Куликово поле

И вот сейчас Михаил Акинфов попытался ударить Бренка в грудь. Мишка ловко отбил руку противника, и, перехватив её у локтя своей правой рукой, рванул на себя. Боярин потерял равновесие, полетел вперёд. Бренок изловчился, и прежде чем Акинфыч упал, успел левой рукой дать ему затрещину, а ногой – пинок для скорости. Но, несмотря ни на что, Михаилу всё же каким-то чудом удалось удержался на ногах.

Все так или иначе наблюдали за ними – Семён Мелик и Григорий Капустин внимательно следили за поединком, оценивая правильность того или иного приёма. Владимир Серпуховской со своими людьми откровенно болел за сына Ивана Акинфовича, Грунка Федор за Бренка, а Андрей Серкиз и Иван Толбуга, разговаривая о чём-то своём, лишь изредка удостаивали поединок своим взглядом, снисходительно мотая головой, когда тот или иной борец допускал очередную ошибку.

– Вон, смотри, видишь вон того боярина. Это Андрей Серкиз. Его отец Серкиз, или по-татарски, Черкиз, чингизид, бежал из Орды лет пятнадцать назад. И устроился ко мне на службу. Ты понимаешь? Он, царевич Орды, и в услужении у Великого князя! Не царевича, а князя! Да это всё равно, что князь будет в услужении у безродного боярина! А Черкиз крестился, и уже под христианским именем Иван просто стал служить мне, как простой боярин. И его единственный сын сейчас служит мне верой и правдой. И пойдёт вместе со мной и в огонь, и в воду. Заметь, пойдёт не за мной, а со мной, и даже, скажу более, с радостью пойдёт впереди меня, чтобы первым встретить опасность лицом к лицу! И его сын Старко, а затем и его дети, также безропотно пойдут вместе со мной и моими детьми!

Дмитрий указал пальцем на Семёна Мелика.

– Семёна ты знаешь. Кто он? Литовец, тоже пришлый. Внук великого князя литовского Гедемина! Ты понимаешь? Он не из рода Рюрика! И вот, я доверяю ему охранять свою спину. Почему? А потому что заслужил, вот почему! А вон Михаил Бренок. Кто он? Никто! Без роду и племени. А ведь его каждая собака знает! А почему? Да потому что он, как пёс, служит мне верой и правдой!

Тем временем Михаил Акинфов, ухватив Бренка за пояс, перебросил его через себя. С глухим стуком Мишка шлёпнулся плашмя на землю, под тихое ликование Серпуховского князя и одобрение Григория Капустина. Дмитрий с Сергием отойдя от окна, вновь сели за стол.

– А боярин Дмитрий Боброк? Он сын литовского князя Кориата-Михаила Гедиминовича! И вот он, несмотря на то, что из рода Гедемина, так же служит мне! И как служит! Девять лет назад под Скорнищевым в бою с рязанцами, четыре года назад против волжских булгар, два года назад на Воже, в прошлом году против Литвы! Да, мне очень повезло, что такой полководец воюет за меня, а не против!

Дмитрий посмотрел на Сергия. Понял ли он то, что хотел сказать Великий князь? Понял ли он, что боярство уже начало дряхлеть, и он, Дмитрий, это видит? Понял ли он, что сейчас, да и потом, дряхлое боярство никому не нужно? И не только боярство!

– А с князьями всё обстоит ещё жёстче! Имея земли, закреплённые за ними и передаваемые по наследству, они служат зачастую лишь на словах. Постоянно что-то требуя для себя, на правах «малого» и «слабого». Но ничего при этом не давая. Ну и что, что ты связан крёстным целованием! Не хочешь участвовать в походе – повод найдёшь! И я ничего не могу здесь сделать. А если мне вдруг что-то от него потребуется помимо войска… О, сколько будет крика. И недовольство. И мятеж. А то и измена.

Дмитрий говорил с жаром, всё быстрее и быстрее, при этом постепенно понижая голос, как будто боясь, что его могут подслушать.

– Нет, не старинные порядки, а покорное, безропотное и, что самое главное – беспрекословное послушание, как в Орде, – вот чего я хочу! Понимаешь? Как этого добиться? Ну уж не тем, чтобы окружить себя дружественными князьями! А вот если окружить себя служебными князьями – князьями, чьи земли достались им не по наследству, а даны мною во временное пользование, в уплату за службу. Я дам ему СВОЮ землю по месту его службы – поместье, а он служит мне так, как мне нужно. Если он хороший воин – нанимай дружину, обучи и снаряди её на деньги, полученные с МОЕЙ земли. Умеешь грамотно управлять – это тоже служба. И служба, возможно, более трудная. Махать мечом любой дурак может, а управлять нет.

Почему-то перед глазами у Дмитрия встал образ Захария Тютчева. Как он там, у Мамая? Жив ли? Дмитрий закрыл глаза и встряхнул головой. Образ исчез.

– Служа мне, они в качестве платы будут получать доходы с данных мной им поместий. Ты понимаешь? Это принципиальный вопрос! Давать им землю не в качестве награды за службу, не навсегда, а на время, на период их службы мне, для того, чтобы они имели саму возможность мне служить!

Дмитрий продолжал внимательно смотреть в лицо Сергия. Понимает ли старец то, о чём он говорит? Да, понимает…

– Возьмём литовского князя Дмитрия Ольгердовича. Я дал ему свой личный город Переяславль-Залесский, доход с которого идёт лично ему за то, чтобы он со всей своей дружиной нёс службу в моих войсках. Этот город мой. Войско его. Но он сам на службе у меня. И подчиняется мне. Не силой клятвы, не словом. А золотом. А золото весит тяжелее слова! Если он вдруг пойдёт против меня, горожане его не поддержат. Это даже не будет считаться предательством! Потому что они – мои, а не его! И удержаться в городе он не сможет! А не хочет служить – собрал дружину и скатертью дорога! Езжай обратно в Брянск! Свободен! Вали на все четыре стороны!

В подтверждении своих слов, Дмитрий широко распахнул руки. Сергий сидел не шевелясь, внимательно слушая Великого князя.

– А возьмём белозерских князей. Ты помнишь, что было? Ты помнишь, как не смогли они уплатить дани татарам. И неоднократно! И, заметь, не по своей вине! Так получилось, по воле Божьей! И от карательного похода кто их спас? Я! Выкупил их земли, заплатив долг татарам из своих средств. Теперь эти земли мои. Но князья белозерские оставлены мною там, на своих прежних местах, управлять своими прежними городами. Но уже не как собственники, а как мои слуги! Поэтому, когда у меня появится враг, я прикажу таким князьям явиться туда, куда укажу. И они все как один явятся! А почему? Да уж не из-за того, что крест целовали. И обещали. И клялись. Нет! Потому что они у меня на службе, подобно дворовым собакам, вот почему! И против Твери, и против Литвы, и против Рязани, и против татар – кто первый у меня? Они! От князей же, которые связаны со мной лишь целованием, такого единства никогда не дождёшься!

– Когда появляется общий враг, единство появляется.

Дмитрий грустно улыбнулся.

– Наивно рассуждаешь. Каким бы не был враг, он всегда в первую очередь ищет себе союзников в стане противника. И всегда находит. Одних купит, а другим пообещает. Например, Великокняжеский престол. А обиженные да обделённые, а такие, заметь, всегда существуют, пойдут на союз зачастую только из чувства мести! А теперь представь, что в самый ответственный момент, к примеру, князь Суздальский или Тверской, или оба одновременно, снимают крёстное целование, данное мне, и вместе с независимым от меня Олегом Рязанским, бьют мне в спину, когда Мамай ударяет во фронт. Такое может быть?

Сергий задумался. Так Батый купил предка Дмитрия – князя Ярослава. Дмитрий этого не сказал, в последний момент сдержался, но Сергий понял его. А сын Ярослава – Александр Невский – даже стал приёмным сыном Батыя. И с тех пор род Ярослава служит Орде верой и правдой.

А распря между Москвой и Нижним Новгородом за Владимирский престол известна всем. Ее, конечно, удалось уладить дипломатическим путём. Но, несмотря на то, что Великий князь женился на младшей дочери Дмитрия Константиновича Нижегородского Евдокии, а Микула Вельяминов на старшей Марии, особо прочным этот мир назвать было нельзя.

Да и связи с Рязанью тоже очень сильно натянуты. Но не только из-за Коломны и Лопасни. В настоящий момент Олег Рязанский связан крестным целованием с Ягайло, согласно которому Ягайло является старшим братом. А значит, Олег обязан подчиняться воле литовского князя, с которым московский князь враждует. Картина, только что нарисованная Дмитрием, является одним из вариантов возможного будущего, и Сергий это прекрасно понимает.

– Да, такое возможно, – с печалью произнёс старец.

– Таким образом, мы никогда не станем сильным государством. Что это за государство, границы которого кардинально меняются чуть ли не ежегодно, по воле великих князей? Захотел – присоединился к Москве, захотел – к Литве, захотел – сам по себе! И бросаются великие княжества от одного объединения к другому! Как кости бросаются! А ведь это не деревня и не город – великие княжества! А ты подумай, каково воинам! Сегодня ты сражаешься бок о бок с одними, а завтра поднимешь свой меч против тех, кто сегодня прикрывал тебе спину! И должен бить, рубить без жалости и сожаления! Быть может даже завтра, ты убьёшь того, кто вчера тебя спас! Потому и не возникает сильного объединения внутри войска между его частями! А такое войско менее устойчиво в бою!

Сергий согласно кивнул. Случаи, когда огромное войско было разбито относительно небольшим, но более сплочённым были не редкостью. Не в числе сила, это факт. Яркий пример – войны Ливонского и Тевтонского ордена против местного населения, когда несколько десятков рыцарей со своим ближайшим окружением, действуя сплочено, разбивали армии объединённых прибалтийских племён, которые были вооружены, зачастую не хуже, но которые в основном состояли из воинов, не желающих умирать за интересы соседнего племени, с которым у них был военных конфликт пару лет назад.

– Поэтому, если я хочу, чтобы Московия стала сильным государством, я должен исключить саму возможность того, чтобы мой подчинённый от меня смог бы уйти. Понимаешь? Если он связан со мной крёстным целованием – он его может в любой момент снять и уйти. Я не могу положиться на такого слугу, понимаешь, Сергий! А вот если он не связан со мной целованием, а связан деньгами? Ну, денег у меня нет, но есть земли, которые я могу дать ему на прокорм. Служи мне и получай доход с данных тебе земель. Не можешь или не хочешь служить – уходи. А эти земли я дам другому, который хочет и может. Служишь плохо – получи плохую землю. Служишь хорошо – получи землю получше. Честно? Честно!

Сергий вынуждено кивнул в знак согласия.

– Да, конечно у служивых людей есть и слабость. Они не могут вот так вот просто взять и уйти к другому. Точнее уйти-то они могут, но без земли, без доходов. А жить-то на что они будут? Вот потому-то они и будут привязаны ко мне!

– Поэтому ты будешь спасть спокойно, зная, что никто от тебя не отвернётся, никто от тебя не убежит. Но, с другой стороны, эта система вносит в жизнь служивого человека определённое напряжение. Ведь теперь он и его жизнь, его доход целиком и полностью зависит от твоей воли. От твоей прихоти. От твоей, извини меня, дури. Захотел, дал, захотел – отнял. И ничего здесь не поделаешь! Теперь уже он не будет спать спокойно!

– Просто так ничего не бывает!

– Бывает, Великий князь, к сожалению, бывает. История знает самодуров. Они были и будут. Большинство, конечно, правят не долго. Но тем, кому они успели отрубить головы от этого не легче. Но вот скажи мне, а что будет с семьёй служивого, когда он сам или состарится, или получит такую рану, из-за которой не сможет далее продолжать тебе службу, или его вообще убьют? Выкинешь её за двор? Пустишь по миру?

Дмитрий немного опешил от такого вопроса. Если честно, об этом он не задумывался.

– То, что ты задумал не ново. Впервые такую политику стал проводить Андрей Боголюбов, лет двести назад. Ты помнишь, что он сделал с боярами? Оставил себе лишь молодых юнцов, без претензий, без гонора. Тех, кто был предан ему. Остальных он прогнал. Так и правил, опираясь на тех, кто был от него в зависимости – от кормлений, от земли. А независимых он выгонял. Едва сев на княжеский престол в своём Ростове, он изгнал из него всех своих младших братьев и племянников. Но этого ему было недостаточно. Без помех управлять ему мешало Ростовское вече. Сильно мешало! И он оставляет Ростов и переносит свою столицу во Владимир. Но и этого ему показалось мало. Епископ Леон постоянно доставал его своей критикой. И что он сделал? Выгнал его из Ростова и поставил угодного ему епископа Феодора. Если не ошибаюсь, он стал первым на Руси, кто стал вмешиваться во внутренние дела Церкви. Его амбиции были безграничны. Он не просто хотел больше власти. Он хотел получить всю власть. Всю, без остатка! Контролировать не только людей и армию, но и души. По этой причине он попытался создать вторую митрополию на северо-востоке, подконтрольную ему лично, во главе с Феодором, конечно же, но патриарх отказался.

– Мало дал, – не удержавшись, съязвил Великий князь.

Сергий посмотрел на Дмитрия и грустно улыбнулся. Но спорить с князем не стал. В конце концов, переубедить его не получится, а вот отойти от темы, сбиться с мысли, запутаться можно. Впрочем, не исключено, что Великий князь прав…

– Как ты знаешь, Андрей в скором времени оставил Владимир и поселился в городе, отстроенным им лично – Боголюбове. Здесь не было веча, город был заселён его людьми. А как Андрей был религиозен! Сколько храмов построил! Но чем всё кончилось, ты помнишь? В ночь с 28 на 29 июня 1174 года он был убит. Его ничего не спасло. Ни его вера в Бога, ни его окружение из верных ему людей, ни построенный им город без народного веча. Мятежные бояре убили его в городе, носящим его имя!

Дмитрий знал это. Знал он и то, что по злой иронии судьбы, во главе данного заговора стояли внуки боярина Кучки, владельца маленького, бедного, стоящего на отшибе, среди глухих лесов, вдали от крупных торговых путей городка имеющего странное нерусское название – Москва.

– А всё почему? Ты подумай, ведь его убили в его же собственном городе, где все сплошь и рядом были людьми, напрямую зависимыми от него! Более того, его убили родственники его жены! Да всё потому, что их жизнь стала слишком зависима от его воли! И никаких гарантий! Если князь решит тебя наказать, к кому обращаться за правдой? Кто будет над ним? Никого! Вот это-то и страшно!

– Но кем стал Андрей? Самовластием земли Суздальской! Его отец, Юрий Долгорукий, хоть и был грозным правителем, но достиг ли он такой власти? Нет! И если бы его тогда не убили бы, то ещё неизвестно, чем бы всё это закончилось бы!

Сергий лишь пожал плечами. Великий князь не услышал его. Не хочет слышать. Не хочет понять, что убийство Андрея было не случайностью, а закономерностью, прямым следствием построенной им системы. И самого Дмитрия, возможно, ожидает такая же судьба, если и далее он пойдет по пути Андрея Боголюбова! По крайней мере, так считал Сергий. Но, впрочем, старец не исключал вероятности того, что сам ошибается. А Дмитрий тем временем продолжал:

– Эта система работает! Она надёжна! Да, у слуг появляются проблемы, появляются риски, о которых ты говорил, но они исчезают у правителя! А кто решает судьбу государства? Правитель! А мудрый правитель не создаёт проблемы своим слугам. А я мудрый правитель, по крайней мере, надеюсь на это. И я хочу опираться на верных слуг, на тех, кто не сможет меня предать, кто будет верой и правдой служить мне! И вместе мы создадим могучее государство! Лишь Господь Бог наш дал бы мне пожить побольше, назло врагам и стране во благо!

Сергий пробормотал про себя короткую молитву, перекрестившись в конце.

– Каждый житель нашего государства должен служить государству верой и правдой. И в обмен, на службу, получать часть этого государства. Ты понимаешь? Не «за службу», а «на службу»! Земля даётся не в награду за службу, а для того, чтобы человек смог служить! Каждый должен нести своё тягло. Каждый должен служить государству!

Сергий нахмурился. Было видно, что какая-то очень важная мысль всё витала рядом, но он никак не мог её ухватить. Наконец, похоже, ему это удалось сделать.

– Каждый должен служить государству… По твоим словам, Великий князь, получается, что ты сам… сам должен служить государству…

Дмитрий устало кивнул.

– Да, и я тоже. Я тоже должен тянуть своё тягло. Как все. И я, и ты, и митрополит. Все. Все должны служить государству. Не главе – князю, а государству!

Сергий смущённо замотал головой, погладил свой лоб.

– Погоди… Что ты подразумеваешь под государством? И я, и все остальные подразумевают под этим «земля государева». То есть это та земля, что принадлежит тому или иному правителю. Правитель – князь, хан, эмир, султан, царь, король, герцог – имеют землю, по воле Божьей, доставшуюся им от предков, а также купленную или завоёванную у соседей. Это их земля, их государство. И поступают они с ней так, как сочтут нужным – захотят, приобретут новые земли, захотят – продадут, захотят – подарят. Это их дело. Люди, живущие на этих землях, платят дань владельцу земли за право жить на ней. Если им не нравится здесь жить, они переходят к соседу. Вольному – воля. Обычному человеку всё равно, кто властелин земли – Рюрикович, Гедеминович, Чингизид – не важно. Ему важны, какие налоги и подати он платит. Он – не государство. О каком государстве ты говоришь?

Дмитрий в задумчивости смотрел на Сергия. Его никто не понимает. Никто. Все или слепо идут за ним, или идут против. И вот теперь есть, появился один, кто, похоже, хочет понять.

– В этом вся суть, Сергий. Сейчас государство – это, строго говоря, правитель страны. Здесь я являюсь лицом государства, в Рязани – Олег, в Литве – Ягайло, в Калга-Субе – Мамай, в Казани – Азан. А простым жителям абсолютно всё равно, кто ими управляет, лишь бы налог был поменьше, да суд по правде, да тишь да мир кругом. Чтобы мог он спокойно жить, работать, да детей растить. И больше, по большому счёту ему ничего не надо. Скажи, Сергий, а ты тут никакого противоречия не видишь?

Сергий отрицательно покачал головой.

– Нет, не вижу. В чем проблема? Где неправда?

– А неправда, Сергий, заключается в том, что, получается, о мире и спокойствии простого человека должен печься один лишь государь. А сам человек нет! Живёт, работает, платит налоги, и ему всё равно, кто обеспечивает ему мирную жизнь.

– А ты хочешь, чтобы было не всё равно?

– Да, Сергий, да! Я хочу, чтобы каждый житель моей страны осознавал себя не просто жителем, он осознавал себя частью этой страны! Понимаешь? Частью! Пусть малой, пусть ничтожной, но частью! Я хочу, чтобы ему было не всё равно, кто им управляет, понимаешь? Не всё равно!

Сергий, закрыв глаза, несколько раз отрицательно мотнул головой.

– Не понимаю. Только что ты сам говорил, что тебе не нужны свободные люди. Что тебе нужны люди, связанные тяглом. И вот теперь ты заявляешь, что хочешь, чтобы люди ощущали себя частью государства. А значит, они должны быть свободны. Противоречие?

– Нет, Сергий, никакого противоречия. Тягло – это мирское, понимаешь? Оно не связано с тем, ощущает себя человек частью государства, или нет. А я хочу, чтобы ощущал!

– Но тогда получается, что и ты сам должен тащить своё тягло!

– Да, Сергий, да! Да! Об этом я и говорю! И я, Великий князь, также должен, как и простые люди, тащить своё тягло! И ещё неизвестно, чьё тягло тяжелее – моё или их! Я готов на это!

Сергий сидел некоторое время в глубокой задумчивости… Вон что затеял Великий князь!

– Я правильно тебя понял? Закабаление в мирской сфере с одной стороны, и моральное равенство с другой. Чтобы ты имел право заявить: «я такой же, как и вы, хоть и Великий князь», «я всего лишь человек», «такой же, как и вы», «просто сижу на престоле, но в остальном, такой же, как и вы», «те же права, те же обязанности». Ты не можешь поднять всех до своего уровня, но ты можешь сам опустится на их уровень. И сказать: «Я с вами». Тогда государство перестанет быть собственностью государя. Оно станет собственностью народа, его населяющего, а роль государя сведётся всего лишь к роли управляющего. Но, в отличии от того, что было ранее, во времена вечевого государства, с временным управляющим князем во главе, теперь ты хочешь, чтобы управление было потомственным, чтобы князь при этом передавал свою должность по наследству. Тогда люди получат возможно жестокого, возможно, несправедливого, деспота, но управляющего, а не владельца. Я правильно тебя понял?

– Да, Сергий, правильно!

– И это должно сплотить народ, сплотить государство, сделав его единым и неделимым.

–Да, Сергий! Этого я хочу! Этого добиваюсь! Потому что это по правде будет, понимаешь, Сергий? Это будет по правде! И поэтому это сплотит народ вокруг правителя, и сделает народ и власть единым целым! А что едино, то сложней переломить!

Сергий молча кивнул. В конце концов, всё в руках Божьих! И наша жизнь, и наша смерть. И политика Великого князя. Если она угодна Богу, он даст Дмитрию возможность. Если нет, то не даст. И неважно, что сам Сергий об этом думает. В конце концов, он всего лишь человек, и может ошибаться.

– Но это ещё не всё. Я хочу положить конец нашему лествичному порядку наследования, то есть порядку престолонаследия, когда престол передаётся старшему по роду. Я не хочу, чтобы мой престол передавался двоюродному брату, не потому, что против него, нет! Владимир, я знаю, будет достойным правителем. Но сама идея, что престол должен занять не твой ближайший родственник, а, к примеру, троюродный дядя двоюродного брата только на основании того, что он на один день старше своего сына, на мой взгляд, глупа!

– Престол передаётся старшему по роду, по праву старшего, более мудрого, более умудрённого жизненным опытом, во благо рода, – вяло процитировал Сергий известную догму. Но было видно, что сам старец понимает её слабость. Дмитрий улыбнулся, да, в этом вопросе похоже Сергий на его стороне, и сопротивляться будет, скорее всего, для виду.

– Если человек старший, это не значит, что он более мудрый, и ты это знаешь. А когда род разрастается, то старших становится слишком много. И все хотят править! Все хотят быть великими! Всем нужна власть! Так и начинается междоусобица. Нет! Я не хочу этого! Закон, по которому престол должен переходить должен быть однозначен и прост! Никакого инакомыслия! Пусть будет несправедлив, пусть! Но закон должен однозначно определять преемника! Самое простое – передача престола старшему сыну. Да, он может быть глуп и туп. При нём и казну разграбят, и дела запустят. Но не будет междоусобицы! Не будет войны, не будет раздела государства. Гибель казны не есть гибель государства! Пусть государство ослабеет, но оно останется единым! Оно останется целым! Ты понимаешь? Оно останется! Глупого правителя ограбят, его могут даже убить, заняв его место, но государство при этом останется! Разорённое, обнищалое, ослабленное, но оно останется целым! Посмотри на мир. Везде меняется порядок престолонаследия! Все идут к тому, чтобы передавать власть от отца к старшему сыну!

Сергий кивнул. Тенденция была явная, и только слепой мог не замечать этого.

– Но даже имея верных помощников-слуг, даже имея чёткий порядок престолонаследия, я всё равно не получу такое сильное государство, которое в будущем способно будет объединить всю Русь.

– Что же для этого не хватает?

Удивление старца было по-детски искренним. И Дмитрий его понимал. Очень сильно понимал! Ох, как много сил приложил в своё время митрополит Алексий, чтобы вбить ему в голову простые истины. Истины простые, но не очевидные. И вот теперь Дмитрию было приятно осознавать себя более просвещённым человеком, чем мудрый старец. С упоением потерев ладони друг о друга, Дмитрий продолжил:

– А теперь поговорим о последнем столпе. Единственно, что объединяет наши земли, является наш язык и наша вера. При этом если язык в каждой местности имеет свои особенности, то православная вера является единой для всех! Поэтому, когда мой отец, Иван Красный стал молить нового патриарха Филофея назначить в митрополиты Алексия, тот уступил его просьбе, сделав тем самым шаг к воплощению идей своего предшественника – патриарха Феогноста – объединить Русь через митрополита Киевского и всея Руси. То есть это объединение должно быть не только политическое, но и религиозное, через нашу веру!

– Тем самым помочь в создании сильного государства на границе с Византией? Ты меня извини, я всё-таки живу здесь, в лесах, в глуши, и потому плохо знаю ситуацию в верхах, но, насколько я помню, Византия всегда стремилась уничтожить крупные государства у своих границ. И достигала своих целей, действуя разными способами, не гнушаясь никакими методами. Где можно было – стравливали местных князей, добиваясь развала единого государства на несколько маленьких, слабых, но независимых государств. Где надо – объявляли открытую войну. Кинжал, золото, яд – всё шло для этой цели. А тут ты говоришь, что они решили поменять свою многовековую политику и создать единое сильное государство у своих границ! Да кто тебе это сказал?

– Алексий. Времена меняются, Сергий. И потому, меняются и политические взгляды. И выживет тот, кто лучше сумеет приспособиться к меняющейся политической ситуации. Видишь ли, у них не осталось выбора. На море властвуют генуэзцы и венецианцы. С запада на них давят Сербия и Венгрия, с востока турки. Византии нужен сильный союзник. А сильных рядом нет. Только слабые. А слабые никому не нужны. Поэтому им нужна сильная Русь. Они надеются, что она им поможет.

Сергий сделал скептическое лицо.

– Ну, допустим, поможет, хотя я в этом и сильно сомневаюсь. Ведь вера – это вера, а политика – политика. Это две разные вещи. Они, конечно, влияют друг на друга, но не так сильно, как хотелось бы. Посмотри на нас. Например, на Москву и Рязань. Или Москву и Тверь. Одна вера, один народ, даже язык, и тот один. Но это не мешает им воевать друг с другом. И любви здесь нет никакой. Одна ненависть! Я прав?

Дмитрий, усмехнувшись, кивнул головой в знак согласия. Пример, приведённый Сергием был слишком удачным!

– Ты прав. И потому у этой идеи в самой Византии противников хватает. Но Византии сейчас очень нужны сильные союзники, которых нет. Ведь за последние пятьдесят лет ситуация складывается всё хуже и хуже. Сначала в Польше и Галиции, а затем уже и в Литве становится сильным католическое влияние, а в Орде – мусульманское. И там, и там много язычников. Православных начинают притеснять, унижать, оскорблять, убивать, в конце концов! Того и гляди те или иные начнут священную войну за веру, и принудят свою часть Руси молиться кто Хорсу, кто Аллаху, а кто – по указу Папы Римского! Поэтому-то Византия была вынуждена отойти от своих принципов! И в митрополиты был выбран не византиец, а местный, русский.

– Но ведь ситуация поменялась, – перебил Великого князя Сергий. – Когда в 1355 году по требованию великого князя Литовского Ольгерда патриарх Каллист разделяет нас и утверждает в Новогрудке литовскую митрополию. И, заметь, взятки не помогли твоему духовнику Алексию…

– Просто Ольгерд дал больше, вот и всё, – отмахнулся Дмитрий. – Царьграду срочно нужны были деньги. Не забывай, что в этот момент трон только-только захватил император Иоанн V, и ему нужно было удержаться. Да и у нового патриарха были подобные проблемы. Ольгерд понял, что это его шанс, и решил его использовать для укрепления своей власти. Вот и потребовал раздела митрополии и назначение Романа в митрополиты Малой Руси.

Сергий не стал возражать. Увы, он понимал, что далеко не все священнослужители святые. И ничто человеческое им не чуждо. И грех сребролюбия также. Доводы Дмитрия были более чем убедительны.

– А когда в 1358 году Алексий возвращался через его земли, Ольгерд приказал схватить его и заключить под стражу, и два года держал в плену, пока с Божьей помощью Алексий не бежал. А придя сюда, митрополит убедил всех, что мой отец будто бы наказал ему, пока я не выросту, стать регентом. Так, используя своё духовное влияние с одной стороны и светское влияние своей родни с другой, он возглавил боярское правительство. И честно и добросовестно выполнял свои обязанности. Знаешь, я очень многим ему обязан! Ты, кстати ему тоже помогал.

Сергий несколько раз послушно кивнул головой. Нахлынули воспоминания.

– Митрополит Алексий был великим человеком. В его душе прочно сплелись светское и духовное. С одной стороны, он, как старший сын московского наместника Федора Бяконта, в соответствии с нашими порядками, должен был получить по наследству и должность и положение отца, который занимал, согласись, довольно высокий и почётный пост. Все думали, что именно так он и поступит. Положение его рода велико, в частности, именно поэтому он сам был крещён не кем иным, а самим великим князем Иваном Калитой! А такой чести, как ты понимаешь, удостоен не каждый. Но в 20 лет Алексий принимает монашеский постриг. Немного необычное решение. Ведь обычно люди его положения так поступают в конце жизни, а не в начале. Но, как известно, если душа велит, то, естественно, возбранять ей грех. А то, что при этом он не оставил политическую жизнь московского общества, так это его воля. Монах не обязан уединяться, бежать от общества. Он должен быть там, где лучше всего может принести пользу.

– И он её принёс! – перебил его Дмитрий. – И речь идёт не о том, как в 1354 году он, ещё не будучи митрополитом, совершил чудо – вылечил мать Джанибека – ханшу Тайдулу, вернув ей зрение. Он честно нёс свой крест! Он всегда отстаивал мои интересы и всегда поддерживал меня. Когда после смерти отца в 1364 году умер мой младший брат, а через год и моя мать, кто меня поддержал? Алексий! И пока в шестнадцать лет я не женился, я, по сути, все время был один! Алексий был не только моим учителем. Он заменил мне вначале отца, а затем брата и мать. Он восстановил моё право на Владимирский престол не только золотом, но и мечом! И, заметь, так выбрал момент, что его бунт прошёл безнаказанно!

Сергий усмехнулся.

– Да, в тяжёлое время мы живём. После смерти великого хана Узбека 7 апреля 1342 года, его младший сын Джанибек убил старшего Танибека, и возглавил Орду. А когда в 1357 году хан заболел, началась придворная борьба. Едва хан стал поправляться, как его тут же убили. Кто это сделал точно не известно. Одни говорят, это был его приближенный Тоглу-Бай, другие – его сын Бердибек. И как только Бердибек, со своим любимчиком – тёмником Мамаем – стал великим ханом, он, опасаясь за свою шкуру, желая обезопасить себя, сразу же отдаёт приказ перебить всех своих родственников по мужской линии, которые имеют право претендовать на престол. Все его дяди и братья были убиты. Довольно жестокий ход. Впрочем, это не помогло ему – спустя два года его убили. Так началась «великая замятня». После смерти Бердибека ханы так часто начали сменять друг друга, что я уже не могу сказать кто за кем и сколько правил и сколько раз. За последние двадцать лет сменилось двадцать пять ханов. Или больше?