Железные амбиции. Мои победы с Касом Д'Амато

Бенни Леонард^[45] – еще один легковес, которого я просто обожал. Этот высокомерный мерзавец постоянно выходил за рамки чистого бокса. Леонард никогда ни перед кем не прогибался. Во время Первой мировой войны все ведущие боксеры тренировались в спортзале, принадлежавшем одному немцу, который утверждал, что войну развязали евреи. Туда же приходили многие крутые еврейских боксеры, но они ни разу даже не пикнули в ответ. А Бенни был настоящим мужиком. Он перешел тренироваться в зал Стиллмана. Это место принадлежало еврейскому парню, у которого дела шли далеко не блестяще. Однако когда там появился Леонард, все остальные боксеры, включая тех, кто не имел еврейских корней, последовали за ним. Меня всегда привлекали бойцы, которые отличались не только выдающейся техникой, но и лидерскими качествами. Такие парни, как Ганс и Леонард, весили всего 130 фунтов^[46], но они были великими личностями как на ринге, так и вне его.

Мы с Касом часами беседовали о боксерах прежних времен. И знаете, о ком мы говорили особенно часто? О бойцах, которые стали чемпионами в юном возрасте, например о таких, как Джимми Макларнин^[47] и Жорж Карпантье. Эти парни выступали на ринге совсем молодыми. Карпантье провел свой первый профессиональный бой, когда ему было четырнадцать. Он дрался с Демпси, будучи подростком, и был готов сражаться с кем угодно, в итоге став чемпионом Европы и мира во всех весовых категориях.

Касу очень нравился Генри Армстронг. Он так высказывался о нем:

– Непрерывная атака, никакого расслабления, движение головой с хорошей защитой. Армстронг ломал волю противника, уничтожал его дух, разрушал к чертовой матери все попытки вести бой.

Кас хорошо знал Армстронга. Он вообще был знаком со всеми известными боксерами прежних лет. Будь у него в то время деньги, он, не задумываясь, отдал бы их этим ребятам. При встрече они называли его мистером Касом. Взять хотя бы Бо Джека. Кас обожал этого парня, который был его любимым легковесом. Однажды во время поединка Бо Джек поскользнулся и вывихнул колено. Рефери пошел переговорить с углом второго бойца, а Бо Джек вскочил на ноги и, прихрамывая, заковылял в направлении противника, демонстрируя готовность продолжать бой. Каждый раз при встрече с этим бойцом Кас снимал шляпу и произносил:

– Я снимаю шляпу перед этим человеком: он вел бой на одной ноге, прыжками приближаясь к своему сопернику. Никогда прежде не встречал такой храбрости.

Кас настолько преклонялся перед боксерами старой школы, что находил оправдание их порой неспортивному поведению. Например, он выступал в защиту Джека Демпси, который курил сигары: «Тогда было принято держать сигару во рту как символ успеха, но Джек Демпси никогда ее не закуривал». Я отлично знал, что это ложь. Кас отмечал только те качества чемпионов, которые могли вдохновить меня на правильные поступки. Если судить по его рассказам, то они состояли из сплошных достоинств, были настоящим совершенством. Он пытался внушить мне, что, хотя на ринге они демонстрировали злость и жестокость, за его пределами после окончания боя они становились спокойными и расслабленными. Меня до глубины души волновали байки об этих бойцах: как один замечательный парень дрался с другим отличным парнем, как некий черный боксер пошел куда-то в одиночку, хотя белые громилы грозились убить его, но он не дрогнул и в результате победил. Ему нравилось рассказывать истории о бойцах, выступавших еще в начале века.

Кас всегда напоминал мне о необходимости быть воином: «Если в тебе не будет воинского духа, ты никогда не станешь настоящим боксером, вне зависимости от того, насколько ты силен и техничен». Он постоянно возвращался к этой теме, рассказывая о великих воителях древности. Я ничего не знал о них и впервые слышал имена Александра Македонского и Чингисхана. Кас отзывался о них так, словно они были настоящими дьяволами, поэтому мне было интересно изучить их биографии. Беседуя об истории, Кас мог упомянуть Ганнибала и сообщить, что тот завоевал Италию. Я тут же доставал энциклопедию, чтобы прочитать о нем. Однажды за общим столом у нас состоялся разговор об Александре Македонском, и кто-то упомянул, что его рост составлял всего 150 сантиметров. До этого я представлял себе его гигантом, поэтому мне пришлось вновь обратиться к энциклопедии и убедиться в том, что он действительно был невысоким. Вот так, по мере знакомства с этими античными персонажами, я постепенно начал воспринимать их как образцы для подражания. Затем меня увлекло чтение о Пунических и Венецианских войнах, о Хумэньском договоре. Я узнавал, как эти парни силой подчиняли себе целые страны, как они воевали с собственными братьями и сестрами за власть. Мне открылось, что власть стоит того, чтобы убивать и умирать.

Я много слышал о Макиавелли, которого часто цитировали, и погрузился в его труды. Меня увлекали истории о Карле Мартелле^[48], Хлодвиге^[49] и Чака^[50] – верховном правителе зулу. Я восхищался Верцингеториксом^[51], который так и не смог одолеть Цезаря и погиб от его руки, однако был замечательным воином. Кас рассказал мне о Спартаке, поведав, что африканцы и итальянцы с незапамятных времен воюют друг с другом. Благодаря ему я узнал, что сицилийцы заслужили репутацию черных, потому что в древности сочетались узами с африканскими воинами.

Кас был замечательным рассказчиком, он просто завораживал нас своими историями. Даже когда речь шла о разных мелочах, в его устах они становились крайне значимыми. Слушая его, мы внимали каждому слову, сопереживали легендарным персонажам и знакомились с интереснейшими событиями. Кас говорил с таким воодушевлением, потому что знал: энтузиазм заразителен и человек обычно делает что-либо хорошо, только будучи увлеченным. Он и сам до последних дней не изменял этому азарту. Паршивый кусочек пиццы из Кэтскилла благодаря его описанию представал блюдом от шеф-повара Вольфганга Пака^[52]: «Я объездил весь мир, но это лучшая пицца из тех, что мне довелось попробовать!» У Каса всегда все было лучшим в мире. Он был способен сделать из мелочи нечто значимое. Самый скучный предмет мог превратиться в совершенно захватывающий. Мой учитель был мастером таких превращений.

А еще Кас был гением торговли. В самом начале нашего знакомства он смог убедить меня, что я будущий чемпион в тяжелом весе, и заставил приобрести этот товар. Чем не титан коммерции? Я и глазом не успел моргнуть, как он впарил мне эту гребаную миссию. Не имея понятия, во что ввязываюсь, я, тупоголовый подросток, совершенно не представлял себе, как со всем этим быть. С другой стороны, в этом было столько романтики и риска! Почему бы не попробовать? Я читал обо всех этих легендах бокса, и он уверял, что мне суждено стать одной из них. Кас говорил: «Ты заставишь всех позабыть об этих бойцах. Единственная причина, по которой их вспомнят, будет заключаться в том, что о них расскажешь ты». Он повторял это постоянно, черт бы его подрал! Этот парень заставил меня жаждать славы, сходить с ума от этого желания. Я был готов сделать все, что угодно: обмануть, солгать, украсть – лишь бы это случилось.

Одной из причин моей преданности Касу была уверенность в том, что он надежно защищал меня. Кас резко отзывался о расизме в Америке, словно сам был чернокожим, который многое повидал. Отчасти это было связано с тем, что он считал себя как бы ниггером. Будучи итальянским ребенком, Кас натерпелся от ирландцев, проживавших по соседству с его семьей в Бронксе. В нем чувствовалось внутреннее ожесточение. Он любил говорить, что даже рабы стоят денег, «но за итальяшку не назначат и двадцати центов. Рабам, по крайней мере, давали еды. Итальянцев же никто не собирается кормить. Они могут подыхать с голода». Когда глава семейства заболел, у них не было возможности отвезти его к настоящему врачу, и пришлось ждать, пока какой-то итальянский знахарь с маленькой аптечкой на багажнике велосипеда не появится у них в доме.

Именно Кас помог мне осознать, что это значит – быть черным. «Эти люди думают, они лучше тебя, Майк», – говорил он мне о белых. И подкреплял свои слова действием. Через несколько месяцев после моего переезда к нему Кас принимал южноафриканскую боксерскую команду, которая в годы апартеида состояла из одних белых. С самого начала он заявил:

– В этом доме живет черный мальчик, и он член нашей семьи. К нему надо относиться с таким же уважением, как и к нам. Это понятно?

Он сказал это вежливо, но с металлом в голосе. И ему ответили:

– Да, сэр.

Его слова тронули меня до глубины души. Как я мог после всего этого не любить моего наставника? Он рассказывал, в какого великого спортсмена я вырасту, как буду совершенствоваться во всех отношениях изо дня в день. Но круче всего была фраза: «Если ты победишь, получишь все, что пожелаешь». Я с нетерпением ожидал обещанных наград. Это было блистательное шаманство.

Кас довольно быстро раскусил меня. «А ведь ты хамелеон, не так ли?» – спросил он меня однажды, когда я спустился в гостиную. До этого момента я несколько часов подряд смотрел записи с боксерами прежних лет, которых он хорошо знал. Дело дошло до того, что я начинал говорить, как они, подражал их стилю ведения боя. Я так охотно перенимал черты значимых для меня людей, что стал имитировать даже Каса. Это не было игрой, тренировки всегда представлялись мне серьезным делом.

Камилла провела много ночей в одиночестве, пока мы с Касом, сидя внизу, строили планы завоевания мира. У нас не было ни черта, мы жили в чужом доме, я еще не провел ни одного любительского поединка – однако мы обсуждали предстоящее путешествие в Европу, где мы собирались жить как короли. Слово «нет» должно было исчезнуть для меня, но только при условии, если я буду неукоснительно слушаться Каса. Да как такое вообще можно говорить? Это было настоящее наваждение. Только представьте себе, что ребенку твердят: «Для тебя не будет слова «нет». И все это дерьмо выдавал белый чувак. И, похоже, он был парнем не промах, потому что такие выдающиеся личности, как Норман Мейлер и Бадд Шульберг^[53], постоянно мелькавшие на телевидении и в газетах, демонстрировали глубокое уважение к нему. Свихнуться можно. Два оборванца, один из которых в недавнем прошлом обитатель трущоб, сидели в северной части штата Нью-Йорк и разрабатывали планы мирового господства.

Глава 5

2 октября 1980 года стало для Каса черным днем календаря. Мы поехали в Олбани посмотреть поединок между Мухаммедом Али и Ларри Холмсом по кабельному телевещанию. Мухаммеда Али все уже давно почитали как бога. Кас говорил, что ни у кого в боксерском мире нет такого боевого духа, как у Али. В глазах моего учителя этот человек был квинтэссенцией боксера, и не только из-за своего высочайшего мастерства, но и с психологической точки зрения. «Али самый великий, потому что он любит себя», – говорил Кас. И он искренне верил в это. Ему нравились парни, готовые на скандальные, самые невообразимые поступки, обожавшие тот же базар, что и он сам. В этом плане ему наверняка пришелся бы по душе Канье Уэст^[54]. «Этот мужик знает, о чем говорит», – сказал бы Кас.

Каждый день Кас уверял меня, что я самый жестокий и свирепый боксер всех времен, и если я буду беспрекословно слушаться его, то стану непобедимым. Когда он впервые произнес это слово, оно поразило меня до глубины души. Кас рассказывал о подлых боксерах и о благородных бойцах – таких, как Бо Джек. Но когда он начинал говорить об Али, становилось понятно, что это просто исключительный спортсмен.

– Али скорее похож на модель, чем на чемпиона в тяжелом весе, ведь так? – спрашивал он. – Но если ты возьмешь дробовик и выпалишь в этого парня из обоих стволов – бах! – и от него после этого хоть что-то останется, то тебе будет лучше убраться к черту, потому что он попрет прямо на тебя.

Я часто слышал подобные разговоры между Касом и его приятелями, которым было за семьдесят: «Этот парень? Его можно одолеть, только убив». Теперь о боксерах такого не услышишь.

Насколько Кас любил Али, настолько же он ненавидел Холмса. Это был выдающийся боксер, но он пришел после Али и просто не принадлежал к категории бойцов, которых уважал Кас. Возможно, у моего наставника были личные счеты с теми, кто продвигал Холмса. Не могу ничего сказать по этому поводу. Единственное, что, по его словам, имело значение, – это тренировки и перспектива стать лучшим боксером в мире. «Твоя главная цель, – определил он, – нокаутировать Ларри Холмса. Я не хочу слышать никаких оправданий, мне нужен результат». Твоя ценность как человека была пустым звуком. Только победа имела смысл. «Лучший в мире боец». Только об этом он готов был говорить.

– Твой мозг тебе не друг, Майк, – поучал Кас. – Он жаждет удовольствий, но время их вкушать еще не пришло. Когда необходимо трудиться, твой разум предпочел бы заняться чем-то другим. Он иногда совпадает с тобой в намерении поработать, но не готов делать это все время, когда нужно пахать. Поэтому тебе надо идти своим путем, при этом не позволяя мозгу превращаться в твоего врага.

У Каса сущестовала теория: если поджечь вещество, можно узнать его сущность. Ты увидишь, во что оно превратится – в пепел или в стальной клинок, способный одолеть любую силу. Таковы были его принципы. Огонь мог стать для человека несчастьем, или испытанием психики, или проверкой уверенности в себе. Кас всегда ратовал за то, чтобы использовать это внутреннее пламя для достижения успеха. Увидев в новостях чемпиона по велогонкам, мой учитель тут же принимался прикидывать, как бы превзойти этого парня, как победить его. Он говорил:

– Я бы позволил тебе сразиться с Ларри Холмсом прямо сейчас. Не сомневаюсь, что ты можешь одолеть его. Но все дело в том, что ты сам в это не веришь. Уверенность, которую правильно применили, вполне заменит собой гениальность. Ничто не способно превзойти веру в себя.

Али уже завершил спортивную карьеру, но решил сделать исключение ради поединка с Холмсом, бывшим спарринг-партнером. И конечно, он никак не мог отказаться от свойственного ему бахвальства.

– Как же я рад предстоящему бою! – заявил он. – Мне хотелось бы посвятить его всем, кто утверждал: «Ты не способен на это». Тем, кто бросает учебу, потому что им говорят, что они глупы. Тем, кто идет на преступление, потому что не надеются найти работу. Этот бой посвящается всем, у кого в жизни есть свой Ларри Холмс. Я собираюсь надрать задницу вашему Холмсу и хочу, чтобы вы сами проделали то же.

Были серьезные сомнения в том, что Али вообще следовало принимать участие в той схватке. За три месяца до этого он по требованию Атлетической комиссии штата Невада прошел неврологическое обследование. Результаты, которые были обнародованы значительно позже, удручали. Али с трудом мог дотронуться пальцем до кончика носа с закрытыми глазами. Его речь была невнятной. Он даже не мог попрыгать на одной ноге. Но все это не было принято во внимание – проведение боя одобрили.

В течение всего поединка мы пребывали в состоянии шока. Али не перемещался, не маневрировал, не атаковал. На протяжении десяти раундов он лишь принимал град ударов, пока его тренер Анджело Данди не выбросил на ринг полотенце. Это была настоящая бойня. В девятом раунде Али повис на канатах после апперкота и получил удар по корпусу справа. Секунданты Али впервые услышали, как он кричит от боли.

Обратный путь в Кэтскилл походил на возвращение с похорон. Я никогда раньше не видел Каса таким расстроенным. Они с Али знали друг друга сотню лет. Будучи совсем молодым, Мухаммед вместе со своим братом Рахманом взял у дяди машину и отправился из Луисвилла в Цинциннати, чтобы посмотреть на разминку Флойда Паттерсона перед выставочным боем. Кас был менеджером Флойда, и для Али знакомство с ним было равнозначно встрече с Господом Богом.

– Мистер Д’Амато, меня зовут Кассиус Клей^[55]. Я хочу стать боксером и приехал сюда с братом, чтобы увидеть Флойда Паттерсона, – сообщил Али.

– Что ж, у меня найдется для тебя пара билетов, – сказал Кас.

После поединка Али подошел к Касу поблагодарить его.

– Если я смогу хоть немного прославиться, мне бы хотелось, чтобы вы были рядом, – признался он.

Кас в ответ улыбнулся:

– Ну, мы поговорим об этом, когда придет время. А как ты собираешься вернуться в Кентукки?

Али ответил, что они на машине.

– Сколько у вас денег? – поинтересовался Кас.

– Нам хватит, – уверил его Али.

– Покажи! – настаивал Кас. Али вытащил двадцатидолларовую купюру.

– Нет, этого недостаточно, – сказал Кас и вручил ему двести долларов.

Эта сцена произвела на Али огромное впечатление. Годы спустя, уже будучи чемпионом мира и владея собственным тренировочным лагерем в Дир-Лейк, он любил задавать вопросы, услышанные тогда от Каса, молодым болельщикам, которые приезжали посмотреть на его спарринг-бои, а затем давал им деньги на обратную дорогу.

На протяжении многих лет Али несколько раз просил Каса стать его менеджером, но тот тогда тренировал Паттерсона. Кроме того, он не хотел задеть Анджело Данди, который теоретически был тренером Али. На самом деле великий боксер тренировался сам, а Данди лишь получал зарплату. У Каса же издавна сложились напряженные отношения с Анджело. Он завидовал скандальной известности Данди, считая его всего лишь незаслуженно прославленным капитаном группы поддержки. Вся эта шумиха жутко злила моего учителя. Меня же такая ситуация приводила в замешательство, потому что Анджело, напротив, всегда любил и уважал Каса.

Несмотря ни на что, Али долгие годы поддерживал тесные отношения с Касом. Они вместе разрабатывали стратегию действий, обсуждали, как побеждать на ринге и в жизни. Перед боем с Листоном Кас подсказал Али, что его противник всего-навсего хвастун и для того чтобы победить, нужно лишь драться в привычном стиле, ничего не страшась. Когда первый бой между Али и Листоном^[56] был отложен из-за срочной госпитализации Мухаммеда по поводу грыжи, Кас неотлучно дежурил в бостонской больнице. Пока Али везли в операционную, Кас объяснял репортерам, что в случае благополучного исхода встреча состоится, как запланировано.

После того как Али отобрал у Листона титул чемпиона, он отправился в Пуэрто-Рико, чтобы посмотреть бой Хосе Торреса, которого тренировал Кас. Увидев Д’Амато, он указал на него и заявил репортерам, следовавшим за ним:

– Это лучший в мире учитель бокса!

Когда Али лишили титула за отказ воевать во Вьетнаме, никто не поддерживал его больше, чем Кас. Вместе со своим другом Джимом Джейкобсом Кас выпустил документальный фильм об Али и принял участие в подготовке телепрограммы «Выясни отношения с Касом и Али». Отснятый материал – свидетельство того, как уважали и любили друг друга два этих человека.

Али: Каса можно увидеть издалека, особенно когда светит солнце, потому что его лысина сияет. Кас Д’Амато – гений бокса. Он знает о боксе все. Этот человек может подробно рассказать вам обо всех боксерах, начиная с самого первого и кончая мной. Он не похож на тренера или менеджера по боксу, поскольку выглядит консервативно. Скорее вы примете его за сенатора или конгрессмена. Он – Библия бокса. К тому же он некрасив, и это только добавляет ему шарма. Эй, Кас, мне просто интересно на тот случай, если придется искать себе нового тренера: кто-то сказал мне, что вы работаете не ради гонорара. Это правда?

Кас: В каком смысле, ради гонорара?

Али: Я имею в виду, что плохого в жалованьи?

Кас: Нет, я работаю не для этого. Я ведь не рабочий и не служащий.

Али: Я мог бы платить вам 150 долларов в неделю.

Кас: 150 долларов в неделю? Мне?

Али: Ну хорошо, 250. Это лучшее, что я мог бы предложить.

Кас: Ты можешь предложить мне хоть 250 долларов в минуту, это не имеет никакого значения. Я работаю не ради зарплаты.

Али: Но это довольно приличные деньги.

Кас: В таком случае и отрабатывай их.

Али: Я – работодатель.

Кас: Ты? Мой работодатель? Серьезно? Единственное, на что ты можешь надеяться, – это стать моим партнером.

Али: Хорошо, путь будет 300 долларов в неделю.

Кас: Мне совершенно все равно, хоть 300 долларов в минуту!

Али: 350 в неделю!

Кас: Да хоть 350 в минуту, я бы все равно отказался. За минуту! А о неделе даже и разговора быть не может.

Али: Похоже, мы не сможем договориться.

Кас: Совершенно верно! Вот с этим я не могу не согласиться.

Таким было общение двух гордых Козерогов^[57]. Однако Кас стал более серьезным, рассказывая об Али в документальном фильме «Также известен как Кассиус Клей»:

– Характер плюс мастерство – это признак великого боксера, потому что боец, обладающий этими качествами, способен подняться с канваса после сокрушительного удара и одержать победу над сильным противником. Именно на характер ты всегда можешь рассчитывать в сложных обстоятельствах. Он ведет боксера вперед, помогает побеждать.

Кас всегда считал, что ни у кого не было такого волевого характера, как у Али.

Али не выступал более трех с половиной лет, и Кас разработал несколько остроумных планов, которые позволили бы боксеру провести бой с Джо Фрейзером без разрешения Атлетической комиссии. На тот момент Комиссия приостановила лицензию Али после его отказа от призыва на военную службу. Сначала Кас решил устроить поединок перед небольшой аудиторией на борту речного судна, ходившего по Миссисипи. Чтобы попасть на него, любителям бокса пришлось бы заплатить бешеные деньги. По сравнению с выступлением перед обычными зрителями бой в присутствии элиты произвел бы настоящий фурор. Когда задуманное не удалось воплотить, у Каса родилась другая идея. Он решил использовать экскурсионную баржу, которую предполагалось поставить на якорь в десяти милях от берега за пределами США. Еще одна задумка заключалась в том, чтобы организовать бой в индейской резервации или в округе Колумбия, поскольку эта территория не относилась ни к какому штату и, таким образом, не требовалось разрешение Атлетической комиссии, чтобы санкционировать мероприятие. Однако самой креативной идеей Каса было поручить Норману Мейлеру написать пьесу, финальным актом которой стал бы призовой бой между Али и Фрейзером.

Вернувшись на ринг, Али вначале уступил свой чемпионский титул Джо Фрейзеру. Однако после победы во втором поединке он решил встретиться с Джорджем Форманом, который ранее выиграл свой титул у Фрейзера. Форман был здоровенным парнем с пушечным ударом, и Али беспокоился об исходе схватки. Перед посадкой в автобус, который должен был отвезти его из лагеря на Дир-Лейк в Нью-Йорк, откуда ему предстояло вылететь в Заир, Али попросил своего ближайшего помощника Джина Килроя дозвониться в Кэтскилл.

– Кас, как мне драться с этим парнем? – спросил Али.

– Тебе нужно учесть его сильные стороны, чтобы превратить их в слабые, – ответил тот. – Форман не уважает тебя. Он считает, что ты не в состоянии пробить его. Поэтому надо поступить следующим образом: настройся уже в первом раунде нанести мощный удар правой и достать Формана. Твой самый первый удар должен быть сделан правой, и бить надо на поражение.

Это была достаточно странная инструкция. В поединке на звание чемпиона никто не настраивается на сильный удар правой на первой минуте первого раунда.

– Не понимаю, как это сделать. Объясни все Джину, – произнес обескураженный Али и передал трубку Килрою.

– Кас, вспомни, что Джордж Форман сделал с Джо Фрейзером. Вспомни, что он сделал с Кенни Нортоном, – попытался объясниться Килрой.

– Но это был не Али! – закричал Кас так, что было слышно во всем Дир-Лейке.

Али повесил трубку и сообщил Джину, что собирается действовать, как велел Кас.

А вот как Норман Мейлер описывает первый раунд между Али и Форманом в Заире:

«Гонг! Раздался всеобщий вздох облегчения, и Али через ринг ринулся на противника. Он казался таким же мощным и решительным, как Форман, и держался так, словно именно он представлял собой настоящую угрозу. Когда между бойцами оставалось буквально полтора метра, они отшатнулись назад, словно одноименные полюса магнита. Затем Али двинулся вперед, Форман устремился навстречу, и они принялись двигаться по кругу, делая ложные выпады. Казалось, ринг наэлектризован, и вот Али нанес первый пробный удар левой. Не достал. А затем последовал молниеносный прямой удар правой, словно кувалда врезалась в голову ошеломленного Формана. Без сомнения, это был звук мощного попадания. Зал ахнул. Теперь события на ринге могли развиваться как угодно – Форман уже пропустил серьезный удар. За последние несколько лет никто не пробивал его с такой силой, ни один спарринг-партнер на такое не осмеливался. Форман в ярости бросился вперед, но Али только усугубил нанесенное оскорбление, схватив чемпиона мира за шею и грубо нагнув его голову. Мухаммед тем самым дал противнику понять, что он гораздо жестче, чем это могло показаться на первый взгляд, и готов выяснять их отношения по-мужски… Али не просто танцевал, он порхал из стороны в сторону, выбирая момент для атаки. Форман действовал так же. Секунд через пятнадцать Али опять нанес внезапный удар. И вновь правой, и вновь мощно. Раздался такой звук, словно бейсбольной битой изо всех сил врезали по арбузу…

На следующий день пресса пестрела от восклицательных знаков: «Он пробил его правой!» Али не наносил ударов так уверенно уже семь лет. Чемпионы не валят с ног других чемпионов атакующим ударом правой. По крайней мере, не в первом раунде».

* * *

На следующее утро после того как Холмс жестоко побил Али, Кас все еще пребывал в шоке. Как и следовало ожидать, раздался телефонный звонок – это был Килрой. Али хотел поговорить с Касом. Я сидел неподалеку, весь обратившись в слух.

– Как ты мог позволить этой заднице избить тебя, Мухаммед? Ведь он никчемный боксер, дилетант, просто гребаная задница! Зад-ни-ца!! – орал Кас в трубку.

Я разрыдался. В словах Каса было столько искренней боли, что они пронзали меня насквозь. Каждый раз, когда он выкрикивал слово «задница», весь дом словно сотрясался от его гнева. Через какое-то время Кас сменил тему:

– У меня здесь молодой черный парнишка, который обязательно станет чемпионом мира в тяжелом весе. Я хочу, чтобы ты велел ему слушаться меня, хорошо? Ему почти пятнадцать, и он будет чемпионом.

Затем он протянул мне трубку. Все еще всхлипывая, я сказал Али, что мне очень жаль. Мухаммед ответил, что он вынужден был принимать лекарства, которые истощили его силы, но в следующий раз, вернувшись на ринг, он непременно победит Холмса. Тогда я поклялся: «Когда я вырасту, я побью его за тебя». У меня ушло чуть больше семи лет, чтобы выполнить данное ему обещание.

Несколько месяцев спустя я увидел еще один поединок, который буквально потряс меня. Мой герой Роберто Дюран проводил матч-реванш с Шугаром Рэем Леонардом. Их первый бой укрепил мою страсть к боксу, и теперь я с нетерпением ждал второго. Однако Кас решил слегка умерить мой пыл:

– Дюран не выиграет второй бой. Он никогда больше не достигнет прежнего уровня. Он, можно сказать, уже дохляк.

Кас оказался прав. Мы следили за противостоянием боксеров по телевизору. Леонард в течение шести раундов умело ускользал от Дюрана, стремительно передвигался вокруг него, заставлял противника мазать. В седьмом раунде Леонард стал уже откровенно издеваться над Дюраном. В одном из эпизодов он сделал обманное движение, имитируя подготовку к боло-панчу^[58] правой, а затем врезал сопернику прямо в нос джебом левой. Дюран чувствовал себя настолько униженным, что ближе к концу следующего раунда повернулся спиной к Леонарду, махнул рукой и сказал судье: «No más»^[59].

Я расплакался. Мне было тяжело на сердце, потому что все принялись ругать моего героя. Для Каса, например, было совершенно немыслимо, чтобы кто-то мог махнуть рукой и прекратить бой. По его понятиям, ты должен драться до конца, просто костьми лечь на ринге. Если вздумаешь прекратить бой, Кас не выйдет на ринг и не будет сюсюкаться с тобой, он просто бросит тебя там, как последнюю собаку. Много лет спустя жена Рэя Арсела, легендарного тренера, рассказала, что тот скандальный уход Дюрана с ринга разбил ее мужу сердце и отнял у него годы жизни.

Несколько дней я находился под гнетущим впечатлением от поражения моего кумира. Мрачнее тучи я бродил по дому, и Кас начал беспокоиться за меня. Спустя восемь месяцев, когда Дюран вернулся на ринг, чтобы провести бой с Нино Гонсалесом, парнем из штата Нью-Джерси, мой наставник отвел меня в сторону:

– Я хочу, чтобы завтра днем ты посмотрел со мной один бой. Дюран будет драться с Нино, отчаянным пуэрториканцем из Бейонна.

Кас расхваливал Гонсалеса как только мог. Поединок оказался довольно ровным, и Нино даже нанес Дюрану рассечение. Прошло время, прежде чем я понял, зачем Касу понадобился наш совместный просмотр этого боя: ему не хотелось, чтобы я слишком увлекся тем, кто способен уйти с ринга. Но я остался верен Дюрану, а тот, вернувшись на ринг, выиграл еще три титула. Этот боксер показал, что не стоит сдаваться – даже после того, как ты однажды сделал это.

Поселившись у Каса, я принялся заниматься в спортзале семь дней в неделю без каких-либо исключений. Помимо тренировок с Бобби Стюартом, который изредка наведывался к нам, учитель заставлял меня проводить спарринг-бои с местными парнями-тяжеловесами. Мы никогда не пользовались боксерскими шлемами. Кас считал, что шлем дает боксеру ложное чувство безопасности и без него появляется более четкое представление о том, откуда выброшен удар. Кроме того, ты проявляешь бо`льшую осторожность, чтобы избежать этого удара.

Мне удалось научиться новому трюку – так называемому «ослепляющему» удару. Ты выбрасываешь джеб и на долю секунды задерживаешь перчатку на лице своего противника. Удар надо завершить прежде, чем рефери сделает тебе предупреждение. Твоя перчатка на долю секунды ослепляет противника, а ты мгновенно смещаешься вправо и, найдя нужную точку опоры, проводишь комбинацию «6-5-2» согласно цифрам на «мешке Вилли». Это убийственный прием.

После схватки между Али и Холмсом Кас решил, что я уже достаточно подготовлен для своего первого боя. Каждую неделю Тедди Атлас или Ленни Дэниелс, еще один воспитанник Каса из числа взрослых парней, возили нас в Бронкс на бои в спортзале Нельсона Куэвы. Нельсон научился боксировать у Каса еще в спортзале Gramercy. Он был настолько впечатлен добротой наставника, бесплатно тренировавшего детишек из своего района, что решил сделать то же самое для детей Бронкса. Скопив 14 тысяч долларов, Куэва открыл боксерский клуб Apollo в Форт-Апач, самом криминальном районе Бронкса. Устраиваемые здесь поединки прозвали «курилками». Это были нелегальные бои, на которые приходила поглазеть галдящая, совершенно отвязная толпа местных. Они поднимались на три лестничных пролета, залитых мочой и усеянных использованными шприцами, платили по три доллара за вход, накачивались ромом из бумажных стаканчиков, дымили вонючими сигарами – отсюда и пошло название «курилки» – и делали ставки.