Читать книгу: «Щетинин идет по следу. Тайна «Медной подковы»», страница 2

– Вы боитесь? – он прищурился, вглядываясь в её лицо.

– В Петербурге всегда есть чего бояться, – она уклонилась, глаза метнулись к полу, пальцы тронули шею. – Но работа – это работа. Деньги нужны.

– У вас никого в городе? – Щетинин чуть наклонился, голос стал ниже.

Она замерла, напряглась, потом кивнула – резко, как от удара.

– Никого, – слово вылетело, будто вырвалось против воли.

Щетинин задержал взгляд на её брошке – маленькой красной звезде, что тускло блестела на выцветшем платье. Пустяк, но цепляющий, как заноза. Он хмыкнул, выпрямился.

– Ладно. Восемь часов. «Медная подкова», – бросил он, уже поворачиваясь к выходу.

Лиза кивнула – коротко, судорожно – и скрылась за дверью, оставив за собой только эхо шагов. А Щетинин остался в коридоре, слушая, как за стеной гремят печатные машины, а потом вышел на улицу – на промозглый октябрьский вечер Петербурга.

Щетинин вынул папиросу, чиркнул спичкой, затянулся – дым лениво пополз вверх. Зинаида видела Михаила лишь наполовину, остальное пряталось глубже – яснее ясного, как грязь на сапогах. Типография выжала из себя всё, что могла: тонкую ниточку к следующему шагу. «Медная подкова» – пока единственный след, с него и начать. А дальше – как пойдёт. Он выбросил окурок, прищурился в темноту. Роман Лихачёв, старый лис он знает о таких местах все… Прежде чем окунуться в этот мутный омут, он решил прощупать дно.

Глава 3. Кабак с дурной славой

Щетинин поднял воротник пальто и двинулся по улице. Ночь сгустилась, словно чернила, дождь теперь не моросил, а плевался мелкими, злыми иглами, оседая на коже ледяной росой. Петербург исчез в бездонной тьме, лишь редкие фонари мерцали призрачными огоньками над влажными блестящими камнями, словно последние вздохи умирающего города. В промозглом воздухе висел терпкий запах сырой грязи, машинного масла и загнанных лошадей, словно сама ночь источала усталость и безнадёжность.

Он шагал в сторону ближайшего трактира, где можно было купить бутылку. Гостиному двору сегодня не доверялось: слишком людно, слишком шумно. Лучше что-нибудь попроще. Да и Роман Лихачёв – не тот человек, которому нужен дорогой напиток. Главное – чтобы горячило.

Лихачёва Щетинин знал по старой памяти. Бывший градовой, ещё безусый щенок, кости ломал всякой шпане в тёмных подворотнях, пока однажды ночью чья-то злая воля не сломала его самого. Перелом ноги, казённая койка, волчий билет – и вот уже не бравый страж порядка, а пыльный надзиратель, приписанный к богом забытому участку. От прежней прыти осталась лишь хромота да цепкий взгляд. Он по-прежнему вынюхивал гниль там, где другие отворачивались. Потому и стоило навестить хромого Лихачёва: если в этом проклятом кабаке водится нечисть, он её чуял нутром.

Щетинин размышлял, кто мог бы частенько наведываться в это заведение, кроме Михаила. В таких местах водятся люди, которые не задают вопросов, но всегда знают, кто с кем пил и о чём говорил. Лихачёв мог бы подсказать, кому сунуть рубль, кому налить, а с кем лучше вообще не разговаривать. Если в этом кабаке происходило что-то стоящее внимания, он скажет. Или намекнёт.

Щетинин остановился у небольшого магазина, где за мутным стеклом маячила полка с бутылками. В кармане лежало несколько монет. Достаточно, чтобы купить что-то приличное, но не слишком вызывающее. В такие вечера важно, чтобы разговор шёл легко, без настороженности. Он открыл дверь, перешагнул порог и подумал: что ж, посмотрим, что скажет старый приятель.

Маленькая комната Романа Лихачёва была такой же потрёпанной, как и её хозяин. Грязные обои пожелтели дыма, продавленный диван обещал сон, сравнимый с тюремной койкой, а стол был завален картами и пустыми рюмками. В углу одинокая керосиновая лампа бросала тусклый свет на стену, где висел потертый мундир – память о старых временах.

Роман, хромая, подошёл к столу, покосился на бутылку в руках Щетинина и усмехнулся:

– Вижу, не просто так зашёл. Говори, что стряслось.

Щетинин поставил бутылку на стол, достал два гранёных стакана, налил по первой.

– Кабак «Медная подкова». Что скажешь?

Роман фыркнул, налил ещё, глаза блеснули, как в те ночи, когда он ломал чужие кости. Выпил залпом, крякнул:

– Водку ты носить не разучился. А про кабак… место не самое тихое. Шулера, барыги, шпана всякая. А заправляет там один типец – Владимир Григорев. Скользкий, хитрый, вроде никому особо не мешает, но всегда в тени.

Щетинин молча наблюдал, как Роман ловко крутанул стакан, его взгляд был сосредоточенным, словно он пытался разглядеть что-то на дне не только стакана, но и этой истории.

– Что за дела ведёт?

– Да всё понемногу. Скупка краденого, махинации какие-то. Говорят, иногда помогает людям спрятаться, если хорошо заплатят. И, главное, за ним ничего толком не числится. Всё с чужих рук делает. Нюх у него звериный – чувствует, когда пора смываться.

Щетинин отпил, обдумывая услышанное.

– Что про посетителей скажешь?

– Посетителей? – Роман нахмурился. – Посетителей там тьма, всех не упомнишь. Но если кто-то крупный мелькал – я бы услышал. А так… Приходят,играют в карты, пьют, с девками крутятся. «Медная подкова» – не то место, куда приличные люди просто так заглядывают. Если кого конкретного назовешь, то не смогу помочь – я там не завсегдатай и местных не знаю. Бывает иногда кто-то и покрупнее, но кабак старается держаться в рамках. Внимание полиции не привлекает, хотя там есть, чем заинтересовать. Григорьев берет на себя по чуть-чуть, но много…

– Ладно, – Щетинин поставил стакан. – Значит, пора заглянуть туда и посмотреть, кто там сейчас ошивается.

Роман усмехнулся:

– Ты осторожнее. Григорьев не любит, когда его дела нюхают. И… Там не всё решает тот, кто за столом в кабинете дела ведет. Есть кто-то, кто молчит, а все слушаются.

Щетинин прикинул: неужели кто-то вроде бармена или девки за шторами дергает за нитки? Щетинин ухмыльнулся в ответ:

– Я тоже не люблю, когда мне мешают работать.

Они выпили ещё по одной, после чего Щетинин поднялся. Время идти дальше.

Щетинин остановился у «Медной подковы», его взгляд скользил по угрюмым, промокшим контурам здания, словно ощупывая их в темноте. Дождь прекратился, но город окутала липкая завеса, от которой мостовая поблескивала, словно смазанная маслом. В воздухе чувствовался густой аромат тления и прели, тянущиеся из зловонных дворов.

«Медная подкова» являла собой двухэтажную громаду с облупившейся вывеской, чей век давно истёк. Первый этаж ощетинился закрытыми ставнями, и лишь скудные лучи света просачивались сквозь узкие щели, словно робкие разведчики. Второй этаж дышал чуть живее – в нескольких окнах мерцал тусклый свет, но остальные зияли чернотой, будто эта часть здания хранила свои тёмные секреты или служила совсем иным целям.

Щетинин не спешил к парадному входу «Медной подковы», предпочитая обойти её стороной, изучая смутный фасад. Главный вход – широкая, грузная дверь, окованная железом, с мутным глазком оконца под самым потолком. У порога маячили двое – один пускал дым в промозглый воздух, другой зябко кутался в воротник. Эти двое не были случайными пьяницами; скорее, мускулы этого заведения, блюдущие покой этого грязного притона. Обойдя кабак, Щетинин заприметил узкую боковую дверь, укрытую в тени переулка – для тех, кто предпочитает исчезать незамеченным. А дальше, в грязной подворотне, меж полусгнивших бочек и вонючих баков, чернел ещё один лаз. Невзрачная, покосившаяся дверь, уходящая вниз на несколько ступеней. Само её расположение кричало – это вход в подвал, в тёмное чрево «Медной подковы». Для чего оно служило, оставалось лишь строить предположения.

Щетинин машинально зафиксировал в памяти все лазейки и тёмные углы. Старая рабочая закалка. В подобных клоаках не раз приходилось удирать самому или вдогонять тех, кто удирал от него. До встречи с Лизой оставалось с полчаса. Вполне достаточно, чтобы заглянуть в это осиное гнездо и почуять, чем оно дышит.

Щетинин остановился перед входом. Дверь тяжёлая, тёмное дерево, местами потемневшее от грязи и времени. Два вышибалы стояли по бокам – широкоплечие, с тупыми, каменными лицами, одетые в добротные, но поношенные пальто. Они смерили Щетинина взглядом, словно прикидывая, стоит ли задавать вопросы, но, видимо, решили, что игра не стоит свеч. Молча посторонились, пропуская внутрь.

Первое, что сбило с ног, – вонь. Густая вонь перегара и затхлости била в нос, с резким душком дешёвого пойла. Атмосфера давила, липкая от человеческого пота и едкого чадного дыма коптилок. Окна наглухо задраены тяжёлыми занавесками. Здесь не жаловали любопытных взглядов извне.

Публика была под стать этому грязному притону. Сброд, но одной породы. Щипачи, картёжники, пропойцы, крашеные куклы, торгующие собой. В центре зала расположилась шумная компания игроков в карты, человек семь или девять. Их лица горели азартом, смех и ругань оглушали всё вокруг. Один из них, казалось, уже не принадлежал этому миру – мертвецки пьяный, он бессвязно хохотал, ронял карты и тыкал пальцем в чужие масти, но цеплялся за свой веер, словно за последнюю нить. За этим пьяныйс гвалтом исподлобья наблюдали двое массивных парней с каменными лицами – местные вышибалы, готовые в любой момент прервать игру, отправив захмелевших картежников на улицу пинками под зад. За соседним столиком пара молодых щеголей, одетых чуть лучше прочих, вели свою тихую партию, поглядывая на остальных с презрительной усмешкой – наверняка мелкие жулики, ищущие свою удачу в этом змеином клубке.

Щетинин скользнул взглядом по залу. Лиза, в таком месте? Что она здесь делает?

Он направился к стойке. Бармен, высокий, с залысинами, протирал грязной тряпкой не менее грязный стакан. Щетинин положил на стойку монету.

– Меду.

Бармен кивнул, откупорил бутылку, налил в пузатую кружку.

– Новенький? – спросил он, не поднимая глаз.

– Бывал, – спокойно ответил Щетинин, обхватывая ладонью тёплую глиняную кружку.

Бармен хмыкнул.

– Здесь либо часто бывают, либо один раз, но незабываемо.

Щетинин сделал глоток. Напиток липкий, сладковатый, но с неприятной горечью. Разбавленный, конечно.

– Люди какие ходят? – негромко спросил он, с деланным равнодушием.

Бармен покосился на него, чуть сощурившись.

– Да всякие. Одни забываются, другие дела решают. Третьи – ищут что-то. Или кого-то.

Щетинин поставил кружку обратно на стойку.

– А ты что-нибудь находил?

Бармен ухмыльнулся.

– Только проблемы, да и то не всегда.

Щетинин усмехнулся. Место, как и ожидалось, сомнительное. Теперь оставалось дождаться Лизу.

Щетинин опустился на жесткий стул у шаткого стола в углу кабака. Деревянная поверхность была липкой, пахла пролитым пивом и чем-то кислым. Он бросил на стол пачку папирос, покрутил ее в руках. Внутри осталось только две. Надо будет купить еще.

Краем глаза он заметил, как бармен наклонился к кому-то за стойкой, быстро что-то сказал и незаметно кивнул в его сторону. Молодой темноволосый парень, лет двадцати, дернул головой и, не мешкая, скрылся на втором этаже. Так тому и быть, вопросы Щетинина не остались незамеченными. Интересно.

Он взял одну из оставшихся папирос, неторопливо закурил, наблюдая за залом сквозь сизый дым. Кабак был небольшой, снаружи казался больше. В дальнем углу кто-то негромко ругался, в другом углу сильно подвыпившие мужики играли в карты, за соседним столом двое обсуждали какую-то сделку, судя по оживленным жестам.

Дверь снова хлопнула, пропуская внутрь Лизу. Она оглядела кабак, глаза быстро нашли Щетинина. Ни следа дневного волнения. Двигаясь уверенно, она подошла, присела напротив. Свет от керосиновой лампы за их столом высветил ее лицо: спокойное, собранное. Щетинин стряхнул пепел в грязную пепельницу и посмотрел на нее внимательно.

– Значит, ты все-таки пришла.

– Пришла.

– Михаил Павлов. Пропал четыре дня назад, – Щетинин откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Он решил не тянуть. – Ты ведь его знала?

Лиза взглянула на него исподлобья, накрутила на палец прядь светлых волос, затем коротко кивнула.

– Если я расскажу, это останется между нами? – она понизила голос, перегибаясь через стол. – Запираться не вижу смысла, но и репутацию портить не хочу.

– Останется, – уверенно ответил Щетинин. Интересное начало. – Я не журналист и не священник. Меня интересует правда, а не сплетни.

Лиза кивнула, задержала взгляд на бокале, будто собиралась с мыслями, потом негромко заговорила:

– Я в городе недавно, пару месяцев. Михаила встретила сразу, буквально на вокзале. Он помог устроиться в типографию, обещал, что если что – поддержит. Щедрый был человек, особенно как выпьет… женщин любил, на них денег не жалел.

– Тебе тоже перепадало? – без намека, просто уточняя.

Она пожала плечами.

– Почему бы и нет? Мне нужны были деньги. Я пила с ним здесь, в "Медной подкове", он давал деньги. Всё шло своим чередом. До того самого вечера.

Щетинин наклонился ближе:

– Что случилось?

Лиза провела пальцем по краю стола, потом негромко продолжила:

– Он напился. Сильно. Стал требовать больше, чем просто разговоры и моё время. Потянул наверх, в комнаты, – она взглянула на Щетинина. – Знаешь, какие там комнаты?

Щетинин догадывался, занавешенные темные окна намекали.

– Он напился, потянул наверх. Я сбежала через чёрный ход, а что было дальше – не знаю. Может, он кого-то разозлил после меня.– она резко выдохнула.

Щетинин внимательно следил за её лицом. Пальцы сжали край стола, костяшки побелели. Щетинин ждал продолжения рассказа. Лиза молчала. Повисло неловкое молчание.

– Я ждала, что он будет в бешенстве. Потому и не появлялась на работе несколько дней. Потом пришла… а его нет. Все только и говорят, что он пропал. – Она поднесла руку к груди, где тускнела красная звезда, – Слышала, что думали, что со мной сбежал.

Она замолчала, сцепив пальцы в замок. Тяжёлый взгляд Щетинина скользнул по её сцепленным пальцам, но сам он никак не отреагировал, лишь в глубине глаз мелькнуло понимание её страха.

– Ты боишься, что это связано с той ночью?

Она вздрогнула.

– А с чем еще это может быть связано? Я оставила его пьяного и разгоряченного в комнате. Одного… Бог его знает, что ему в пьяную голову пришло…

Щетинин задумчиво постучал пальцами по столу. Вопросов оставалось много, но одно стало ясно: последнее место, где видели Михаила Павлова, находилось всего в нескольких шагах от них.

– А почему вернулась сюда? Почему здесь решила встретиться?

– Я другим мест не знаю. До дома отсюда недалеко: я в ночлежке на этой улице живу. – она замялась. – Михаил на работу не приходит, значит и в кабаке нету. Не в его характере работу прогуливать.

– Понятно.

– Я могу идти? – спокойно спросила Лиза. – Я не хочу здесь находиться.

– Иди.

Лиза ушла, растворившись в толпе, а Щетинин остался за столом, лениво крутя в пальцах пачку с последней папиросой. Бармен не просто так шептался с кем-то, а потом показывал на него. Что ж, посмотрим, к чему это приведёт.

Долго ждать не пришлось. К столу подошёл тот самый молодой парень, с которым говорил бармен. Щетинин поднял на него взгляд – лет двадцать с небольшим, коротко остриженные тёмные волосы, цепкий взгляд. В руках он вертел кепку, словно обдумывал слова.

– Говорят, вы интересуетесь «Медной подковой», – сказал он негромко. – Может, лучше обсудить это в более тихом месте?

Щетинин поднялся, его движения были медленными, но уверенными, словно он уже знал, что этот разговор неизбежен. Он пошёл за парнем вверх по скрипучей лестнице на второй этаж. Тот провёл его по тёмному коридору и распахнул перед ним дверь в кабинет.

Кабинет был просторным, но не уютным. Тяжёлые бордовые шторы плотно закрывали окна, пропуская внутрь лишь слабый свет фонарей с улицы. В воздухе витал душок прелого дерева, дешёвого одеколона и давно не проветриваемого помещения.На массивном дубовом столе беспорядочно лежали бумаги, пустая чернильница и несколько грязных стаканов. В углу возвышался шкаф с бутылками, часть из которых была наполовину пуста. На стенах – выцветшие картины, когда-то дорогие, но теперь покрытые слоем копоти.

Щетинин огляделся. Комната принадлежала человеку, привыкшему скрываться за плотными шторами и крепкими дверями. Человеку, который предпочитал держать руку на горле города, оставаясь в тени.

Парень кивнул в сторону кресла у стола:

– Подождите здесь. Хозяин скоро будет.

Щетинин сел, чиркнул спичкой, затянулся последней папиросой – дым повис в затхлом воздухе. На столе лежал нож для бумаг с потёртой рукоятью. Кто бы ни пришёл, он уже знает, что я здесь.

Глава 4. Жемчуг и рабочие сапоги

Щетинин поднял голову, когда дверь в его кабинет открылась. Мужчина, вошедший внутрь, двигался уверенно, с едва уловимой осторожностью хищника. Коротко стриженные тёмные волосы, костюм на вид не дорогой, но сшитый на совесть, сидел безупречно. Лаковые ботинки блестели, как зеркало – редкость в Петербурге, особенно в конце октября, когда дождь не давал улицам просохнуть.

Он сел в кресло напротив, откинулся, оглядывая Щетинина цепким взглядом. Достал из внутреннего кармана портсигар, открыл его и протянул вперёд:

– Курите?

Щетинин скользнул взглядом по тонким, словно заточенные лезвия, сигаретам, рядком лежавшим в открытом портсигаре Григорьева. В самом предложении чувствовалась невидимая нить, ловушка. Принять сигарету – шагнуть в его паутину. Щетинин качнул головой, оставляя между ними незримую, но ощутимую границу.

– Благодарю, только что покурил. – сказал Щетинин.

Мужчина пожал плечами, достал сигарету для себя, неторопливо закурил, выдохнул дым.

– Владимир Григорьев, – представился он. – Хозяин "Медной подковы". Вы, господин Щетинин, наверняка уже слышали обо мне. Впрочем, как и я о вас.

Щетинин выдержал паузу.

– Слышал.

– Вот и отлично. Тогда поговорим откровенно. Мне не нравится, что в моём заведении кто-то вынюхивает. Клиенты любят у нас отдыхать, им не нужны посторонние глаза. А я, знаете ли, человек законопослушный, но к покою клиентов отношусь с особым трепетом.

Григорьев говорил вежливо, мягко, но в голосе чувствовалась сталь. Он слегка улыбался, но улыбка не доходила до глаз, как будто теряясь в стриженых усах. Он изучал Щетинина, как шахматист оценивает позицию перед первым ходом.

– Вы уверены, что ваши клиенты так уж невинны? – спросил Щетинин.

Григорьев усмехнулся.

– Не скрою, дела в "Медной подкове" ведутся разные. Но, господин Щетинин, пропажа людей – не наш профиль. У нас карты, сделки, мелочь всякая, но за грань не лезем.

«Медная подкова» имела дурную славу. В её стенах процветали грязные карточные игры, сбывался краденый товар, плелись паутины мелких мошенничеств. Ночные бабочки порхали здесь без оглядки на закон. Но исчезновение человека – это уже переходило черту. Григорьев, хозяин этого гадюшника, не потерпел бы такого. Или, по крайней мере, не желал, чтобы это произошло под его крышей.

– А кто говорил о пропаже людей? – спокойно уточнил Щетинин, внимательно следя за выражением лица собеседника.

Григорьев едва заметно прищурился, затянулся.

– Так, значит, об этом идёт речь? – протянул он, стряхивая пепел в пепельницу. – Любопытно.

– Да, – подтвердил Щетинин. – Человек исчез после визита в ваше заведение. Это не означает, что вы виноваты, но мне нужны ответы.

Григорьев склонил голову набок, дым от сигареты закружился в воздухе.

– Мне не нужны лишние проблемы. Так что, может быть, вы закончите своё расследование и займётесь чем-то более полезным?

Щетинин смотрел на него спокойно. Он видел таких людей раньше. Любезных, обходительных, но опасных. И он знал, что за вежливыми словами скрывается предупреждение.

– Боюсь, не могу. Работа такая. Да и копаться в грязи веселее, чем кланяться чистым ботинкам.

– Работа? – Григорьев качнул головой. – Или привычка?

Щетинин улыбнулся уголком губ.

– Думаю, это не имеет значения.

Григорьев стряхнул пепел в пепельницу, встал, поправил манжеты.

– Что ж, я надеюсь, что у нас не будет недоразумений. Петербург не любит суеты. И я тоже.

Он задержался на мгновение, задержав взгляд на Щетинине, а затем направился к выходу.

Дверь с глухим щелчком отрезала комнату от внешнего мира, и в сгущающейся тишине отчётливее проступил затхлый, въевшийся аромат непроветриваемого пространства, словно призрак прежних обитателей, оставивших здесь частицу себя.

Щетинин невидящим взглядом уставился на чадящий окурок в пепельнице. Григорьев был скользким типом, осторожным. Но он знал что-то, чего не знал сам Щетинин. Пока не знал.

Он уже поднялся, намереваясь покинуть этот прокуренный кабинет, как дверь снова распахнулась. Щетинин вскинул голову. На пороге стоял Григорьев. И на этот раз он был не один.

Следом вплыла женщина – чёрные волосы с алым цветком, багровое платье, жемчуг. Взгляд хищный. Щетинин остановил на ней взгляд на долю секунды дольше, чем требовала вежливость.

Щетинин сглотнул, стараясь сосредоточиться на деле. Вороново крыло волос, пронзенное алым всполохом цветка. Жемчужная нить, длинная и матовая, плавно покачивающаяся в такт её движениям. Багровое платье в мелкий цветочек обтягивало точеный силуэт, его дерзкий вырез насмехался над осенней прохладой Петербурга. Лицо, сводящее с ума своей красотой, и взгляд тёмных глаз – томный, скользящий.

– Алена, – коротко сказал Григорьев, кивнув в её сторону. За этой ослепительной внешностью скрывалось нечто большее. Что-то острое, почти опасное. Хищный блеск в глубине тёмных глаз, вызов, скользивший в каждом изгибе губ, в самой её горделивой осанке. Она двигалась с грацией ночной охотницы, неторопливо, но с той внутренней силой, что не оставляет сомнений в её власти над каждым мгновением. Её чёрные волосы, небрежно заколотые на затылке, лишь оттеняли болезненную белизну кожи. На тонком запястье едва заметно поблескивала змейка браслета – изящная, но холодно мерцающая, намекая на скрытую цену и острые зубы. – Если уж говорить о клиентах, то с ней. Она знает всех и всё.

Он шагнул в сторону, не торопясь, словно давая Щетинину возможность рассмотреть её как следует. Кинув быстрый взгляд на мужчину, Алена усмехнулась и, не спрашивая, заняла его место. Сделала это так естественно, будто привыкла сидеть в кресле хозяина. Она скрестила ноги, чуть откинулась на спинку кресла и провела пальцами по нитке жемчуга, будто в задумчивости. Движение медленное, почти ленивое, но Щетинин знал – такие жесты не случайны.

Григорьев замер у стены, словно тень, руки глубоко в карманах. Он делал вид стороннего наблюдателя, но в его неподвижном взгляде чувствовалась змеиная настороженность. Щетинин нутром понимал: ни одна оброненная фраза не ускользнет от его цепкой памяти.

Алена посмотрела на него с лёгкой улыбкой, склонила голову набок, изучая.

– Так что же вы хотите узнать, господин сыщик? – Голос низкий, тёплый, с хрипотцой. Словно слишком много сказано в полутьме, слишком много выкурено тонких сигарет.

Щетинин не торопился с ответом. Он знал таких женщин. Знал, что каждая их улыбка – это шаг в сторону пропасти.

– Меня интересует Михаил Павлов. Или что от него осталось.

– Павлов? Михаил? Был такой, – Алена лениво провела пальцами по жемчужной нити на шее, глядя на Щетинина. – Пил, играл, иногда выигрывал, чаще – нет. В долг брал, но малые суммы, не дурак ведь был. Глупцы тут долго не живут. Веселый мужичок, в любую компанию мог вписаться. Особенно любил в компании женщин проводить время.

– Видели девушку, с которой я общался. Лиза. – Алена кивнула. В ушах покачивались тяжёлые серьги, и в отблесках лампы вспыхивали зловещим огнем багряные камни. Щетинин немного растерялся, но взял себя в руки. – Михаил приходил с ней?

– Бывал и с ней, и без нее, и с другими бывал. – Алена расплылась в улыбке и чуть помедлив продолжила. – Уже дня четыре не заходит.

– Он пропал четыре дня назад. Можете что-то об этом припомнить?

Она подалась вперёд, опираясь локтями о столешницу, словно расставляя сети. В этом жесте чувствовалась скрытая угроза, обещание близкой опасности. Щетинин хранил молчание, как опытный игрок, выжидая её первого хода.

– За день до того, как исчез, пришёл один. Без Лизы. Выиграл прилично, повеселел. Заказал себе девку, ну и языком почесать не забыл. Говорил, мол, пора бы и Лизу к делу привлечь. Деньги-то он на неё тратит, а пользы мало. Да кто его знает, в шутку он это сказал или нет. Тут не угадаешь.

Он не ответил, лишь его взгляд, задержавшись на её лице, показал, что он принял эту часть истории.

– В день, когда пропал?

Алена хмыкнула.

– Пил с Лизой. Весёлый был. Потом они поднялись наверх, в комнату. Минут через двадцать Лиза вниз слетела, вся взъерошенная, глаза огромные, руки дрожат. Ко мне подскочила, говорит: "Помогите!" А чем я помогу? Он платит, не она. Вот и сказала, чтоб разбиралась сама. Она ещё пару минут потопталась, пошла назад. Через минут двадцать, может полчаса, видела ее, когда за стойкой подсчитывала деньги. Уже после закрытия. Лиза спустилась, вся растрёпанная, а за ней тень какая-то мелькнула. Я не вглядывалась – мало ли кто там, может кто еще на девку позарился. Да и темно на складе – не разглядишь.

Щетинин смотрел внимательно. Алена снова коснулась жемчуга.

– Утром комнату пошли отмывать от ночных утех. Пусто. Постель скомкана, в углу лужа блевотины. Никаких следов. Мебель там и без того не первой свежести, может что и погнули в другую сторону, но не сломали. Никто этого Михаила не видел, никто не слышал. За комнату уплочено, а следить, что там в комнате происходит…

– А Лиза?

Алена пожала плечами.

– Она ночью убежала через черных ход. Может, в страхе куда подалась. Но сегодня ее видели в вашей компании. Занятная вышла история. – она улыбнулась уголком губ.

– А часто у вас клиенты через черный ход ходят? – поинтересовался Щетинин, сцепив руки в замок.

Алёна скользнула взглядом по неподвижной фигуре Григорьева у стены, словно ища там невидимый приказ. Секунду её глаза задержались на его лице, холодном и непроницаемом, затем она медленно ответила:

– Осенью, когда окна закрыты, клиенты из комнату курить выходят. Комнаты маленькие, там если покуришь – дышать нечем. Лестница, коридор и вот ты уже и на улице. В зал выходить не надо.

– Хочу осмотреться, – бросил Щетинин, глядя на Алену. – Комнату, этот ваш черный ход.

Алена чуть приподняла брови и бросила быстрый взгляд на Григорьева, затем пожала плечами.

– Гуляйте. Только не надейтесь, что вас пустят в каждую дверь. У нас тут свои порядки. Они были в комнате номер два, она расположена почти напротив лестницы. С тех пор в ней побывало несколько посетителей.

Щетинин поднялся. Григорьев всё это время молча стоял у стены, засунув руки в карманы.

– Ещё вопросы, сыщик?

Щетинин бросил взгляд на Алену. Женщина улыбалась, но в глазах теплилась осторожность.

– Пока нет.

Он направился к выходу, чувствуя на спине их взгляды.

Щетинин шёл по тёмному коридору, его шаги гулко отдавались в тишине. Спертый воздух нёс запах грязного тряпья и какой-то едва уловимый смрад, от которого внутри поднималась мутная тревога. По стенам змеились трещины, словно старые шрамы, оставленные чьими-то отчаянными попытками выбраться или хотя бы оставить след.

От лестницы пробивался слабый свет, желтый, как старое масло. Он бросал длинные тени на дощатый пол, делая коридор похожим на декорацию к мрачному фарсу. Несколько дверей слева и справа, у каждой – своя история, свои тайны. За одной – кабинет управляющего, там Щетинин уже бывал. Остальные оставались неизвестными.

Комнаты с номерами начинались ближе к лестнице. Семь дверей. За некоторыми слышались звуки – где-то тяжелый храп, где-то хриплый женский смех, а за одной, кажется, кто-то занимался любовью.Лишь дверь под номером два хранила зловещую тишину. Тишину, которая кричала громче любого вопля.

Щетинин толкнул дверь. Та с неохотным стоном подалась, открывая ему тесное, почти камерное пространство. Узкое ложе с продавленным матрасом, шаткий стол, два потертых стула. Небольшое окно занавешено тряпкой, которую никто не назвал бы занавеской, хотя именно эту функцию она выполняла. Все казалось поставленным не для уюта, а для функциональности – здесь не жили, здесь скрывались. В углу валялась пустая бутылка, у стены стоял графин с остатками застоявшейся воды. Запах был соответствующим – пыль, алкоголь и посторонняя жизнь.

Щетинин шагнул внутрь и аккуратно прикрыл за собой дверь. Он не ждал найти здесь что-то полезное, но иногда даже пустота могла натолкнуть на мысль. В затхлом воздухе витал призрачный отголосок чего-то неуловимого – возможно, давно забытых духов, а может, просто холодного дыхания сырости. Почти полное отсутствие запахов лишь усиливало гнетущую тишину, делая комнату похожей на ловушку. Комната была крошечной, давящей. Узкая постель с продавленным матрасом, небольшой стол, два некрашеных стула. На стене – мутное зеркало в облупленной раме, отражающее лишь серые тени. Он провел ладонью по поверхности стола, подушечками пальцев ощутив липкость пролитого спиртного. В этой комнате кто-то ждал. Или кого-то ждали.

Он посмотрел на дверь, словно ожидая, что за ней кто-то стоит, затаив дыхание. Впрочем, коридор молчал. Только где-то внизу скрипнула половица.

На полу валялся обрывок бумаги, скомканный и брошенный. Щетинин поднял его, развернул – пусто. Ничего, кроме грязно-серого пятна. Просто мусор. Он медленно обвёл взглядом комнату. Пол под ногами хрустел, словно утрамбованная земля, липкая чернота въелась в щели между досками. Казалось, его никогда не касалась тряпка, лишь оседала вековая пыль и случайная грязь. Щетинин провёл пальцем по столешнице – гладко, холодно. Её явно протирали, но о том, что творилось ниже, никто и не думал. Однако, на пол всем было плевать.

Щетинин вздохнул, чувствуя, как в затхлом воздухе поднимается невесёлое предчувствие, и наклонился к полу, скользя взглядом вдоль грязной щели между покоробленными досками. Там, в липкой черноте, среди сплетения мерзкой пыли и неведомой слизи, под самой ножкой стола, что-то едва заметно блеснуло. Он присел на корточки, преодолевая отвращение, и запустил руку в эту грязную щель. На кончиках пальцев ощутилась холодная гладкость металла. Щетинин вытащил небольшой обломок, покрытый следами облупившейся красной краски. Он повертел находку, пытаясь рассмотреть в тусклом свете. Слишком крошечный, чтобы сходу определить его назначение. Отколотый кусочек какой-то безделушки? Обломок значка? Потерянная запонка? Мерцание красного пятна в грязи не сулило ничего хорошего.

Мысль зацепилась. Красная краска. Что-то знакомое. Где-то он уже видел похожее? В волосах Алены? Щетинин нахмурился, перекатывая находку между пальцами. Такие мелочи иногда оказывались ключами к самым запутанным делам. Он сунул кусочек металла в карман, решив разобраться позже.