Оттолкнув плечом девочку, она ринулась в подъезд. Одновременно с ней туда же кинулся мужчина. На ходу он обогнал её, схватил закрывающуюся дверь и вдруг застыл с кокетством заправского кавалера, галантно пропуская её внутрь.

– Проходите, дорогая!

Соседка удивленно тронула висок и ехидно хмыкнула:

– Ненормальные…

А Тамара поняла, что обречена – сейчас этот ужасный человек войдёт вслед за ними в подъезд, и тогда…

«Была не была!» – ещё сильнее прижимая к себе сына, она отчаянно бросилась к квартире, как неожиданно услышала спокойное:

– Вот вы и дома. Всё в порядке. Пойду-ка и я в свою нору.

Она не поверила своим ушам. «Как? И что это было? А ничего, что я в магазин не попала?» – чуть не сорвалось у неё с языка, но что-то вовремя её остановило.

Итак, очередной облом. Осталось только признать, что за последние несколько минут её успели три раза обмануть. Вернее, не то, чтобы обмануть, скорее, не оправдать ожиданий. Первый раз это случилось, когда она приготовилась к худшему, поверив, что мужчина может напасть на нее во дворе; второй, когда она усомнилась в его состоянии; и третий – только что, когда она испугалась, что незнакомый человек действительно преследует её с ребёнком и может им навредить, для чего зашёл вслед за ними в подъезд. Слава Богу, ничего плохого не случилось.

«А, может, и не было ничего?» – включила она привычно заднюю. Может, это – досадное совпадение, к тому же совершенно случайное? Может, шёл человек по своим делам, даже не думая никому угрожать, а она понапридумывала невесть чего, нафантазировала, сама себя в угол загнала, да ещё доброго человека при этом зря обидела? Совсем нервной стала. Нервной и злой. Не ровен час, на людей кидаться станет, не разобравшись, огульно обвиняя их в несовершенном зле-насилии. Так и до психушки недалёко.

«Вот-вот, недалеко», – одернула она себя. Конечно, недалеко, если зацикливаться на случайных встречах со случайными прохожими, обращая внимание на каждую мелочь: тот не то сказал, тот не то подумал, тот не так посмотрел, а тот вообще, прости господи, не захотел смотреть в её сторону. Все возможно, главное, что сегодняшнее приключение закончилось, и что приятно, закончилось практически без потерь.

Уже совсем спокойно она открыла дверь квартиры, вспомнила обещание незнакомца возвращаться «в свою нору», и даже усмехнулась про себя, представив размеры его так называемой «норы».

И в это время малыш заорал. Не просто заплакал, а именно заорал, как он умеет кричать, когда проголодается – капризно так, бесцеремонно, будто семь дней не ел. То, что случилось в следующее мгновение, стало для неё новым потрясением – мужчина, уже было открывший входную дверь, чтобы выйти, неожиданно передумал, в два прыжка преодолел расстояние до квартиры, прищурил глаза и сердито зашипел:

– Чего он плачет?

Будто оправдываясь, она обиженно прошептала:

– Кушать хочет.

– Так корми!

Ребёнок, почувствовав, что о нем говорят, перестал кричать, открыл глаза и требовательно зачмокал ротиком.

И снова реакция незнакомого человека была более, чем странной – сначала губы его растянулись в глупой улыбке, потом лицо мужчины опять стало недовольно-безучастным. Он резко развернулся и с нетленным: «Е-моё!», без оглядки бросился из подъезда. Ей ничего не оставалось, как согласиться с соседкой: «Ненормальный».

Вечером, уложив дитя в кровать, она взяла наугад книгу, раскрыла её, но читать не смогла – мысли её всякий раз возвращались к лохматому нечесаному мужику в жутком буром балахоне необъятных размеров, в облике которого было что-то неуловимо знакомое, будто видела она его не в первый раз.

Спать перехотелось. Она прошла на кухню, включила чайник. Тот раздраженно чмыхнул, даже крышка подпрыгнула, и надрывно, будто простуженный паровоз, закашлялся. В последнее время чайник вёл себя совершенно отвратительно – громко пыхтел, плевался осколками накипи со старой облезлой спирали, а то и вовсе ни с того, ни с сего, ещё задолго до закипания, отключался, но выбросить его не поднимались руки, так как был он памятью о бабушке.

Чашка любимого напитка немного отодвинула нервное напряжение, сгладив на время его остроту и накал, а ночью ей снова приснился сон, вернувший к событиям почти годичной давности. Проснувшись от собственного крика, она кинулась к детской кроватке, но, убедившись, что ребёнок спит, прошла в ванную, разделась и стала под горячий душ.

Этот сон приходил к ней так часто, что она уже давно знала его наизусть. Месяцами каждый день, с приближением сумерек, её начинало колотить, будто в лихорадке, потом приходила ночь, и открывалась дверь… И каждый раз она просыпалась в холодном поту, шла в ванную, становилась под горячие струи и рычала, как раненый зверь, зажав рукою рот, чтобы не слышала бабушка.

Потом бабушка умерла, и ей не надо было таиться – больше никто не мешал ей плакать вслух, но к тому времени она уже привыкла к своему кошмару, будто срослась с ним. Мало того, согревшись горячей водой, она долго лежала в постели, раз за разом возвращаясь к последнему моменту, пытаясь в темноте разглядеть лицо удаляющегося человека, но слышала лишь короткое: «Опоздал. Прости», и сирену увозящей маму кареты «скорой помощи».

Незадолго до родов сон прекратился. Хотелось верить, что навсегда, но сейчас, после встречи с незнакомцем, он возвратился к ней снова, и снова напомнил ей прежнюю боль, бессилие и унижение, а ещё – усталость от ожидания, что всё может повториться снова.

Вспомнила, как перед смертью бабушка просила: «Забудь. Просто живи. Живи, как люди», но ни забыть, ни жить, «как люди», у неё не получалось – уж слишком много горя-несчастья произошло, и такого горя горького, что ни объехать его, ни обойти.

После неудачной попытки желание сходить в гастроном с малышом напрочь пропало. На следующий день с самого утра, заняв удобную позицию на кухне, Тамара поминутно поглядывала в окно на дверь подъезда, чтобы нечаянно не пропустить соседскую девчонку. Настя не заставила себя долго ждать. Услышав стук, девочка приветственно подняла руку и широко улыбнулась, что давало надежду думать, что с ней можно будет договориться…

– Томка, ты там, случаем, не уснула? Ушла куда-то, а мы ждём-ждём, ждём-ждём, – завела Настя по новой, потом оценивающе окинула её взглядом, усмехнулась. – А ты, похудавшая…

– Похудевшая, – поправила машинально.

– Ну да, похудевшая, – не обиделась девочка, – так ничё, нормально выглядишь. Давно тебя такой не видела, вот только одёжку…

– Одежду.

– Да, одежду не мешало бы заменить.

Мельком взглянув на свой заношенный халат, она сделала вид, что не заметила укола со стороны бесцеремонной соседки, но та даже не собиралась останавливаться.

– Хотя вооще-т, тебе-то зачем?

– Вообще-то.

– Ну да, тебе-то зачем, спрашивается? У тебя и так от мужиков отбоя нет.

«Мужики? Какие мужики?» – удивилась Тамара про себя, не вступая в полемику, но девчонка не сдавалась, отреагировав на поднятую бровь новой провокацией:

– Давеча с Семёном в дом не могли попасть – во двор машин дорогущих понаехало, и, судя по всему, интересовались именно тобой. Да и тот пришибленный, что прежде возле тебя ошивался… Ну и видок, конечно, у него, как будто в детстве на пол уронили.

Очуметь! Настя откровенно насмехалась, а ей не оставалось ничего другого, как принимать удары и оправдываться.

– Случайно всё – и эти, и тот.

– Ну-ну, случайно, говоришь, а что он подле дома делает? Не впервой замечен был. Ты ему, случайному знакомому, скажи, что старухи во дворе судачить устали, ждут, не дождутся окончания сериала.

Продолжать разговор было бессмысленно. Сделав вид, что её бабьи сплетни не интересуют, Тамара, как это было прежде, когда ей понадобилась помощь Насти, попросила:

– Ещё раз поможешь, Настёна?

Обсуждение вопроса заняло меньше минуты, но с плеч Тамары будто свалилась гора – в том, что теперь она будет иметь информацию о преследующем её человеке, она не сомневалась. Оставалось решить, нужно ли это ей, а если нужно, то зачем, не проще ли вызвать при необходимости полицию?

После прогулки и сытного обеда Семён уснул, а она снова вернулась к событиям, которые в буквальном смысле изменили её жизнь.

Сначала случилась беда – заболела мама. Неожиданно как-то, без видимой на то причины, без повода, просто однажды утром взяла и не поднялась с постели. Оказалось, то, что она хворает, было неожиданным только для Тамары с бабушкой – по виду хрупкая и слабая, мама никому не признавалась, крепилась, чтобы их не огорчать.

Бабушка долго плакала и ругалась, вспоминая «жизнь свою собачью», «судьбу горемычную», себя «непутёвую» и химкомбинат. Химкомбинату, на котором мама – студентка химико-технологического факультета местного университета, во время летних каникул зарабатывала себе «на прожиток», доставалось больше всего, а всё потому, что прежде оттуда ушёл в последний путь муж бабушки, оставив «супружницу с дитём на руках без средствов к существованию». Сейчас этот «аспид ненасытный» – химкомбинат, поднял руку на святая святых – на дочь бабушки, мать Тамары, что было очень печально и грустно.

Вслед за бедой пришло горе-несчастье – намаявшись-настрадавшись от лютой боли, мама умерла.

А потом… Потом случилось ещё одно горе, и как назвать его, Тамара уже не знала – ушла из жизни бабушка. После смерти дочери она ещё немного держалась, пыталась оставаться «на посту», но, то ли за дочерью истосковалась, то ли с Богом ругаться устала, ни с того, ни с сего замолчала, сникла вся, скукожилась, и однажды, как прежде мама, слегла.

В пару дней бабушка совсем пропала – и лицом, и телом, и голосом. Лежала смирная такая, маленькая, незаметная на огромной кровати, и тихо, безголосо, плакала.

Перед смертью она заговорила:

– Мамка моя, царствия небесного, а твоя прабабка, когда-то сказывала, что бабий круг можно только через семь колен прервать. Знала, что говорит, из тех была, что дом и семью на себе держат – сильная, породистая, покруче любого мужика. Стало быть, Тамарочка, твой это черёд, твоя судьба – седьмая ты у нас, седьмая с тех пор, как мужики в нашем роду не рождаются, одни только бабы. Мужики у нас – приходящие, да и те надолго не задерживаются. Не губи дитё – парень у тебя будет, ему новую линию рода и зачинать.

Тамара ошалело смотрела на бабушку, не понимая, в чем речь, но от расспросов удержалась, причислив слова бабули на смертном одре за горячечный бред, и только после поминального обеда, оставшись в квартире одна, она поняла, что та имела ввиду. В голове у неё будто прояснилось – за заботами о маме, а потом о бабушке, она совсем забыла, к чему могло привести то, что с ней случилось в тёмной подворотне соседнего дома, когда она возвращалась из аптеки с лекарствами для мамы.

Плакать она не стала, правда, и нечем было – слезы к тому времени высохли, просто устало присела за стол, да так и уснула, положив голову на столешницу, а утром собралась с силами и сходила в ту же аптеку. Две палочки теста показали беременность. «Не губи дитё – парень у тебя будет…» – прошелестело рядом.

Она оглянулась, словно ожидала кого-то увидеть в пустой квартире. Ни души. Ни одной живой души. А в голове засел молотобоец. Казалось, он прицельно долбит в одно и то же место, пытаясь пробить в её мозгу дыру. Не отпустило и на работе. Еле дождавшись обеда, отпросилась домой, нашла в ванной аптечку, открыла её… «Не губи дитё – парень у тебя будет…» – снова донеслось глухое, будто из-под земли. От неожиданности она вздрогнула, собранные лекарства посыпались из рук. Не в силах больше терпеть боль, упала на пол и завыла, как прежде выла по ночам…

Ещё не открывая глаз, почувствовала, что половицы под ней слегка дрожат, будто где-то неподалёку идёт поезд или вообще происходит землетрясение. Так было уже однажды – она ещё в школе училась. Сидела себе вечером на кухне, готовила уроки, и вдруг чашки в кофейном сервизе зазвенели, вроде их задели, а потом и под ногами задрожала-затряслась земля. Даже стол слегка закачало, словно на палубе корабля. И мама с бабушкой, которые в соседней комнате находились, то же самое ощутили. На утро из новостей они узнали, что в стране по-соседству случилась беда. Не близко, как бы, а до них донеслось. Так и сейчас – пол мелко-мелко дрожал, только на сей раз, она была уверена, не от природных катаклизмов – в доме кто-то был, и этот кто-то был явно не случайным.