Остров, на котором жить. Часть первая

Глава 3.

Наряду со всеми негативными свойствами физиологического бессилия, существует всё-таки одна положительная черта – ты-таки можешь стать сильнее. Чем беспомощней твоя плоть, тем контрастнее результаты работы над ростом физиологического потенциала. Уверенно перешагивая через боль и трудности, уже не надеясь на чудеса обряда раскрытия таланта, беря в расчёт лишь силу воли, трудолюбие и целеустремлённость. Нелегко восстановить прежние силы, ведь приходится подобно нелепому чаду совершать первые шаги, учиться удерживать равновесие. Мышцы крепнут по мере увеличения нагрузок. Главное правило любого тупого качка, не останавливаться на достигнутом, каждая тренировка должна быть сложнее предыдущей. Именно так вещал великий Арни.

Я беспомощно болтался на турнике, пытаясь выжать из себя последние силы для преодоления старого рекорда. Я уже неделю как застрял на тридцати четырёх подъёмах. Совершив финальную попытку, я осознал безвыходность положения. Пожалуй, сегодня придётся сдаться. Сейчас начнётся самое неприятное. Я медленно разжал пальцы левой руки и носком той же ноги мягко коснулся старого паркета, которым был застлан тренировочный зал. Не спеша, позволяя ступне полностью опуститься на пол, я стал раскрывать правую кисть, пальцы которой уже уставали. Собрав остатки сил, я осторожно опускался на жёсткое покрытие. Пальцы всё же покорились закону гравитации, и ладонь разомкнулась слишком быстро, я резко опустился на обе ноги и почувствовал укол в позвонковой цепи. Мой инструктор в больнице всегда говорил, что я слишком тороплюсь, опасался моей беспечности. Но, выписывая меня на месяц раньше положенного срока, он крепко жал мою ладонь, с гордостью посматривая в сторону своих коллег. Раздробленная год назад костная система была ещё слаба, посему резкие нагрузки на скелет приносили с собой ощутимую, порой, сильную боль. Восстановить крепость костного каркаса, на половину состоящего из металлических скоб было сложнее, но я пытался компенсировать это мышечным корсетом. Моё тело могло похвастаться тем, что имеет лишь одно слабое место, к великой его скорби это был позвоночник, который облепить мускулатурой было сложнее всего. Совершив ещё несколько подходов упражнений на мышцы спины, я направился в душ. Сегодняшняя тренировка длилась всего полтора часа, но должен ведь быть выходной хотя бы раз в неделю.

Когда я поднялся на улицу из подвала, где был расположен мой спортивный зал, сумерки уже раскрашивали пустое небо в неоновый цвет. Ярко чёрная листва деревьев взмывала вверх, растворяя небо в темноте берёзовой рощи. Дул лёгкий прохладный ветерок, дитя позднего лета – конферанс перед выступлением осенней стужи. Было легко и приятно ступать сквозь шелестевший парк, лишь немного грустно, от того что крепнущая зима начинает перетягивать на себя канат власти над нашей действительностью. Настроение было хорошее, полное выздоровление подходило к своему логическому завершению, я не оставил ни единого шанса своим недугам. Подобно рекламному жиру, стремглав бегущему от моющего средства, болезни отступали к флангам, не решаясь нанести удар. Возможно, я не способен сравниться с Арментарием, но превзойти людей мне под силу, и достичь этого мне поможет цель, и две пожелтевшие фотографии, когда-то вырезанные из старой газеты. Каждый вечер, выходя в патруль, я доставал их из потрёпанного кошелька и долго смотрел, я не мог дать моей невнимательности хотя бы шанс на победу.

Я зашёл домой переодеться в более удобную одежду, перекинулся парочкой незначительных фраз с родителями, заскочил в ванную и спустился во двор. Достав фотографии искомых мною людей, я потратил пять минут на их изучение. На самом деле, данный обряд не имел реальной необходимости, ведь лица двух садистов давно плотно засели у меня в памяти, но теперь эти действия несли в себе уже ритуальный характер. Уже стемнело, и тусклое освещение фонарного столба заставляло напрягать зрение, но это даже к лучшему.

Восстанавливая организм, я заставил себя отсрочить поиски, и позволил себе возобновить патрулирование территории лишь неделю назад. Как и прежде я лгал родителям, что работаю сторожем на стоянке неподалёку от дома. Но если раньше деньгами меня снабжало сообщество, то сейчас приходилось работать и днём. Без возможностей Пасущего, функционирование полные сутки с четырёхчасовым сном было весьма утомительным, посему вскоре, с кофе и энергетических напитков, я перешёл на запрещённые законодательством стимуляторы.

Разглядывая лица, бредущих по тёмным улицам, людей, я двигался в сторону соседнего патрульного участка. Следовало увеличить зону поисков, используя метод движения к центру от периферии по спирали. Меня удивлял тот факт, что за неделю я не повстречал ни одного моего бывшего коллегу и был почти уверен, что на мой участок пришлют кого-то с соседних районов, кого-то, кого я мог бы узнать. Мне всё ещё нужны были ответы на вопросы, ускользнувшие от меня вместе с силой Арментария. Неспешно шагая к месту, где было запланировано начало поисков, я возвращал в памяти прекрасные моменты моей службы. Я встречал места, где давал волю своему ментальному могуществу и физическому совершенству. Тёмные подворотни, где я упивался безумием данной мне власти. Облупленные стены домов, к которым жались спинами, одуревшие от страха отморозки, ощущая свою абсолютную беспомощность и обречённость, перед всесилием Арментария. Я приметил, что уголки моих губ поползли вверх. Я вспоминал как после ярких, принесших свои плоды, ночей, мы собирались с коллегами в спортивных залах, потешаясь над слабыми людьми, как уходили в далёкие походы, с одним условием вернуться к наступлению темноты, как собирались у Попутчика на развивающих семинарах. Я всё ещё тяготел к этой жизни всей душой, но она оттолкнула меня грубо и небрежно, как бессердечный родитель рыдающего ребёнка.

Переходя дорогу, я краем глаза заметил, стремительно промелькнувшую, тень, обогнавшую меня, где-то в десяти метрах по левую руку. Кто-то за мной следил и это был не человек. Я не смог бы заметить его раньше, пока шёл вдоль домов, но на открытом участке ночного шоссе существо раскрыло себя. Меня преследовал Арментарий. Более никому не под силу преодолевать расстояния на такой скорости. И вскоре он должен был предстать передо мной ведь руководствуясь привычными методами Пасущих – обогнать жертву в момент преследования, значит стремиться встретиться с ней лицом к лицу. Я возликовал как дитя, допустив, что долгожданная встреча всё-таки состоится и, возможно, кто-то даст мне то, что является моей целью номер два – ответ на вопрос «Почему?».

Ноги подкосились…

* * *

Прошло десять периодов долгих ночей с того момента как я научился считать. Говорят, что именно в этот момент созревания приходят боги, что бы забрать тебя. Ещё говорят, что перед встречей с создателями появляется страх. И это уже не первый заход солнца, который я встречаю, терзаемый смешанным чувством раболепия и тревоги. Прохладный ветерок, как и прежде, ласкает мою плоть, покрытую коркой давно заросших и свежих рубцов. И как прежде я жду моего череда. Но теперь мои ожидания сопряжены не столько с нетерпением, сколько с ужасом перед предстоящим откровением. Нет, обожаемые мною боги, я не потерял верности вам, я всё ещё всей душой желаю быть причисленным к избранным. Просто мне страшно. Страшно до ужаса. Тело уже невольно бросается на колени, лишь только я завидел приближающиеся святые образы наших господ. Сегодня боги выбирают дольше, нежели обычно. Они выбирают необычных особей. Я украдкой, исподлобья, наблюдаю за церемонией, и у меня перехватывает дух. Творцы забирают наших жён. Одиннадцать воспроизводящих род растерянно ступают вслед за богами, среди них нет ни одного подобного мне. Встревоженным взглядом я провожаю их, понимая – никогда создатели не уводили с собой наших жён. Испокон веков их предназначением было лишь рожать. И только мы – достойные воли богов рабочие, могли рассчитывать на дары наших создателей. Недоумевая, я поднимаюсь с больных коленей. Рожениц возвысили на наш уровень. Я не понимаю почему. Но я и не должен. Мне даже не следует занимать этими мыслями мой примитивный ум. Пути богов неисповедимы.

* * *

Я очнулся лёжа на асфальте, окружённый стенами ветхих зданий. В подворотню не попадало освещение ночных фонарей, но яркая луна спасала положение. Мысли всё ещё были скованны суждением о несправедливом выборе богов. Ошеломление не покинуло меня, пока я полностью не осознал то, где нахожусь. Этот бред походил на сон, приснившийся в больнице. Скорее это было продолжением того сна. Но почему я впал в беспамятство прямо на пешеходном переходе. Объяснением мог быть результат хронического недосыпа, если бы не тот факт, что перед выходом из дома я принял сильный допинг.

Я услышал шаркающий звук в шаге от меня. Кто-то находился совсем близко. Кто-то разглядывал меня, изучал, терпеливо ждал пока я приду в себя. Я повернул голову на звук и замер. На мгновение ужас сковал мои движения, через секунду я уже пятился спиной к стене одного из зданий окружавших нас. Паника цепкими движениями сжимала мой рассудок. Лёгкие замерли, перекрыв поступление в мозг богатого кислородом воздуха. Бесполезные мысли кружились в голове в бредовом вальсе. Сегодня я был готов встретиться с одним из моих врагов, или сразу с обоими, был готов к встрече с существом в прекрасном женском обличии, погубившим моих друзей. Я даже мог предвидеть встречу с недружелюбно настроенным Арментарием, но, увиденное мною, повергло меня в леденящий ужас. Я не смел сдвинуться с места. Ноги одеревенели, не позволяя спастись бегством.

Передо мной была не та опасность, с которой я привык сражаться. Я смотрел в лицо ожившим фильмам ужасов, которые, привычное к страшным сказкам сознание, давно отправило в ящик с надписью «Нереально». В трёх шагах от меня на корточках сидела тварь, телосложением напоминавшая человека, но таковой не являвшаяся. Тело существа покрывал хитиновый панцирь, конечности напоминали руки и ноги больного анорексией, в самых неожиданных местах усыпанные буграми уплотнений. Торс напоминал электрическую лампочку невероятной величины, плавно переходящую в крупный таз. Шеи у твари не было вовсе. Овальная голова, усеянная теми же уплотнениями, была лишена ушей и глаз, и только ровно по центру овала выступала широкая пасть с монолитной рябью клыков.

Существо неторопливо изучало меня, моё поведение, а я всё стоял, не в силах шелохнуться. «Где же ты интуиция? Куда подевались природные инстинкты? Возможно, сейчас кто-то посмеивается надо мной, поглядывая из-за угла той стены, к которой я прижимаюсь».

Овладев своим телом вновь, восстановив дыхание, я рванулся к дороге, тут же рухнув лицом в асфальт. Тварь держала меня за ногу, крепко, но без труда. Так кошка удерживает за хвост улепётывающую мышь, наслаждаясь жестокой игрой со своей обречённой добычей. Попытки освободиться, встать вновь на ноги не увенчались успехом. Острая боль в позвоночнике лишила меня всяческой надежды на спасение. Тварь подобралась ближе, всего два раза ударила меня по голове и я на секунду отключился. Очнувшись, словно в тумане я разглядел нависающую надо мной голову существа. Его пасть медленно раскрывалась, обнажая клыки, с которых срывались тяжёлые капли вязкой слюны. Я был согласен погибнуть в бою, я всегда допускал такую возможность. Но закончить свою жизнь подобно мухе в сетях паука я не желал. Мой путь был завершён раньше, чем он начался. Но я не думал об этом. Я смотрел в лицо ужасной, нечеловеческой смерти дрожа от страха, пленённый ужасом, с мыслями лишь о нём.

Стало трудно дышать, воздух, как будто, пропал в окружающем меня пространстве. Тело било крупной дрожью. Кислород вновь попадал в организм, но уже с лёгким ароматом озона. Внезапно меня прижало к земле, словно атмосферное давление увеличилось втрое. Воздух начал искриться. Я всё ещё был жив. Существо медлило с расправой, замерев надо мной с полураскрытым ртом. Я начал приходить в себя, сознание прояснялось, отчего ужас становился почти физически ощутимым. Я хотел закричать, но не мог проронить и звука. Внезапно, воздух опять покинул подворотню. Грудные мышцы в тщетной попытке, сжимали и расправляли лёгкие. Я и чудовище всплыли над асфальтом и тут же повалились обратно. И тут я понял, что происходит.

Подобные явления в пространстве наблюдались во время ментального спарринга Арментариев. На стыке противоборствующих энергетических полей, на короткие мгновения образовывался вакуум, в следующие секунды поспешно заполняемый наэлектризованным воздухом. Кто-то пытался бороться с существом, посылая силовые волны в его сторону, но тварь не отступала, тварь давала бой равный Пасущему. Вдруг я ощутил, как нас подбросило на метр в высоту, в следующий миг я уже болезненно приземлился на асфальт, а существо, отброшенное в противоположную сторону, влетело спиной в стену, дробя торсом серый кирпич. Не успев опомниться после падения, я почувствовал, как мимо меня с неимоверной скоростью пронеслось тело твари. Зверь бросился в атаку. Всё ещё лёжа на спине, запрокинув голову, я наблюдал за сражением, происходившем на выходе из подворотни. Шесть Арментариев кружили вокруг существа, совершая молниеносные выпады. Зверь резкими движениями отбрасывал зазевавшихся Пасущих, нанося смертельные удары. Но мои защитники оставались на ногах, поднимаясь с земли и снова кидаясь в бой. Кровавый танец, казалось, длился вечно. Порой существо валилось на землю с изломанными конечностями, но в следующее мгновение, восстанавливалось и бросалось в атаку. Моим спасителям восстановление организма давалось сложнее, и какие-то двое из шести всё время лежали на асфальте, корчась от боли. Тварь стала отступать вглубь подворотни, и вскоре бой происходил уже в непосредственной от меня близости. Кто-то из спасителей одной рукой схватил меня за рукав и отшвырнул в сторону. В спине что-то хрустнуло, боль сковала весь позвоночник, мчась в сторону черепа. Я потерял сознание.

* * *

Каждая, достойная обряда посвящения, особь, в течение десяти заходов солнца, выходит на священную службу. Великолепные наши вседержители позволяют провести, отведённый нам остаток возвышенного существования, отдаваясь святой цели. Восхваляемые нами боги дарят нам возможность короткого, но ценного служения. И мы все поистине благодарны создателям за этот великий дар. Я встречаю уже семнадцатый закат, но не вижу возвратившихся воспроизводящих род. Уже на семь заходов солнца дольше длиться их обряд откровения и зависть терзает мою утомлённую душу. Уже семь раз боги должны были явиться за созревшими особями, но они так и не приходили. Возможно, создатели, уставшие от наших страхов и нерешительности, бросили нас. И если так, то смысл существования теряется вовсе. Ведь мы созданы для служения, это наше единственное предназначение в жизни. Покинув нас, боги обрекут нас на жестокую гибель, ведь в нас уже не будет смысла.

Но что же я вижу. Наконец-то. На тёмном горизонте виднеются величественные очертания святых создателей. В груди вырастает комок, слёзы выступают на глазах, а ноги подкашиваются, возвращая горячему камню кровь моих коленей. Боль непривычна и прекрасна. Они вернулись. Боги не бросили нас, нам снова будет даровано служение, мы снова будем умирать за наших создателей.

* * *

Я медленно разлепил веки и уставился в звёздное ночное небо. Оно выглядело почти так же, как и в воспоминаниях, только узор из созвездий был на порядок беднее. Я уже понимал – то, что со мной происходит, ни в коей мере не может сравниться даже с самым реалистичным сновидением. Это далеко не бред. Любой сон, как бы правдоподобен он не был, оставляет в себе место для небольшого вкрапления нелогичности и хаоса. Мир, из которого я вынырнул минуту назад, был так же реален, как и жёсткая деревянная скамья подо мной. Мои переживания были больше похожи на ожившие воспоминания. Возможно, именно так чувствует себя человек после гипнотического сеанса.

Я попытался подняться и замер, движения блокировала боль в спине. В момент сражения с чудовищем, кто-то легко, словно тряпичную куклу, отбросил меня подальше от эпицентра, явно не учтя мои беды с позвоночником.

– Чего стенаешь мой друг? Хрена ж разлёгся? Проснись и пой, всё кончено. – Услышал я чей-то знакомый голос.

Надо мной визуализировалось лицо Петра, одного из моих бывших коллег. Я помнил его очень хорошо, так как долгие часы мы проводили в беседах о роли Арментариев в мировом балансе. Это был единственный из знакомых мне Пасущих, разделявший моё мнение относительно нецелесообразности наших методов.

– Давай-давай, поднимайся товарищ, – бодро проговорил Петька хватая меня за плечи, – я же подлатал тебя, здоровенький совсем должен быть.

Я пошевелил пальцами ног, и страх о тщетности полугодовой подготовки отступил. С позвоночником всё в порядке. Порой, истощённый нагрузками, я срывался с турника и, падая на пол, испытывал подобные боли. Как обычно, скоро пройдёт. Мой бывший сослуживец не унимался.

– Да что ж ты развалился-то, говорю же, целёхонький ты, заживил я твои больные косточки. – И Петька стал тянуть меня вверх, усаживая на лавку.

Превозмогая боль, я устроился удобнее и свесил ноги. Перед глазами медленно проплывало неотчётливое изображение дворового пейзажа. Голова раскалывалась на мелкие осколки, слегка подташнивало.

– Привет, Петька, – пробормотал я. – Представляю, что со мной было до того как ты принялся меня латать.

Пётр уселся рядом со мной и озадаченно произнёс:

– Очень странно, я думал, что до конца тебя заштопал. Хрень какая-то. Надо будет завтра с Попутчиком заново анатомию пройти.

– Что произошло Петька? – спросил я.

Пётр помедлил, складывая в уме слова в предложение, и ответил довольно размытой и странной фразой:

– Возможно, я знаю чуть больше чем ты, Боря, но встретив тебя сегодня, я стал задаваться тем же вопросом.

Я впервые посмотрел в лицо собеседника и убедился в абсолютной значимости этих слов. Пётр, вообще не умел быть несерьёзным. Возможно, до рождения, его выгнали из класса за плохое поведение, в момент прохождения понятий юмора и сарказма.

Мой товарищ заявил, что разговор, по всей видимости, предстоит долгий и содержательный и потому предложил продолжить беседу в ближайшем ночном заведении города. Ближайший, открытый в это время суток, ресторанчик находился в центре города, посему было решено угнать рядом припаркованную машину, с условием её обязательного возвращения. Пётр легко завёл двигатель, но за руль посадил меня, ссылаясь на вполне обоснованное правило Арментариев не водить автомобиль. Я не стал спорить, так как знал об этом запрете, базировавшемся на прецедентах. До принятия данного правила Арментариям разрешалось перемещаться на личном транспорте, для нас это не являлось необходимостью, но страстные, в прошлой жизни, автолюбители не сразу могли отказаться от своих металлических друзей. И тут на страницы жёлтой прессы стали выскакивать снимки летающих машин. Водители увлекались настолько, что наряду со стандартным набором управления машиной, невольно использовали свои способности. Тогда и было включено понятие «Личный транспорт» в небольшой список запрещённых вольностей.

Прибыв на место, мы оставили машину у самого входа в ресторан. Пётр накинул на автомобиль ореол невидимки и двинулся через стеклянные двери ресторана к ближайшему столу, я последовал за ним. Боль в спине отступала, оставляя лёгкий тянущий след. Сознание было ясным и чётким. Бесновавшиеся до встречи с Петром вопросы в обнимку с сотнями самых сумасшедших догадок, успокоили свой бег, готовясь покинуть мою больную голову. Мы уселись за первый же свободный чистый стол и стали дожидаться появления официанта, который, судя по всему, задержался у стола с очень скандальными посетителями. Мужчина, с трудом помещавшийся на стуле, обильно жестикулируя, демонстративно обвинял молодого парнишку в некомпетентности. Парень достойно отвечал ему, обещая, что в скором времени подаст на стол заказанные скандалистом блюда. Со словами «Давай уже, не тормози!», хамоватый посетитель отпустил юношу и тот ринулся вручать нам меню. Когда мы получили ярко раскрашенные папки с японскими иероглифами, я понял специфику местной кухни.

– Желаете ли заказать напитки? – поинтересовался официант мягким и, одновременно, деловым тоном. Я мысленно поблагодарил его за отсутствие дебильной профессиональной улыбки, но тут же вспомнил Лерку и помрачнел. Заказал Пётр, у меня всё равно не было ни копейки, и поэтому право хозяина стола я с лёгкостью отдал ему. Петька молвил, поразив меня своей тактичностью и риторической развитостью, так сильно контрастирующими с его повседневным просторечием и грубостью в выражениях:

– Любезнейший, не подскажите ли нам с другом, есть ли у вас в меню нечто сопоставимое с закуской под водочку?

– Что-нибудь обязательно найдём. – Неуверенно ответил парнишка.

– А давайте упростим задачу, – Предложил Пётр. – Я возьму себе зелёный чай, а господину напротив меня, – он указал ладонью в мою сторону, – двести граммов самой дорогой водочки и закуску на ваш выбор. И не скупитесь, пожалуйста, любезный, денег у меня много и закуски должно быть с изобилием. И, пока мы дожидаемся основного заказа, мой друг выпьет пол литра лучшего вашего пива. Времени у нас уйма, так что мы смиренно подождём своё кушанье за приятной беседой. Не беспокойтесь о нас. Спасибо.

Юный передовик сферы общепита, поблагодарив нас за заказ, явно повеселевший, отошёл к экрану компьютера. Я ошарашенно глядел на моего собеседника. «Вот уж не ожидал от него таких лингвистических подвигов».

Поймав мой взгляд, Пётр коротко и лаконично ответил на незаданный мною вопрос:

– Я всю жизнь рос в неблагополучном районе, а деньги зарабатывал, работая официантом.

– Почему же я доселе не ведал о твоей биполярности? – спросил я с иронией.

– Ну, мы же никогда не ходили по ресторанам, – весомо подметил Петька. – Кстати, погодь малёха, дельце есть незаконченное. – И с этими словами он повернулся к столику, за которым восседал мужлан, недавно отчитывавший нашего официанта.

Кроме брюзжащего мужика за столом седели ещё трое. Судя по всему, его молодая несловоохотливая спутница рядом и, копирующая их, парочка напротив. Мужчины весело обсуждали какую-то историю, приключившуюся с ними в, недавно посещаемом, ресторане при гостинице. Главный герой стола всем своим видом демонстрировал осознание собственной уникальности. Арментарии не были способны читать мысли людей, но порой это не было обязательно, за человека всегда говорили его взгляд, мимика и поведение. Петька повернулся ко мне, подмигнул и снова уставился на неприятную четвёрку. Внезапно выражение лица мужлана изменилось, он замолк и замер, растерянно уставившись в никуда. И Петька, придав своим жестам небывалую живость, громко, с наигранным удивлением, перемешанным с эмоциями восторга, выкрикнул:

– Ребяточки, пацаны, зацените, мужик обоссался!

И в правду, со стула, на котором восседал хамоватый посетитель, к белому полу устремились две струи. Зал был полон клиентами и данную живописную картину могли лицезреть, кроме нас, ещё человек двадцать. Кто-то на задних рядах даже привстал, что бы лучше видеть происходящее. Мужик ошарашенно вскочил со стула, открывая зрителям абстракционизм двух тёмных пятен на светлом материале брюк, медленно вытягивающийся в направлении дорогой обуви. Лицо его исказилось гримасой ужаса и недоумения. Не веря своим глазам, его спутники уставились на штаны товарища, открыв рты. С дальнего столика послышался смешок, рядом кто-то разразился хохотом и волна потехи, сносящая все возможные преграды на пути, стала стремительно набирать амплитуду. Но больше всех меня поразил наш официант, который незаметно приблизился к столу и лишь с лёгкой улыбкой наблюдал за отчаяньем своего обидчика. Смеяться он будет позже, сейчас яркое проявление эмоций может обеднить весь тот спектр положительных эмоций, испытываемых им в данный момент. Вслед за звездой представления, провожаемая со сцены бурей аплодисментов, вся компания бросилась прочь из ресторана, не потрудившись даже оплатить счёт. Но теперь официант с лёгкостью заплатит за них. Ведь должен же кто-то купить билет на спектакль.

Когда Пётр, всё же, повернулся ко мне, меня буквально обдало жаром лучей, исходящих от его светящейся физиономии. Он не был весел, он был счастлив. Устроить цирковое представление посреди ресторана, не было в духе Петьки, я это знал, он всегда пытался действовать тихо и осторожно. Но сегодня старые комплексы, связанные с пережитыми неприятностями во время практики в сфере обслуживания, заставили его поступить дерзко, и открыто.

И только сейчас я в полной мере осознал то, что уже длительное время кулаками стучалось в закрытую дверь меж сознанием и подсознанием. Арментарии не несут в себе так много божественного, как я когда-то полагал. Наряду с дарованным могуществом, силой титанов, великолепной памятью и способностью влиять на природные процессы, всегда остаются самые человечные черты характера, включающие в себя старые обиды, эмоциональные слабости, образ мысли и мстительную, подлую натуру.

Настроение стало хуже некуда. На стол медленно опустился бокал пива и небольшой чайник, заполненный кипятком с заваркой. Я отпил сразу половину и отставил бокал в сторону. Разгорячённые зрители затихали, и вскоре атмосфера в зале стала прежней. Петька подозвал убирающего забракованный стол официанта и вручил ему несколько купюр для оплаты счёта позорно бежавших блатных скандалистов. Обратившись ко мне, он торжественно заявил:

– Праздник должен быть полноценным. – Но почувствовав моё настроение, мгновенно посерьёзнел, – Извини за это Боря, старые раны, сам понимаешь…

– Раны, не способные зарасти, – медленно проговорил я – раны, напоминающие нам о нашей человечности, о нашем несовершенстве, о том, с чем мы не способны бороться.

Поняв меня, Пётр разом поник и помрачнел. Так мы и сидели минут десять, погружённые каждый в свои размышления, но думая об одном и том же. Молчание нарушил Петька.

– Ладно, допустим мы не являемся эталоном совершенства. Допустим. Но то, что я только что сделал – правильно, и ты это знаешь. Мы есть Арментарии, защищающие слабых от сильных и жестоких мира сего. И это именно то, что мы делаем.

Меня устроило данное обоснование, мы звякнули кружками и выпили, я пиво, Пётр чай. Обстановка постепенно разряжалась и я решил начать разговор.

– На самом деле, Петька, у меня к тебе уйма вопросов, начиная с классического «Что новенького?» и заканчивая вопросом о том создании напавшем не меня.

– Отвечу тебе немедля, сразу после того как ты прояснишь мне кое-что, братка. – Мой собеседник удержал паузу, слегка заинтриговав меня.

– Ну давай же, спрашивай. – Не выдержал я.

– Вопрос покажется тебе слегка странным, но чего уж там вола тянуть за семенники. Какого ж хрена ты жив, ответь мне, будь ласков? – я опешил, Пётр продолжал – на общем собрании Попутчик в уши заливал, что все ласты склеили. Слышал официальную версию, что по «зомбоящику» крутили?

– Да, конечно, – я ошарашено глядел на Петьку, – старое здание развалилось ввиду обветшалости конструкции. Но ведь в новостях говорили и про человека в коме, а это к вашему сведению – я.

– Через пару недель Попутчик уже вовсю насвистывал нам о твоей смерти, якобы насос не потянул нагрузку, – продолжал удивлять меня Пётр. – Я по первости было подумал, что фуфло, но новостей больше не было и повёлся.

– Но зачем Попутчику вас обманывать? Какой в этом смысл, Петька? Я же вот он, живёхонький, даже почти здоровый.

– А я о чём тебе толкую? – Пётр многозначительно посмотрел на меня, – Сегодня, когда мы спугнули вампира, я не знал кто ты. Но к счастью, я первый пошёл осмотреть терпилу. Я узнал тебя сразу и тут же чухнул, что дело здесь не чисто, что-то мутит наш дражайший наставник.

– Остальные видели?

– Нет, я сразу забрал тебя, наплёл, типа мы знакомы, что ты с моего района и я порешаю.

– Молодец. Не стоит мне пока светиться.

– Ты же меня знаешь Борька, никогда я нашей системе не доверял полностью.

– Я всё же не могу понять, где логика, – не унимался я. – Зачем Попутчик вам соврал? Если он хотел оборвать нашу возможность связаться, то должен был понимать, что когда-нибудь мы с вами, всё-таки столкнёмся, он же не дурак. Или… – я заколебался.

– Или он реально думает, что ты окочурился. – Завершил мою мысль Пётр.

– Кто-то предоставил Попутчику недостоверную информацию?

– Может быть Боря, конечно легче всего поверить в то, что его надули, как и нас. Сложно сомневаться в чистоплотности наставника, но мне кажется, что всё-таки не стоит пренебрегать вариантом его причастности к этому дерьму. Я уже почти семь лет знаю Попутчика, он был и моим куратором. Я знаю, что он порядочный и правильный Арментарий, но за всё время моей службы я также уяснил, что уж не пальцем он делан, сто баллов даю тебе.

К столу подали большую тарелку, пестрящую разноцветными начинками суши. Официант торжественно водрузил на стол запотевший графин водки и пару рюмок, пожелал нам приятного аппетита и удалился прочь. Я наполнил рюмку и, пользуясь неофициальностью обстановки, невзначай, для снятия напряжения в воздухе, поинтересовался у Петра:

– Ну и когда тебе семь лет службы стукнет?

– Через месяц.

– А конкретнее?

Мой товарищ задумался, потёр шею и неуверенно ответил:

– Двадцать первого походу.

– Ты не помнишь? – Я удивился.

– Понимаешь, там такая странная ситуёвина вышла. – Пётр мялся, явно не желая делиться со мной своими мыслями, – На практику я вышел во вторник двадцать второго, как водится на следующий день после раскрытия таланта. Значится, что в понедельник двадцать первого был совершён обряд. Но меня всё не покидает какое-то сомнение.

– Ты о чём? – Я насторожился, я уже догадывался, что мой собеседник желает сказать, но хотел услышать это от него.

– Видишь ли, Борян, – продолжал Петька, – я зуб тебе даю на отсечение, помню, что в день раскрытия моего таланта было не двадцать первое число, а понедельник четырнадцатого, у нас ещё зарплату задержали на четыре дня, ушлёпки, а в понедельник как раз выдали. Сам знаешь, когда тормозят с выдачей лавэшки, каждый день как анальное совокупление.

Я выпил водки и закусил первым попавшимся кусочком суши. Я отчётливо понимал всё то, что говорил Пётр. Когда-то я сам сходил с ума пытаясь сопоставить факты с моими воспоминаниями. Помню то, как тщетно бился о стальную броню этой загадки. Читал репортажи о расправе над бандой малолетних головорезов в газетах, обшарил новостные сайты в интернете, мучил расспросами Попутчика. Но везде выскакивала абсолютно идентичная информация, вещающая о правильной последовательности официальной версии моего наставника. Вскоре я сдался, но ощущение обманутости осталось.