Медный король

Развияр с тяжелым сердцем двинулся вверх. Под солнцем, под взглядом надсмотрщика он не мог поверить, что так смел был сегодня утром. Что с ним сделают, если личинка почему-то умрет? Или не будет слушаться? Или… если его поймают спустя трое суток?

Шло время. Развияру все труднее было переставлять ноги. Страх и отчаяние, с которыми он боролся – и побеждал – с первых дней своего нового рабства, теперь завладели им полностью. Он мог освободиться, мог получить власть над жизнями других, но не смел; это за несколько часов превратило Развияра в большего раба, чем он был, связанный и голый, на невольничьем рынке.

Он шел вниз, с грузом, и два яйца огневухи покачивались на коромысле в такт шагам. Близился третий поворот…

Что-то изменилось. Будто тень пронеслась в воздухе. Развияр поднял голову.

За каменной грядой послышался странный звук – не то шипение, не то скрежет. И глухо вскрикнул человек.

Ноги сами вынесли Развияра на поворот, и он увидел, как надзиратель Роджи, только что сидевший на высоком камне, теперь летит вниз, прижимая руки к горлу. Тело его скатилось, дернулось, замерло посреди тропинки, а камни еще катились, большие и маленькие, один ударил Развияра по ноге…

На тропинке, шагах в двадцати, стояло существо, каких он прежде не видел. У твари было четыре широких лапы с когтями и длинный упругий хвост. Туловище, покрытое полосатой шерстью, широкая человеческая – мужская – грудь, поросшая рыжими волосами. Мускулистые руки, в каждой по короткому клинку. На голове железный шлем, полностью скрывающий лицо, а на спине – в седле со стременами – помещался еще и всадник, потому что хвостатое существо было верховым.

Развияр увидел все в подробностях – как, бывало, успевал прочитать едва раскрытую книжную страницу. Он увидел лицо всадника, высокомерное, смуглое, чем-то похожее на надменные лица Золотых. Увидел в его руках светлые изогнутые мечи. Увидел ноги, обутые в черные сапоги из тонкой кожи, упершиеся в стремена – носками наверх и в сторону. Увидел чуть заметное движение этих стремян – четвероногая тварь с человеческим торсом присела на задние лапы, собираясь прыгнуть на Развияра и покончить с ним – втоптать в тропинку. Превратить в лепешку.

Жить!

Развияр не стал бежать, не стал уклоняться – ни то, ни другое не могло его спасти на узкой дорожке над пропастью. Вместо этого крутнулся на месте и ударил своей ношей о скалу, изо всех сил пожелав свободы неведомому чудовищу. Одно яйцо разбилось с влажным чмокающим звуком.

Вспыхнули веревки. Посыпалась скорлупа, повалил черный дым. Четвероногое существо на тропинке застыло за мгновение до прыжка, а Развияр, бросив коромысло, отпрыгнул к самому краю тропы и чуть не сорвался.

Из осколков скорлупы, из сажи и обгорелых волокон выбралась личинка огневухи. Если бы Развияр раньше знал, что носит на плечах, – не спал бы так спокойно на мшистом полу в Восточной темнице. Маялся бы кошмарами. И тем более странным и диким казалось, что это – вот это– может кому-нибудь подчиняться.

Четвероногое существо на тропинке подалось назад; дико и страшно вскрикнул всадник, вспыхнуло солнце на его клинках…

– Убей! – Развияр ни на что не рассчитывал. Он просто хотел жить и боролся за жизнь, как мог.

Личинка огневухи взвилась, раскинув острые крылья, покрытые сажей, будто пыльцой. В лицо пахнуло жаром, Развияр упал на колени, прикрывая лицо локтями, чувствуя, как трещат на голове волосы.

Он не хотел смотреть, и все-таки видел. Четвероногое существо взмахнуло клинками, и всадник повторил его движение, но ни один из четырех клинков не достиг цели. Личинка пронеслась над ними, послышался треск, всадник вывалился из седла и упал на дорогу. Четвероногое существо в последнем порыве судорожно попыталось снять с себя шлем – и тоже рухнуло, придавив тело всадника тяжелой, непомерной тушей. Личинка поднялась выше, Развияр изо всех сил надеялся, что теперь она улетит, скроется – но чудовищная тварь опустилась на большой камень над тропинкой. Сложила на спине крылья, будто ладони и, кажется, уставилась на Развияра – хотя у нее не было головы и не было глаз.

Ему захотелось стать частью этой каменной гряды. Стать неподвижным. Стать камнем.

– Эй!

Сверху выбежал еще один надсмотрщик – видно, услышал шум и поспешил разбираться. Чуть не столкнул с тропинки Развияра; постоял, выпучив глаза, глядя то на личинку, то на труп Роджи посреди дороги, то на два страшных тела – четвероногого и его всадника. Развернулся и, вопя, кинулся обратно, и через минуту его крик подхватили другие голоса…

Личинка не двинулась с места. Продолжала сидеть, молитвенно сложа крылья на спине.

Зато когда снизу, из-за четвертого поворота тропинки, бесшумно вынырнули еще две четвероногие твари с всадниками, и Развияр, завидев их, в ужасе припал к дороге – вот тогда личинка развернулась, как свиток, и атаковала снова.

* * *

Казалось, прошло несколько часов, а между тем солнце только чуть-чуть ниже опустилось над горами. Он стоял на тропинке, на третьем повороте, откуда отлично просматривалось ущелье. Он видел, как по противоположному склону уходит, легко преодолевая неприступные провалы, отряд всадников на четвероногих тварях. Троим из них уже никогда не скакать по горам, не нападать на рабов и надсмотрщиков; тела двуногих и четвероногих мертвецов лежали поодаль, Развияр боялся на них смотреть.

Уцелевшее яйцо огневухи застряло в расщелине у дороги. Личинка по-прежнему сидела на камне, и больше не оставалось сомнений, что она покорна Развияру. А он стоял перед ней, парализованный осознанием своей внезапной власти.

Добраться до Фер… За три дня – разве это возможно? Найти Арви и Лу, наказать их… Пусть контрабандистов давно нет в порту – перед глазами у Развияра они кричали в смертельном ужасе и падали, пораженные личинкой, и снова кричали и падали. Он и не подозревал, как глубоко в нем засело их предательство и как хочется отомстить.

Бежать… куда? У него всего лишь три дня. А до Мирте за три дня можно добраться разве что силой мысли…

Бежать! Не стоять!

Он сделал несколько шагов. Огляделся; карабкаться по склону, без тропинки, означало рано или поздно скатиться вниз и убиться на острых камнях… Дорога, по которой ходит караван с продовольствием – ниже… Как туда добираться – по трупам?!

Солнце, будто приклеенное, висело на том же месте небосклона. Над личинкой огневухи дрожал горячий воздух. Спотыкаясь, Развияр побежал вниз, надеясь выбраться к проезжей дороге…

Из-за четвертого поворота тропинки ему навстречу выбежали стражники. Не надзиратели – замковые воины, вооруженные мечами и пиками. Они выкатились волной; передние резко замедлили ход. Встали. Строй нарушился.

– Шуу, – выдохнул краснолицый человек в блестящем стальном нагруднике и с перьями на шлеме. – Ах, Шуу… Стоя-ать!

Развияр попятился. Личинка не шевельнулась.

Взгляд краснолицего быстро окинул поле боя, остановился на огневухе, метнулся к Развияру. Стоявший во главе отряда был воином и умел владеть собой, тем не менее, Развияр успел прочитать в его глазах ужас. Тот самый безысходный страх, который называют «страхом Шуу».

Краснолицый все знал о личинках и все быстро понял. Его жизнь оказалась в руках Развияра; между стражником и лютой смертью стояло мгновение – и капризная воля подростка-раба.

Те, что замерли за спиной человека в стальном нагруднике, тоже поняли это – спустя долгий миг.

– Охранять! – крикнул Развияр.

Одновременно взвились две или три стрелы. Личинка оказалась между стражниками – и своим новым хозяином. Стрелы канули в горячее марево над развернутыми крыльями и пропали без следа, только пепел просыпался.

– Назад! – крикнул краснолицый. – Отходи!

Это был момент для прорыва. Развияр ощутил его, услышал, как слышат удар колокола. Науськать огневуху на этих людей и по дорожке из пепла прорваться к свободе. Ну?!

Тропинка пустела. Стражники отходили вниз, за четвертый поворот, за каменную гряду. Удачный момент накатил и прошел. Развияр понял, что опоздал: краснолицый снова был хозяином положения.

– Значит, это ты разбил скорлупу, парень?

Спокойный, даже скучающий голос. Стражник давно знает ответ на свой вопрос. Тянет время, понял Развияр.

– Ты их видел? Зверуинов? Полулюдей?

Развияр молчал.

– Это зверуины, – повторил стражник настойчиво, будто Развияр сомневался. – Ты велел убить их? Молодец. Ты сообразительный, хорошо сделал. Мы тоже подстрелили двоих… Их было много, очень много. Хорошо, что ты велел личинке их убить.

Он говорил, не сводя с Развияра глаз, и отчетливо ждал чего-то. Чего?

Свистнула стрела. Развияр упал; стрела ударила в камень, чуть не поцарапав ухо. Наверное, стрелок торопился. Снова свист, тюкает в камень стальной наконечник…

Личинка огневухи взвилась, прикрывая Развияра. Ее прошили две или три стрелы, не причинив вреда. Развияр скатился с тропинки в щель между камнями – туда, где лежало второе яйцо. Оно совсем остыло; Развияр вжался в расщелину, пытаясь понять, откуда стреляют. Похоже, били отовсюду: стрелки окружили тропинку, пока стражник в стальном нагруднике хвалил Развияра за сообразительность.

Жить!

Подхватив каменный обломок, он что есть силы ударил по второму яйцу. Скорлупа треснула – глухо, безжизненно, и раскололась. В трещине, шириной в два пальца, показалась вторая личинка – остывшая, дохлая.

Яйца огневухи надо хранить в огне… На воздухе они остывают.

– Охраня-ать! – взвизгнул Развияр, когда еще две или три стрелы ударили в камень рядом с головой. Стражники били навесом, не видя цели.

Личинка повисла над ним, развернув крылья. Выстрелы прекратились. Развияр сидел, забившись в щель, как насекомое.

Впереди три дня и три ночи.

* * *

Солнце опустилось за горы, когда явился гонец из замка:

– Велено взять живым.

– Живым сам бери, – ответил незнакомый сварливый голос.

– Иди, повтори это властелину! Велено живым, в замок, сейчас!

– Мне самому жизнь дорога!

– Погоди, – вмешался начальник стражи. – Эй, парень, подай голос. Слышишь?

– Слы… шу, – хрипло выговорил Развияр.

Очень хотелось пить. Неподалеку шумел ручеек. Личинка сидела на камне над его головой – отвратительная, горячая, пахнущая дымом. На Развияра летели искры, прожигали старую рубаху, жалили кожу.

– Выйдешь – не тронем.

Развияр молчал.

– Эй, дурачина. Что делать-то будешь? Три дня и три ночи пройдут… Что с тобой станет, ты подумал?

– Не грози, – сказал Развияр. – Натравлю.

– Ах, ты так…

Сделалось тихо.

– Приказ слышали? – скучающим голосом спросил гонец.

Начальник стражи выругался.

– Слушай, парень. Нам жизнь дорога. И тебе дорога. Слышишь – властелин тебя зачем-то видеть хочет… живым. Лови свою удачу, малой. Ты не будешь науськивать – мы не будем стрелять.

– Выстрелите.

– Да ты глухой, что ли! Велено тебя не убивать!

– Погоди, – сказал Развияр. На миг задумался. Прокашлялся.

– Ты, тварь. Кто меня убьет – того убей сразу. Ясно?

Ожидать ответа от личинки не приходилось. Тем не менее Развияр был уверен, что приказ ей понятен и вполне выполним; все, кто его слышал, разделяли эту уверенность.

Помедлив еще, Развияр выпрямился. В ущелье лежали сумерки, а вершины гор еще ловили солнечные лучи. На тропинке, знакомой до каждого камушка, тесно было от стражников, стрелков и мечников.

– Рядом, – сказал Развияр личинке.

Личинка подобралась поближе; по ее крыльям бегали сполохи и тени, как по углям в костре. Он ненавидел ее и боялся, отвратительную, смертельно опасную тварь. И только благодаря ей был еще жив – пусть ненадолго.

– Ладно, ведите.

И, уходя, успел в последний раз посмотреть на ущелье с его зубцами и провалами, с развевающимися лентами водопадов.

* * *

Впервые в жизни Развияр оказался в верхних ярусах дворца. Здесь горели факелы, шелестел ветер в ажурных балконных решетках, струились ручейки, падая в чистые каменные чаши. Развияр шел мимо них, слушая плеск воды, умирая от жажды – и не решаясь остановиться, потому что рядом, обдавая жаром, двигалась личинка.

Стражники со взведенными арбалетами шагали сзади. Кожей в прорехах рубахи Развияр чувствовал все стрелы, направленные в спину. Неведомо, чей приказ удерживал стрелков надежнее – властелина, велевшего брать живым взбунтовавшегося раба, или самого Развияра: «Кто меня убьет – того убей сразу».

– Стой.

Развияр остановился.

Низкая дверь освещалась единственным факелом.

– Велели впустить. Одного. С тварью.

– Как?! Да быть такого…

– Приказ! – рявкнул человек, загородивший собой двери. – Приказ властелина!

И обернулся к Развияру:

– Ты подумай, щенок… Есть разница, как умирать. Иди!

Развияр вошел, и вместе с ним вошла личинка огневухи.

* * *

Здесь было прохладно. Комната, высеченная в скале, располагалась высоко над ущельем. Вторая дверь, много больше той, в которую вошел Развияр, вела на балкон, увитый зеленью. В центре комнаты помещался водоем, на поверхности неподвижной воды отражались свечи.

Развияр увидел воду и чуть не заплакал. Хотел потянуться рукой, зачерпнуть, – но поднял глаза и обмер. Напротив, в деревянном кресле с подлокотниками, сидел тот, кому принадлежал замок, люди и сам Развияр.

Властелин был очень не молод, но еще не стар. Черные с проседью волосы обрамляли лицо, касаясь плеч. Тонкий нос был когда-то сломан. Губы рассекал давний шрам. Глаза смотрели безо всякого выражения; никогда в жизни Развияр не видел такого неопределенного – и такого цепенящего взгляда.

Он стоял неподвижно минуту и две. Огневуха сидела слишком близко, на Развияре начала тлеть штанина; он не выдержал и отступил, нарушив неподвижность и тишину.

– Ты хочешь пить?

Развияр не ждал этого вопроса. Кивнул – вернее, дернул головой.

– Пей, – рука с перстнем указала на воду.

Развияр подошел. Упал на колени, зачерпнул воду горстями. Долго пил, вздрагивая от холода, переводя дыхание, слизывая каждую каплю.

– Зачем ты разбил скорлупу?

Развияр поднял голову. Бледное лицо властелина озарено было огнями свечей – и мерцающим, неровным светом тлеющей огневухи.

– Они бы меня убили.

– А теперь – ты думаешь выжить?

Развияр скосил глаза на огневуху. Та сидела, сложив на спине крылья, усыпанные сажей, будто пыльцой.

Он может убить властелина. Сейчас. Властелин знает это; он позволил Развияру войти одному, с огневухой. Нет: он приказал ему войти одному. В комнату, где кроме властелина никого нет.

– Хочешь убить меня?

Развияр поднялся с колен. Долго смотрел в глаза властелину; этот человек привык командовать смертью, как ездовой крысой в колесе. Она много раз была рядом – и всегда подчинялась.

– Я только хочу жить, – медленно сказал Развияр.

– Ты, раб, разбил скорлупу яйца… Присвоил кроху моей власти. Ты думаешь, я прощу?

Казалось, властелину нравилось забавляться со смертью. Казалось, провоцируя мальчишку, он испытывал наслаждение.

– Мне не нужна власть… никакая. Я только хочу жить, – проговорил Развияр, не опуская глаз. – Я… обменяю эту личинку на мою жизнь. Пусть даже не свободу.

– Ты торгуешься, – губы властелина впервые дрогнули, обозначив усмешку. – Со мной.

– Да, властелин. Потому что… я ведь могу приказать ей.

– Прикажи.

Развияр сглотнул. Глаза без всякого выражения смотрели сквозь него. Властелин ждал, он был безумен, сумасшедший самоубийца; Развияр вдруг отчетливо понял, ему не выжить, и лучшее, что можно сделать – это приказать огневухе убить себя сразу после смерти властелина.

Он понял это и разлепил губы. Моментально в глазах властелина что-то изменилось. Он выбросил перед собой руку:

– Стой!

В приказе была такая сила, что Развияр перестал дышать.

– Ты в самом деле опасен, – сказал властелин, и его глаза смотрели теперь не сквозь Развияра, а прямо ему в лицо. – Хорошо… Я пойду на торговлю. Прикажи твари кинуться в бассейн. Я прикажу оставить тебе жизнь.

Несколько мгновений Развияр напряженно думал. Потом перевел дыхание.

– В воду, – сказал он личинке.

И та, лишенная страха смерти, повиновалась моментально. Зашипела вода, поднялся пар, тело огневухи почернело – и всплыло, безжизненное, склизкое. Вода в бассейне замутилась.

– Стража, – не повышая голоса, сказал властелин.

Развияр, не оглядываясь, услышал топот и дыхание за спиной.

– В яму, – сказал властелин.

* * *

Он думал, что его тащат прямиком в могилу, хоронить заживо. Но его сбросили в просторный каменный мешок, накрыли сверху решеткой, и наступила темнота; Развияр, измотанный и растерянный, взялся исследовать узилище на ощупь.

Не то чтобы он надеялся убежать. Он просто не мог сидеть без дела; никакого второго выхода, конечно, не нашлось, зато обнаружилась каменная плита – не то ложе, не то стол, не то надгробье – и прилепившаяся к ее краю маленькая свечка.

Свечка! Настоящий восковой огарок! Развияр сперва впал в тоску оттого, что нету огня, а потом, удвоив усилия, принялся шарить по камере – и нашел стенную нишу, а в ней – деревянную миску, ложку и старое огниво.

Он долго возился, высекая огонь. Он отчаялся, но не сдался, и в конце концов свечка загорелась. Развияр сперва зажмурился, а потом, когда привыкли глаза – увидел пол, кое-где присыпанный соломой, каменную плиту, стенную нишу и сами стены с отпечатками огромных зубов – темницу прогрызали в камне скальные черви.

Ему сделалось страшно – не от того, что он увидел. Он испугался, что свеча догорит, и снова придется остаться в темноте.

Он вспомнил о Восточной темнице, как о покинутом доме – там просторно и видно звезды, там вода и мягкий мох. И там есть «завтра», и «послезавтра», и «через неделю»; здесь, в яме, вечно тянется ночь.

Огонек свечи состоял, оказывается, из нескольких частей: темный в центре, яркий на верхушке и по краям. Он был главным богатством, оставшимся у Развияра. Его единственным богатством и надеждой. Хороший воск оплывал медленно; Развияр вспомнил маяк, где было светло днем и ночью. Вспомнил ревущее пламя, указующее путь морским судам. Вспомнил пенный след за кормой «Крыламы». Вспомнил старика, который не хотел отпускать его на «Чешуе» и все-таки отпустил.

Лицо, обрамленное седыми волосами, как венчиком. «Медный король, Медный король. Возьми, что мне дорого, подай, что мне нужно. Медный король, Медный король…»

Развиярова тень лежала на стене – черная, страшная. А если на этот раз сработает?! Ведь нет другой надежды, только на Медного короля. Возьми, что мне дорого. Подай, что мне нужно. Свободу! Жизнь и свободу!

Трясущейся рукой Развияр повторил движение, которому научил его когда-то старик.

– Медный король… Медный король!

Он запнулся, совладел с собой и продолжал:

– Возьми, что мне дорого! Подай, что мне нужно!

Свечка исчезла без звука. Без следа.

Снова сделалось темно.

* * *

Утром его привели к властелину. Тот сидел в кресле на широком полукруглом балконе, а рядом стояла на трехногой подставке большая подзорная труба. Развияр когда-то видел похожую в руках капитана «Крыламы». Правда, капитанская была поменьше.

Стража удалилась. Небо, подернутое мраморной сеточкой облаков, было похоже на морскую воду – такое же сине-зеленое, неспокойное. С балкона на три стороны открывались окрестные скалы: из-за резкого контраста света и тени в их очертаниях мерещились искаженные яростью лица. Профиль властелина с его сломанным носом казался частью этих гор.

Снизу, из ущелья, еле слышно доносился шум воды. Этот шум сопровождал Развияра всю ночь. Слушая приглушенный стенами рокот, потрескивание остывающих камней, шелест ветра в отдушинах, он то метался по каменному мешку, то валился без сил на солому.

Ему казалось, что стены в темноте сжимаются и потолок становится ниже. Он усилием воли подавлял панику, и тогда стены, невидимые, исчезали вовсе, и Развияр оказывался один посреди огромного темного мира. Еще вчера он был животным, ручным, вьючным, тягловым, как крыса в барабане. Он был животным, мир перед его глазами плыл, невнятный и мутный, а сегодня, сейчас, будто прорвалась пелена. Будто отчистили от тины и грязи желтый костяной клинок.

Подумать только – он сам отправил личинку в воду! А ведь мог захватить властелина и, угрожая его жизни, диктовать свои условия! Как же можно было проиграть, имея в руках могучее оружие?!

В темноте он налетел на каменную плиту и ушиб большой палец на правой ноге. Боль неожиданно помогла успокоиться. Развияр решил, что ничего еще не кончено, завтра его поведут на казнь, или еще куда-нибудь поведут, и тогда он успеет сделать хоть что-нибудь: вырваться, или захватить заложника, или, на худой конец, спрыгнуть со скалы, прихватив с собой палачей. Его приводила в ужас единственная мысль: никуда не поведут, бросят тут без еды и воды, в тишине, темноте – умирать.

Медный король, Медный король… Он снова обманул Развияра, не подал того, что нужно – хоть Развияр и отдал ему самую дорогую вещь. Вместо свободы пришли разочарование и злость, и бешеная жажда действовать – чем это поможет пленнику в каменном мешке?!

Под утро он почти успокоился. Лежал тихо, глядя в темноту, и думал о зверуинах – кто они, откуда они явились и зачем. Думал о властелине – сколько воли и времени, сколько денег и власти понадобилось, чтобы выдолбить – выгрызть – в скале его замок. О следах зубов скальных червей. О магии; был ли магом старый Маяк? Вряд ли. Может ли сам властелин оказаться магом? Вполне возможно, это многое бы объяснило. Чем он платит своим людям? Откуда приходят продуктовые караваны? Как далеко отсюда до границ Империи, и выстоит ли замок против атаки с воздуха? И можно ли его одолеть, а если можно, то как?

Он даже уснул – за несколько минут до того, как за ним пришли. И вот теперь стоял на полукруглом балконе, боясь поверить удаче. Властелин отослал стражу, они остались вдвоем, и руки у Развияра свободны, а властелин не смотрит на него. Сидит, уставившись на горы, будто забыв о пленнике…

– Не вздумай прыгать на меня. Умрешь тяжело.

Развияр чуть вздрогнул. Чтобы превзойти этого человека, чтобы застать врасплох, понадобится вся Развиярова воля и хитрость.

И он заставил себя расслабить дрожащие от напряжения мышцы.

– Вчера ты не был таким свирепым, – сказал властелин. – Тебя устраивала только жизнь, даже не свобода. Теперь ты передумал?

– Нет.

– Очень хорошо. Скажи: откуда ты знаешь о личинках огневухи? Откуда ты знаешь, если даже среди моих людей в эту тайну посвящены только самые надежные?

Развияр прерывисто вздохнул.

– Не вздумай врать, – отрывисто бросил властелин. – Рабы шептались в темнице? Иди надсмотрщики?

– «Когда треснет скорлупа – выйдет огненная тварь на свободу, и станет служить тебе три дня и три ночи, подчиняясь словам и желаниям, – выговорил Развияр. – Ей не страшны ни стрела, ни клинок, по твоей воле убьет и одного врага, и сотню. А за миг перед тем, как истекут три дня и три ночи, вели ей броситься в воду – тогда она издохнет…»

Рассеянный взгляд властелина собрался в точку, как свет в стеклянной линзе. Развияр смотрел ему в глаза, стараясь не мигать.

– «Поучительные истории о людях, животных и прочих тварях», – сказал властелин со странным выражением. – Ты умеешь читать?

– Я переписчик книг… был.

– Интересно, – властелин сел ровнее, сплел на колене длинные желтоватые пальцы. – Вот польза образования… Как случилось, что ты перестал быть переписчиком?

– Я с детства был рабом у одного грамотного человека по имени Агль. Он решил заработать перепиской в Мирте…

Развияр говорил, преодолевая хрипоту. Мучительно откашливался и продолжал рассказ. Властелин слушал, глаза его горели все ярче, шрам поперек губ становился темнее и заметнее.

– Ты гекса?

– Наполовину… Так говорят.

– Дурак же был твой прежний хозяин… Говори дальше.

Развияр рассказал все без утайки. Не упомянул только о заклинании, которому научил его старик на острове под маяком.

Властелин долго молчал. Тень, прикрывавшая балкон, отодвинулась, на перила упало солнце, и они загорелись – медные, до блеска отполированные, круглые перила.

– Тебе когда-нибудь давали «сладкое молоко»?

Развияр содрогнулся. Вопрос был задан небрежно, будто вскользь, но мысль о «сладком молоке» была куда отвратительнее, чем самый жестокий смертный приговор.

– Это выход для тебя, – сказал властелин с неожиданной мягкостью. – После того, что ты сделал… Ведь в замке не слепые. Поползут слухи. У многих возникнет страшный соблазн. Как мне быть с моими людьми, которые видели, как ты командовал личинкой?

– Нет. Я не хотел. Я…

– Придется утроить охрану большой печи, – будто раздумывая, продолжал властелин. – У меня много их, этих личинок в яйцах. Когда слишком досаждают зверуины, или другие враги, я просто разбиваю скорлупу. Но как теперь доверить эти яйца рабам-носильщикам? Или стражникам, поступившим на службу за деньги?

– У меня не было другого выхода!

– Был. Молча умереть, как поступил бы на твоем месте любой другой раб, не такой образованный… не такой сметливый. Правильно было бы устроить публичную казнь… в назидание. Но я обещал тебе жизнь, и я сдержу слово. Ты выпьешь «сладкого молока» и поедешь в Фер, где тебя заново продадут.

Развияр кинулся, не раздумывая.

Между ним и властелином было пять шагов. Развияр прыгнул и промахнулся, споткнулся о выставленную ногу, потерял равновесие, его отшвырнули к перилам. Медь впилась в ребра, страшная сила навалилась сверху, холодные пальцы сдавили горло. Дергаясь и хрипя, Развияр успел увидеть, как властелин придерживает свободной рукой пошатнувшуюся треногу с подзорной трубой.

– Я говорил тебе, что умрешь тяжело?

Развияр попытался перевалиться через перила. Он задумал это с самого начала и хотел увлечь с собой властелина; не вышло. Хватка на горле сжалась крепче.

Топот стражи, тревожный, старательный, ворвался на балкон и умолк. Наверное, властелин жестом велел телохранителям выйти, потому что шаги сейчас же зазвучали вновь, удаляясь.

– Согласен, – сквозь зубы выдохнул Развияр.

Властелин отшвырнул его от ограды – в глубь балкона, в тень. Задыхаясь, Развияр отполз к стене, увитой плющом.

– Тебе дорога твоя память? Ты ценишь воспоминания дороже, чем жизнь?

В голосе властелина был интерес.

– Тебе хочется вечно помнить, как тебя выбросили за борт, словно тряпку? А может быть, ты умрешь ради воспоминаний о рабском рынке?

– И это тоже, – сказал Развияр.

И вспомнил – на мгновение – далекий, парящий над морем город Мирте.