Узкая тропа уходила дальше в чащу, виляя промеж множества пышных кустарников и возвышавшихся трав. Лошадь мелодично постукивала копытами по влажной земле под одиночный аккомпанемент щебетания ночной птицы.

Густая зелень сменилась открытой поляной, и луна теперь в полной мере выхватила из объятий темноты одиноко скачущую фигуру. Как только по левую сторону показалась синева озера, голова наездника слегка повернулась. Взгляд новых глаз устремился на водную поверхность, словно в зеркале ища отражение своего нового облика. Отскочивший из-под копыт камешек пустил по воде волнистую рябь и заставил его вновь сосредоточиться на пути.

Спустя пару последних километров, перед взором марионетки-Фэлбса раскинулась деревня Риверфор. Казалось, в этот момент замерла вся жизнь вокруг: жители спали в сладком неведении грядущего, природа не издавала ни единого звука, смиренно предчувствуя неизбежное. Остановившись на небольшом возвышении, ярко-красные глаза колдуна внимательно изучали окружение, ощущая исходящее тепло. Несмотря на лето, ночи на берегу моря оставались прохладными, и практически каждому жильцу приходилось затапливать печь или разжигать камин. Издав нечленораздельный звук, смотритель удовлетворенно направился к главным воротам.

Спустившись с лошади, марионетка-Фэлбс аккуратно продвигался по главной дороге и старался не привлекать к своей фигуре постороннего внимания. Позаимствованная плоть со временем все хуже реагировала и отвечала на команды, известив тем самым о необходимости поторопиться. Фэлбс замер в самом центре деревни. Колдун удостоверился в количестве огненных источников и предельно сфокусировался над заклинанием. Вся его сущность содрогалась в нетерпении, с жадностью оголодавшего зверя ощущая сквозь чужую оболочку присутствие поблизости так необходимой жизненной силы. Для ее поглощения требовалась любая огненная сущность: будь то внушительный жар камина или скромное пламя одинокой свечи. Каждая субстанция огня обретала в этот момент собственное сознание и тянулась знойными языками к струившемуся источнику концентрированной силы. Тело Фэлбса резко рухнуло на колени. Широко распахнутые глаза, точно два маяка, озаряли красным свечением поглощенную ночным мраком деревню. Губы на побледневшем лице судорожно задрожали, рот искривился, беззвучно выплевывая слова.

Ритуал подошел к концу и оставшиеся жизненные силы окончательно покинули человеческую плоть. Вся огненная стихия вокруг исказилась и преображалась вследствие заложенных в нее новых смертельных свойств. Те немногие, кому удастся проснуться и застать очередной рассвет, обнаружат настоящее кладбище и всю оставшуюся жизнь будут жалеть о том, что им не удалось разделить общую участь.

Человек в черной мантии поднялся с холодного пола пещеры. Вокруг царила кромешная темнота, в отверстие сверху едва различалось черное небо. Две красные точки переместились к центру пещеры, костлявая рука аккуратно нащупала и подняла бронзовый кубок, стоявший на каменной платформе. Колдун опустил указательный палец на самое дно и почувствовал остаток малость вязкой жидкости. Он облизал кончик пальца и шепотом произнес два слова. Кровь в кубке мгновенно вспыхнула алым пламенем, тусклым светом освещая часть помещения и изрядно изменившиеся черты мертвеца. Его кожа приобрела более насыщенный и живой оттенок, глазницы не впадали внутрь черепа, который обзавелся новыми волнистыми прядями волос. Силы понемногу возвращались в истощенное временем тело и восстанавливали его прежнюю живость. Теперь на известняковом ложе восседал не оживший мертвец, а удовлетворенный содеянным безжалостный старик.

Задумчиво всматриваясь в алый огонек, пляшущий в кубке, колдун размышлял о следующем шаге.

Глава 3

Нос трехмачтовой баркентины плавно и изящно рассекал водную гладь, оставляя позади себя широкий кильватерный след. Бермудские паруса, установленные на двух мачтах – за исключением фок-мачты – позволяли идти курсом крутого бейдевинда. Шхуна-барк набрала практически максимальную аэродинамическую скорость. Ночь близилась к своему логическому завершению: над головой, охваченные наступающим рассветом, звезды постепенно меркли в первых отблесках зари, в последний раз причудливо мерцая на морской поверхности, точно рассыпавшиеся блески. Под пристальным надзором капитана, терзаемого худшими опасениями от последнего донесения, судно поспешно возвращалось на южный берег. Экипаж корабля, помимо капитана и его людей, также насчитывал на своем борту нескольких суровых представителей дворфов. Им была отведена основная часть физической работы на палубе и в трюме. По мере того, как восток окрашивался в нежные цвета грядущего рассвета, над водой начал образовываться туманный слой, застилая горизонт густой пеленой.

Граф Лоуренс – он же капитан судна – позволил себе ненадолго присесть и посмаковать свою излюбленную тыквенную трубку, в надежде в очередной раз сопоставить полученные сведения, вынудившие его самолично ввязаться в это нежданное путешествие. Не успел он и несколько раз затянуться, как к нему на шканцы подбежал встревоженный Нерис Попполин.

– Капитан, сир! – обратился запыхавшийся матрос. – По приказу вахтенного офицера я готов подавать звуковые сигналы в связи с продолжающей ухудшаться видимостью.

Заметив проступивший на лбу пот, наряду с обеспокоенным взглядом у явившегося паренька, капитан про себя отметил его растерянность и неуверенность в собственных действиях, свойственную юнгам в открытом море.

Он выпустил несколько дымных колец и с нарочитой серьезностью сказал:

– Ты не обязан докладывать мне о каждом своем действии, особенно, если приказ исходит от офицера.

– Прошу прощения, капитан, сир. Этого больше не повторится!

Уже готовый было развернуться, капитан вновь его окликнул:

– Но раз уж ты здесь, возьми себе в помощь одного дворфа и поднимите заодно сигнальный флаг, на случай встречных кораблей.

Сигнальщику наконец удалось вернуть былое спокойствие, он без лишних слов развернулся и поспешил выполнять поручение, оставив капитана наедине со своими мыслями. По его личному ощущению общая видимость в этот момент сократилась уже до одной морской мили.

Никакие прогнозы не предвещали такого явления, подумал граф.

К тому времени, как флаг был поднят, а звуковой сигнал во всю старался перекричать поднявшийся порывистый ветер, непроглядная пелена тумана заполонила собой все пространство вокруг. Казалось, его можно было зачерпнуть рукой словно воду, если аккуратно провести прямо перед собой. Хоть гидрометеорологическая информация и не предвещала ухудшения погодных условий, весь экипаж отчетливо понимал – шторма уже не избежать. Усиливающийся ураган и разряженный воздух окончательно подтверждали их опасения. Резкие порывы пронизывающего ветра стали использовать косые паруса против самой баркентины, уводя ее в крен. Корабль дрейфовал из стороны в сторону, точно взбесившийся поплавок, на чей крючок попалась здоровенная рыбина, и начал сбиваться с намеченного курса. Капитан старался небольшими перебежками поскорее добраться до штурмана. Ему на пути попадались офицеры, встревоженные матросы и всегда угрюмые представители дворфов Груннмар с Валди. Надрывая голосовые связки, Лоуренс раздавал необходимые указания:

– УТОЧНИТЬ МЕСТО РАСПОЛОЖЕНИЯ СУДНА, ВЗЯТЬ РИФЫ НА ФОК-МАЧТЕ И УБРАТЬ СТАКСЕЛЬ!

В одно мгновение мир вокруг одинокого судна вновь погрузился во тьму. Свинцовые тучи окутали и скрыли от взора весь небосвод. В их мрачных недрах, подобно биению сердца, зловеще сверкали изломанные заряды ослепительных молний. Иссиня-черные волны, заметно выросшие в своих размерах, продолжали набирать устрашающую мощь. Под покровом мглы, сродни профессиональным синоби, морские гребни то и дело наносили подлые удары о корпус шхуны. Небеса бушевали. Рокочущий гром подхватил стихийный ритм свирепствующего шторма. Облака, более не способные сдержать давления, разразились крупными осадками, завершая разгневанную картину природы. Весь экипаж был застигнут врасплох стремительным преобразованием погоды; реагировать приходилось с запозданием, без привычной технической подготовки. Наспех задраивались горловины, люки и двери, выходящие на открытую палубу. Матросы закрывали чехлами отверстия вентиляционных дефлекторов, дополнительно закрепляли палубный груз и различные устройства. Якорный клюз за неимением лишнего времени пришлось забивать ветошью, вместо предусмотренного на подобные случаи цемента.