Полуночная ведьма. Терновый венец

И Дэмьен, любитель тайн и татуировок, и вся «вудуистская семья» – Ганджу, Саманья и Аситу. И Доминик, и даже… Клио. Вечно мечущаяся между черным и белым Морриган застыла на поле, окрашенном в полуночный. Новая веха в ее переменчивой судьбе? Или бесповоротное решение, после которого возврата в прошлое уже не будет?

Не встретив протеста со стороны Доминика, Морриган вернулась к делу. Своей очереди ждали почти два десятка полумертвых созданий.

Черные блестящие глаза Бадб полнились неодобрением. Если бы она и спасала кого-то из мира теней, то исключительно «высокопоставленных» созданий мира мертвых – демоническую свиту самого Балора. И лишь для того, чтобы стребовать ответную услугу с короля фоморов.

Расследуя убийство Агнес Фитцджеральд, Морриган не раз ловила себя на мысли: почему Бадб Блэр, которая не гнушалась никакими методами на пути обретения магической силы, будучи еще живой, не стала веретницей? А потом поняла: мать никогда бы не пошла на подобное. Обращение к веретничеству означало бы, что отныне и навсегда она зависима от сидящего внутри демона. Нет, это не для Бадб. Она привыкла распоряжаться колдовской силой на своих условиях. Не желала ни от кого зависеть и кому-то подчиняться.

Сложно сказать, радовало ли Морриган очередное их сходство. Взгляд против воли обратился на Доминика. Что ж, не всегда все получается так, как мы хотим.

Во всяком случае, не сразу.

– Ты растрачиваешь силу понапрасну, – сухо проронила Леди Ворон.

Морриган и не сомневалась, что молчать она не станет.

– Не понапрасну, – возразил лорд.

Ого. Стоило пережить нападки матери ради того, чтобы увидеть ее вытянувшееся лицо. И даже слегка побелевшее от гнева, что странно: Бадб, как-никак, давно мертва. Иллюзия? Если только прочно переплетенная с мертвой сущностью Леди Ворон. Ведь когда внутри полыхает злость на любовника, вздумавшего сказать слово поперек, последнее, о чем ты будешь думать, – театрально побледневшая кожа.

А любовник, надо сказать, хорош. Неужели Доминик будет первым, кто не окажется под каблуком легендарной Бадб Блэр? Впрочем, и не таких она ломала, чтобы перекроить под себя.

Не замечая реакции Леди Ворон, Доминик подбородком указал на людей, толпящихся за пределами двора с невысокой (исключительно для красоты, не защиты) решетчатой оградой. Все внимание Морриган перетягивали на себя немертвые, а потому лишь сейчас она заметила за спинами стражей живых.

– Пусть твоя дочь способна лишь изгонять порождения мира теней обратно в их обитель, они-то этого не знают. Для них происходящее видится таким же, каким его видел я: что Морриган способна вытянуть из человека душу. Из живого человека.

Морриган с усмешкой приосанилась. Подобный домысел, пускай и не имеющий ничего общего с реальностью, льстил. По позвоночнику пробежал холодок, в голову постучалась мрачная мысль: с каких пор она жаждет репутацию могущественной, всесильной полуночной ведьмы?

Как будто тот факт, что она перестала быть охотницей, снимал с нее обязательства удерживаться в рамках магии исключительно рассветной.

Ну уж нет. Нет, Балор тебя забери!

«Это все Пропасть. Она со всей этой своей вседозволенностью так на меня действует».

Морриган злилась и, пытаясь себя оправдать, злилась еще больше. С каких пор она прячется за оправданиями?

Даже в самые страшные мгновения жизни, когда она увидела запертую в зеркалах душу младшей сестры и ее мертвое, бездыханное тело, Морриган не позволяла своей ярости брать вверх. Не позволяла страху за Клио и ненавистью к ее убийце затмевать рассудок. А сейчас едва не таяла от слов Доминика, что окружающие могли видеть в ней опасную полуночную ведьму. Да, по правилам навязанной лордом игры подобная маска необходима. Да, хороший актер должен вживаться в роль. Но, когда опускался занавес, актер смывал грим и снимал театральный костюм. Он становился собой. И не забывал, кто он.

«Играй, Морриган. Но не заигрывайся».

В реальность ее вернул голос лорда.

– Мне ведь на руку молва о том, что одна из моих ведьм выпивает из людей душу?

Морриган задумчиво смотрела на Доминика. Не очень хотелось признавать собственные ошибки, но одну она, похоже, допустила, приняв сдержанность лорда О'Флаэрти за безучастность. Может, великим стратегом, что просчитывает наперед десятки ходов, его не назвать, но видеть преимущество той или иной ситуации он способен.

Молчание Бадб говорило о ее ярости куда красноречивее любых слов. Ее глаза метали молнии. Со вскинутым подбородком она направилась к особняку.

Морриган, обронив рассеянное: «Верно», – провожала мать взглядом. Ох, не поздоровится сегодня Доминику. Отягощало вину лорда то, что уход Леди Ворон он и не заметил. Тихонько хмыкнув, Морриган покачала головой и обменялась с Клио понимающими полуулыбками. Остальные адгеренты Дома остались в блаженном неведении о драме, что разыгралась на их глазах.

Ада наверняка скроется в доме немногим позже Бадб. Судя по сереющему лицу, рассветной ведьме было непросто вынести вид разлагающихся тел, которые усеивали двор, словно свежая рассада. Словно кости – владения кладбищенских ведьм. Или, быть может, причиной ее недомогания стал исходящий от упокоенной стражи смрад. Он лишь усиливался после того, как демоны покидали тело.

Морриган гадала, насколько еще ее хватит. Ада держалась как могла и в качестве стимула то и дело поглядывала на Дэмьена. Облаченный в черную кожу берсерк пусть и досадливо морщился, но пристально наблюдал за ритуалом и никакого внимания на рассветную ведьму не обращал. Бедняжке ничего не оставалось делать, как скрыться в стенах особняка, куда, к счастью, не впускали мертвых или близких к тому. Бадб не в счет.

«Клио, – подумала Морриган, вздрогнув, – тоже».

Пока к ней черепашьим шагом ковылял очередной страж (с потерей веретнической связи многие демоны стремительно теряли способность управлять человеческим телом), Морриган бросила быстрый взгляд на младшую сестру. Клио стояла в сторонке, рядом со смуглянкой Саманьей, и держалась куда лучше Ады, которая была на несколько лет старше и дольше жила в Пропасти. А значит, успела повидать всякое.

Сложно прочитать что-то по лицу, на треть скрытому белой шелковой повязкой, но голубка – фамильяр Клио и ее глаза – не отводила взгляда от Морриган и немертвой стражи. Что-то подсказывало: в спрятанных под повязкой глазах сестры, останься они видящими, Морриган бы прочитала интерес исследователя, пытливое любопытство. Взгляд Клио был бы скальпелем – тем самым, который в прошлой жизни она мечтала держать в руках.

Очередной фомор вырвался из клетки, где прутьями решетки служили человеческие кости. Нырнул в безграничное черное пространство, именуемое миром теней, чтобы затеряться среди собратьев. Что они делали со своей свободой там, где нет ничего живого? Морриган не знала и, наверное, даже не хотела знать.

Невольно вспоминались рассказы Клио о Юдоли Печали, в которой ей, перешагнувшей порог между жизнью и смертью, довелось побывать. Там ничего не было.

Ничего, кроме душ и теней.

Когда поздним вечером Морриган вернулась в дом с едва плещущейся в венах колдовской силой, она выпустила в мир теней две дюжины демонов, оставляя позади две дюжины мертвых тел.

Глава 3
Сны голубки

Сны – вот что олицетворяло для Клиодны Блэр ее новую жизнь.

Жизнь в Пропасти, в особняке Доминика О'Флаэрти – сначала чужом, а теперь… Она даже не знала. Бадб чувствовала себя здесь как дома, особенно если учесть особую с Домиником связь. Морри воспринимала нахождение в Доме О'Флаэрти даже не как вызов – как работу. Сестра в очередной раз ее защитила.

А Клио свое место здесь пока не поняла.

Ослепнув, какое-то время она не видела снов. Точнее, просто не могла позволить себе заснуть настолько крепко. Впадая в дрему, видела пугающий отчего-то белый свет. Сам по себе он не был страшным, хоть и наводил на мысль о смерти. О тоннеле, залитом ослепительно ярким сиянием. Клио, посвятившая несколько месяцев изучению медицинских статей и энциклопедий, знала, что он не более чем галлюцинация умирающего. Причуды мозга, в который перестает поступать кислород, нарушая, как следствие, работу височной доли, либо же результат активности умирающих клеток. Но когда видишь белый свет собственными глазами… вернее, собственным внутренним зрением, все научные умозаключения кажутся ерундой.

Однако больше всего Клио страшило ощущение стремительного водоворота, который упорно затягивал ее куда-то. Чувствуя себя безвольной песчинкой, не зная, что ждет ее там, на глубине, она сопротивлялась этой дреме. Запрещала себе засыпать.

Лишь разговор с Ведающей Матерью, что подарила Клио не только глаза, но и чудесного белокрылого фамильяра, помог ей перестать бояться снов. И они словно отплатили Клио за доверие, став причудливее и ярче, размыв границы между собственным и чужим сном.

Вот и сейчас, лежа в кровати, Клио одновременно находилась под сенью дерева-великана. Лес всегда был декорацией Ведающей Матери – или та могла контролировать собственные сны, или ничего, кроме дома, ей не снилось. Чаще всего, как сейчас, это был Неметон – священная для друидов и лесных ведьм роща.

Веда сидела на голой земле, сухопарая, босая, в легком платье цвета слоновой кости. Шелковистый ветер трепал ее волосы – седые и вьющиеся, они доходили до середины бедра. Окружающее лесную ведьму пространство наливалось сочной зеленью травы и пестрело красными точками спелых ягод.

Здесь, во снах, Клио была зрячей. Здесь она смотрела на мир собственными глазами. И казалось, без взгляда белой голубки он был чуточку тусклей.

– Как ты, голубка? – ласково спросила Ведающая Мать.

– Сны становятся настойчивее, – отозвалась Клио, зная, что лесная ведьма спрашивает именно о них.

Морриган, когда она задавала похожий вопрос, волновало другое. На ее глазах Клио не просто потеряла зрение. Несколько долгих – и для Морри, и для ее запертой в зеркале младшей сестры – дней Клиодна Блэр была мертва.

– В мои собственные сны вмешиваются осколки чужих. Иногда я и вовсе вдруг оказываюсь во сне кого-то из знакомых. Это… смущает.

– Ты – сноходица, голубка. Так и должно быть. Только они могут блуждать в чужих снах. Дар этот редок, но, как и в случае с любым другим, пока ты его не постигнешь, он будет сопряжен с трудностями и неудобствами.

Снова живое, сердце Клио забилось с удвоенной силой. Впервые Ведающая Мать так ее назвала. Впервые обозначила ее принадлежность к рассветным ведьмам. И это слово, отозвавшись глухим эхом в голове, вызвало смешанные чувства.

Еще месяц назад Клио твердо собиралась следовать плану, который сформировался в голове давным-давно. Закончить последний класс школы и поступить в университет. Отучиться на врача – скорее всего, на хирурга. Работать, спасать жизни, жить.

Не постигать полуночное ведьминское искусство, как Морриган долгие годы. Не быть даже рассветной зеркальной ведьмой – вроде тех же наводнивших Кенгьюбери чтиц.

Просто не быть ведьмой.

И уж конечно, не умирать, позволяя затянуть душу в зеркало, а тело – использовать и бросить посреди улицы, словно мусорный мешок. Не оживать при помощи магии вуду, не слепнуть, расплачиваясь за свое возрождение. Не смотреть на мир глазами белой голубки. Не привыкать к жизни в Пропасти, полной полуночных ведьм и колдунов, большая часть которых была отступниками, сбежавшими от кары Трибунала. Не свыкаться с мыслью, что теперь, когда тело окружает тэна – немой и неподкупный свидетель примененных к ней полуночных чар, – Кенгьюбери, родной и любимый город, навсегда для нее закрыт.

Она больше не человек. Она, хоть и рассветная, но ведьма.

– Сноходица, – тихо повторила Клио, выводя на земле пальцами круги и спирали.

– Ты в смятении, – мягко сказала Ведающая Мать. – Я понимаю.

– Вы… – Клио помолчала, тщательно подбирая слова. Последнее, что она хотела – обидеть ведунью. – Вы привыкли жить с осознанием, что вы – ведьма, привыкли жить среди таких же, как вы, ведьм.

Ведающая Мать хрипло рассмеялась.

– А ты, голубка, нет? Твоя мать – Леди Ворон, о которой до сих пор слагают легенды, одна противоречивей другой. Сестра – потомственная полуночная ведьма, которая, несмотря на молодость, уже сумела привлечь к своей персоне достаточно внимания.

Клио помолчала. На поверхности – да, все так и было. Но если заглянуть вглубь…

Именно для этой глубины она и пыталась подобрать слова.

– Потребовалось много времени, чтобы мама поверила – я не передумаю. Ведьмой не стану. Когда она это поняла, переключила все свое внимание на Морри. А она… Морри всегда поддерживала любое мое решение. Мне дали свободу. Когда Морриган исполнилось четырнадцать, она стала вольной и ушла из дома, чтобы стать охотницей. А мама, лишившись ученицы, почти перестала возвращаться домой. Знаю, она наблюдала за мной. Часто, очень часто… но в обличье ворона. Иногда я даже путала ее с другими, настоящими птицами. Иногда не знала, она ли это или просто очередная ворона. Но со временем мама стала забывать, что ребенку нужно внимание не только старой няни, почти незнакомки, и кружащей над головой черной птицы, а женщины, с голосом которой я сроднилась с детства. И я со временем отвыкла от полуночных ведьм.

Клио с досадой закусила щеку, кляня себя и за излишнюю откровенность, и за горечь в словах, что звучали упреком. Маме, которой она была бесконечно благодарна за то, что подарила ей жизнь и всегда, как могла, была рядом. И Морриган, которую бесконечно любила.

– Я хочу сказать… В последние годы меня окружали обычные школьники и учителя. Я не изучала магию – даже бытовую. Просто… не хотела. А теперь вы говорите, что я – сноходица. И я…

– Ты растеряна. Я понимаю.

Какое-то время они молчали, слушая только звуки леса – необычайно убедительные в этом слишком реалистичном сне. Иногда, чтобы почувствовать чью-то поддержку, не нужно слов.

– Не знаю, утешу ли тебя или, напротив, огорчу, но я думаю, все произошедшее с тобой – не случайно.

– Хотите сказать, быть обычным человеком – не моя судьба?

– Я ведунья. Я обязана верить в судьбу. Но есть что-то и помимо веры.

– И что же?

– Знание. Представь, что не твоя душа оказалась бы заперта в зеркале. Не твоя, а чья-то другая сестра или мать спустилась в поисках помощи в Пропасть. В ту девушку родители не заронили бы зерна рассветной магии, которые бы взошли с переданной Бароном Самеди силой. И тогда в Пропасти не оказалось бы настолько чистого душой и доброго сердцем сноходца. Я знаю: это должна была быть именно ты.

– Я не уверена, что понимаю. Вы хотите сказать…

– Я верю – само провидение хотело, чтобы ты стала рассветной ведьмой, голубка.

– Но почему? – растерялась Клио.

– Чтобы стать для тьмы еще одним противовесом.

– Вы не любите полуночную магию.

Клио не спрашивала – утверждала. И она бы поняла Ведающую Мать, если бы не… Морриган.

– Полуночная магия – хаос. Но и хаосом можно научиться управлять. У твоей сестры пока получается.

– Пока?

– Морриган еще очень молода. С каждым годом искушений будет все больше.

Однако Клио чувствовала – что-то крылось за словами Ведающей Матери. В этом ее убедил отведенный в сторону взгляд лесной ведьмы.

Еще эта немертвая стража… Клио вспоминала, как Морриган освобождала их, призывая на помощь полуночные чары. Сестра защищала порождений мира теней – заключенных в немертвой страже демонов-фоморов, и Клио была на ее стороне. Несмотря на недоумение на лице матери, привыкшей использовать духов, теней и демонов в своих целях. Несмотря на брезгливую гримасу Дэмьена, который явно не поощрял действий Морриган.

Несмотря на то, что знакомство самой Клио с фомором едва не обернулась трагедией, когда демон, с которым она заключила сделку в мире теней, после ее воскрешения вознамерился высосать всю принадлежащую ей рассветную силу.

Никто не заслуживал оказаться насильно запертым в клетке – ни прекрасная сладкоголосая птичка, ни невидимый для окружающих, полнящийся тьмой демон.

Но что если однажды перед Морриган встанет выбор между созданиями мира живых и мира мертвых? Что если она выберет не сестру, а мир, пронизанный уже такой знакомой ей магией? Нет. Не может быть. Морри, которая перевернула Пропасть вверх дном и прошла жесточайший ритуал, чтобы вернуть Клио зрение, никогда бы не предпочла ей мир теней. Откуда тогда эти сомнения?

Клио вздохнула. Увы, она не Ведающая Мать. Знание обо всем и вся для нее – недостижимая роскошь.

Веда таяла, таял и окружающий ее лес. Клио оказалась предоставлена самой себе. Одна посреди царства снов. Юдоль Сновидений – так она называла кипенно-белое, многогранное и чуждое пока еще пространство.

Что если это и впрямь целый мир? Или, как сказали бы в книгах, целое измерение? Мир, что застыл между миром живых и миром мертвых. Не зря говорят, сон – это маленькая смерть.

Поежившись, Клио усилием воли поспешила вернуться в реальность. Юдоль Сновидений опадала белыми хлопьями, и в бесконечной белизне она с трудом разглядела застывшую неподалеку фигуру.

Человек в белом.

Клио робко улыбнулась ему. Он, как всегда безмолвно, исчез, забирая с собой Юдоль Сновидений. Затопивший сознание ослепительно яркий свет погас.

Глава 4
Крик банши

Морриган неохотно вскинула голову, отреагировав на стук в дверь, и ощутила мимолетное дежавю при виде замершего в дверях Дэмьена.

– Что-то ты в последнее время зачастил в мою спальню, – не удержалась она от смешка.

– Не обольщайся, я по делу, – мгновенно ощетинился берсерк.

Поморщился – кажется, понял, что перегнул палку. Однако Морриган не дала ему шанса исправить ошибку. Не извиниться, конечно (не его метод), но свести все к грубоватой шутке.

– С каких пор ты стал для Доминика мальчиком на побегушках? – резче, чем собиралась, осведомилась она. – Вроде бы в доме есть дворецкий.

Трудно сказать, изменилось ли что-то в лице Дэмьена с хмуро сдвинутыми к переносице бровями. Возможно, только стужи в серых глазах чуть прибавилось.

– Я отвечаю за безопасность Доминика. Немертвая стража у его дома мало соответствовала моим представлениям о безопасности.

Раз в прошедшем времени, значит, причина нового визита была иной. Морриган вздохнула.

– А на этот раз что?

– А на этот раз регентский совет хочет знать, почему адгерент Высокого Дома О'Флаэрти распустила немертвую стражу, – не без злорадства (вероятно, в отместку) сообщил Дэмьен. – Иди, отчитывайся.

Все в Морриган противилось подобной формулировке. Но ничего не поделаешь.

Они шли бок о бок, в узком коридоре почти касаясь друг друга плечами. Однако больше никаких искр, неоправданной вспышки ярости или полыхающий глаз – алым ли цветом магии или страстным желанием. Один только холод.

Отринув глупую обиду на то, что в отличие от других мужчин, Дэмьена не впечатлила ее эффектная внешность, Морриган пыталась понять: почему берсерка так оскорбила мысль, что они могут стать кем-то большим, чем просто союзниками, принадлежащими одному Дому? Что такого, если она вздумала его поцеловать? Почему он, столь охотно, страстно и жадно отвечающий на поцелуй, в какой-то момент ее оттолкнул? Нет, она искренне не понимала.

Впрочем, и сейчас, и всегда у нее были дела поважней.

Дэмьен провел Морриган до одной из гостевых спален, специально переделанных для заседания Высокого Собрания. Перемены разительны: всю мебель заменили высокие, в полный рост, зеркала, расположенные идеальным кругом.

– Проклятье, – отчетливо произнесла Морриган, вызвав на губах Дэмьена понимающую ухмылку.

Слишком часто за минувшие недели она имела дело с зеркалами.

В этих, к счастью, не застыли души – ни Клио, слава всем существующим богам, ни чьи-либо еще. Однако второй раз за день Морриган ощутила дежавю, когда увидела в их глубинах незнакомые лица.

Единственным человеком из плоти и крови, кроме них, здесь был Доминик, застывший перед одним из зеркал. Судя по всему, для остальных лордов он был лишь зеркальным отражением.

– Члены Высокого Собрания не слишком-то горят желанием встретиться друг с другом лицом к лицу, – негромко хмыкнул Дэмьен.

Оставлять ее и Доминика наедине с регентским советом берсерк не собирался. Впрочем, в отражении зеркал за спинами претендентов на трон Морриган замечала и других охранников-соглядатаев.

Она замерла рядом с Домиником. Неторопливо обвела взглядом присутствующих (правда, присутствующих лишь номинально). Около трех десятков ведьм, колдунов и существ древней крови. Поначалу Морриган удивило, как много среди них женщин, ведь испокон веков в правители выбирали преимущественно мужчин. Однако вскоре поняла: члены Высокого Собрания делали ставку на магию. А именно женщинам та наиболее подвластна.

Но скажи это самым известным и могущественным колдунам, и будешь обращен в пепел.

– Представьтесь регентскому совету, – потребовала женщина с седой косой.

Вероятно, право руководить собранием ей дали по старшинству.

Морриган мысленно обратилась к лежащим в ее комнате мемокардам. Ханна Маалон, ведьма пути, принадлежащая к Дому, который отказался от права престолонаследия.

– Морриган Блэр, – вскинув подбородок, громко и отчетливо произнесла она.

Ей нечего скрывать и нечего стесняться. Уж точно не своей фамилии.

Короткие переглядывания и снова – шепотки. Кто-то слышал о ее матери, кто-то успел услышать и о самой Морриган. Например, что убийца Агнес Фитцджеральд все же был пойман и убит ее собственными руками. И пускай доказательств не было (не считать же таковыми зеркальные осколки), Пропасть полнилась слухами, насыщалась ими, как комары – кровью.

– Регентский совет хочет знать, как вы сумели заставить немертвую стражу снова стать мертвой, – хорошо поставленным голосом проговорила Ханна Маалон.

– Всего лишь отправила демонов, заменяющих куклам Агнес Фитцджеральд души, обратно в мир теней.

– И кто дал вам такое право? – спросила худая брюнетка с живой мимикой и нервным лицом.

– А вы кто такая? – поинтересовалась Морриган.

Дэмьен за ее спиной закашлялся, Доминик бросил неодобрительный взгляд. Морриган лишь пожала плечами. Раз уж она взялась за это дело, в Пропасти может быть только один король – Доминик. А значит, все остальные – не более чем претенденты.

– Грэйнн Овенга, – выпалила брюнетка. Совсем, надо сказать, не высокомерно.

Дом Овенга, Дом Овенга… До него добраться Морриган еще не успела – предпочла сконцентрироваться на отказниках.

– Слушайте, вы же видите, что происходит с немертвой стражей теперь, когда заклятье Агнес Фитцджеральд рассеивается. Для тех, кто слеп, есть подсказка из двух слов: «Ничего хорошего».

– Мы успешно усмиряли их, – сухо отозвалась леди Маалон.

– Не всех.

Перед глазами возникла сцена боя между взбесившейся немертвой стражей, колдунами и Дэмьеном. Почти незнакомым из-за пылающих алым глаз и нечеловечески сильным берсерком.

– Мы скрепили разорванные звенья заклинания.

– Видела. Я зеркалица, к слову. Если кто не знал. Так вот звенья ваши рвутся, чары слабеют – силы в вас куда меньше, чем в Агнес Фитцджеральд. А демоны в телах стражи, лишенные возможности вырваться на свободу, запертые в мире живых, могут наворотить такого… Живые для них, как для большинства из вас, – мертвые. Пугающие чужаки.

– Пытаешься убедить нас в том, что ты, охотница, беспокоилась о порядках в городе, жительницей которого стала совсем недавно? – насмешливо спросил седовласый О'Райли.

Что-то неприятное было в его обрюзгшем лице. Не сами черты – застывшее в глазах выражение.

Морриган послала Доминику красноречивый взгляд. Своей цели он добился. Проникнувшись театральной атмосферой Пропасти, сегодня она облачилась в платье из рубинового атласа с двумя высокими разрезами, из которых выглядывали доходящие до бедер ботфорты. Именно в нем, а не в белоснежном костюме, она предстала перед регентским советом. Однако лорды Пропасти, благодаря разнесшимся слухам, и без того знали, кто находится перед ними.

Охотница. Угроза.

Доминик выглядел довольным, внутри Морриган росло раздражение. Ей придется играть навязанную роль. Ради безопасности Клио. Чем сильней и опасней их Дом – тем меньше желающих напасть на него, подвергая риску собственные жизни.

– Этот город отныне и мой тоже, – отчеканила она.

Злость, проявившаяся на лицах, как спектрография на белом листе, оставила ее равнодушной. Они не Клио. Их симпатия ничего для нее не значила. А вот страх…

– И в какой момент здесь появится Трибунал?

Вопрос снова задала Ханна Маалон. Однако в ее глазах – ни опаски, ни ненависти. Ничего, что Морриган наблюдала во взглядах остальных.

Пожав плечами, она небрежно обронила:

– Пока я не вижу причин обращаться к старым друзьям. А как скоро это изменится и изменится ли вообще, зависит только от вас.

Раздался пронзительный и тонкий, на пределе слышимости, визг. Кричала банши – одно из существ древней крови, входящих в состав Высокого Собрания. Морриган, охнув, зажала уши, и ее жест отразили десятки зеркал.

Банши, предвестница смерти, предупреждала – скоро кто-то из них умрет.

Похолодев, Морриган стремительно обернулась, но в пустой комнате некому было угрожать Доминику. Застывший в дверях Дэмьен стоял к ней спиной – ноги широко расставлены, руки сжаты в кулаки и опущены вдоль напряженного тела.

Взгляд Морриган скользил по зеркалам, изучая гримасы членов Высокого Собрания. Немногие могли спокойно выдерживать визг банши, и едва ли не все из них относились к созданиям древней крови. Вервольф, мускулистая махина, даже не поморщился. Волчья кровь, текущая по венам, защищала его от любых атак. Одна из миловидных синеглазок мерроу, вынырнувших из своего озера ради заседания, зажимала рот перепончатой ладонью. Похоже, она впервые сталкивалась с предсказанной банши грядущей смертью. Другая, с длинными волосами, которые увенчивала корона из ракушек, выглядела чуть более хладнокровной. Ланнан-ши, прекрасная, словно ангел, щелкнула длинными тонкими пальчиками у ушей. Лицо ее расслабилось. Она или заглушила визг банши, или и вовсе превратила его в музыку. Для «волшебных возлюбленных», дарующих вдохновение поэтам, писателям и бардам, и то, и другое несложно.

Нервная темноволосая девица, представившаяся Грэйнн, тоже зажимала ладонями уши, а вот стоящие за ней охранники – нет. Оба, как по команде, схватились за шеи. Лица наливались кровью, глаза грозились вылезти из орбит.

Морриган подалась к зеркалам, но никого за спинами охранников не разглядела. Только тени, но и они казались естественными. Не теми, что пришли из Юдолей мира мертвых.

Отчего тогда охранники выглядели так, будто их душил невидимка?

Морриган, перекрикивая визг банши, закричала: «Грэйнн!»

Дюжины лиц в зеркалах повернулись к леди Дома Овенга, и та наконец разглядела, что происходит с ее боевыми колдунами. Однако саму Грэйнн неведомые чары не коснулись. Она в ступоре жалась к зеркалу боком, пока сползшие на пол охранники хрипели, царапали кожу, а их ноги отбивали дерганный ритм. Они словно танцевали под странную песнь банши.

И танцем этим была сама смерть.

Никому и в голову не пришло «отключить» зеркала. Члены Высокого Собрания с ужасом (и лишь некоторые кровожадные особи вроде бааван-ши – с восторгом) наблюдали за разыгравшейся в Доме Овенга драмой. Морриган цепким взглядом следила за ними. Ханна Маалон старательно сдерживала эмоции, но взгляд выдавал ее страх. О'Райли в ужасе выпятил глаза. Самыми спокойными были Доминик (это не новость), вервольф Роналд Лоусон и некромаг Адиф Адае. Уж последнего наверняка не пугала и не удивляла чужая смерть. Он казался столь безучастным, словно стоял в очереди за кофе.

Даже когда оба охранника Высокого Дома Овенга умерли под ошарашенными взглядами лордов Высокого Собрания, предвестница смерти не замолчала. Грэйнн всхлипывала, стоя над телом того, кто должен был ее защищать. Развернулась к зеркалам с расширенными в немой мольбе глазами, отчаянно ища в соперниках поддержку и участие.

Не там искала. Ей бы бежать со всех ног, но и это вряд ли бы ее спасло. Подавшись вперед, Грэйнн схватилась за грудь, резким движением собрала в кулак нежно-лазоревую ткань платья. Лицо серело на глазах, взгляд безумно метался из стороны в сторону.

– Помо… – не договорив, она замертво рухнула на пол.

И только тогда обессиленная банши замолчала.

– Проклятье, – выругалась Морриган в наступившей тишине.

О'Райли развернулся в ее сторону, словно хищная птица.

– Это ваших рук дело! – визгливо вскрикнул он, указывая на нее и Доминика. Рука, покрытая старческими пигментными пятнами, дрожала. – Сначала немертвая стража, потом…

– Катись к Балору, – посоветовала Морриган.

Доминик, глядя на нее, медленно покачал головой. Она тяжело вздохнула. Нацепив улыбку и даже не пытаясь придать ей хоть толику искренности, произнесла елейным голоском:

– Я хотела сказать, вуду есть не только в нашем Доме.

Поднялся гвалт. Заглушая его, в голове Морриган колокольным набатом зазвучали слова Ведающей Матери об угрозе, что нависла над лордами подобно остро заточенному клинку. «Все начнется с крика среди зеркал и закончится льющейся по улицам Пропасти кровью».

Она воспользовалась поднявшейся суматохой и была такова. Ей надо подумать. А раз бледная до синевы банши молчала, новых смертей можно не ждать.

Во всяком случае, в ближайшее время.

В ожидании Доминика Морриган нервно мерила шагами гостиную. Итак, одного из кандидатов на титул правителя Пропасти можно вычеркивать. Вот только отчего-то это совсем не радовало… Грэйнн Овенга стала первой жертвой охоты на лордов Высоких Домов. Но, если верить словам Ведающей Матери (а не верить им недальновидно и глупо), не последней.

Кто следующий?

В гостиной Доминик появился несколько минут спустя. Не останавливаясь, Морриган озвучила то, о чем размышляла все это время:

– Не глупо устраивать смерть одного из претендентов на трон прямо на глазах остальных?

– Нет, если это заставит кого-то из лордов отказаться от гонки. А значит, урезать список этих самых претендентов.

И наказания в виде маски обезличенного, судя по всему, можно не опасаться. Высокие Дома заняты более важными делами, чем поиски доказательств чужой вины. Морриган покачала головой. Как непохожи порядки в Кенгьюбери и Пропасти. Наверное, когда-нибудь она к этому привыкнет.

– Как думаете, кто из бокоров мог с большей вероятностью устроить показательное шоу? И бокор ли это?

– А ты, я погляжу, любишь докапываться до истины? – Доминик слегка дернул уголком рта.

– Правильно делает, – хмуро одобрил присоединившийся к ним Дэмьен. – Врага нужно знать в лицо.

Морриган оставила без комментариев неожиданную поддержку берсерка. Широким шагом он пересек гостиную и рухнул в кресло. Что-то подсказывало ей, официальные собрания Дэмьен не любил так же сильно, как и она сама. Особенно те, что заканчивались чьей-то смертью.