Эхо чужих желаний

– Они уедут в конце лета, а ты все еще будешь здесь, – успокоила Клэр сестру.

– Я знаю это, глупышка, – ответила Крисси, разглядывая в зеркале свое лицо. – Это и хорошо и плохо одновременно.

Нолан был очень разочарован тем, что Фионы Дойл не оказалось в числе девушек, которые, хихикая, поднимались в лунном свете по дюнам. Он позволил Кэролайн и Хилари прийти, чтобы придать вечеринке добропорядочный вид, и злился на Джерри за то, что тот оградил от участия собственную сестру.

– Вряд ли там случится такой же бардак, как в пещере, – проворчал Нолан.

– Знаю, просто она никуда не пойдет с нами ночью. Тем более в дюны.

– Ты как будто о монахине говоришь, а не о сестре, – буркнул Джеймс.

Джерри одарил его обезоруживающей улыбкой:

– Слушай, я понимаю, о чем ты. Но Фиона живет здесь, ты ведь знаешь. Это не просто вечеринка, как для твоей сестры и Хилари. Если ты местный, все выглядит иначе. В Дублине есть места, куда ты бы не пустил Кэролайн, хотя, возможно, там нет ничего плохого.

Слова Джерри произвели на Нолана впечатление.

Компания взяла с собой заводной граммофон и ушла так далеко, чтобы никто, кроме чаек, их не услышал.

Они разожгли примус и приготовили ужин. Дэвид обнимал Кэролайн, а Крисси льнула к Джерри Дойлу. Однако ему приходилось то и дело отстраняться, чтобы открывать консервные банки, следить за огнем и переворачивать сосиски. Нолан сидел рядом с Кэт, которая показалась ему гораздо привлекательней, чем в прошлую зиму. Ни один не исчез в темноте, прихватив с собой пару. Но когда огонек примуса мигнул и погас, а завести граммофон никто не потрудился, стало очевидно, что вечеринка удалась.

Именно Джерри Дойл, а не Крисси, решил, что вечеринка подошла к концу, и с небрежным смешком поднял всех на ноги. Девушки, хихикая, поспешно поправили блузки. Компания двинулась обратно по серебристому волшебному пляжу. У подножия лестницы все перестали болтать и отправились по домам, перешептываясь и посмеиваясь.

На этот раз никто не был пьян. Кэт и Крисси прыскали со смеху, но выглядели более искушенными. Хилари и Кэролайн мчались в лунном свете по пляжу, прикладывая пальцы к губам и хихикая. За Хилари увивался один из братьев Диллон, который был вполне себе неплох, несмотря на кривые зубы.

Джеймс и Дэвид шли неторопливо. Джеймс сказал Дэвиду, что засунул язык в рот Кэт и ужаснулся. Ее рот был полон слюны. Наверное, это следует делать как-то иначе. Дэвид с интересом кивнул и согласился, что другой способ, несомненно, есть. Он не стал сообщать, что рот Кэролайн Нолан вовсе не полон слюны, а, напротив, очень приятен и мил.

На следующий день Кэролайн и Хилари лежали на вершине утеса, когда мимо проходил Джерри.

– Вы не попались?

– Конечно нет. Мама принимает так много снотворного, что не заметила бы, устрой мы пикник прямо в саду, – ответила Кэролайн.

– Моя мама тоже глотает кучу таблеток: одни снимают сонливость, а другие успокаивают.

– Неплохо придумано, – усмехнулась Кэролайн.

– Вечеринка удалась, – произнесла Хилари.

– Да, но могло быть и лучше, – сказал Джерри, не сводя глаз с Кэролайн.

– Ну что ж, – смутилась она.

– Я пришел, чтобы сделать ваши фотографии для своей стены, – заявил Джерри.

– У нас уже много фотографий – почти целый альбом, – отмахнулась Кэролайн.

– Нет, я говорю не о снимках на продажу. Это для меня – на память о самых великолепных девушках, которые приезжали в Каслбей. За всю мою жизнь.

Кэролайн и Хилари запротестовали: они плохо одеты, без макияжа и вообще не готовы. Джерри их успокоил, и они согласились. Начали с Хилари. Она дурачилась, строила гримасы, манерно позировала, улыбалась и смотрела прямо в камеру.

– У тебя там, наверное, уже сотня снимков, – предположила она.

– По меньшей мере. Теперь очередь Кэролайн.

Сестра Джеймса почти не ломалась и, похоже, сразу расслабилась.

– Я чувствую себя очень глупо, – внезапно призналась она. – Обычно я такого не делаю.

– Ты и сейчас ничего не делаешь, – возразил Джерри. – Просто остаешься сама собой. Все в порядке. По-моему, ты прекрасно выглядишь.

Наслаждаясь комплиментами, Кэролайн улыбнулась и подалась вперед. Не сознавая, что делает, она провела языком по нижней губе и широко распахнула глаза. Казалось вполне естественным смотреть в камеру, словно находясь под гипнозом, пока Джерри щелкал затвором и непринужденно болтал. Он восхищался ее кожей – нежной и загорелой, выражая надежду, что черно-белая пленка запечатлеет ее красоту благодаря игре света и тени.

Кэролайн не испытывала смущения от комплиментов в присутствии подруги. Хилари перестала хихикать. Она жалела, что не позировала, как Кэролайн, – тогда Джерри Дойл, возможно, тоже похвалил бы ее кожу и волосы.

Он убрал фотоаппарат.

– Мое любимое занятие – фотографировать красивых женщин. Я бы хотел заниматься этим весь день, а не снимать потные пары на танцах и образцовые семьи на пляже.

В голосе Джерри прозвучала горечь. Это было необычно для юного Дойла, который всегда выглядел беззаботным.

– Тогда почему ты этим не занимаешься? Ты же всегда делаешь то, что хочешь.

Кэролайн встретилась с Джерри взглядом, и ее глаза сказали больше, чем слова.

– Именно так я и поступаю, – ухмыльнулся он.

Анджеле показалось, что тем летом ее спрашивали о Шоне больше, чем когда-либо прежде. Даже те, кто никогда раньше не вспоминал о нем. Матушка Иммакулата поинтересовалась, поедет ли Шон в Рим на святой год, ведь туда съедутся преподобные отцы со всего мира. Анджела предположила, что брата не отпустят из миссии. Молодая миссис Диллон из отеля взволнованно поведала ей, что двое постояльцев собираются в Японию в сентябре. Они могли бы передать что-нибудь отцу Шону или повидаться с ним. Анджела ответила, что по злой случайности как раз в сентябре Шон вроде бы, по его словам, отправлялся в короткую поездку на Филиппины.

Порой Анджела удивлялась тому, как легко ей удавалось говорить о служении и миссии, хотя она знала ужасную правду. О чем думал Господь, когда давным-давно пролетал над коттеджем О’Хары и выбрал Шона? Разве Бог не знал, что произойдет в будущем? Почему Он позволил насмехаться над собой и навлек на всех такое несчастье?

Анджела прислонила велосипед к стене магазина О’Брайена и внезапно осознала, что несчастье постигло не всех, а очень немногих. Вполне вероятно, что досадовала на случившееся только она. Ее брат был доволен жизнью, впервые познав, по его словам, суть истинного удовольствия. Джеральдина и Мария тоже ни на что не жаловались. Они посылали Шону письма на Рождество и день рождения, а их дети добавляли от себя пару неразборчивых каракуль. Их мать тем временем сидела в кресле перед коттеджем, смотрела, как люди идут на поле для гольфа и возвращаются обратно, здоровалась, улыбалась, кивала каждому, кто проходил мимо, и тоже была счастлива. Она не сомневалась в том, что ее сын-священник ходатайствует за нее перед самим Господом и готовит ей место на небесах.

Мисс О’Хара не знала, радоваться или возмущаться тому, что она оказалась единственной, кто пострадал из-за двусмысленного положения Шона. Должно быть, ей следовало утешиться тем, что сумма человеческих страданий приуменьшилась. Но явная несправедливость казалась неимоверной, стоило лишь задуматься.

Плотно сжав губы, Анджела вошла в лавку и увидела, что юная Клэр усердно трудится у прилавка. Ее кожу не покрывал золотистый загар, как у девушек, сидевших на изгороди вдоль Клифф-роуд. Она не носила ярко-розовых блузок, которые могли придать лицу больше живости и выразительности. В платье с поблекшими желтыми и розовыми цветами, должно быть доставшемся от старшей сестры, Клэр выглядела потрепанной и изможденной. Она сосредоточенно хмурилась, отсчитывая деньги.

– Обычно я достаточно быстро выдаю сдачу, – сообщила Клэр покупательнице. – Но когда магазин переполнен и мы все работаем у кассы, можно сбиться со счета – вот почему я предпочитаю не спешить.

Женщина улыбнулась старательной девочке, у которой даже не было времени разглядеть Анджелу в другом конце магазина. Миссис О’Брайен осведомилась, хороша ли нынче погода для костей матери Анджелы, навестят ли Джеральдина или Мария этим летом родных и как скоро вернется преподобный отец. Как жаль, что ему не удалось приехать в этом году, ведь тогда он смог бы отправиться в Рим на святой год. Диллоны собирались туда в октябре после закрытия летнего сезона. Представьте себе: в Риме можно увидеть самого папу римского. Ходили разговоры о том, чтобы организовать сбор средств и отправить в Рим отца О’Двайера, но из этого ничего не вышло. Идея пришла слишком поздно, люди трудились в поте лица, не имея времени встретиться и все обсудить. Анджела в ответ несколько раз машинально хмыкнула и отпустила ряд шаблонных реплик. Ей часто казалось, что даже немой мог успешно общаться с большинством жителей Каслбея. Нужно было молча кивать, улыбаться, качать головой и издавать хоть какие-то звуки. Анджела поняла, что ее догадка верна. Укладывая покупки в корзину велосипеда, она краем уха услышала, как миссис О’Брайен говорила мисс О’Флаэрти, что Анджела О’Хара – очень милая девушка. Неудивительно, что дети без ума от учительницы. Анджела довольно улыбнулась. Правда, ее покоробило, когда мисс О’Флаэрти, видевшая мир в мрачных красках, посетовала, что все прекрасно, но когда уже мисс О’Хара выйдет замуж?

«Хороший вопрос», – усмехнулась в глубине души Анджела.

Предположим, просто предположим, что она приведет себя в порядок, пойдет на танцы и встретит симпатичного парня, приехавшего в Каслбей на летний отдых из Дублина, Корка, Лимерика или Дагенема, как тот парень, с которым она познакомилась три года назад. Что тогда? Думать об этом бессмысленно. Если она прожила с матерью так долго, нужно держаться до конца. Пять лет назад она еще могла уехать, но теперь такой возможности не было. Анджела не доверяла брату, готовому разнести мир матери вдребезги. Мисс О’Флаэрти, которой, к слову сказать, не пристало швырять камни в чужой огород, придется долго ждать, когда Анджела О’Хара подыщет себе мужа.

Несколько недель спустя Анджела встретила доктора Пауэра, который ехал на машине по дороге, ведущей к полю для гольфа. Пэдди притормозил и поравнялся с учительницей.

– Я хотел проведать твою мать.

– Разумеется, но, ради бога, дайте мне пять минут форы, чтобы надеть на нее чистую блузку. Иначе она весь вечер будет жаловаться, что вы застали ее в неподобающем виде.

– Сначала я должен осмотреть кое-кого в клубе. Заеду на обратном пути.

«Было бы чудесно выйти замуж за доктора Пауэра», – подумала Анджела.

Он, конечно, староват, зато спокоен и добр. Его жене, тоскующей по городской суете, очень повезло. Анджела задавалась вопросом: знает ли Молли о своей удаче или продолжает грезить о более изысканной жизни, без конца разглядывая кольца на руках и накрашенные ногти? Благодарна ли Молли судьбе за умного сына и большой белый дом, с двух сторон выходящий на море? Радуется ли она по утрам, просыпаясь и слыша, как Нелли в камине убирает золу и готовит завтрак? Милая хохотушка Нелли Берк, мечтавшая стать кинозвездой, когда они учились в школе. Доктор Пауэр не походил на святого в полном смысле этого слова. Он бывал вспыльчив и нетерпим, однако славился добротой, а мистер Мерфи из аптеки утверждал, что такого хорошего врача нужно еще поискать. Если бы Пэдди жил в Дублине и принимал пациентов за дверью с медной табличкой где-нибудь на Фицуильям-сквер, он бы назывался врачом-консультантом и сколотил целое состояние. Анджела надеялась, что миссис Молли Пауэр никогда не узнает об этом, потому что в глубине души Пэдди Пауэр был таким же, как Анджела. Он бы не уехал из Каслбея. Пэдди Пауэр родился на крупной ферме и трудился во имя всеобщего блага, с тех пор как себя помнил. Ему не нужны были ни столичный кабинет, ни табличка на двери, ни круглые суммы на банковском счете.

Анджела привела мать в порядок, быстро умыв ее и присыпав кожу тальком. Она надела на старушку чистую сорочку и, конечно, чистые чулки, на случай если доктор Пауэр решит пощупать ее больные колени.

Принаряженная, миссис О’Хара выглядела недурно. У нее были мягкие вьющиеся волосы. Именно от матери преподобный отец Шон О’Хара унаследовал красивое тонкое лицо с точеными скулами.

«Уход за собой всем идет на пользу», – решительно сказала себе Анджела, сменила платье и подкрасила губы.

– Теперь мы как две шлюшки на гулянке, – объявила она матери.

Миссис О’Хара нервно оглядела комнату, опасаясь, что кто-нибудь мог услышать эти слова.

– Иногда ты говоришь ужасные глупости. Я уверена, что у людей складывается о тебе неверное впечатление.

– Держу пари, так оно и есть, дорогая мама, – успела ответить Анджела, и на пороге появился доктор Пауэр.

В гольф-клуб Пэдди вызывали к приезжему, который играл слишком усердно. Не занимаясь в повседневной жизни спортом и проводя дома пятьдесят недель в году, он прибыл в Каслбей, где пять дней подряд ходил по холмистому полю с тридцатью шестью лунками. Неудивительно, что он потерял сознание. На поле для гольфа следует повесить такие же уведомления об опасности, как на пляже.

– С ним все будет в порядке? – спросила Анджела.

– Самое худшее, что его постигло, – это оскорбления с моей стороны. В остальном с ним полный порядок. Я оказал ему добрую услугу, предупредив о вреде подобного образа жизни. Он может дожить до ста лет и благодарить меня каждый день. Хватит о нем. Как вы поживаете, миссис О’Хара?

Анджела наблюдала за тем, как доктор ощупывал опухшие суставы на ногах ее матери. После осмотра Пэдди взял скрюченные, бугристые руки старушки в свои.

– На вид хуже не стало, – бодро заверил он, – но я понимаю, что, когда все болит, от этого знания мало толку.

Доктор Пауэр всегда давал пациентам возможность пожаловаться. Его подопечным не нужно было самостоятельно бороться со страхами и скрывать историю болезни. У Пэдди всегда находилось время, чтобы их выслушать.

Анджела проводила доктора к машине.

– Похоже, ради меня ты тоже сменила блузку и умылась, – поддразнил Анджелу мистер Пауэр. – Мне и тебя осмотреть?

– Нет, я здорова, – рассмеялась она.

– Будь ты здорова, ты бы спала по ночам, – парировал Пэдди.

– Бессонница почти отпустила. Я теперь принимаю только половину таблетки, а не целую, как вначале.

– Трудности позади, о чем бы ни шла речь?

Доктор Пауэр стоял у противоположного борта автомобиля.

Анджела положила локти на крышу машины и ответила:

– В некотором смысле. Они никуда не делись, но я к ним привыкла.

– Дело ведь не в болезни и не в тревоге из-за здоровья? Необязательно говорить мне. Я могу порекомендовать очень хорошего доктора, он тебе незнаком.

– Нет. Дело не в этом, но все равно спасибо.

– А если причина в мужчине, то мы этого не достойны. Ни один из нас не стоит того, чтобы лишать женщину сна хотя бы на час.

– Хватит закидывать удочку, – рассмеялась Анджела. – Вы выпытываете информацию и напрашиваетесь на комплименты. Добрая половина поселка и так не спит из-за вас, доктор Пауэр. Я ужасно жалею, что не подсуетилась лет десять назад и не подцепила вас на крючок.

– Ты должна была подсуетиться намного раньше, я ведь старый пес. Скучный старый пес.

Доктор сел в машину и опустил стекло.

– Если ты встретишь человека, с которым захочешь уехать, уезжай сейчас. Слышишь? Не думай, что тебе придется состариться в этом доме. Я разберусь с твоей матерью и прослежу, чтобы за ней присмотрели. Тебе следует жить собственной жизнью.

– Нет, дело не в этом, честное слово, – ласково улыбнулась Анджела.

– Можешь стать монахиней или кем-то еще, – внезапно предложил Пэдди.

– Ни за что.

Она залилась смехом.

– Действительно, одного священника в семье вполне достаточно, – согласился доктор Пауэр и уехал.

«Одного даже более чем достаточно», – подумала Анджела, возвращаясь в дом.

Джерри Дойл сделал за лето две потрясающие фотографии. На одной Дэвид и Кэролайн играли с пляжным мячом на фоне высоких волн. Дэвид считал, что снимок великолепен и похож на рекламу английских морских курортов. На другой фотографии Нолан ел мороженое, сидя на изгороди перед магазином О’Брайена в окружении девушек: Хилари пристроилась с одной стороны, Фиона, сестра Джерри, – с другой, а у ног Джеймса примостилась Крисси О’Брайен с верными подругами Кэт и Пегги. Нолан выглядел как загорелый и могущественный султан посреди гарема – не хватало только чалмы. Снимки очень пригодились Нолану и Пауэру в школе.

Дэвид задумался, не заявится ли следующим летом добрая половина учеников и их родителей в Каслбей. Тюленья пещера вошла в легенду после ночной вечеринки, пикник в дюнах подарил еще более яркие впечатления, а пещера Бригитты обрела известность благодаря эху, которое отвечало на вопросы. Теннис в отеле, посиделки за лимонадом на высоких стульях в баре, уроки в гольф-клубе и юношеские турниры – Нолан и Дэвид могли не только рассказать об этом, но и предъявить доказательства в виде фотографий.

У Дэвида был фотопортрет Кэролайн, который он хранил, прикрыв листком бумаги, между последними страницами атласа. Роман с сестрой друга предполагал целый ряд затруднений, потому что с другом нельзя было свободно говорить о чувствах. Ты не мог рассказать другу, что целовал его сестру, а она не требовала остановиться. Дэвид молчал о том, что целовался с Кэролайн в море и в пещере Эха. Он признался, что Кэролайн обещала писать ему в школу под именем Чарльза, однако Нолан не проявил к этой новости большого интереса. Фиона Дойл, сестра Джерри, собиралась писать Нолану, называясь Фредом, а Хилари – слать письма от имени Генри. Если бы Крисси О’Брайен владела грамотой, она, вероятно, тоже писала бы, прикидываясь Кристофером. Правда, имелись серьезные основания полагать, что Крисси неграмотна, поэтому никто с ней о письмах не заговаривал. К тому же Дэвид Пауэр и Джеймс Нолан решили, что раз Крисси встречается в Каслбее с Джерри Дойлом, времени для писем в школу-пансион у нее не окажется. Джерри покорял девичьи сердца, не прикладывая ни малейших усилий.

Дэвид и Нолан не догадывались, что Крисси с каждым днем убеждалась: Джерри Дойл не любит ее так сильно, как прежде. Она подробно обсудила это с Кэт и Пегги, но не выяснила причину. Крисси зашла так далеко, как только могла, не пройдя весь путь до конца и не совершив ничего такого, о чем стоило краснеть средь бела дня. Что еще ей следовало сделать? У нее исчезли прыщи, а волосы, вьющиеся благодаря средству для прочистки труб, посветлели. Она щеголяла пышным бюстом и перехватывала талию тугим красным поясом. Она не досаждала Джерри, не докучала ему и не требовала от него постоянства. И все же Джерри от нее ускользал. Это было загадкой. Кэт и Пегги согласились, что все парни загадочны.

– Мы должны научиться фотографировать. Это прямой путь к успеху, – предложил Нолан.

– Мне кажется, дело не только в этом, – усомнился Дэвид.

Джерри ему нравился, но он бы хотел, чтобы Кэролайн меньше восхищалась юным Дойлом. Дэвида раздражало, когда посреди разговора с Кэролайн ее лицо расцветало и она принималась махать кому-то рукой. Дэвид понимал, что это означало только одно: на горизонте появился Дойл. Джерри обычно махал в ответ с дружелюбной улыбкой. Он никогда не подбегал, как Бонс, задыхаясь от радостного нетерпения и дрожа от восторга, что его заметили. Не будь как Бонс, будь как Джерри Дойл – таков, видимо, был рецепт успеха у женщин.

Добиться успеха в школе было легче. Дэвид лучше всех в классе сдал рождественские тесты, Нолан показал второй результат. Джеймс терпеть не мог приходить вторым, поэтому на Пасху он занял первое место, а Пауэр – второе. Друзья договорились между собой не слишком усердствовать летом во время учебы, посвятив себя игре в теннис. Теннис был чуть ли не единственным занятием, в котором Джерри Дойл не блистал – наверное, потому, что просто не пробовал в него играть.

Крисси объявила, что хочет бросить школу и научиться чему-нибудь полезному.

«Чему, например?» – уточнили дома.

Она пожала плечами: чему угодно, лишь бы не ходить на скучные школьные уроки. По словам Крисси, в монастыре она впустую тратила время – монахини не занимались ученицами, а те просто сидели и целыми днями ничего не делали. Старшей дочери поставили на вид, что Клэр почему-то все устраивает. Крисси возразила, что это не аргумент. Клэр явно странная, у нее нет друзей, она штудирует книги от отчаяния, чтобы хоть как-то скрасить свою ужасную жизнь. Доводы Крисси сработали не так хорошо, как она ожидала. Родители не желали ничего слышать о том, чтобы дочь бросила школу в четырнадцать лет. Крисси сообщили, что она останется в школе еще на год и поработает над своими манерами. Утверждение, что у Клэр нет подруг, не выдерживало критики. Разве она не дружит с Джози Диллон?

Мисс О’Хара была очень довольна успехами Клэр за последние месяцы и заявила, что по всем критериям ее подопечная, несомненно, выиграет конкурс на стипендию. Клэр была близка к тому, чтобы получить стипендию уже в этом году – в возрасте одиннадцати лет. В следующем году у нее не должно быть проблем.

– Иногда я чувствую себя виноватой, занимаясь с тобой, Клэр, – призналась мисс О’Хара однажды вечером. – Ты можешь читать сама, и тебе это нравится. Все, что я делаю, – это сижу рядом и хвалю тебя.

Клэр пришла в ужас:

– Вы же меня не бросите?

– Нет, разумеется, нет. Я просто имела в виду, что девочки вроде Джози Диллон или юной Мерфи могли бы извлечь больше пользы из занятий со мной. По крайней мере, они бы окончили школу, умея читать. Им бы это не помешало.

– Джози умеет читать, – возмутилась Клэр. – Конечно умеет.

– Но не читает, так ведь? На уроке я не могу попросить ее почитать вслух учебник истории или английского языка. Она не участвует в постановке пьес, которые мы зачитываем вслух, иначе мы бы застряли в классе на весь день и всю ночь. Ты это знаешь.

– Просто ей не очень интересно.

– А чем она интересуется? С ее сестрами все было понятно. Талантами они не блистали, но соображали неплохо. У Джози нет никаких шансов сменить школу, как у сестер. Оно того не стоит.

– Да, она знает.

– Это уже решено? Я всего лишь высказала предположение. Джози не против?

– Нет. Наоборот, она очень рада и не хочет уезжать из дома. Боится. Ей не по душе перемены.

– Помоги ей, если вы подруги. Позанимайтесь вместе. Для тебя это послужит хорошей практикой.

– Какой практикой?

– Преподавания. Ты что, забыла, ради чего мы все это затеяли? Мы делаем из тебя учительницу, Клэр О’Брайен.

– Да-да, конечно.

Клэр не понимала, что именно мисс О’Хара полагала для нее конечной целью. Работать с детьми в городском монастыре или в Каслбее? Каждый день возвращаться домой на велосипеде? Анджела не догадывалась, что Клэр хотела повидать мир, стать послом, главой крупной компании или переводчиком, а не рядовым учителем. Разумеется, упоминать об этом было бы бестактно, ведь тогда получалось, что мисс О’Хара недостаточно старалась и преуспела в жизни.

– Ну так что? Поможешь Джози? Ты и сама понимаешь, но я все же уточню: это нужно не только ей.

– Она спросит, какой в этом смысл.

– Ну, если она хочет остаться в Каслбее, почему бы не сказать, что ей следует потрудиться, чтобы поступить в какой-нибудь финансовый колледж, научиться вести бухгалтерию, печатать на машинке и стенографировать. Тогда она смогла бы работать в администрации отеля, когда эта древняя гаргулья, их бабка, отдаст концы и дело перейдет к ее детям и внукам.

Ничто не доставляло Клэр столько радости, как слушать злословие из уст взрослых и ощущать себя частицей мира взрослых. В такие моменты она чувствовала себя значимой персоной.

– Я подумаю, что можно сделать.

– Будет лучше, если Джози услышит это от тебя, – пояснила мисс О’Хара. – Многие уверены, что любой совет, данный учителем, звучит как приговор.

Джози отметила свой двенадцатый день рождения, в то время как ее сестры и братья находились в школе-пансионе. Мать, которую всегда называли молодой миссис Диллон, хотела отложить празднование до тех пор, пока остальные члены семьи не вернутся домой на каникулы. Удивительно, но Джози не согласилась. Именно это она слышала, когда ей исполнялось десять и одиннадцать, поэтому решила, что в этом году такое не повторится. Она хотела пригласить Клэр О’Брайен на чай, а потом сходить с ней в кино. В кино! Вечером в будний день! Это было неслыханно.

Клэр О’Брайен сказала, что ее мать не будет возражать, если родители Джози одобрят затею. Молодая миссис Диллон посмотрела на полное, одутловатое лицо младшей дочери и растрогалась.

«Хорошо. Ступайте», – разрешила она.

Судя по всему, юная Клэр не была такой оторвой, как ее сестрица Крисси. Все же хорошо, что у бедняжки Джози есть такая подруга, пусть даже она дочь мелкого лавочника.

В ожидании киносеанса Клэр сказала Джози, что той очень повезло, ведь у нее была собственная спальня. Клэр мечтала о подобной роскоши больше всего на свете.

– У тебя и так все хорошо, – ответила Джози. – Тебе нравится учиться.

– На самом деле не очень. Никому не нравится зубрежка, деление в столбик, дроби и задачи. Я учусь, чтобы потом получить то, чего хочу.

Джози уныло посмотрела на подругу и спросила:

– А чего ты хочешь?

Клэр задумалась, стоит ли рисковать.

– Ну, я вроде как надеюсь, что, раз у нас нет денег – по крайней мере, на оплату средней школы, – может быть, если я буду старательно учиться, меня возьмут бесплатно, чтобы побудить остальных заниматься усерднее.

– Куда тебя возьмут?

– В какую-нибудь среднюю школу.

– Почему бы и нет? В школе должны быть рады трудолюбивым ученикам, как ты, а не лентяям, которые платят.

Клэр оживилась:

– Вот поэтому я и стараюсь. Ты бы тоже могла.

– Но у нас есть деньги, чтобы отправить меня в школу, просто в этом нет смысла. Я не хочу туда.

– А чего ты хочешь?

– Остаться здесь.

– При отеле?

– Конечно. Где же еще?

– Тогда тебе стоит научиться что-нибудь делать, Джози, иначе будешь застилать постели и прислуживать у стола. Мальчики ведь станут отельерами?

– Скорее всего.

Джози прежде не думала об этом.

– А Роза и Эмили, держу пари, поступят на какие-нибудь курсы гостиничного дела.

– Да, вполне возможно.

– Так вот. Нужно что-то делать, чтобы тебя не оттеснили в сторону.

– Что я могу сделать, Клэр? – жалобно посмотрела на подругу Джози.

Клэр не хотела предлагать подсказку слишком быстро.

– Ты могла бы научиться чему-то, чего они не умеют, чтобы быть полезной.

– Чему, например?

– Ну, ты бы могла окончить финансовые курсы. У тебя же есть в городе родственники, у которых ты могла бы жить и приезжать домой на выходные?

Клэр знала, что у Диллонов в городе было по меньшей мере трое двоюродных братьев и сестер. Джози вспомнила о них не сразу. Да, такое было возможно.

– Но там я была бы совсем одна.

– Разве средняя школа не прикреплена к монастырю?

Оказалось, что так и есть, и, если планы Клэр увенчаются успехом, она тоже попадет в среднюю школу. Подруги едва могли сосредоточиться на фильме – планы на будущее поглотили их целиком.

– Я стану посмешищем, – сказала Джози, – я ведь не сильна в правописании и вообще… никогда не научусь всему этому.

– Но я могу помочь, если хочешь.

– С чего бы это?

Недоверие Джози почти граничило с грубостью.

– Ты же моя подруга, – неловко ответила Клэр, и Джози улыбнулась во весь рот.

С тех пор Клэр занималась уроками в отеле Диллона, а не дома. Это было намного проще, и, главное, никто не возражал. Клэр была не из тех, у кого на уме сплошные проделки, как у старшей Крисси. Проходя мимо отеля, можно было увидеть в верхнем окне обеих подруг, склонивших головы над раскрытыми книгами. Клэр начала помогать Джози с правописанием, и та подивилась чудесному совпадению: мисс О’Хара как раз объявила конкурс на знание орфографии. Почерк Джози стал аккуратнее, тетради – чище и опрятнее, а сама Джози меньше сутулилась и казалась более внимательной. Однажды она даже о чем-то спросила в классе, и матушка Брендан чуть не упала в обморок. Клэр насупила брови. Подруги согласились, что прогресс должен выглядеть постепенным. Джози не следует демонстрировать ум, чтобы ее не отправили в пансион, испортив все дело.

Монахиням не полагалось выходить за пределы монастыря в одиночку, поэтому они обычно просили учительницу-мирянку или девочку постарше сходить вместе с ними на почту, в магазин канцтоваров мисс О’Флаэрти или куда-нибудь еще. Анджела не удивилась, когда матушка Иммакулата спросила, не хочет ли мисс О’Хара прогуляться с ней по поселку.

Они вместе вышли из ворот монастыря и спустились с холма. Даже в лучшие времена Анджеле было непросто поддерживать непринужденный разговор с матушкой Иммакулатой, а теперь и подавно. Она плохо спала этой ночью, хотя приняла полтаблетки снотворного, запив ее теплым молоком. Эмер прислала из Дублина письмо с прекрасной новостью о том, что в следующую субботу ей купят обручальное кольцо, и с вопросом, приедет ли Анджела в Дублин, чтобы выступить в роли подружки невесты. У миссис О’Хары утром плохо двигались руки и ноги – натянуть на нее чулки и надеть платье было так же трудно, как пытаться согнуть ноющее от боли деревце. Дети в монастыре кричали сегодня слишком пронзительно, одну девочку из первого класса стошнило во время урока Закона Божьего, и, несмотря на открытые окна и антибактериальный «Деттол», запах рвоты, казалось, пропитал всю школу. Анджела хотела покурить и пробежать глазами газету, но вместо этого ей пришлось тащиться в поселок вместе со вздорной монахиней, которой приспичило купить открытку или еще какую-нибудь безделицу.

– Почему вам не разрешается выходить одной, матушка? Я всегда рада составить вам компанию, но часто задаю себе этот вопрос.

– Так прописано в нашем уставе, – чопорно ответила Иммакулата.

Анджела подавила желание влепить ей пощечину и спросила:

– Кто-то боится, что вы можете сбежать?

– Вряд ли, мисс О’Хара.

– Должна же быть какая-то причина. Но, кажется, мы о ней никогда не узнаем.

– Мы редко подвергаем сомнению устав.

– Разумеется. Поэтому я искренне вами восхищаюсь. Я бы подвергала его сомнению с утра до вечера.

Монахиня издала тихий скрипучий смешок:

– О, я уверена, что вы бы так и поступали, мисс О’Хара.

Анджела попыталась прикинуть, сколько монахине лет. Возможно, Иммакулата старше ее самой всего лет на десять. Этой белокожей надменной женщине, скорее всего, было меньше сорока. Разве это не странно? Ученики, вероятно, думали, что матушке под девяносто. Но с другой стороны, дети обычно считают, что всем учительницам не меньше девяноста, и не стоит на них равняться.

– Мисс О’Хара, я хотела с вами побеседовать при первой же возможности.