Бабушкин дом

– А где вы еще гуляли кроме озера?

– В основном под вербой, что росла у нас на участке. У нас там стояла ветхая постройка, и мы вечно играли в ней. Помню, Мария Дмитриевна напечет пирожков с яблоками и несет нам под вербу…

В этот момент Тася уже сняла с себя мокрую одежду и повесила ее на перекладину ширмы. Этот жест заставил Гришу на несколько секунд прервать момент одевания сухих штанов и остановить свой взгляд на отражении девушки. Он замолчал, разглядывая стройную тень. Наконец, когда Тася взялась надевать сухую одежду, Гриша снял с кровати приготовленную рубашку, надел ее и стал застегивать пуговицы. Рубашка была из легкой ткани, а чтобы в ней было не очень жарко, молодой человек подкатил рукава до локтя. Тут из-за ширмы раздался вскрик Таси:

– Ай! Вот черт!

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил Гриша.

– Проклятая молния! Волосы застряли…

– Моя помощь нужна? Давай помогу!

– Нет, нет, я сама.

Прошла целая минута, но желаемого результата Тася не достигла. Молния никак не хотела отдавать клочок волос бедной девушки, которая уже устала бороться с механической застежкой.

– Ну, сколько это может продолжаться, все! Я иду тебе помогать.

– А..аа, подожди, неудобно как- то…

Гриша шагнул за ширму на помощь невольной пленнице коварной застежки.

– Так, что у тебя тут?

Он увидел, что Тася стоит в лифчике, пытаясь прикрыться. Девушка надела юбку сарафана, и хотела застегнуть заднюю молнию верхней части одежды, но увы….

– Змейка волосы зажевала, – обреченно вздохнув, пробормотала Тася.

– Понятно. Ну-ка, повернись, – Гриша попытался вытащить волосы из зубчиков замка. – Сейчас, еще чуть- чуть, попробую дернуть…

Как ни старался молодой человек, но молния никак не хотела отдавать волосы. От усердий Гриша весь вспотел и выдохнул.

– Что ж такое то. Это не змейка, а питон целый! Еще разок!

–Ай! Больно!

– Прости, прости, не хочет сволочь. Давай еще раз, ииии..

– А-ааа!!!

– Есть, получилось!

Грише удалось расстегнуть молнию и освободить волосы, но вместе с тем в его руке осталось немного выдернутых волос.

– Извини, без потерь не обошлось, – произнес молодой человек и показал на маленький клок волос.

Но Тася вовсе не расстроилась и только теперь осознала, что стоит перед Гришей в одном лифчике. Она быстро натянула верх сарафана и поблагодарила своего спасителя.

– Это ничего, спасибо, что освободил мои волосы из плена.

– А спасителю что полагается? – хитро улыбаясь, спросил Гриша облокачиваясь одной рукой на ширму.

– Намекаешь на поцелуй?

– Я? Нисколечки. Ну разве что совсем немножко, в щечку, – указывая на щеку, произнес Григорий.

– Ну, хорошо.

Тася приподнялась на цыпочки и как только собралась чмокнуть Григория в щеку, ширма из-за сильного давления руки молодого человека прогнулась и рухнула.

От неожиданности они оба слегка испугались, потом переглянулись и засмеялись. Гриша взял ширму, пытаясь поставить ее обратно, но она снова упала с грохотом. Тася продолжала хохотать.

– Ничего, починю, я же все-таки архитектор, – иронично произнес Гриша.

Молодой человек установил ширму, и на этот раз она не упала. Правда, с одной стороны она была заметно искривлена и выглядела какое-то несуразно.

– Тася! Гриша! Вы скоро там? Спускайтесь чай пить! – послышался снизу голос Ларисы.

– Нас, кажется, чай зовут пить. Нужно быстрее собираться. Подожди меня внизу.

– Может, я лучше останусь? А то вдруг змеючка снова укусит тебя! – игриво предложил Гриша.

– Нет, ты лучше иди!

– Гриша! Тася! – снова послышался настырный голос Ларисы.

И по интонации женщины стало ясно, что если они не выйдут к столу сию минуту, она намеренна сама подняться за ними.

– Да что же это такое, она скоро лопнет от крика, – возмущенно промолвил Гриша.

– Иди, Гриша, я скоро, – наконец девушка выгнала молодого человека из-за ширмы и подтолкнула его к выходу.

Напевая невнятно веселую мелодию, Гриша вышел из комнаты. Он спустился на первый этаж и посмотрел налево, где находилась гостиная. Там, сидя на диване, дремала Мария Дмитриевна. Катюша, устроившись на мягком коврике, дрессировала своего щенка, Стас молча сидел в кресле и нажимал кнопки мобильного телефона. А дяди Миши и Коли до сих пор не было. Гриша посмотрел направо, в ту сторону, где находилась кухня. Там он увидел Ларису: она стояла у раковины и мыла посуду, которая осталась после обеда. Держа руки в карманах и напевая все ту же мелодию, Гриша вошел в кухню и заметил, что Лариса чем-то недовольна.

– Тебе помочь? – из вежливости спросил мужчина.

– Нет. Сама справлюсь, – ответила Лариса, продолжая усердно мыть посуду.

Тогда Григорий вытащил из карманов руки, взял полотенце и стал вытирать только что вымытые тарелки.

– Ну как вы тут, Ларис? – поинтересовался Гриша.

– Как видишь – ничего, живем. С тех пор, как ты уехал, мало что изменилось. Вот только я замуж вышла и детей родила,– ответила Лариса, вытирая со лба капельки пота.

– Катюшка твоя – просто прелесть. Наверно, ты счастливая…

– Счастливая? – с ухмылкой спросила Лариса. – По-твоему, это – счастье? Сидеть в этой глуши, терпеть мужа – алкоголика, потом потерять его и одной тянуть двоих детей?

Лариса домыла последнюю чашку, закрыла кран и стряхнула воду с рук. Она взяла полотенце, которое держал Гриша, и стала нервно вытирать руки.

– А что с Володей произошло, папа рассказывал, что он оставил тебя?

– Да… После того, как Катюша родилась, Володя начал сильно пить. Не работал, вещи пропивал.… Потом пить перестал, решил в город уехать на заработки. И вот уже как три года работает, а мы о нем ничего не знаем, ни слуху, ни духу.

Лариса нервно сложила полотенце и посмотрела куда-то в окно.

– Скажи, а зачем ты вообще за него замуж выходила, почему в город не уехала?

Лариса открыла дверцу шкафчика, взяла стопку вытертых Гришей тарелок и начала расставлять их по порядку.

– А за кого ж еще выходить в нашей деревне? Ты сбежал, а кроме Вовки никого и не было рядом. Другие или пили, или в город уезжали. Знаешь, после того, как ты уехал, я еще около года по тебе страдала. Думала, что ты вернешься, ну или хотя бы напишешь. Но нет! Ни привета, ни ответа! А Володька давно был в меня влюблен, вот и утешил меня. А как школу я закончила, так и залетела, куда ж с пузом поступать? Вот так и осталась здесь. Да и, в конце концов, у меня тут дом, бабушка, хозяйство. А кому я в том городе нужна? – ответила Лариса и начала доставать из шкафчика новые десертные тарелки, чашки и чайные ложки.

– Ларис, ты меня прости, я не хотел тебе делать больно. Я и не думал, что ты так серьезно воспринимала наш детский роман.

– Действительно, детский. Да это я так. Не обращай внимания.

Наконец Лариса немного успокоилась и улыбнулась давнему приятелю. Гриша обратил внимание, что позади женщины стоит на тумбе миска с яблоками, он взял два самых больших и, улыбаясь, протянул одно Ларисе.

– Мир? – спросил Гриша, надкусывая фрукт.

– Конечно, когда это было. А помнишь, как мы под твоей вербой любили время коротать? Мы играли в мужа и жену, я тебе еще из грязи пирожки пекла?

Лариса заметно повеселела, и стало понятно, что ей нравится вспоминать их общее с Гришей детство.

– Да, а я как настоящий добытчик семьи ловил рыбу, и мы жарили ее на костре. Только в отличие от твоих пирожков, моя рыба действительно была настоящей.

– Да, карасики оказались очень даже вкусными, – Лариса уже смеялась. – Как же хорошо было тогда. Детство. Как быстро время пролетело. Вот бы вернутся снова под эту вербу....

– Прошлого, увы, не вернешь. Дерево спилили, больше играть негде, – откусывая яблоко, промолвил Гриша.

– Но есть еще озеро. Там мы тоже часто гуляли…

– Озеро, как и прежде, очень красивое, я Тасе показывал, она была в восторге. Нужно будет ей еще что- то показать. Кстати, ты не подскажешь, может у нас еще какие-нибудь красивые окрестности есть, о которых я, возможно, забыл? – не подумав, спросил Гриша и откусил яблоко.

После этой фразы лицо Ларисы стало уже не таким веселым. Она доела свое яблоко, огрызок выбросила через окно и сказала.

– Не осталось больше красивых мест. Всё бизнесмены выкупили и замки свои понастроили!

Затем Лариса взяла со стола десертные тарелки и вручила их Григорию. А сама схватила поднос с чашками и чайными ложками.

– Идем, пора чай пить.

Лариса пошла в большую комнату, Гриша в легком недоумении последовал за ней.

Глава XVI

Тася спускалась по лестнице. Подсушенные волосы она расчесала и заколола сзади заколкой. Белый длинный сарафан из ситцевой ткани красиво сидел на ней и очень шел к лицу. Белый цвет выгодно подчеркивал синие глаза девушки и ее темные волосы.

Гриша сидел около Марии Дмитриевны и о чем-то с ней беседовал. Лариса стояла возле кресла и заплетала дочке косу. Появление Таси в длинном сарафане заставило всех отвлечься от дел и разговоров. Взгляды всех присутствующих остановились на ней. Лариса смотрела и мысленно завидовала красоте девушки. Тася раздражала ее все больше и больше. Лариса перевела взгляд на Гришу и увидела, что тот любуется новой знакомой и не может отвести от нее глаз. А Мария Дмитриевна смотрела на внучку без восторга. Старушка была серьезной и задумчивой. Мария Дмитриевна обратилась к Тасе:

– Проходи, деточка, садись подле меня. Я тебе все расскажу.

Гриша пересел чуть подальше, уступая место Тасе.

– Лариса, принеси-ка мне альбом, – попросила Мария Дмитриевна свою внучку.

– Может, сначала чай попьем? Я уже чайник нагрела,– предложила Лариса.

– Чай потом выпьем. Все равно Коли с Мишей пока нет. Неси альбом.

Лариса нервно завязала резинкой косичку, встала, подошла к серванту и достала оттуда слегка запыленный старый альбом.

Альбом был настоящей реликвией и гордостью семьи Одинцовых. Правда, понимала это только Мария Дмитриевна. Николай и Лариса равнодушно относились к своим знаменитым предкам и редко рассматривали этот альбом. А там хранились черно-белые дореволюционные фотографии их родственников, в жилах которых текла дворянская кровь.

Тася села возле Марии Дмитриевны. В этот момент она не ощущала никакого смущения, ей хотелось поскорее посмотреть фотографии и послушать истории о своих родственниках. Перед тем, как открыть альбом, Мария Дмитриевна сказала Тасе:

– Начиная с середины девятнадцатого века род Одинцовых был уважаемым и знатным. Твой предок Николай Одинцов служил в морской пехоте. Во время войны с турками он проявил себя как храбрый, волевой и талантливый полководец. Благодаря его таланту отряд, в котором он служил, одержал победу. За верную службу, героизм и заслуги перед родиной был награжден государем княжеским титулом и земельным наделом. С тех пор Одинцовы стали знатными и богатыми. Я плохо знаю историю наших давних предков, которые служили при царе. Елизавета Федоровна, моя бабушка, рассказывала мне эту историю, но я тогда была маленькой и почти уже ничего не помню. Поэтому расскажу только о последних поколениях Одинцовых.

Мария Дмитриевна открыла альбом. На первой странице Тася увидела очень старый, потертый портрет красивой, статной молодой женщины.

– Вот это Елизавета Федоровна, твоя прапрабабушка, которая также принадлежала к знатному роду. В двадцать лет она вышла замуж за Одинцова Владимира Николаевича.

С фотографии на Тасю смотрела молодая красивая женщина, одетая в светлое платье. На голове у нее была шляпа с широкими полями, украшенная фиалками. Шею оплетали бусы из белого жемчуга. Женщина сидела, облокотившись на маленький круглый столик, рука как бы тянулась к щеке. Тася смотрела на портрет. «Какие тонкие черты лица, какая она красивая…» – подумала она. Взгляд женщины был очень нежным. Глаза излучали счастья, а лицо украшала легкая улыбка. Безусловно, Елизавета Федоровна была настоящей красавицей-аристократкой.

– Мария Дмитриевна, – обратился Гриша, – Мне кажется, что Тася очень похожа на Елизавету Федоровну! Смотрите, одно лицо, только Елизавета Федоровна тут постарше.

– Я сразу же это заметила, как только увидела Тасю. Действительно, очень похожа, – всматриваясь в лицо внучки, тихо произнесла старушка. Сказав это, Мария Дмитриевна смахнула слезы с дрожащих на ресниц.

Тася ничего не ответила, она улыбнулась, продолжая заворожено рассматривать портрет прекрасной женщины. Мария Дмитриевна продолжила.

– Они переехали в этот поселок. Владимир Николаевич построил для семьи прекрасный особняк. Практически все здешние территории принадлежали ему. Елизавете Федоровне очень нравились вербы. Она рассказала об этом мужу, и дедушка приказал посадить вокруг озера и по всей территории поселка ивы и вербы разных сортов. Он очень любил жену. Также дед благоустроил здешние дороги, построил школу для сельских детей, открыл бесплатную больницу и дом для престарелых людей. Его уважали и любили за щедрость и справедливость. Во время первой мировой он дослужился до чина генерала. У них родился сын – Митя. А вскоре началась гражданская война. – После этих слов Мария Дмитриевна сделала паузу. Она сняла свои очки и вытерла глаза. – Дедушку расстреляли. Поговаривали, что большевики, уважая его прежние заслуги, даже предлагали ему почетную должность, если тот перейдет на их сторону. Но Владимир Николаевич отказался от такого предложения и поплатился за это жизнью.

Мария Дмитриевна перевернула страницу альбома. На обороте была фотография, где Елизавета Федоровна держала на руках маленького сына. Эта фотография значительно отличалась от той, что была на первой странице. Лицо женщины уже было не нежным, а каменным, очень гордым и почти черным. Вместо светлого платья и красивых украшений на ней было простое черное длинное одеяние. Весь ее мрачный вид говорил о тяжелом периоде жизни, когда она осталась одна с сыном на руках.

– Это бабушка уже после ареста мужа. Она мне рассказывала, что большевики, радуясь полученной власти, подожгли их усадьбу. Вот эту, в которой мы сейчас живем. А поджег дом бывший их конюх, который стал служить в красной армии. Как-то он язвительно заявил бабушке: «Ну что, Ваша Светлость! Пойдете ко мне в прачки? Нет у тебя больше защитника твоего, мужа! Дом, который он для тебя построил, теперь принадлежит мне! А ты вместе со своим отпрыском отправишься в ссылку вслед за муженьком». Скотина глупая! Дом, конечно, жалко было, но бабушка всегда говорила, что за имуществом она никогда не переживала и не плакала, несмотря на то, что у нее отобрали все фамильные драгоценности и ценные вещи. Она всегда считала, что вещи служат людям, а не люди вещам, И если ты что-то потерял, даже очень дорогое, не стоит переживать. Все наживное. Когда большевики пришли в дом, она ничего не прятала, все отдала. А утешение находила в сыне и на озере в окружении ив, которые посадил для нее муж. – Мария Дмитриевна замолчала и погладила фотографию своей бабушки.

Рассказ Марии Дмитриевны очень впечатлил Тасю. Девушка растрогалась. Разволновалась не только Тася, но и Гриша. Молодой человек внимательно смотрел на старушку, его глаза странно блестели. Вот только Лариса не проявила никаких эмоций. Она видела, как Тасе понравились эти рассказы о знаменитых предках, и боялась, что после того, как девушка проникнется любовью к своим дальним родственникам и поймет, насколько важен этот дом, то тогда уж точно никогда не откажется от него.

– Мария Дмитриевна, а как так получилось, что Елизавету Федоровну не отправили в ссылку? И дом семье оставили? – спросила Тася.

Мария Дмитриевна вздохнула.

– Если бы не один человек, бабушку точно отправили бы в ссылку и, возможно, расстреляли. Как не удивительно, но она осталась в живых благодаря своему поклоннику, «красному» военачальнику. Его направили служить в здешние места, и поручили рассмотреть дело Одинцовых, после того как Владимира Николаевича арестовали. Этот человек не на шутку влюбился в бабушку. Он оказался весьма добрым и хорошим человеком. В бабушку влюбился до безумия. Оно и не удивительно. Елизавета Федоровна оставалась красавицей и истинной женщиной даже в самые трудные времена. Новый поклонник галантно добивался ее руки, рискуя не только своей карьерой, но и жизнью. Он присылал продукты, одежду, другие подарки. Но бабушка оставалась неприступной. Она любила мужа, поэтому не могла простить большевикам, что те отняли у нее самое дорогое, любовь всей жизни. А большевик все также продолжал любить на расстоянии. Ха-ха, даже смешно, как в жизни бывает. Наверно, сам Господь послал его нашей семье. Уж не знаю, чего ему это стоило, но бабушке разрешили остаться здесь и жить в этом полусгоревшем доме. Она говорила, что поклонник в тайне даже помог частично воcстановить дом. Потом большевик исчез. Наверно, кто-то донес на него, и он поплатился за свою «неправильную» любовь …

Мария Дмитриевна сняла очки и протерла стекла платком. Затем снова надела их и перевернула страницу альбома. Тася с Гришей внимательно слушали именинницу, затаив дыхание. Ларисе невмоготу было выслушивать эту историю в сотый раз. Она встала и вышла во двор к дочке и сыну.

На новой странице находилась фотокарточка юноши. Он был одет в военно-морскую форму. А рядом располагалось фото, с которого смотрел уже более взрослый молодой человек. Этот был тот самый юноша, но где-то лет тридцати.

– А это мой отец. Дмитрий Владимирович Одинцов. Сын Елизаветы Федоровны. Красивый какой, правда?

– Очень! На Елизавету Федоровну похож, – обратила внимание Тася.

– Да, папа мой. Решительный, волевой! Весь в отца. В то время уже везде установилась советская власть. Папа был хорошим фермером. Он управлял здесь земельными участками и фермой. Как и его отец, только уже не своими. Потом он женился на моей маме – Аглае. Вот она, – Мария Дмитриевна перевернула страницу и показала на фотографию своей матери. Эта молодая девушка была не такой красивой, как Елизавета Федоровна. Она была милой, заурядной, ничем не примечательной. «Ничего особенного», – подумала про себя Тася.

– Мама была из очень бедной, многодетной и неблагополучной семьи. Отец сильно пил, мать, как могла, тянула пятерых детей. Трое братьев потом тоже спились и погибли: один сгорел, второй утонул, а что с третьим стало уже и не припомню. Бабушка была категорически против такого брака. Мне всегда говорила, что сын род перевел, – Мария Дмитриевна засмеялась. Характер у бабушки был тяжелый. То, что новоявленная невестка была бедной,– это еще ничего, но то, что из такой нехорошей семьи, Елизавете Федоровне категорически не нравилось. Ее можно понять. У ее семьи такая родословная, а тут, бедняжка без рода и племени, как сейчас говорят. Но папа слушать не стал. Он женился на маме и привел ее в дом. Вскоре родилась я. А потом снова война. И папа ушел на войну, дослужился до полковника и погиб за три года до победы. После его смерти мы жили втроем: я, бабушка, и мама. Правда, бабушка стала совсем замкнутой. Любила гулять возле озера и смотреть на ивы. Чаще всего молчала. Маму мою почти не замечала. Вот только со мной была ласковой и с соседями Тумановыми, которые помогали все время. Если бы не они, не сохранилась бы усадьба и мы с голоду бы померли во время войны. – Мария Дмитриевна взглянула на Гришу и погладила его по плечу. – Гришин прадед и дед были очень уважаемыми врачами, и отец, конечно, тоже. Жаль, что нарушил ты традицию! Непослушный сорванец!

– Ну, Мария Дмитриевна, я зато дома строю!

– А что произошло дальше? – спросила Тася: ей не терпелось узнать продолжение истории.

– Бабушка прожила до семидесяти лет, так больше и не вышла замуж, хоть и предлагали не раз. Мама тоже больше замуж не выходила, умерла, когда мне было двадцать лет. С тех пор так и живем…

Глава XVII

Еще несколько секунд все молчали, каждый думал о чем-то своем. Под звук часов, пробивших пять, вернулись Шура и Николай с Михаилом. Лариса, увидев подругу, обрадовалась, подошла к ней и стала что-то тихонько говорить. Коля с дядей Мишей были веселы. Где они были и что делали, никто у них не спрашивал. Состояние мужчин было сомнительным, но они держались молодцом. По дороге домой бывшие соседи даже додумались нарвать ромашек, чтобы подарить их Марии Дмитриевне. Коля преподнес матери букет, но юбилярша подарок не оценила.

– Ну и зачем вы притащили этот веник?! Коля, мне восемьдесят пять лет, а ты все никак не запомнишь, что ромашки я терпеть не могу! Где цветы нарвали? У Любы? Придет еще отношения выяснять, оно мне надо в праздник?!

– Мария Дмитриевна, ну чего вы? Смотрите, какой красивый букет! – произнесла Шура, взяла цветы и унесла их на кухню.

Через минуту она вернулась с вазой, в которую поместила те самые ромашки, и поставила ее на стол.

Когда Тася вновь увидела Шуру, настроение ее упало. Она не простила женщине чрезмерное любопытство, злилась на нее и думала о том, что та может выкинуть еще что-нибудь подобное. Но Шура была гостьей и, как заметила Тася, никто ее и не думали прогонять. Все, видимо, уже забыли, что из-за этой дамочки сегодня произошел конфликт. Все, но только не Тася.

– Ну что, раз все в сборе, можно и чай попить! Несу торт! – произнесла Лариса.

В комнату прибежали Катюша со Стасом. Семья Одинцовых села за обеденный стол. Теперь Гриша расположился не напротив, а возле Таси. Лариса принесла с кухни большой торт, на котором красовались кремовая цифра восемьдесят пять и розовая лилия. Пока Шура с Ларисой наливали чай из самовара в чашки, Гриша незаметно оторвал от букета головку ромашки и вдел в волосы Таси. Опершись подбородком на руку, пристально взглянул на девушку, любуясь ее новой прической.

– Ну что ты сделал? Теперь цветов будет парное количество, – прошептала Тася.

Гриша ничего не ответил. Он продолжал улыбаться девушке и заинтересованно смотреть на нее. Тася сообразила, как поступить: она оторвала еще одну головку ромашки и позвала Катю. Теперь количество цветов было снова непарное, а волосы маленькой девочки украсил белый цветок.

Торт порезали, чай налили в чашки, все с наслаждением уплетали сладкое, особенно Шура. Женщина то и дело поглядывала на Гришу, стараясь всячески обратить на себя его внимание.

– Гришань, так мы идем на озеро? – спросила Шура.

Гриша посмотрел на Тасю. «С ней я бы с радостью сходил на прогулку, – подумал мужчина. – Но куда тут денешься от остальных».

– Ну конечно, пойдем. Купальник только не забудь!

– Гришенька, так я без купальника плаваю, – ответила Шура и подмигнула.

– Вечер обещает быть интересным, – игриво сказал Гриша, но при этом думал, как избавиться от надоедливой подруги и остаться с Тасей наедине.

Раскрепощенное поведение Шуры злило не только Тасю. Лариса также видела, как смотрит ее подруга на Григория, и ей это не нравилось. Сестры мило улыбались, пили чай, но при этом чувствовали одно и то же. Они ревновали Гришу к веселой и разбитной женщине.

Во время чаепития раздался стук в дверь. Лариса пошла открывать. На пороге стоял местный пожилой священник – отец Иоанн. Как выяснилось, он пришел поздравить Марию Дмитриевну с праздником. Отец Иоанн сам приходил к ним в дом, и они с Марией Дмитриевной всегда подолгу о чем-то беседовали. О чем именно, старушка никому не рассказывала.

– Отец Иоанн, рада вас видеть, проходите, – пригласила Лариса нового гостья.

– Бог в помощь, с именинницей вас!

Священник зашел в гостиную; все гости, увидев человека в рясе, замолчали и напряглись.

– День добрый всем!

– Отец Иоанн, здравствуйте, присаживайтесь. Чайку с нами выпейте, – пригласила к столу Мария Дмитриевна.

– Простите, что без приглашения, я ненадолго, только поздравить вас, Мария Дмитриевна!

Священник поставил на стол пакет и достал оттуда икону Николая Чудотворца из янтаря. Вещь была очень красивой и дорогой.

– Мария Дмитриевна, поздравляю Вас! – сказал отец Иоанн и подарил икону старушке.

– Какая красивая. Благодарю, батюшка, очень красиво.

Подарок оценили и гости. Все восхищались великолепной иконой. Затем священник вернулся к пакету, доставая оттуда еще бутылку вина и персики.

– Спасибо, спасибо вам, батюшка. Присаживайтесь. Угощайтесь, пожалуйста! Лариса, принеси тарелочку, – попросила Мария Дмитриевна внучку. – Видите, сколько меня гостей сегодня приехало поздравить. Это Тася – внучка моя, о которой я вам рассказывала. А это Михаил Одинцов и его сын Гриша – бывшие наши соседи. Вы их не знаете, они переехали в город до того, как вы начали служить в нашей церкви.

– Очень приятно познакомиться, – священник подал мужчинам руку в качестве приветствия. На Тасю отец Иоанн посмотрел внимательно и почтительно кивнул.

– Ларис, прошу вас, не беспокойтесь, я буду скоро уходить.

– Отец Иоанн, посидите с нами, – почти приказным тоном попросила Мария Дмитриевна.

Тем временем Лариса принесла чистую посуду и поставила перед священником. Мария Дмитриевна кивнула ей, как бы прося внучку поухаживать за новым гостем. Лариса положила в тарелку кусок торта, налила чай.

– Спасибо, Ларис, спасибо, – поблагодарил священник.

Потом женщина принесла тарелку с вымытыми персиками и стала нарезать их на дольки.

– Как ваше здоровье, Мария Дмитриевна? – спросил отец Иоанн.

– Ох, батюшка. Как говорится, не дождетесь! – колкие высказывания Мария Дмитриевна позволяла себе даже в беседе со священником. Но отца Иоанна нисколько не обидел вольный тон хозяйки дома, даже наоборот, заставил засмеяться.

– Вижу, что все в порядке. Я рад, – ответил священник, пробуя кусочек торта.

Кроме Марии Дмитриевны, все члены семьи Одинцовых молча ели торт, пили чай и поглядывали на священнослужителя. Никто не решался говорить между собой или обратиться к священнику с каким-либо вопросом. Никто, кроме Шуры. Молодая женщина, не привыкшая столько времени молчать, обратилась к отцу Иоанну:

– Батюшка, скажите, а вы пойдете сегодня на праздник Ивана Купала?

Вопрос женщины привлек внимание присутствующих. Все оторвали взгляд от своих тарелок и чашек и, замерев, ждали ответ. Гости посмотрели на Шуру, потом на отца Иоанна. Священник от неожиданного вопроса чуть не уронил ложку, но, очень быстро сориентировавшись, отложил прибор в сторону и спокойно ответил:

– Нет, православие отвергает языческие праздники.

– Но почему? Это ведь так весело: прыгать через костер, плести венки, гадать на суженого. Что в этом плохого? – удивилась Шура.

Другие участники забыли о чаепитии и переключили все внимание на Шуру и священника.

Отец Иоанн улыбнулся и продолжил:

– Прыгать через костер – это старый языческий обряд. Вы знаете значение этого действия?

– Ну да, – ответил Туманов-младший. – В старину молодые люди таким образом почитали солнце. Они верили, что в этот день огонь становится чудодейственным и, прыгая через него, человек очищается от плохой энергии.

Было заметно, что отец Иоанн ожидал именно такого ответа; он снова посмотрел на Гришу и продолжил:

– Не совсем так. Чтили они солнце, совершая жертвоприношения, а вовсе не прыжками. И в этот праздник люди приносили жертву Богу-Солнцу не всегда в виде животных…Нередко и сами язычники становились жертвами злосчастного обряда. Выбрать человеческую жертву иногда не решался даже жрец. Поэтому юноши и девушки прыгали через костер до тех пор, пока кто-нибудь не падал в него. Считалось, что таким образом «боги» выбирали себе жертву.

– Какой ужас! – воскликнула Шура.

– Вы полагаете, что такое было в действительности? – спросил Гриша.

– Я не полагаю, я знаю, – ответил священник.

Гриша положил чайную ложку на блюдце и спросил:

– Как церковь может знать о таких подробностях? Ведь это было так давно.

– Ну как же? – удивился священник. – Есть много доказательств, записанных в книгах. Для православного верующего это не новость. А знаете, что происходило после того, как жертва была отправлена к так называемым «богам»?

– Что? – с опасением спросила Шура.

Отец Иоанн сделал глоток чая и продолжил:

– Простите, не к столу сказано, начинались оргии. Считалось, что в эту ночь незамужняя девушка может выбрать любого понравившегося молодого человека и зачать от него ребенка.

– Мерзость какая, – пробурчала Мария Дмитриевна.

– Извините, Мария Дмитриевна, – сказал священник.

Гриша не сдавался:

– Ну хорошо, даже если так оно и было, то наш Ивана Купала не имеет никакого отношения к тем неприличным обрядам. И мы всегда его отмечаем, это уже традиция нашего поселка.

– Простите, молодой человек, а вы христианин? – поинтересовался отец Иоанн.

– Я – агностик, – гордо заявил Григорий.

– Понятно. Ну что ж, я ни в коем случае вас не отговариваю праздновать Ивана Купала. Это выбор каждого. Но я бы все-таки, если разрешите, конечно, вам посоветовал бы больше интересоваться значением и историей праздников, которые вы отмечаете.

Григорий что-то хотел ответить, но Мария Дмитриевна его опередила:

– Что поделаешь, батюшка, молодежь. Что с них возьмешь, с этих глупцов. Агностик он! Ишь, слов каких поднабрался в своей загранице! – упрекнула Мария Дмитриевна и из-под лба посмотрела на Туманова-младшего. – Миша, слышишь, что сын твой говорит? В бога он не верует! Вот ваш город и заграница к чему привели!

– Мария Дмитриевна, я же не сказал, что я атеист, агностик – это тот…

Однако Мария Дмитриевна не дала ему договорить. Старушка была возмущена, и все поняли, что лучше с ней сейчас не спорить.

– Ну что ж, спасибо большое за угощение, мне пора, – сказал отец Иоанн и приподнялся.

– Подождите, батюшка, кое-что сказать вам нужно, – обратилась Мария Дмитриевна к священнику. Она привстала, оперлась на палку. Отец Иоанн подошел к ней и помог старушке. Они вышли в кухню.

– Странный этот батюшка, – произнесла Шура. – Слава Богу, что ушел, а то б еще проповеди стал читать тут…

– Интересно, о чем они там беседуют. Дядь Коля, вам бабушка не рассказывала, что они все время обсуждают? – с подозрением спросила Лариса.

Коля пожал плечами и лишь только предположил:

– Честно говоря, я и не спрашивал. Мама все-таки пожилой человек. Наверно, с верой ей легче переносить болезни.

Дядя Миша тяжело вздохнул:

– Это верно: Тамара, когда заболела, тоже стала очень набожной. Начала в церковь ходить, молиться, причащаться. А когда почувствовала, что смерть близка, в больницу пригласила священника, чтобы исповедаться. Кто знает, возможно, и мы, когда почувствуем свой конец, тоже обратимся к Богу.

Гриша опустил голову: эти слова напомнили ему о смерти матери. Она умерла всего два месяца назад, и душевная рана еще не затянулась. Он безумно тосковал и скучал по ней. Мама была для него самым главным человеком в жизни, она очень любила его и всегда поддерживала. Именно она уговорила мужа не настаивать на том, чтобы сын стал врачом, а дать возможность мальчику реализовать свои собственные мечты. А теперь ее нет. Мама ушла в мир иной, и у него, уже никогда не будет такого родного и близкого человека.