Удар вибрацией прошелся по всему телу, отчего заболела голова. Стало тяжело думать о чем-то, разум отчистился, сознание отчистилось, как лист. Я сделал это, я выполнил заказ напарников, связал себя с этим корейским эмигрантом. И сделал это неосознанно.

Мистер Брейк забрал биту и склонился над корейцем – нащупать пульс. Цыкнув, он кивнул. Мистер Вальс вздохнул раз, закурил, вздохнул другой и достал пистолет. Выстрелы привели меня в чувство, и я уставился на нелепо лежавшего мертвого человечка, из головы которого вытекала густая и багровая.

– Квартира ваша, мистер Брейк, – сказал мистер Вальс напарнику, показывая мне на выход.

Я глянул на мистера Брейка и тут же поспешил убраться от него подальше. В глазах этого крепкого и не выспавшегося человека опять закрутился бледный дымок безумия. Звериный хохот догнал меня на выходе из квартиры, и его поддержали звуки крушимой квартиры. Мистер Вальс же не обратил на это никакого внимания – он спокойно спускался по загаженному подъезду, и все не мог найти вторую перчатку.

– Что с ним не так? – спросил я, когда он достал ее из заднего кармана брюк.

– Наркотики и шизофрения – этот коктейль готовят в аду, – спокойно ответил он.

Мы вышли из дома. Из людей Лекса Мата остался только тот здоровяк. Он курил у угла, косо разглядывая нас. Сверху эхом донесся вой. Видимо квартира разносилась основательно и вдребезги. Мы залезли в машину, стали ждать, когда мистер Брейк закончит.

Он вышел весь взмыленный, притом ничуть не уставший, с играющей на губах зловещей улыбкой. Кивнув здоровяку у угла, он сел за руль, и мы поехали. Солнце уже шло к западу, а с востока надвигались сплошным одеялом грозовые тучи. Завтрашний день обещал быть буреносным. Мимо проносились серые стены литейных цехов, свистки завали рабочих домой. Они шли вдоль дороги, угрюмые и грязные, с острой решимостью в глазах. Большинство пойдет в бар, и только немногие вернутся к семьям. Я видел таких людей: они заходили в соседнюю с моим домом пивнушку. Это особые люди. Они такие же твердые и тяжелые, как и сталь, что плавится в печах.

Чистое поле приятно освежило глаз. Пригород закончился, и автострада несла нас обратно в Сити. Мистер Брейк посмотрел на меня через зеркало заднего вида. Видимо я показался ему приунывшим, и он включили радио. Заиграл бодрый мотив американского рока. Голос из динамиков призывал матерей не позволять детям идти темной дорогой, и не пускать в Дом, в котором встает солнце. Песня закончилась, диктор объявил новости.

– А сейчас полиция Айппал-сити передает важное сообщение всем слушающим, – говорил диктор. – В городе участились нападения на ночных прохожих в спальных районах. Этой ночью было найдено тело женщины двадцати шести лет. Женщину изнасиловали и зарезали в одном из переулочков Восточного Италитауна. Полиция города призывает всех жителей быть осторожными и сообщать о любых подозрительных происшествиях…

Мистер Вальс выключил радио.

– Довольны собой, мистер Брейк? – спросил он, закурив и уставившись в окно.

Мистер Брейк лишь оскалился.

Мы подъехали к моему дому уже ночью. На улице не было ни души, только одиноко горящие вывески магазинов, да фонари освещали грязные мостовые. Начал крапать дождь. Мистер Вальс сказал, что скоро они заедут за мной, после чего машина укатила в плохо освящаемую ночь.

Поднявшись в квартиру, я устало сел возле двери. Всего один день понадобился, чтобы изменить все. Многие пытаются годами: заводят новых знакомых и любовниц, пытаются кардинально изменить время досуга, начинают заниматься всякими глупостями. А всего-то и надо раскроить кому-нибудь башку.

Я прошел на кухню и заглянул в холодильник. Там все еще стояла недобитая упаковка пива. Взяв банку и отхлебнув, я уставился в окно, на улицу.

– Кажется, сидя дома, я влип в жесткое дерьмо, – сказал Карло в пустоту.

Я допил пиво и свалился на кровать.

Беспокойные сны одолевали меня ночью: все мелькал маленький человечек, скрюченный в луже крови; лица двух напарников – серокаменная маска мистера Брейка в сумраке, и угольно черное рогатая морда мистера Вальса в белом сиянии. Они крутились вокруг меня и корейца, шепча, что пути назад нет. И этот вопль, – Damyeon agma! – с какой злобой он выкрикнул, выплюнул, словно проклятие.

Я вздрогнул и проснулся. За окном все еще стояла ночь, и в ней шумел незримый дождь. Толстые капли ползли по запотевшему стеклу, протекали на подоконник. Молнии, бившие в громоотводы, озаряли комнату. Возле кровати стоял мистер Вальс, как и прежде, в белом костюме, но с накинутым серым плащом. Он смотрел в окно, и задумчиво чиркал никелированной зажигалкой.

– Этот убогий город, пристанище гнили, всей сучьей породы земли, – сквозь зубы прошипел он. – Его строили как надежду, как светлое будущее, в котором люди будут равны и начнет процветать общество. Город свободных умов и правдивых мыслей, город человеческого идеала. Богаче Нью-Йорка, влиятельней Москвы, легендарней Парижа – он стал поганейшей клоакой. И даже священный огонь не выжжет всей мерзости и заразы из него. – Молния очертила точные и благородные черты мистера Вальса. – Будь ты проклят, Синий город, и будь проклята твоя история.

И снова молния сверкнула в комнате. На кухне хлопнула дверца холодильника. Видимо, мистер Брейк все же нашел что-то внутри, потому что он сразу загремел табуреткой и ножами.

– Который час? – спросил я, садясь на кровати.

– Три ночи, – мистер Вальс разгладил свои усики и закурил. – Вы проспали примерно сутки.

Лицо убийцы в белом было не видно, только огонек сигареты иногда отражался в его глазах.

– Говенное пиво для говенной квартиры, – из кухни вышел мистер Брейк, теперь одетый еще и в потрепанную косуху. Он допил последнюю банку пива и бросил себе под ноги, в осколки монитора.

– Что вам надо? – спросил Карло, пялясь на разбитый компьютер.

– Все то же, мистер Твист, – мистер Вальс пустил в мою сторону струйку дыма.

– У нас висит особый заказ, – отозвался мистер Брейк.

– Дайте угадаю – надо кого-то убить по-особому, – ухмыльнулся я.

Мистер Вальс расхохотался.

– Видимо, моя проповедь о страхе все же повлияла на вас. Нет больше и тени былого, мистер Твист. Это нам на руку, – обратился он к мистеру Брейку.

– Вот уж не думаю, что сильно поможет, – прорычал тот и вышел из комнаты.

Мистер Вальс протянул темно-серый плащ.

– На улице гуляет буря. Наденьте.

Без вопросов я натянул плащ и пошел за мистером Вальсом.

На улице не просто гуляла буря, а настоящий водопад лился с неба, тут же промочив меня всего. Полы плаща распахнулись от ветра, подставив под дождь костюм. На кожаные сиденья Tohond’ы я сел мокрым, и будто голым. За руль уселся мистер Вальс, на переднее сиденье – мистер Брейк. Машина тронулась. Дороги были пусты и тихи, косой дождь барабанил по корпусу, сливаясь с ровным гулом мотора. Я смотрел в окно и видел проплывающие мимо темные шестиэтажки спальных районов, фонари, пустые тротуары, несущиеся реки. Как хорошо, что идет дождь, он смоет всю грязь с улиц. Завтра город будет блестеть своей первозданной чистотой. Вот бы он и людей так же промыл. Чтобы можно было встать под такую бурю и все отчистить. Ах, если бы можно было начать сначала, забыть паршивую жизнь, квартиру, этих двоих и того корейца. Нет. Ничего такого быть не может, и думать нечего. Нет ни прошлого, ни будущего, а только настоящее. И в настоящем жизнь моя болтается над пропастью, и держится только за руки двоих странных напарников-убийц.

– Что такое счастье, мистер Брейк? – прервал тишину мистер Вальс.

Мистер Брейк ответил не сразу.

– Спокойствие в суете, – просипел он. – А для вас?

– Работа, во всех ее проявлениях. Мистер Твист, что такое счастье?

– Выигрыш на вторую жизнь, – ответил Карло, все еще смотря в окно.

– Вам не нравится ваша жизнь?

Я задумался. Что ему ответить? Придумать какую-нибудь пафосную фразу, под стать вопросу?

– Не нравится.

Мистер Брейк усмехнулся:

– Считайте, что это ваш второй шанс.

Мы въехали в центр города, такой же пустынный и грязный, как и окраина. Черные небоскребы корпораций, словно гейзеры, вырывались из асфальта и боролись между собой, кто выше. Все больше, и больше, и еще больше – их строили десятилетиями, превращая центр в сплошной график убытков и прибылей. В этом году выше, в другом пониже, в следующем рекорд высоты, а там у кого какие доходы будут. И в центр стеклянно-бетонного семейства гигантов врубалась башня Progress industries. Мрамор и миллионные прибыли в месяц – монстр среди всех братьев.

Мы остановились перед черным ходом одного из тех редких небоскребов в центре, что не принадлежат ни одной из корпораций, а служит прибежищем мелких конторок и временным филиалам заграничных компаний. В этих шестидесяти этажах бурлила жизнь порой сильнее, чем у их подножья. Иногда один и тот же офис мог сниматься нескольким компаниям подряд в течение месяца. Там располагались все: юристы, экономисты, страховщики, охранные агентства, строители, торговцы, даже небольшие компашки уборщиков, и те появлялись время от времени. И, естественно, такие здания никогда не охранялись, ведь охранять в них было нечего.

Взломав замок на двери, напарники уверенно пошли по бетонным коридорам, к лифтам. Особенной чертой таких небоскребов была их дешевая планировка. Никакого металла, мрамора, дерева, ковров – только крашенные бетонные стены и пластиковые перегородки между рабочими «кабинетами». Примерно в такой же обстановке работал и я. До недавнего времени…

Лифт остановился на «51» этаже. Мистер Вальс достал пистолет, – литой кольт, – и ушел вглубь темного коридорчика из перегородок.

– Спокойней, мистер Твист, – прохрипел мистер Брейк и тоже достал пистолет.

Мистер Вальс поджидал нас у самого дальнего «кабинета», из которого лился ровный свет настольной лампы. Жестом он остановил напарников, тихо передернул затвор, загоняя патрон в патронник, и вошел в «кабинет».

– Привет, Мэри.

Тут же вскрикнула женщина, глухой удар и треск пластика. Мистер Брейк вошел в «кабинет», а за ним и Карло. Возле стола, с компьютером и лампой, лежала женщина. Небольшое креслице валялось тут же. Женщина подняла голову, и у нее со лба пробежала струйка крови.

– Так бывает, Мэри. Люди не живут без ошибок, – прорычал ей мистер Брейк, и тут же пнул в живот. Женщина хрипнула, скрючилась.

Мистер Вальс встал возле меня:

– Ее зовут Мэриэн Стоткунем. Она чистокровная американка, по крайней мере, считает себя таковой. Была рождена в нищете, потому паталогически тянется к роскоши. Единственная ее страсть – деньги. Приехала в Сити примерно пять лет назад и тут же влезла в криминал. Она первоклассный бухгалтер, и все пять лет проработала на семью Рочетто, вела учет самой богатой сферы в этой стране, – мистер Вальс глянул на женщину и передернул затвор пистолета, – торговле людьми. Женщины для борделей, мужчины для тяжелой работы, дети для всего остального. Успешный бизнес, приносит намного больше денег, чем наркотики. Но дорогой Мэри было мало того, что платила семья, потому она решила немножко скроить с реки зелени, что текла через нее. Семья в итоге узнала, и вот мы здесь, – мистер Вальс посмотрел на Карло в упор. – Это заказ на убийство, и исполните его вы, – он протянул мне пистолет.

– А у вас самих рука не поднимется? – спросил я, все больше наглея.

– Это особый заказ, для него нужен особый исполнитель, – ответил мистер Брейк.

– Человек, который никогда не убивал человека? – повернулся я к нему.

– Хм-м, – протянул мистер Вальс, – не пойму вашего упрямства. Страх пропал, а вера осталась. На чем же она держится, мистер Твист?

– На том, что работа эта лишена смысла, мистер Вальс, – ответил Карло. – Да, вы подняли со дна никчемного и трусливого человека и заставили его избить другого подобного, да будет так. Теперь же вы заставляете этого человека убить женщину. Вы правы, меня останавливает не страх перед ответственностью, а то безумие, что вами движет.

– Безумие, мистер Твист? – мистер Брейк повернулся ко мне. – Вы что-то знаете о безумии?