным шагом покинул палатку. Воин не намеревался наблюдать за тем, как Годива будет раздеваться. У него было полно более важных дел.

Теряясь в догадках, когда и каким образом её сундук оказался здесь, девушка стала торопливо переодеваться. Теплые чулки, шерстяное платье и накидка оказались как нельзя кстати. Только бы никто не зашел сюда! Годива, не сводя глаз с выхода из палатки, сменила одежду. Лишь когда девушка затянула поясок своего платья, только тогда она смогла немного перевести дух.

– Ты готова? – раздался уже столь хорошо знакомый голос снаружи.

– Да, – девушка закрыла сундук и провела ладонями по плотной ткани платья.

Леонардо заглянул внутрь. Взгляд мужчины скользнул по пленнице – на ней было простенькое платье, которое, впрочем, никак не умоляло красоты своей хозяйки.

– Идем, – властно махнув рукой, позвал воин.

Годива послушно пошла к нему. И мысли не было отказаться. Подойдя, встала напротив, ожидая. Чего именно – понять не могла. Взор Леонардо путешествовал по лицу девушки – нежная кожа без изъяна, невинный, сладкий, как спелое яблоко, румянец на щеках. Ясные голубые глаза смотрят доверчиво. Ни злости в них, ни затаенной жажды отомстить. Любопытно, как долго она пробудет в таком состоянии? Ждать осталось совсем недолго.

– Идем, – повторил мужчина.

Годива вышла наружу. Кругом уже царила суета, лагерь сворачивался, воины сновали то там, то тут. Но не это заслуживало внимания. Девушка, почуяв неладное, повернулась в другую сторону и ахнула от потрясения…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Оранжево-чёрное пламя, выпуская клубы дыма, пожирало замок.

Тот замок, в котором последние 9 лет жила Годива, на её глазах превращался в обуглившееся уродство. Черные стены, черная крыша, жадные языки огня… Все это сопровождалось скорбным треском и усмехающимися голосами других воинов. Ветер донес до девушки удушающий запах гари. Она, закашлявшись, обхватила себя за живот, сдерживая внезапно подкатившую дурноту. Глаза защипало – от слез ли, или от резкого запаха.

– Зачем? – повернув голову в сторону Леонардо, который тоже смотрел на разгорающийся костер, вопросила девушка.

Воин перевел взгляд на Годиву – её голубые глаза приобрели другой оттенок: они стали похожи уже не на ясное утреннее небо, а на воды океана во время дождя – только вместо дождя были слезы.

– В наказание твоему брату. Ему не останется ничего, – глаза Леонардо превратились в полыхающие угольки, – пусть прячется дальше, трус.

– Он не трус, – по привычке стала защищать брата Годива.

Никогда она не думала о нем так. Эрик просто был особенный, ему жилось непросто. Болезненный, часто хворавший мальчик, всегда требовал к себе особого внимания. Несмотря на то, что Годива была младшим ребенком, именно Эрику досталась большая часть любви матери и отца. Можно было даже сказать – она досталась ему сверх меры. Только любовь эта была слепая, и вместо того, чтобы сделать мальчика сильным духом, испортила его и взрастила в нем многочисленные пороки.

– А как назвать человека, который бросил свою младшую сестру на растерзание нормандцам? – с холодной усмешкой заметил Леонардо.

Она переменилась в лице. Было видно, что подобная мысль еще не приходила ей в голову.

– Но меня не растерзали, – неуверенно заметила Годива.

Она смотрела на Леонардо своим невинным взглядом, вызывая у него… Нет, не умиление, а раздражение. Ему захотелось спустить девушку с небес на землю.

– Тебе повезло, что приехал я, а не кто-либо другой, – склонив голову к пленнице, сообщил мужчина. – Будь это другой человек, ты бы уже давно была обесчещена и, может даже, убита. Как и твои старые слуги. Их бы сожгли живьем.

Он хотел привести леди Годиву в чувства. И, вроде, у него это получилось. Только почему тогда при виде её изменившегося лица – побелевшего, застывшего в маске ужаса, ему стало так тягостно в груди?

– Эрик не бросал меня, он поехал за подмогой, – еле шевеля языком, ответила девушка.

Леонардо ничего не ответил. Не стал говорить о том, что причинило бы Годиве еще больше боли. Она не готова была услышать. Оно и понятно – трудно признать, что твой родной человек, брат, предал тебя. Ведь от этого знания перевернется весь, некогда иллюзорно безопасный мир.

Вместо того, чтобы тратить время на бессмысленный разговор, Леонардо, резко подхватив девушку, усадил её верхом на своего коня. Годива, удивленная, огляделась по сторонам – не понимая, каким образом это животное оказалось здесь. Погруженная в свои переживания, девушка просто не заметила, как верного коня привел один из воинов.

Теперь, восседая верхом на животном, Годива явственно ощущала интерес к собственной персоне со стороны других мужчин. Нет, воины не разглядывали её в открытую, но то и дело, бросали в сторону прекрасной пленницы взгляды – любопытные, оценивающие, задумчивые, полные презрения или сочувствия.

Щеки девушка стали медленно покрываться жгучим румянцем. Он стал еще сильнее, когда один из воинов, понимающе улыбнувшись, зашел в палатку и вернулся оттуда с сундуком Годивы – его погрузили в одну из телег. Только теперь до девушки стало доходить, что каждый собравшийся здесь мужчина, считает, что этой ночью Леонардо завладел её телом.

Вообще, это было пространное словосочетание для Годивы. В свои 17 лет она жила в целомудренном неведении, что же происходит между мужчиной и женщиной. Дядюшкин дом был закрыт для чужих людей, не устраивалось там ни приемов, ни званых ужинов, как принято в других замках. Тихо, мирно, вот как они жили. Старые слуги, само собой, не говорили об этом. Это должна была рассказать мать девушки, но та умерла, когда ей было 8 лет.

Поэтому, все, что знала Годива – это обрывки фраз, брошенные друзьями брата и самим Эриком. Что уж они там обсуждали, девушка не разбирала, просто запомнила, сказанное ими: если мужчина провел ночь вместе с женщиной, значит, он завладел её телом. Эти слова вызывали в Годиве жгучий стыд и одновременно интерес – что же там такое происходит, раз применяется такое слово, как «обладать»? Наверное, что-то сокровенное, какое-то таинство, навсегда, привязывающее мужчину и женщину, друг к другу.

В свои 17 Годива оставалась неискушенной, невинной во всех отношениях девушкой, свято верящей в честность и верность, силу добра и любви. Она была слишком наивной для мира, в которой ей предстояло окунуться.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

От его тела исходил жар. Ни одежда, разделяющая их, ни прохладный утренний воздух, не были преградой. Годива явственно ощущала это от мужчины, сидевшего позади неё. А еще девушку преследовал аромат – смесь трав, терпкий и яркий запах, принадлежащий Леонардо. Он волновал, будоражил сознание, и еще больше – тело. Удивительно сладко стало в груди – почти сразу, стоило только воину взобраться верхом на коня и одной рукой обхватить Годиву, как белокурая пленница начала чувствовать всю палитру ощущений, доселе ей незнакомых.

Девушка пыталась понять, что за чувства просыпаются в сердце, пыталась разобрать, что с ней происходит – но это было неподвластно ей. Сильное волнение-возбуждение, связанное с вынужденной, но приятной близостью рядом с Леонардо, не позволяло ей здраво размышлять. Она стыдилась и одновременно получала удовольствие от этого. Кажется, жар мужчины ударил ей в голову. Голова закружилась – от голода ли или новых ощущений. И если бы не крепкая мужская рука, удерживающая Годиву за талию, красавица непременно бы свалилась с коня.

Она мешала ему. Леонардо не привык, чтобы женщина ездила с ним верхом на коне. Он предпочитал нечто другое… хотя думать об этом в присутствии белокурой девушки, было чуть ли не греховно для него. Кто она, и кто он? Невинный ягненок, почти ребенок, девочка, не испорченная ни опытом, ни роскошью, ни общением со столь «богатым» миром. Чудом уцелевшая от всей это грязи.

У мужчины свело скулы от мысли, что могло случиться с Годивой, будь на его месте кто-то другой из воинов. Её бы не пощадили. Нежность приняли бы за слабость, неискушенность за уродство, красоту сделали яркой причиной, чтобы надругаться самым изощренным способом.

Внутри Леонардо стала подниматься горячая волна ненависти и презрения к брату пленницы. Уж тот-то понимал, на что обрекает свою сестру, бросая её в старом замке, без какой-либо защиты, в окружении почти немощных слуг…

Усилием воли воин приказал себе успокоиться. Горячий гнев раздражал и был непривычен для Леонардо. Он отдавал предпочтение другому чувству – холодной ярости. Время придет, и предатели ответят по заслугам. От этой многообещающей мысли стало спокойнее.

Стоял погожий сентябрьский денек. Осень еще не прошлась своей волшебной кистью, не окрасила деревья яркими красками. Когда солнце поднялось, стало совсем тепло – как в августе. Но вот воздух – он пах уже по-другому. Он пах осенью. От того по сердцу Годивы разливалась тоска. Осенью всегда грустно. Короткие солнечные дни и столь длинные, холодные ночи. С каждым новым днем жизнь будто замирает, убывает, и вот уже глянешь в окно – и земля укутана белым саваном. Тоскливое, щемящее душу, зрелище.

Все эти 9 лет осень ознаменовала для Годивы завершение веселых дней. Если весной и летом ей удавалось пообщаться с деревенскими детьми и как-то отвлечься от одиночества, то с наступлением холода, эта единственная радость заканчивалась. Да, Годива была одинока. Ни наличие старшего брата, ни доброго дядюшки, не спасали её от этого всепроникающего чувства. И оно особо усиливалось, как только приходило грустное осознание – лето закончилось.

Но в этот раз, она чувствовала – все будет по-другому.

Ближе вечеру решено было сделать привал. Но не целым войском, а отрядом, в котором был Леонардо. Он сделал это намеренно, щадя свою молодую пленницу. Мужчина понимал, что девушка, не привыкшая к таким длительным путешествиям, сильно утомлена, к тому же, ей не мешало бы нормально поесть – те скромные угощения, которые Годива получала от него в течение дня – зеленое яблоко, кусок хлеба или же сыра, она не доедала. Не хватало еще, чтобы пленница заболела. Ему не нужны были эти проблемы.

Выбрав подходящее место, Леонардо отдал приказ своим воинам расставлять палатки и разжечь костер. По всему периметру тут же были распределены часовые, несколько мужчин, прихватив лук, отправились в лес – видимо, за будущим ужином.

Годива расположилась на большом валуне – он, пригретый лучами заходящего солнца, был еще теплым и казался наиболее удобным для девушки. Так она была чуть в стороне от воинов и Леонардо. Ей хотелось побыть одной, вдали от них, и разобраться со своими чувствами и мыслями, которые настораживали её. Не знала она, куда держит путь нормандский лев, и в качестве кого там ей придется быть. Сейчас, когда новые ощущения немного улеглись, ясность разума стала проясняться – а с ней и пришли различные догадки, отвечающие на вопросы – что будет дальше? Кем она там будет? Пленницей? Трофеем? Гостьей? Что её ждет?

– Леди Годива, – окликнул девушку мужской голос, и та, вздрогнув, обернулась. Испуг пробежался по лицу прелестной саксонки, когда она увидела того, кто позвал её – это был воин, прошлым днем обещавший ей наказание в виде кнута. Сейчас мужчина выглядел спокойным, его карие глаза уже не горели презрением и ненавистью к Годиве. Напротив, в них мелькнуло что-то, очень близкое к слову «доброжелательность». Но, несмотря на это, появление воина насторожило девушку. Она обернулась по сторонам в поисках Леонардо.

Мужчина заметил это и, улыбнувшись, произнес:

– Его здесь нет. Лорд проверяет своего коня. Леди Годива, не пугайтесь меня, я здесь, чтобы принести вам свои слова извинения.

Воин прочистил горло, затем продолжил:

– Прошу простить меня за мою грубость.

Повисло молчание. Годива, совершенно не ожидавшая, что мужчина попросит у неё прощения, смотрела на его лицо, размышляя. Что стало причиной этому? Взгляд девушки скользнул на шею воина – там, яркой полосой «красовалось» вчерашнее предупреждение от Леонардо.

– Так вы прощаете меня? – с надеждой в голосе, спросил молодой мужчина. Сейчас, когда его лицо не уродовала злость, он выглядел как благородный рыцарь – привлекательный, добрый и жаждущий прощения прекрасной дамы.

– Что стало причиной того, что вы решили извиниться за ваш поступок? – тихо спросила Годива.

Казалось, мужчина не ожидал, что девушка задаст ему вопрос. Воин нервно прошелся пятерней по своим и без того взлохмаченным волосам. Тень смущения пробежалась по его гладко выбритому лицу.

– Лорд говорил при всех нас с тем стариком, и мы все слышали, как тот сказал, что письмо написали не вы, – проговорил молодой мужчина. Его кожа на щеках чуть покраснела, выдавая волнение.

Годива грустно улыбнулась.

– И только поэтому? Неужели вы, правда, считаете, что женщина достойна того, чтобы её пороли кнутом? – голос девушки по-прежнему был тихим, но в нем явственно ощущалось непонимание.

Воин переменился в лице. Нет, он не разозлился, но слова этой молодой красавицы заставили его усомниться в своих суждениях. Мужчина окинул девушку задумчивым взглядом, а потом и вовсе отвел его в сторону. Он хотел что-то сказать, но властный, хорошо знакомый голос, от которого у большинства воинов по спине пробегал холодок, не дал ему это сделать.

– Гай! – прорычал Леонардо. Он быстрым шагом приблизился к «милой парочке». Проницательным, оценивающим взором, мужчина прошелся – сперва, по лицу своей пленницы, после – по воину. Гай, немного занервничав, передернул плечами.

– Что ты здесь делаешь? – Леонардо, нахмурившись, обратился к воину.

– Я пришел, чтобы попросить прощения у леди Годивы, – все же, сумев совладать с собой, ответил молодой мужчина.

Леонардо чуть сощурил глаза. Посмотрел на пленницу.

– Тебя не обидели? – спросил он у неё.

– Нет, – Годива слабо улыбнулась, – все хорошо.

Нормандский лев чуть склонил голову на бок и упер взор в Гая.

– Иди, распотроши пойманных птиц, – приказал Леонардо.

Гай и не думал противиться – послушно кивнув головой, молодой мужчина направился к другим воинам – они, как раз, вернулись с охоты с дичью. Теперь, можно было приниматься за приготовление ужина.

Леонардо не понравилось то, что его воин был рядом с Годивой. Нет, вряд ли это имело отношение к ревности, скорее, к безопасности девушки. Однако нормандский лев и не думал, что кто-то, тем более, Гай решится подойти к белокурой красавице. Мужчина взял себе на заметку, что больше не стоит оставлять пленницу одну. Всем известно, что женщина может стать причиной разлада, а красивая женщина – тем более.

А леди Годива обладала завораживающей красотой. И как же хорошо, что её красота не действовала на него, Леонардо.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Годива, ощущая давящий взгляд Леонардо, обхватила себя за плечи. Расценив это, как то, что девушка просто замерзла, мужчина предложил ей согреться у костра. Хоть пленница и не хотела покидать столь удобный валун и своё желанное уединение, она понимала, что с приближением ночи, станет совсем холодно, поэтому Годива, покорно кивнув головой, согласилась.

Как только Леонардо со своей пленницей направились в сторону одного из костров, другие воины, что сидели возле него, подвинулись таким образом, что для их предводителя и его спутницы оказалось предостаточно места. Годива, заметно нервничая, медленно опустилась на расстеленное одеяло. Нормандский лев разместился рядом. Он сидел не столь близко к девушке, так, чтобы не смущать её, и не столь далеко – чтоб другие мужчины видели его благосклонность к ней. Чтобы они и на секунду не забывали, кому принадлежит саксонская красавица.

Костер издавал приятное потрескивание, а его тепло мягко окутывало девушку. Она, избегая того, чтобы смотреть на кого-либо, устремила все свое внимания на танцующие языки пламени. Оранжевый, красный и синий цвета перемешивались меж собой, умирали и снова рождались, вспыхивая искрами. Завораживающее, расслабляющее зрелище. Так бы и смотрела. Стало спокойно – будто Годива вернулась в счастливые детские дни, когда она и её семья собирались возле камина. Таких моментов было очень мало, и от того душа девушки особо бережно хранила их.

Сквозь пелену временно обретенного умиротворения пробился мужской голос.

– Думаю, завтра вечером, мы уже будем на месте, – спокойным тоном сообщил Леонардо.

– А они нас ждут?

– Конечно, такое событие не могло пройти мимо них, можно сказать, это событие года, – с циничной усмешкой на губах, ответил предводитель.

– Да, соберется весь цвет южной Англии, – протянул один из воинов.

– Пусть собирается, я не против, главное, чтобы была чистая, теплая постель и нормальная еда. А дальше – посмотрим, – Леонардо вытянул перед собой ноги и подался вперед, скользя взглядом по деревьям, будто ожидая кого-то.

Годива, вслушиваясь в беседу, вся напряглась. Куда же они едут? Но спросить об этом – девушка даже и не думала. Вмешиваться в мужской разговор не собиралась – и не только потому, что воспитание не позволяло, а по причине своего характера – мягкого, осторожного, неуверенного. Она просто продолжила слушать и чувствовать.

У Леонардо, даже в спокойном состоянии, голос был пропитан властностью. И вроде мужчина говорил непринужденно, о простых вещах, и все равно, чувствовалась особая интонация лидера, который привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись. Даже за воцарившимся дружелюбием ощущался нрав нормандского льва – резкий, расчетливый, холодный. Поэтому, воины, собравшиеся вокруг костра, ни на минуту не расслаблялись и тщательно взвешивали каждое слово, понимая, что даже если сейчас Леонардо держится на дружеской волне, это не отменяло того, что он по-прежнему остается их предводителем, способным наказать или же вознаградить.

Наконец, принесли ужин. К тому моменту, как в руках Годивы оказалась похлебка, желудок девушки настолько изнывал от голода, что она едва сдерживала себя. Хотелось скорее проглотить этот ароматно пахнущий бульон, заполнить пустоту в животе, чтобы скорее избавиться от неприятных ощущений. С небывалым аппетитом Годива принялась за ужин. Простая похлебка, сваренная на мясе пойманной птицы, и плавающие в ней кусочки сухарей показались девушке настоящим пиршеством.

Съев все без остатка, девушка поймала на своем лице задумчивый взгляд Леонардо. Ей тут же стало стыдно – вряд ли она ела, как подобает леди. Признаться, об этом девушка и не думала.

– Спасибо, – сглотнув, тихо сказала Годива.

– Ты не наелась? Хочешь еще? – поинтересовался Леонардо. Он был немного удивлен таким аппетитом своей пленницы, хотя понимал – причина в том, что девушка давно не ела.

– Нет, спасибо, – Годива прижала ладонь к желудку, – я, кажется, и так съела слишком много.

Мужчина кивнул головой. Хотелось спать. Растянуться во весь рост, чтобы спина отдохнула. Леонардо, недолго думая, исполнил свое желание. Годива, покосившись на мужчину, обняла себя за колени. Она не собиралась ложиться спать. Нет, не сейчас и точно не здесь.

Но Леонардо решил за неё. Теплые мужские руки потянули девушку к себе. В этих движениях не было страсти или похоти, просто чистая забота – как о маленьком ребенке, нуждающемся в присмотре. Мужчина уложил Годиву на спину, а сам, повернувшись на правый бок, укрыл девушку своим плащом, что был на нём.

– Спи, – произнес он, закрывая глаза.

Зажатая в объятиях Леонардо, девушка почувствовало, как её стало поглощать его теплое спокойствие. Тело Годивы стало расслабляться, наполняться приятной негой. Веки потяжелели, захотелось спать. Нос защекотало от терпкого запаха кожи мужчины, аромат унёс белокурую красавицу в старые воспоминания. Странно, сейчас девушке казалось их единение правильным, будто так и должно было быть. Но, памятуя о приличиях, Годива сумела задать вопрос мужчине.

– А почему нельзя лечь спать в палатках? – поинтересовалась девушка. Она, запрокинув голову, укололась щекой об густую щетину Леонардо. Мужчина медленно открыл глаза.

– Потому что я так решил, что сегодня мы будем спать здесь, – ответил он.

– Я просто подумала… – начала Годива, но Леонардо оборвал её речь коротким словом:

– Спи.

Она, зажмурившись, сжала свои ладони. Они у неё были по-прежнему холодными – вот он, признак волнения. Девушка тихо вздохнула. Потом – еще и еще. Сон почему-то уже никак не шел к ней, хотя она ощущала усталость. Руки-ноги стали слабыми, но вот сознание продолжало бороться со сном. Годива попыталась перевернуться на бок, но над головой прогремел недовольный голос:

– Хватит шуметь, спи.

Девушке не оставалось ничего другого, как подчиниться этому приказу. Отогнав назойливые мысли о пристойности способа заснуть, Годива стала погружаться в сон. Беспокойство, наконец, отпустило её, и пленница, незаметно для самой себя, уснула.

Леонардо, хоть и делал вид, что спит, не спал. Его не отпускала внутренняя тревога, предчувствие, что вот-вот что-то случится. Мужчина не ошибся. Как только лагерь погрузился в тишину, а костры погасли, десятки огненных стрел пронзили палатки…