Роза чёрного рыцаря

– Я выйду на несколько минут, мистер Джефферсон. Ничего не трогайте.

Не дожидаясь ответа, она застопорила штурвал и побежала на верхнюю палубу, поймать момент, когда зажгутся огни святого Эльма. К сожалению, любимое зрелище уже началось без неё, да ещё несносный Доминик стоял у борта.

– Мистер Джонс! У вас есть чувство самосохранения?!

Ветер уже набирал силу, швырял волосы в лицо и уносил недовольные слова.

– А у вас? – парировал Доминик. – Красиво!

Он указал на огни. Свечение охватило выступающие части дирижабля, сигналя о близком ненастье. Амели против ветра дошла до Ника, встала почти вплотную, задрала голову и хорошо поставленным командным голосом отчеканила:

– В каюту. Живо.

Она училась этому специально, тренировалась перед зеркалом, но применять навык после назначения на должность капитана довелось лишь несколько раз. Первые были удачны, и этот не стал исключением: нахал насмешливо поднял брови, но к лестнице всё же развернулся.

Дирижабль тряхнуло, когда они почти спустились на вторую палубу. Доминик рухнул на пол, исхитрившись приземлиться на спину и сыграть для Амели роль подушки. Правда подушка эта оказалась набита камнями – до того жёсткое тело, – и выбила из неё дух. В каютах тоже не все удержались на ногах или на койках, стук и ругань донеслись из-за тонких стен, а с камбуза – перезвон медной посуды. По счастью, никто не выглянул в коридор.

Амели затихла и не шевелилась. Последний раз она была так близко к мужчине десять лет назад. Это был восемнадцатилетний младший механик, который противно слюнявил её губы. Правда, вся любовь у них прошла после того, как Молли застукала их в трюме: ему досталось половником, а ей – долгий разговор по душам. Добрая повариха поведала девчонке, откуда берутся дети, и всё желание целоваться в укромных местах отпало напрочь. А слюнявый герой покинул судно в следующем порту. Отец так и не узнал, почему тот уволился.

В воздухе крайне сложно завести отношения, а она всё время летала. И мужчины – последнее, что её волновало.

– Разрешите подняться, капитан? – чуть насмешливо спросил Доминик.

Амели словно подбросило, она даже не поняла, как оказалась на ногах. Они смотрели друг на друга под аккомпанемент скрипов и стонов дирижабля. Доминик раздражающе улыбался, и от этой улыбки он из сурового командира превратился в симпатичного мужчину, как будто сквозь бороду проступило иное лицо. И глаза у него интересные, точно самое тёмное небо перед бурей.

– По норам, летучие обезьяны! – проорал невесть откуда взявшийся Жаркое и спланировал на плечо Доминика. Капитан «рыцарей» поморщился от крепкой хватки ары. Амели несколько раз открыла рот, но так ничего и не успела сказать – появился Кирк.

– Покажем пассажирам, как нужно летать? – старпом весело подмигнул Доминику. Амели развернулась на пятках и поспешила к штурвалу.

***

В рубке Гэбриэл напряжённо смотрел в окна. Кристалл в его руке то светился, то потухал.

– Наконец-то! – глаза дракона сверкнули зеленью.

Амели встала к штурвалу, Кирк рядом с трубами – орать приказы вниз, если нужно.

Тучи словно затягивали «Северный ветер» в свои мрачные объятия: уже не только впереди не было ничего, кроме них, но во все стороны – дирижабль вошёл в магический фронт. Снова тряхнуло, уже сильнее.

– Налей богу ветра чарку покрепче, пусть наше корыто несут паруса! – похоже старпом нервничал больше капитана, раз напевал молитву.

Амели покосилась на него, но промолчала, штурвал перетянул внимание – плохо слушался.

– Что делать с вашим волшебным кристаллом, мистер Джефферсон? – спросила она, когда мгла ударилась в стёкла и растеклась тёмно-серым туманом, обтекая борта.

– Магическим… Неважно. Он должен светиться как можно дольше – это значит, что идём верно. Если моргает часто…

– … значит неверно. Поняла.

Чего она не поняла, это как у Гэбриэла вместо правой руки появилось нечто другое, с чешуёй и когтями, мощное и почти ослепительно белое. Драконья лапа коснулась приборной панели и металл смялся, а когти погрузились внутрь цепкими якорями.

– Я в порядке, – успокоил он. – Вы должны видеть кристалл, а мне негде закрепиться.

Амели рассеянно кивнула, решив, что сейчас не время устраивать разнос за порчу имущества. Потом она с него спросит, с драконьего высочества.

Штормгласс сошёл с ума – колба то затягивалась молочной пеленой, то покрывалась морозным узором. Другие приборы тоже не работали. Непривычно и тревожно лететь вслепую, совершенно не зная хотя бы высоты. Амели следила за свечением кристалла и изо всех сил удерживала штурвал – а может, сама за него держалась. Гондолу вначале ужасно мотало, Амели боялась, как бы их не оторвало от баллонов, но чуть позже ей удалось поймать направление и дирижабль уже не грозил развалиться. «Потребуется большой ремонт, – тоскливо думала она. – Не только текущий, но и обшивку, скорее всего, придётся латать». Сколько стоила трёхслойная прорезиненная ткань, она предпочитала не думать. Мысли о хозяйственной части вытеснили тревогу, она не позволит этому судну развалиться и стрясёт деньги на ремонт с Королевы. Да-да, именно с неё, ишь какая, гостей вроде бы ждёт, но двери не открывает! Могла бы и отключить свою бурю на время.

Тучи за бортом начали походить на сон Амели: зловещие, дымные. Гэбриэл стоял с закрытыми глазами, кристалл в его руке изредка моргал, но, кажется, всё было в порядке. За спиной проорали трубы – машинное отделение отчиталось, что моторные гондолы пока на месте, но нагрузка очень велика, их может оторвать. Голос Кирка показался Амели странным, но оборачиваться было некогда. Пальцы будто намертво срослись с деревом, и она никогда не сможет их разжать, плечи болели, а локти выворачивало из суставов. Но она не хотела передавать управление помощнику. Это её буря и её надежда на повышение лояльности команды.

– Самое сложное впереди, – порадовал дракон.

– Думаешь справишься, деваха? – вдруг спросил Кирк совершенно не своим голосом.

Амели обернулась: лицо старпома искривила ухмылка, а зрачки настолько расширились, что, казалось, заполнили весь глаз. В это время трубы снова заорали: кто-то из механиков впал в буйство. Старпом сменил ухмылку на сальную улыбочку и выдал:

– Может покувыркаемся, а, недотрога? Я тебе покажу, как койкой скрипеть, – и двинулся на неё.

Амели растерялась. Гэбриэл стоял будто в трансе, не реагировал, поэтому, когда огромные ручищи Кирка сжались на её талии, ничего не оставалось, как закричать, но голос слился с раскатом грома. Старпом оторвал её от штурвала, а дракон так и стоял с этим проклятым кристаллом…

Дальнейшее произошло слишком быстро: штурвал резко крутанулся, пол накренился, Кирк взлетел в воздух, поднятый другой силой – Ником Джонсом. Дракон очнулся и растерянно смотрел на происходящее, кристалл в его пальцах пульсировал. Амели кое-как встала и вцепилась в штурвал, почти повисла на нём, всем своим весом помогая вернуться в нужное положение. А чуть сбоку от неё Джонс беспощадно разбивал старпому лицо, а потом зажал его шею в изгибе локтя.

В окна бились тёмные волны туч, в их глубинах вспыхивали молнии.

Гэбриэл заговорил, и это были стихи.

– Ты выполнил ли все мои приказы о буре? – негромко произнёс он, и тут же продолжил, будто отвечая сам себе: – Сделал так, как ты велел. На королевский я напал корабль; повсюду там – от носа до кормы, на палубе, и в трюме, и в каютах – я сеял ужас; пламенем взвивался на мачте, на бушприте и на реях…

Дирижабль и впрямь был охвачен огнём – сине-фиолетовые сполохи плясали по обшивке, искры вспыхивали и гасли, очерчивая сияющей сетью видимую из рубки часть баллона. Впереди, прямо по курсу полыхнула молния. Спустя мгновение накатил грохот, вибрация пронеслась по полу и стенам, зазвенели стёкла. Гэбриэл запнулся на миг, а потом заговорил чуть громче:

– И от сверканья, грохота и дыма затрепетал в пучине сам Нептун, его трезубец грозный задрожал. И в ужасе взметнулись к небу волны!

Амели поймала себя на том, что шевелит губами. Конечно, она узнала текст – Шекспир, «Буря». Что ж, самое время.

Удивительно, но спокойный голос дракона проходил сквозь рёв непогоды за бортом, как корабль разрезает волны. Никогда ещё Амели не испытывала таких эмоций: буря снаружи, и буря внутри неё. Тёплые ладони накрыли её руки – Джонс обезвредил старпома и встал сзади, вплотную. Она лопатками чувствовала мощный стук его сердца, мужская сила помогала удерживать штурвал в повиновении, а тот всё норовил вырваться…

Ничего личного. Никаких эмоций. Он просто тоже хочет выжить.

Гэбриэл читал, Амели закрыла глаза и отдалась чувствам. Она ощущала тот коридор в магическом поле, где было относительно спокойно, и кристалл – ей больше не нужно было на него смотреть. Она слышала стон «Северного ветра» где-то в животе и понимала, что он выдержит, они дотянут. Под веками вспыхивали очертания прохода, почти как в тот, первый раз, когда они едва не разбились в тумане, но ей удалось обогнуть гору – потому что она осязала её кожей.

– И все они спаслись. Все невредимы. Даже их одежда не тронута, ни пятнышка на ней…

Дракон сделал паузу, и Амели подхватила строчкой любимой Эмили Дикинсон.

– …Скорлупка парус подняла, как будто встала на крыло – и выплыла – на свет!

Они действительно выплыли, резко, точно буря попробовала их на зуб и выплюнула, сочтя несъедобными, в другую часть света. Здесь было солнечно, на небе ни единой тучки, и ветер больше не трепал судно, словно тряпку.

Амели выдохнула, увидев Остров Королевы, и почти упала на штурвал от облегчения. Она справилась.

Джонс сам понял, что уже не нужен, и тут же отошёл. Сзади застонал очнувшийся Кирк, спросил, что произошло, и Доминик жёстко поинтересовался у него о том же. Амели и Гэбриэл переглянулись, и, не сговариваясь, рассмеялись. Драконья рука исчезла, как не было, идеальная причёска растрепалась, это придавало ему вид обычного человека, с которым можно найти общие темы.

Из труб донеслось донесение о поломке одного из винтов.

– Капитан, что произошло? – Кирк наконец поднялся, но его руки были скованы, и Джонс цепко держал его за предплечье. Один глаз старпома крепко заплыл, а рубашка запачкалась кровью из разбитой губы.

– Вы набросились на меня, Кирк.

Голос не дрогнул – она могла собой гордиться.

– Скорее всего, помешательство вызвано магической бурей, – задумчиво сказал Гэбриэл, и Амели неслышно выдохнула – магия, все беды от неё. Не хотелось предполагать, что подобное может повториться.

– Я уведу его в трюм, позже будем выяснять, – в голосе Джонса не звучало ни единой эмоции, но свою жертву он держал крепко. – Капитан Розье, моё почтение.

Доминик выволок растерянного старпома из рубки, и Амели тут же забыла об обоих, разглядывая расстилающийся впереди пейзаж. Остров Королевы был как в воспоминаниях: вершины и склоны, покрытые буйной тропической зеленью, башни из светлого песчаника, тянущиеся к небу, сверкающие на солнце водопады, прекрасные даже с высоты… Отец рассказывал, что и сам дворец, и окружающие его сады великолепны. Амели ужасно хотелось самой полюбоваться на всю красоту, но в прошлый раз Королева позволила покинуть посадочную площадку лишь одному человеку.

Сейчас на борту драконий принц. Интересно, можно ли его попросить?..

Гэбриэл словно почувствовал, что она думает о нём.

– Дракон чувствует направление, даже слепой, – проговорил он, – но не всегда – в магической буре. У вас крайне сильная кровь. Откуда ваш род?

Амели помедлила. Она мало кому рассказывала о родне, наверняка Льюис разболтал… С другой стороны, буря, казалось, смыла раздражение, которое она чувствовала по отношению к дракону, а сопутствовавшие эмоции хорошенько встряхнули. Говорить хотелось – просто чтобы почувствовать себя живой и нормальной.

– Из Российской Империи. Мой дед… – Она прикусила губу.

– У моего деда четыре крыла. Чем ваш удивит? – ухмыльнулся Гэбриэл.

– У моего три головы, – вздохнула Амели. – Наш род знаменит безжалостностью и алчностью, потому люди истребили почти всех ещё много веков назад.

Драконий принц совсем не интеллигентно вытаращил глаза:

– Русские Змеи – ваш род? Н-да, не ожидал встретить. Трёхголовые исключительно редки…

Амели отвернулась, чтобы не видеть его лица.

– В детстве, – проговорила она с жёсткой усмешкой, – дед приходил ко мне в комнату и читал сказки. О красавицах, с радостью идущих на зов змеиных царей. О разорванных в клочья богатырях. О сокровищах. О превосходстве драконьей крови. Вам таких не читали?

Он ответил не сразу, а когда Амели всё-таки подняла взгляд, лицо Гэбриэла снова стало аристократической маской.

– Я рос в приюте, – произнёс он. – Человеческом. Думаю, моя помощь вам больше не нужна, капитан. Не буду мешать.

Он развернулся и вышел, практически сбежал. Амели проводила его взглядом, чувствуя странную неловкость. Всего пару часов назад этот тип раздражал на порядок сильнее, чем все прочие пассажиры, вместе взятые, а теперь его жаль – и почему-то хочется узнать получше. У них в предках могущественные драконы, а ещё оба, как оказалось, любят поэзию.

Может, найдётся и ещё что-нибудь общее?

Амели усмехнулась, тряхнула головой, отбрасывая ненужные мысли, и повернула штурвал, осторожно направляя истерзанный бурей дирижабль к причальной мачте.

Сейчас нужно поставить точку в рейсе – всё остальное подождёт.

Глава 8. С её стороны, с его стороны

Ник сдал всё ещё заторможенного старпома на руки товарищам по команде, которых не коснулось магическое безумие, и почти бегом рванул к своей каюте. Жертвами драконьих чар стали ещё трое членов экипажа, да ещё по пути ему попалась повариха, что-то бормочущая насчёт нервов «бедной девочки» – методом исключения можно было предположить, что речь шла о метеорологе. Что, если его парни тоже поддались воздействию?..

Опасения оправдались всего на треть. Себастьян, демонстративно морщась, сидел на койке, Грег обрабатывал ссадину у него на скуле. Барни с потерянным видом топтался рядом.

– Слушай, ну я же не знал… – проныл здоровяк. – Ты же сам бросился, и я…

– Заткнись уже, – раздражённо буркнул Себастьян.

Он зашипел от очередного прикосновения ватного тампона и попытался отстраниться, за что получил подзатыльник и требование «сидеть и не дёргаться». Ник выдохнул, запер дверь и прислонился к ней плечом.

– Ну?

Говорил в основном Грег, не отрываясь от своего занятия. Выходило, что сперва всё было тихо. Окна в каюте отсутствовали, а звуки бури сквозь слои обшивки просачивались едва-едва, не доставляя пассажирам неудобств. Сам Грег читал, Барни мурлыкал себе под нос какую-то песенку, перебирая склянки и мешочки в саквояже, а зачинщик последовавшего безобразия мирно дремал – до тех пор, пока не подскочил на койке и не выхватил револьвер.

– Взвился, как бешеный, – пожаловался здоровяк. – Я даже подумать не успел, что под руку попалось, тем и врезал…

Орудием оказался саквояж с металлическими уголками. Ник оценил ссадину и покачал головой – чуть левее и выше, и лучший стрелок группы мог бы остаться без глаза.

– Да перестань уже, – пробормотал Себастьян. Он попытался осторожно ощупать лицо и снова получил по рукам.

– Слушай, я уже извинился!

– Да не должен ты извиняться. Это я… И, если честно, сам не понял, что случилось.

Ник перевёл взгляд с одного на другого.

– Мистер Джефферсон предположил, что буря могла вызвать, хм, помешательство, – проговорил он. – Старпом тоже взбесился, и ещё кое-кто. Драконья магия, судя по всему.

– Драконья, – с отвращением повторил Себастьян. – Ничего хорошего от этих тварей… Что смотришь? Ты ведь тоже их терпеть не можешь!

– Не настолько, – медленно проговорил Ник, – чтобы из-за этого бросаться на окружающих. Да и с тобой раньше такого не случалось. А ну-ка, расскажи подробнее, что ты вообще думал и чувствовал перед этим… Инцидентом.

Мысль, пришедшая ему в голову, выглядела вполне логичной. Сперва он предположил, что буря действовала только на людей, а Амели и Гэбриэла защищала драконья кровь. О себе в пылу драки думать было некогда, но в том, что в его предках были летучие ящерицы, Ник крепко сомневался. Да и в экипаже воздействию поддались не все – возможно, лишь те, кто особенно не любил драконов. Вполне разумно поставить магическую защиту от потенциальных врагов, позволяя пройти друзьям, даже тем, что явились без приглашения.

Себастьян открыл было рот, но почти сразу передумал говорить. Ущипнул переносицу и прикрыл глаза, как делал всегда, когда хотел получше сосредоточиться.

– Холод, – медленно проговорил он после паузы. – Сперва стало зябко, но так, будто изнутри. И страшно – словно мы уже падаем, только не знаем об этом и никто нам не говорит. И голоса… Мне показалось, что за стеной бегают и кричат. И я… Разозлился, потому что из-за проблем этих долбаных тварей нас сюда понесло. Мне показалось, что я их ненавижу, что готов убить первого, который попадётся на глаза… А потом…

Он умолк и смущённо хмыкнул. Ник, подождав немного, уточнил:

– Тебе показалось, что Барни – дракон?

– Нет, – еле слышно отозвался Себастьян и попытался усмехнуться, но выглядело это жалко. – Глупо так. Он, когда поёт, всегда фальшивит. Раздражает, но… – Он поднял голову, чтобы посмотреть на Барни, который выглядел несколько уязвлённым. – А ещё ты путаешь слова. Но я не планировал тебя убивать, вот честно…

– До сегодняшнего дня, – педантично уточнил Грег.

Себастьян явно хотел возразить, но лишь вздохнул.

– Извини, – сказал он и протянул Барни руку. Тот, чуть поколебавшись, её пожал. – И все… Извините. – Он всё-таки улыбнулся. – Хорошо иметь рядом надёжных друзей, способных без колебаний двинуть в морду.

– И хорошо, что эта дрянь подействовала только на тебя, – задумчиво проговорил Ник.

Для полноты картины следовало опросить и других пострадавших, но реконструировать примерную схему уже получалось. Сперва – напугать, чтобы незваные гости сами повернули. С большинством это наверняка работало, недаром другие капитаны отказывались посещать заповедный остров – а ведь должны были быть желающие попробовать, контакты с драконьей Королевой весьма полезны для карьеры! Тем, кто сумел преодолеть страх, приходилось бороться с более сильными эмоциями, а может – Ник вспомнил старпома, – и с затаёнными желаниями. Подавленными, но иногда всплывающими на поверхность…

Он попытался припомнить собственные ощущения в пиковый момент бури. Почему он не вернулся в каюту? Кажется, самой логичной выглядела причина о том, чтобы присмотреть за драконом – но об этом он мог сказать честно и вслух, а не прятаться за дверью, пока не услышал крик. А вот о том, что не доверяет капитану, говорить не хотелось.

Особо сильных чувств Ник всё же не припоминал, как и упомянутых Себастьяном холода и страха. Да и после, помогая капитану справиться со штурвалом, он был вполне адекватен. Но хорошо, что в самый ответственный момент нашлось, кому можно набить морду.

И всё же нужно будет побеседовать с мадемуазель Розье. Тонкие девичьи руки определённо не годились для тяжёлой физической работы, но она сумела провести их сквозь бурю, и сама не поддалась чарам. Пожалуй, он был готов признать её профессионализм – и свои ошибки. Люди любят, когда перед ними извиняются. Что ж, он не гордый.

Ник отдал распоряжение готовиться к высадке и в который раз за день отправился искать капитана.

***

На Остров Королевы дирижабли по очевидным причинам залетали редко, и посадочная площадка состояла из участка земли засыпанной белым песком, и одинокой мачты с узкой платформой почти на самом верху. Там Ник и обнаружил капитана – Амели стояла у края, опершись на перила, и вглядывалась в залитый солнцем пейзаж.

– Вы успели пообщаться с Кирком?

Она, не оборачиваясь, пожала плечами.

– Он говорит, что ничего не помнит. Сидит в трюме, материт драконов и их магию, уверяет, что в прошлый раз ничего такого не было, а так он бы никогда и ни за что, даже в мыслях не было.

Ник помедлил и уточнил:

– Вы ему верите?

– Про мысли? Вряд ли мужчинам можно доверять в этом вопросе. Впрочем, большинство всё же держит руки при себе – а некоторые, особо выдающиеся, и мнение тоже.

Веселье в её голосе казалось искусственным. Он подошёл ближе, встал рядом.

– Я должен извиниться…

– Что вы, – перебила она. – Вы ничего мне не должны. Только вторую часть оплаты, у меня ведь хватило умений, чтобы доставить вас на остров. Неплохо для пигалицы, как думаете?

– Неплохо даже для опытного капитана, и я прошу прощения за то, что недооценил вас. Со слов Кирка я понял, что вообще мало кто решается на такое путешествие, а вы и решились, и прошли. Это заслуживает уважения, и в вашем случае – особенно.

Амели резко повернулась и поймала его взгляд.

– Что же такого особенного в моём случае, интересно?

Такой резкой реакции Ник не ожидал. Ему отчего-то казалось, что девчонке польстит сравнение с опытным капитаном, но взгляд её не был дружелюбным.

– Пожалуй, от большинства знакомых мне капитанов вы отличаетесь по двум пунктам, – проговорил он. – Вы молоды, и вы – женщина.

– Какое страшное обвинение, – процедила она.

Ник на миг заколебался. Возможно, стоило свести разговор к шутке, тем более что для Амели эта тема явно была болезненной. Он легко мог представить её чувства – ему было всего шестнадцать, когда Льюис приволок его на базу «Чёрных рыцарей». Угрюмый, диковатый мальчишка, всю жизнь работавший в конюшне, не вызывал даже интереса, не то что уважения. Пришлось многому научиться и немало поработать, прежде чем опытные бойцы и разведчики стали воспринимать его серьёзно. Но он был мужчиной, и даже в юности обладал немалым ростом, силой и ловкостью, чтобы выполнять тяжёлую работу и день за днём выживать, менять себя, выворачивать наизнанку и не ломаться в процессе. Если бы он родился девчонкой…

Нет, такой судьбы он не желал ни одной женщине.

С другой стороны, вряд ли жизнь Амели была намного легче.

– Не обвинение – констатация факта, – проговорил он. – Для того, чтобы руководить людьми, нужен обширный жизненный опыт, знания, которые невозможно получить даже в лучших университетах. Можно быть отличным специалистом – и вы продемонстрировали, что действительно разбираетесь в деле. Однако специалистов на борту много, и куда проще было бы вызвать их уважение и повиновение, будь вы лет на десять постарше. Не говоря уже о людях, которые видят вас впервые в жизни – и, как говорится, судят по одёжке.

Амели раздражённо дёрнула уголком рта.

– Я была бы счастлива, проживи отец эти десять лет – но ни меня, ни его никто не спрашивал. О том, кем я хотела родиться, не спрашивали тоже.

– Разумеется – но зато вы сами спросили меня о разнице. Я могу не продолжать.

– Нет уж, – она скривилась и снова отвернулась к пейзажу. – Начали – так говорите. Чем же плохо то, что я женщина?

Перед глазами невольно всплыл образ, который он давно и успешно отгонял от себя. Стефани, его бывшая невеста, обожала говорить о правах женщин и о мужчинах, которые эти права бессовестно ущемляют. Ах, как горячо она говорила о том, что замужество – удел глупых домашних куриц, не способных мыслить и трудиться на благо общества, как резко обличала тех, кто выбирает жизнь бесполезной содержанки, не смеющей и слова сказать против мнения мужа! Он был молод и влюблён, он был готов предоставить ей все права мира за один благосклонный взгляд, и он почти год добивался, чтобы она сказала «да» и приняла то кольцо. Он гордился ею и восхищался, хотя, на свою беду, не слишком-то интересовался деятельностью всех этих комитетов…

А потом она сбежала с тем аристократом – тот совсем не разбирался в правах женщин, зато имел богатое поместье, какие-то акции и фабрику, а ещё желал иметь ко всему этому красивую жену. Почему-то это не показалось ей оскорбительным, хотя, возможно, мужчина, способный по воле супруги спонсировать комитеты и благотворительные акции, не такой уж угнетатель.

Он тряхнул головой и заставил себя вспомнить хрупкий девичий силуэт на фоне грозового неба, подсвеченный мистическим сиянием огней святого Эльма. Вспомнил собственные сомнения, взбесившегося старпома, частично обернувшегося дракона, упрямый штурвал. Внутренней силы Амели, безусловно, хватало, и работу свою она выполняла на совесть, не тратя время на праздную болтовню, как Стефани и её подружки. И всё же…

– Вы взялись за мужскую работу, тяжёлую и опасную. Есть дела, которые должны выполнять мужчины – в том числе для того, чтобы их не приходилось делать женщинам. – Он поймал её взгляд, возмущённый и злой, и поспешно поднял руки: – Поверьте, мне встречались особы, способные руководить и, при необходимости, силой доказывать своё главенство, но они сталкивались с теми же проблемами, что и вы. Конечно, вы производите впечатление человека умного, целеустремлённого и отважного. – Он немного подождал, но комплимент цели снова не достиг. – И вы наверняка уже в курсе, что мы имели смелость расспросить экипаж – о вас отзываются уважительно, и это немалая заслуга. Но командовать мужчинами – это определённо не ваше, и мир должен сильно измениться, прежде чем капитана-женщину смогут воспринимать всерьёз. Я посоветовал бы вам на правах владелицы судна назначить капитаном кого-то другого, и…

– Выйти замуж?

Она произнесла это с таким отвращением, что Ник снова вспомнил Стефани. Но он много лет и душевных сил потратил на то, чтобы перестать считать всех встречных женщин хитрыми корыстолюбивыми интриганками. Да, было время, когда он хотел семейного уюта и был готов обеспечить любимую женщину всем, что она пожелает, взамен на надёжную гавань, в которую он мог бы возвращаться. Два человека, ставшие одним целым, готовые поддерживать и дополнять друг друга, быть вместе против всего мира, беречь разожжённый однажды огонь…

Прекрасный образ – но одному, пожалуй, проще. И вряд ли он мог осуждать тех, кто разделял это мнение.

– Заняться делом, которое вам больше по душе – и по силам.

Амели снова отвернулась и стиснула перила – Нику показалось, что у неё дрожат пальцы.

– У меня уже есть дело, – бросила она через плечо. – И я вполне с ним справляюсь – вы ведь сами сказали, что моя команда меня уважает, а на мнение прочих мне плевать. Мир должен измениться, и если у меня есть шанс повлиять на это, я не стану прятаться и буду гордиться, если за мной пойдут другие. Да, это непросто – но, знаете ли, женщины намного меньше отличаются от мужчин, чем вам кажется. И далеко не в худшую сторону.

– Но различий больше, чем кажется вам, – парировал Ник.

Пальцы Амели побелели.

– О, да, – медленно проговорила она. – Но большинство различий почему-то сводится к тому, что женщины слабее – и потому должны подчиняться.

Она резко развернулась и прошла мимо, задев его плечом. Ник не стал оборачиваться ей вслед, шагнул вперёд и положил ладони на перила, ещё хранящие тепло её рук.

Видит небо, он не хотел её обидеть. Лишь объяснить, насколько неуместной выглядела хрупкая фигурка там, в рубке, особенно в сравнении с медвежьей фигурой старпома. Что, если бы его не оказалось рядом? Что, если бы Гэбриэла снова накрыло – и он ведь даже не попытался ей помочь! Она любила небо, она считала себя ответственной за этот грешный дирижабль – но рядом не было никого, способного поддержать её и защитить…

В ту ночь, вспомнил он, тоже была гроза.

Ник был совсем ребёнком, когда его отец вместе со своим барином решился на переезд из Российской Империи за океан. Александр Кондратьев привёз с собой престарелую мать, младших сестёр и всех крестьян, которые пожелали новой жизни. Андрей Иванов, отец Ника, был одним из самых доверенных и преданных его людей…

Пока не умер. Говорили, что виновато сердце.

Кондратьев, по мнению многих, был хорошим хозяином. О людях он заботился, те отвечали ему взаимностью, и дело процветало. Старая барыня, не желавшая скучать за рукоделием, организовала на чужой земле школу для детей русских эмигрантов, требовала, чтобы вся прислуга, не говоря уж о внучках, непременно знала русский язык и историю, и Нику было забавно наблюдать за мальчишками-неграми, заучивающими незнакомые слова.

Кондратьев женился на Анастасии Змиевой, и та родила ему троих дочерей. Её отец, говорят, мечтал о внуках, но последние роды подорвали здоровье Анастасии, и он сосредоточился на внучках, лично подбирал им женихов.

Старшая умерла в родах, когда младшей было всего пять.

Когда ей исполнилось десять, Кондратьев погиб при странных обстоятельствах.

Ник помнил, как незадолго до этого барин ругался с тестем – кажется, речь шла как раз о последней незамужней дочери. После скандала Змиев вылетел из дому как ошпаренный, ругаясь, на чём свет стоит, и не появлялся целый месяц.

После говорили, что лошадь испугалась, понесла и сбросила хозяина, а потом ещё и проломила голову копытом. Ник не верил – Александр был прекрасным наездником, но кому было дело до мнения мальчишки. А через день после похорон Змиев явился в поместье – чтобы остаться там навсегда и навести свои порядки. Ни Анастасия, ни старая барыня Лизавета Григорьевна, ни младшие сёстры Кондратьева не сумели возразить.

А ещё через пару месяцев…

Ник скрипнул зубами. Барыня Лизавета Григорьевна называла его Николенькой, учила грамоте и французскому – тот давался плохо, но кое-что всё же запомнилось. Барин же звал его на местный манер Ником и ценил, кажется, не меньше, чем отца, приговаривая, что французский – ерунда, а вот такого человека, чтоб лошадей понимал, нужно беречь.

Доминик Джонс мало что мог сделать для этих людей, которые давно умерли. Но они слишком много сделали для него, чтобы он не попытался хоть как-то помочь этой девчонке – даже если она будет против.

Даже если она его не помнит.