Аджабсандал

Устное народное творчество

На гребне горы стоит памятник Мать-Грузия с мечом в одной руке и чашей вина в другой. Напротив, через Куру, стоит памятник основателю города – Вахтангу Горгасали на коне.

Мать-Грузия протягивает ему чашу вина.

– Выпей, сынок.

– Не могу, я за рулем…

…… …… ……

Две армянки-склеротички идут в гости к третьей, предварительно сообщив о своем визите.

Хозяйка, чтоб не забыть, пишет себе записку «Сварить кофе» и кладет в карман.

Гости приходят. Хозяйка по забывчивости 10 раз вытаскивает из халата записку и 10 раз варит кофе свои подругам.

Визит окончен. Гости уходят. На улице одна говорит другой:

– Все-таки, какая эта Сирануш негостеприимная. Столько сидели, хоть бы одну чашку кофе поставила.

Другая удивленно подымает брови домиком:

– А где ты ее вообще видела?

…… ……… …..

Как сваны в гости ходили

«Позвали сванов в гости в культурный дом. Открывает дверь хозяйка, стол уже накрыт по всем правилам, вилочки с ножичками, маленькие тарелочки на больших стоят, и говорит приветливо:

– Проходите, гости дорогие, как тарелки расставлены, так и садитесь!

Сваны прошли и сели. Большие сваны уселись на стулья, а маленькие – им на колени. Как тарелки стояли».

………

Мито и Михо останавливают такси. Мито спрашивает.

– В Сабуртало хочу. За сколько довезешь?

– Пять лар.

– А если Михо со мной сядет?

– Все равно 5 лар.

Мито поворачивается к Михо.

– Говорил же я тебе, твоя цена копейка.

………

Ражикуна приехал в Рачу в новом костюме. Его обступили местные и спрашивают:

– Ражикуна, где ты купил такой хороший костюм?

– Где купил, да в Сан-Ремо.

– Далеко от Амбролаури?

– Будет так 2000 километров.

– Смотри ты! Такое глухое место, а как хорошо сшито.

………

Две подруги беседуют.

– Ты с ума сошла. Почему ты везешь на море черное платье?

– Все надо предусмотреть. Мой муж не умеет плавать.

………

Два свана идут с охоты, на палке медведя несут.

Навстречу третий встретился и спрашивает:

– На охоту ходыли?

– Да

– Медвэдя убили?

– Да

– Гризли?

– Нэээт, руками задушили.

………

Анекдотов великое множество, их печатают во всех ежедневных и еженедельных изданиях, и все равно эта рубрика остается неисчерпаемой.

Отдельно стоит сказать пару слов о тостах, пожеланиях и современных проклятиях.

………

– … Так выпьем же за то, чтобы орлы не падали, а козлы не летали…

………

– Этим маленьким стаканом, но с большой душой хочу выпить за всех красивых женщин, а потом за наших жен….

………

– Пусть Бог даст тебе мозги, а мне терпение, пока этого не случится.

………

– Пусть аптека «PSP» станет членом твоей семьи!

Невезучие

…Про Аракеловых на улице болтали разное: и плохое, и хорошее. Пожалуй, самое оригинальное мнение высказала сама Асмик – дочка Джилды, главная движущая сила в вышеуказанной семье из четырех человек.

В августе 2008 года, как раз после подписания перемирия между Медведевым и Саакашвили, когда соседи очень эмоционально обсуждали ход войны, делясь пережитыми страхами, Асмик возьми да и скажи во всеуслышание:

– Вот жалко, что я не позвонила Путину, пускай бы одну бомбу сбросил на нашу Рионгесскую 9. Столько непуганых идиотов вместе собрано!

Соседи сперва опешили, потом Тенгиз – хозяин дома напротив указанного адреса – внушительно поцокал языком и поставил диагноз.

– Вай – вай, что ты сказала?! Язык у тебя, как бритва, – и уточнил для него лучшее применение. – Такой язык пусть нашим врагам будет!

На что Асмик только отмахнулась и сказала, не теряя уважения к возрасту оппонента:

– Достали они меня все, дядя Тенго, – и полоснула себя указательным пальцем по тройному подбородку. – Во как достали. Иногда просто крышу рвет…

Соседи сочувственно закивали. Все знали Асмик как неутомимую трудягу, днюющую на базаре со своим товаром. Как не встретишь ее на улице – все с неподъемными сумками. А толку было мало. Аракеловы прочно сидели в должниках у трех магазинов. Невезучие, они и есть невезучие. Таково было общее мнение.

Прошло месяца два.

Электрическим зарядом пролетела по Рионгесской улице новость:

– У Аракеловых воровство!

Соседи справа, слева, напротив, через дорогу, бросились наперегонки соболезновать, а за одно и поглядеть на живой детектив, справедливо полагая, что такое и по телевизору не увидишь.

Последней зашла Цицо – квартирантка через 3 дома, и застала местное расследование в полном разгаре.

На зеленом, пятнистом от долгой и мучительной жизни, диване сидела старая Джилда в окружении заинтересованных слушателей и с чувством рассказывала душераздирающие подробности:

– … Ай, нападение на нас последний месяц, жуткое нападение… На прошлой неделе какая-то скотина залезла в открытое окно и мою любимую вазу сперла да еще совсем чистые носки, которые недавно Асмик принесла, цапнула. За носки 2 лара дали. Они рядом с вазой культурно лежали, никому не мешали.

Я задремала сперва, а дверь, как всегда, открыта. Как в той пословице: «Заходите, воры, выносите весь дом!». Когда проснулась, вазы с носками как не бывало! – и Джилда в довершение эффекта хлопнула в ладоши.

Соседи дружно заохали.

– Уй ме, что творится!

– …На прошлой неделе вот так же у моего сына одноклассницы бабки из квартиры годичный телевизор унесли. Хозяйка на пять минут за хлебом вышла.

– Это, наверно, одна банда орудует!

– Куда патруль смотрит, а?

Джилда, вытерев всей пятерней увесистый нос, продолжала, воодушевясь поддержкой зала:

– Я, как увидела, что ваза на экскурсию пошла, сразу побежала Васико заначку смотреть. А надо вам сказать, что за неделю до того мой сыночек принес от клиента деньги, вперед даденные, 3000 лар. И спрятал их в коробку из-под туфель, где его гвозди лежат. Здесь, говорит, самое надежное место. Люди, говорит, обычно в туалетный бачок прячут, а я сюда. Никто недопетрит. Что и говорить, у моего сына не голова, а Дом Правительства. Ему бы в Парламенте сидеть, да кто его туда пустит.

– Да-а, – вторили соседки в разнобой.

– Васико просто чистый мозг.

– … Мне как-то кофемолку за 20 минут починил.

– А мне стиральную машину по новой собрал…

Джилда с огоньком в глазах продолжала:

– Кинулась, я, значит, к этой коробке. Смотрю, деньги на месте. Ва-а, думаю, какие тупорылые воры оказались. Выскочила я во двор и кричу на радостях Тенгизу направо:

– Тенго-батоно, выгляни на минутку!

Тот свесился с третьего этажа.

– Что случилось, Джилда?

– Меня только что обворовали. Только самое главное – 3000 лар в коробке из-под туфель забыли взять.

– Бог спас, – кричит Тенгиз. – Это надо отметить. Я сейчас свое вино возьму и спущусь к тебе.

Смотрю, а тут этот старый врун Джимшер слева глаза таращит, интересуется.

– Что у тебя украли, Джилда? Я не расслышал.

– Я и ему кричу: « В коробке из-под туфель чужие деньги воры забыли взять…»

Пришла я домой. Села на телефон родственников обзванивать. Пока всем тбилисским сообщила, потом в Поти начала звонить. Аж устала, столько говорила.

Патруль мы вызывать не стали. Даже сказать некультурно, что пропало. Тут Тенгиз с вином спустился. До полуночи сидели – кражу обмывали. Я еще тогда сказала: « Кто мою вазу покушал, пусть тот все наши болезни с собой унесет!».

Тенгиз еще тост сказал. «Это, мол, хороший знак, что вазу унесли. Дело к прибыли будет. Может, повезет, в лоторею холодильник выиграете, а то ваш совсем, как азербайджанцы говорят „Мороз-др-др-машина“ стал».

Соседки оживились, подтверждая ту же мысль:

– А что, правда, – вклинилась Цицо, – прибыли без потерь не бывает.

– Я как-то деньги потеряла на базаре, – вторила Манчо, перемещая младенца с затекшей руки на другую сторону, – и через год в лотерею фен за 20 лар выиграла. Только жаль, испорченный подсунули.

Пока каждый из соседей вспоминал свою неповторимую историю на заданную тему, Джилда жадно пила воду из кокакольной бутылки и готовилась с новыми силами начать новую порцию рассказа. Потом скомандовала внучке Тако:

– Сделай нам кофе.

После маленького антракта слушатели, вооружившись чашечками-наперстками, приготовились выслушать вторую серию.

Джилда дошла до кульминационного момента.

– И что вы думаете, мои дорогие соседи? Проходит дней 5 или 6. Сегодня утром полез Васико в ту коробку из-под туфель. А там пусто. Одни гвозди лежат, чужие деньги -тютю. А ведь никто не знал, только свои.

Соседи заохали.

– 3000 лар – сумасшедшие деньги. Это точно кто-то свой.

– … Кто точно место знал.

– Надо было полицию вызвать.

– Уж мы так искали, – продолжала Джилда, очередной раз вытерев всей пятерней внушительный орган обоняния. – Все белье перевернули. Кровать перетрусили. Может, за матрас завалились. Даже в холодильнике смотрели. Нет и нет, как ветром сдуло.

– И что вы думаете делать? – ахали слушательницы.

– Ох, не знаю. Думаю в первую очередь кошку эту паршивую с дома надо убрать.

– Какую кошку? – никто из соседей не понял резкого перехода.

– Да вот, в начале октября, как этим кражам случиться, приблудилась к нам кошка. А Васико – вы же знаете, какое у него сердце – стал ей «Китикет» покупать. Я еще тогда сказала: «Эта кошка не к добру пришла. Либо я умру, либо что-то случится!». И вот, пожалуйста. Я то жива, а кражи не кончаются.

Но впервые за всю аудиенцию соседи загалдели, возражая:

– Уй, что ты говоришь, тетя Джилда! Кошку выгонять никак нельзя.

– … Кошка, она проклясть может…

– Вот у нас в деревне случай был, – начала было Цицо.

Но тут всеобщее внимание нарушил телефонный звонок.

Джилда с нетерпением схватила битую в нескольких местах трубку. Минут 10 слышались ее несвязные реплики.

– … И что дальше… Вай, что ты мне сказала… Представляешь, что здесь творится… Ну, с меня магарыч!

Потом шмякнула трубку и радостно объявила всем, напряженно ждущим развязки.

– Все выяснилось. Я, как кража случилась, сразу выпила чашку кофе, взяла 10 лар с пенсии и отправила это все с соседкой Гульназ к Рузане, которая в Санзоне живет. Она хорошо чашки смотрит. Вот она сейчас позвонила и говорит.

– И первый, и второй раз украл один высокий человек. Только не видно в чашке, это мужчина или женщина. И возраст не пойми что… В чашке не то 20, не то 80 вырисовывается. Первый раз, когда вазу с носками уперли – он просто момент поймал. А про деньги он из окна услышал, когда я по телефону говорила, и специально пришел. Ну, слава те Господи, – перекрестилась Джилда. – успокоила меня Рузана. Главное, не свои. У меня от души отлегло. У меня от души отлегло.

Соседи ободряюще заулыбались – все же какая-то ясность в таком запутанном деле.

Тут на пороге появился Васико с перевязанной рукой.

Все повскакали с мест – рассмотреть получше.

– Что? Что случилось?

– Где это ты?

Васико скромно ответил:

– Бандитская пуля.

Джилда заплакала.

– Ох, я же говорила, люди добрые, нападение на нас в этом месяце. Видно, кто-то сглазил. Невезучие мы всю дорогу.

– Да это я на работе порезался, – стал успокаивать ее сын. – Ничего страшного.

У Джилды моментально высохли слезы и глаза ее гневно заблестели.

– Я же говорила. Эта кошка – проститутки кусок – виновата. Плохой ногой в дом зашла. В кулек ее, да на мусорку. Тогда, может быть, наши проблемы кончатся!….

Новое – это хорошо забытое старое

На Сухом мосту, несмотря на разгар августовской войны, вошедшей в историю, как «русско-грузинский конфликт», сидели рядком постоянные продавцы. Пройдешь, посмотришь, все, как один пенсионного возраста, еще с развала Союза люди, выкинутые из жизни.

Импровизированный базарчик на тротуаре по обеим сторонам моста возник здесь еще с 90-х годов. Тогда здесь по выходным торговали книгами. Потом, когда интерес к русским изданиям резко иссяк – большинство потенциальных читателей покинули Тбилиси в поисках лучшей доли, здесь, на клеенках стали продавать вынесенную из дома посуду, побрякушки, советские медали, значки и прочее.

Сегодняшний жаркий день не принес ничего нового. Продавцы, сидя на складных табуретках, лениво переговаривались друг с другом в ожидании покупателей.

Тут же, нагло заняв два метра тротуарно-торговой площади, развалился пьяный бомж. Время от времени он открывал мутные, ничего не видящие глаза и оглашал окрестности песнеподобным ревом. Причем репертуар менялся без объяснения причин.

Сперва с надрывом.

– … Тавс моиклавс тетри геди ама хам…¹⁰

Затем внезапно включался русский блок.

– … Мои мысли, мои скакуны…

И так далее.

Рядом сидел абсолютно седой продавец и, поблескивая грустными карими глазами, говорил соседу.

– … Вся наша жизнь – это хорошо забытое старое. Нам только кажется, что каждый день приносит новые сюрпризы. На самом деле это все когда-то уже было.– И заботливо поправил край простыни, на которой была водружена начищенная до блеска медная люстра и самовар.

– Это что вы имеете в виду, уважаемый? – переспросил его сосед слева, перед которым красовались скупленные у ветеранов медали и «почти новые» суповые тарелки. От нечего делать он протирал суконкой орден Ленина, переворачивая его в разные стороны тонкими бледными пальцами.

– Говорят, вселенная развивается по спирали, – развивал свою мысль Гурам, автоматически следя глазами за полировкой лика вождя мирового пролетариата.

Нодар издал носовой звук. Видимо, не любил метафизических прений.

– У меня из головы не выходит одна семейная история, продолжал Гурам, доставая дешевые сигареты «Army».

Над музейным самоваром пополз сизый пахучий дымок.

– … Детство мое прошло в Сололаки¹¹. Обитали мы большой семьей в старом доме с резными деревянными балконами. Вместе с нами жили 2 незамужние тети отца: Тина и Рипсиме (последнюю, для краткости, звали во дворе Рипой).

Главной семейной ценностью считалось дореволюционное пианино с бронзовыми подсвечниками. Иногда, в качестве особого поощрения мне с сестрой позволяли побренчать на этом ненастроенном клавесине. При этом делалось педагогическое вступление типа:

– Ты хорошо себя вел, – говорила Рипа, открывая заветную крышку, – и теперь можешь немного помузицировать.

Среди соседей об этом трухлявом инструменте ходило немало легенд, объединявших в единое целое пианино и двух тетушек. Поговаривали даже, что в его недрах сестры хранили фамильные драгоценности.

Но, как выяснилось потом, семейную тайну надежно хранил совсем другой предмет.

– И вот однажды (было это в 1985 году) тетя Рипа отозвала меня в свою комнату, плотно закрыла дверь и, сильно волнуясь, сказала: «Цаца-джан, я хочу доверить тебе тайну всей моей жизни». После чего она вытащила из-под своей тахты что-то тяжелое, завернутое в ситцевую тряпку с цветочками: «Вот моя тайна!». Я, конечно, подумал, что это и есть хваленные фамильные драгоценности, о которых столько говорят соседи. Рипа торжественно развернула тряпку, и я охнул от неожиданности…. Передо мной лежал артиллеристский снаряд. «Вот, – повторила тетя, нежно поглаживая его металлический бок. – Я эту бомбу храню уже много лет». – «Как она сюда попала?». – «Ее принес в 18-ом году с гражданской войны мой старший брат. Потом он снова ушел на фронт, погиб, а бомба осталась». – «И все эти годы вы ее храните? Зачем?!» – «А что с ней делать? Мы с сестрой боялись, что нас арестуют или она сама взорвется. Вот я и хочу попросить тебя: избавь меня от этих мук. Твой отец ничего не знает. У него больное сердце».

Потрясенный, я взял этот уникальный предмет и стал читать надписи: «Erfurt, 1914. 76 mm». То есть снаряд, изготовленный в Германии в 1914 году, пролежал под тахтой тети Рипы 67 лет. Она получила его 23-хлетней девушкой, а рассталась с ним 90-летней старухой. Она все эти годы спала на нем. Этот снаряд полностью изменил жизнь обеих сестер: они прожили всю жизнь в страхе, не выходили замуж, не имели детей…

Я отнес в отделение милиции заявление с просьбой забрать снаряд. Дежурный майор долго смотрел на меня изучающим взглядом. Наконец мое удостоверение замдиректора всесоюзного института убедило его в моей вменяемости. Примерно через час у нас дома появился капитан артиллерии и двое в штатском. Мне было сказано: «Ваш снаряд, вы и выносите!». Я завернул снаряд в газету, сунул его под мышку и вынес его к их машине. Офицеры скептически осмотрели находку. Один из них предположил: «Не могут люди столько лет хранить в доме бомбу. Это, наверное, тайник, а внутри – драгоценности». Я не стал их слушать, попрощался и пошел домой. Рипа обняла меня и заплакала: «Дорогой, ты спас меня от этой проклятой бомбы. Дарю тебе пианино, забирай его!» Клавесин мне был без надобности, и я отказался. Потом я узнал, что незадолго до смерти тетя Рипа подарила его соседке по балкону.

Вдруг во дворе кто- то крикнул: «Эй, у кого здесь бомбу нашли?» Через секунду все балконы в итальянском дворе были забиты соседями, глазевшими на молоденького лейтенанта из штаба ЗакВО. Я подлетел к нему и зашипел: «Скажите, что вы ошиблись адресом!». Но было уже поздно. Дом наш гудел, как растревоженный улей: «Люсик-джан, цаваттанем, ра мохда?»¹² – «Ар вици, генацвале, бомби уповиато!»¹³, «Куро варе! Что случилось?!» – «Бомба, говорят, взорвалась где-то!» – «Вай – вай, подальше от нас!»….

Гурам загасил окурок о парапет и подвел итог:

– Просто раньше люди не знали, что такое взрывы, а сейчас этим никого не удивишь. Все каким-то образом повторяется.

Нодар слушал эту длинную повесть без комментариев. Потом, думая о чем-то своем, неожиданно сказал.

– Сын моего одноклассника вчера под бомбежку попал. Когда на Тбилисский радар налет был. Обгорел сильно. Сейчас в Арамянц-больнице лежит.

– Что вы говорите? – мгновенно вскинул брови Гурам.

– Да, тоже ирония судьбы. Этнический русский от русской бомбы пострадал.

– Жалко… – протянул обладатель самовара, глядя куда-то поверх моста.

В этот момент со стороны бомжа снова донесся утробный рев

– …Батяня комбат, ты сердце не прятал за спины ребят…

На вид невозмутимый, выдержанный Нодар почему-то подскочил со своей детской табуретки и, сжав кулаки, заорал на захватчика торговой площади.

– Нашел, что петь! Давай, мотай отсюда, комбат недоделанный! Тут война, понимаешь ты, идет! А он поет неизвестно что!..

Бомж на минуту замолчал, повел мутным взором на источник шума и, что-то бормоча, перевернулся на другой бок спиной к крикуну.

Нодар устало опустился на свое место, поглядел на часы и невесело заключил:

– Скоро сворачиваться пора. Напрасно сидим. Ни одного клиента на подходе. – Вздохнул, морща лоб. – Итак торговля на нуле, а тут эта идиотская война всех туристов распугала.

Гурам примиряюще улыбнулся.

– Раз идиотская, значит, скоро кончится. Любая глупость тоже имеет свой предел возможного с математической точки зрения. Я так думаю….

Две соседки

Однажды ночью женщине-художнице приснился ангел. Он начал ей описывать, что ее ждет счастливое будущее: у нее будут возможности выйти замуж за достойного мужчину, который будет любить ее и носить на руках, о том, что она родит ему троих замечательных детей, как она будет вести активную и обеспеченную жизнь и как она сможет реализовать себя в искусстве.

Всю свою жизнь женщина прождала исполнения обещаний, но, так и не дождавшись, умерла в нищете и одиночестве.

Когда она подходила к вратам рая, она увидела того же ангела, который снился ей ночью. Она с негодованием сказала ему: «Ангел, ты обещал мне счастливое замужество, прекрасных детей, обеспеченную жизнь и самореализацию в искусстве. Я всю жизнь ждала, но ничего так и не произошло. Зачем ты меня обманул?»

На что ангел ответил ей: «Я не этого тебе обещал, а возможности создания счастливой семьи с мужчиной твоей мечты, получения огромного богатства и высокого положения в обществе. А ты их пропустила».

Женщина была смущена и озадачена. Она ответила ему: «Я не понимаю, о чем ты говоришь».

Ангел сказал: «Вспомни: у тебя была возможность послать твою картину на выставку в Париж, но ты побоялась, и не стала ничего предпринимать».

Художница кивнула.

«Из-за того, что ты не стала ничего осуществлять, эта идея пришла в голову другой женщине, которая не дала страхам взять верх, она эту идею воплотила в жизнь, и стала одной из самых богатых и уважаемых женщин на земле.

А теперь вспомни мужчину с голливудской улыбкой, который был не такой, как все и очень тебе нравился. У тебя была возможность изменить свою жизнь, но ты посчитала, что у вас ничего не получится.».

Женщина кивнула, а в ее глазах стояли слезы.

«Вот видишь, дорогая, а ведь это был мужчина твоей мечты, ты бы родила ему троих прекрасных детей и была бы с ним по-настоящему счастлива всю жизнь».

Притча об упущенных возможностях.

В доме на улице Каргаретели жили две соседки-ровесницы Нана и Элене. Обе родились в СССР, в далекой юности закончили русские школы (тогда это считалось хорошей зацепкой на будущее) и обе – единственные дочери у своих матерей.

90-ые годы никого не пощадили в своем танковом напоре, а соседок этих и подавно.

Нана в свое время закончила ин. яз, выполняя волю матушки. Та, видите ли, хотела, чтоб ее дочь в подлиннике Дюма читала. Но никак не учла, что будущее за языком прагматиков – английским, а книжки отца трех мушкетеров будут продаваться за 1 лар среди прочего хлама и никто их не будет брать, так как у новых поколений чтение будет не в почете. В итоге Нана, окончив институт, быстро обнаружила, что ее французский никому не нужен. И с превеликим трудом устроилась в школу на другом конце города лаборанткой.

Элене, по совету родительскому, окончила художественное училище и тоже обнаружила, что ее работы, как кистью, так и пряжей, интересны только иностранцам, которых еще предстояло выловить, сидя на Сухом мосту среди прочих таких же мастеров искусства. Чтобы продать один шедевр, надо было дневать и ночевать в этой арттусовке конкурентов месяцами, а вечерами рисовать новое.

Нана ходила пешком на работу в период энергокризиса, лишь бы сохранить за собой место, как источник возможных учеников. И со временем- таки приобрела себе пятерку туповатых, но платежеспособных бездельников.

Словом, у двух подруг были кислые стартовые позиции и никаких перспектив на будущее.

Не успели оглянуться, как обеим стукнуло по 32. Верующая соседка Нино посоветовала обеим креститься. Чтоб привлечь удачу в дом. Мол, хуже точно не будет.

– … А что, все бывает. Вот моя троюродная сестра недавно крестилась и сразу у нее дела хорошо пошли. Замуж за богатого вышла и двойню родила. Милое дело.

Соседки согласились и скоро последовали доброму совету.

И правда, какое-то просветление в мозгах произошло. Нана набрала еще штук пять учеников по-русскому и все охала, как-то она раньше до этого не догадалась. Дело более выгодное и востребованное.

Элене устроилась в обувной цех рисовать модели обуви.

По характеру наблюдалась между ними такая разница. Нана хохотушка и пофигистка, всегда искала легкие пути.

Элене, наоборот, все делала тщательно. Если уборку – то до мелочей. Если суп варить – то на весь день. А уж если новую куртку планировала покупать, то выбирала месяц, обходя методично все магазины в округе. В случае провала планов очень унывала.

Тбилиси – город старых дев и обе соседки это подтверждали своим образом жизни.

И вдруг у домоседки Элене завелся ухажер Гио. Засек ее в том самом обувном цеху. Стал звонить, провожать и проявлять знаки настойчивого внимания.

Элене сразу поставила ему диагноз:

– Примитивен и ограничен.

Родители постарались обратить ее внимание на неоспоримые плюсы жениха:

– Какой хороший парень – сам создал рабочее место.

– Тоже мне «рабочее место» – сыронизировала Элене. – Два ящика, на которых он раскладывает свой секонд хенд. Фирма под названием «Где хочу – там стою», чтоб легче было убежать при появлении патруля.

Гио, видимо, всерьез решил надеть на себя семейные узы и вскоре явился с букетом и бутылкой шампанского – предлагать свою мозолистую руку и немудрящее сердце.

Элене ответила отказом.

– Я себя не на свалке нашла. Нельзя поступаться своими принципами.

Кто б с ней не согласился.

Гио, получив отворот поворот, недолго переживал. Через два дня ровно с тем же комплектом – букетик и шампанское – стучался в двери к Нане, этажом ниже.

Нана дары приняла и через неделю перебралась к Гио на правах законной супруги.

Развелись они через полгода. В общем быту всплыли разные, несовместимые с будущей жизнью, привычки молодожена.

Нана уже была глубоко беременна и, избегая нервотрепки, перебазировалась обратно в отчие пенаты. Пришедшим сочувствовать соседям она рассказывала со смехом:

– А я ни о чем не жалею. Слава Богу за все! Сейчас все разводятся. Век такой. Мужики не годятся. Так что ж теперь, замуж не выходить? Ребенка как-нибудь сама подниму. Ничего страшного.

Элене тут высказала подруге насколько умно она поступила, не связавшись с продавцом переносного секондхенда.

Опять потянулись серые однообразные дни. Потом маленькая вспышка – у Наны родился сын Сандро.

Элене, хоть в очередной раз находилась в финансовой траншее, наскребла-таки на подарок новорожденному. Уж в чем – в чем, а в скупости и необязательности ее нельзя было обвинить. Точно также поступили и остальные обитатели итальянского двора. Ведь счастье – человек в мир пришел.

Жизнь своим чередом мимо бежит, время от времени пинг-понговые шарики в двери соседок бросает. Шансы называются.

Нана собрала деньги, которые люди для Сандро от себя оторвали, и купила старый ноутбук с рук.

– Без информации сейчас никак! – и приступила исследовать интернетную паутину в перерывах между кормлениями.

Элене только нос сморщила:

– Если уж приобретать, то только новое. Мы не настолько богаты, чтоб покупать дешевые вещи.

О компьютерах Элене имела самое отдаленное представление типа экран, а рядом кнопочки.

И вдруг, дядя царский подарок сделал – вынес ей новейшую модель прямо из магазина, все детали по коробкам расфасованные.

Водрузила Элене все эти составные части на письменный стол, прикрыла тряпочкой, чтоб пыль не садилась и оставила до лучших времен.

Нана, в промежутках между выгуливанием сына в крошечном дворе с щербатым асфальтом, успевала вселять в соседку надежду на светлое будущее:

– Элене, давай интернет пополам включим. Так дешевле сядет. Тебе сайт кто-нибудь сделает и будем твои шедевры рекламировать. Сейчас хэндмэйд рулит. Я читала, американцы большие деньги за такое платят.

– Я английского не знаю, – качала головой непризнанная звезда живописи.

– Не проблема. У меня 1500 френдов в разных сетях. Кто-нибудь да поможет. А там раскрутим тебя на высшем уровне.

– Неудобно как-то…

– Неудобно на люстре спать – скатиться можно. Эх, мне б твои золотые руки, я бы…

Элене отказалась от какой-либо раскрутки и рекламы. Видно, еще сидели в голове идеи из советской школы: «реклама – продажная девка империализма».

Нана каким-то образом освоила новую невиданную специальность – фрилансер и значительно поправила свое финансовое положение.

Так прошло лет пятнадцать или около того. Сын Наны заканчивает школу. Нану одолевают болячки, но она бодрится и юморит по прежнему.

У Элене прочная, ничем невыветриваемая депрессия, так как, по ее мнению, жизнь прошла мимо. Она досматривает мать – старуху и очень нуждается. Когда-то навороченный компьютер уже превратился в музейный экспонат под той самой тряпкой. Пользоваться им хозяйка так и не научилась. Не дошли руки.

Нана, иногда, по старой памяти призывает Элене к конкретным действиям с пошаговыми инструкциями.

Кто его знает, что сделает Элене дальше. Любая гора начинается с подножья. А так же «дорогу осилит идущий». Стоит только захотеть.