Времена и время

Эффект ящерицы

В просторном помещении было прохладно, что неудивительно – два километра под землей и свинцовые стены, как Ганг в верхнем течении. Створки автоматических дверей бесшумно сдвинулись.

Герман погладил свою белокурую голову и поежился.

– Уже сто восьмой эксперимент, – сказал он. – А я волнуюсь, как в первый раз.

– Давай поменяемся, – без выражения произнес Раджив, застегивая до подбородка стерильную робу.

Герман не отреагировал. Он рассматривал средневековую приблуду на своих рукавах. Называется, «запонка». В прошлом любили быт усложнять.

– Документы, – Раджив протянул испытателю несколько бумажных книжечек перевязанных шерстяной ниткой. – Баварец Курт Мюллер. Это для окончательной фазы эксперимента. Из Новой Калькутты (тогда не новой, а просто) в Европу добираешься под видом английского баронета, фамилия – Макферсон. Вот паспорт и билет.

Герман распихал документы по карманам, надел на шею медальон на цепочке, служащий кнопкой возврата.

– А что это профессор Чен решился на ближайший заброс?

– Это, герр Мюллер, вам знать необязательно, – поморщился ученый.

– Так он всегда говорил, что минимальный скачок во времени, эти пресловутые сто сорок лет назад, небезопасен, – по виду испытателя нельзя было сказать, что чего-либо боится.

– Расслабься и получай удовольствие. Двадцатые годы двадцатого века, это интереснее, чем Чингисхан. Готов?

– Я готов.

– Пошел!

Герман встал на красный круг, тут же опустились заслоны. Раджив ввел пароль, нажал переключатель.

Квантовая машина времени – вот техника! Не то, что ламповый аппарат у конкурентов.

Через 3,14 секунды заслоны поднялись. Всклокоченный Герман стоял с медальоном в руке, он был одет в серо-зеленую форму с погонами. Еще и усы отрастил.

Испытатель подал Радживу медальон. Судя по датчику, в 1924 году от Рождества пророка Исы испытатель Герман, – а вернее, Курт Мюллер, – пробыл четыре месяца.

– Включаем дебактеризацию, – предупредил ученый.

– Да брось, Раждив! – махнул рукой Герман. – Там ничего такого. Ни «ковида 210», ни «ВИЧ -лейкемии», такие же люди. Тиф да сифилис.

– Положено, – ученый ввел код на сенсорном экране, в камеру начала поступать газообразная вакцина. – Ну как?

Испытатель обязан после путешествия во времени писать подробный отчет, но у Германа и Раджива сложилась традиция обсуждать накоротке самое важное сразу после возвращения.

– Штатно. – доложил Герман. – Документы были надежные, но в мире такая круговерть творилась… туда можно дивизион спецназа послать, никто не вычислит. В тюрьму города Ландсберга устроился без проблем. Надзирателям платят гроши, которые на фоне инфляции ничего не стоят, так что желающих было мало. Вскоре этого типа привезли. Нормальный мужик, патриот… Патриот это такой, который… сложно объяснить. Посмотри в словаре устаревших терминов. А так он грамотный мыслитель, вот я зацепил с собой, – испытатель достал из-за пазухи несколько исписанных листов. – Слушай!

Герман принялся читать, вставляя собственные пояснения.

– В Мюнхене, в нашем небольшом кругу мы стали обдумывать вопрос об образовании партии. Социальные воззрения нашей новой партии действительно означали целую революцию. Я и раньше много занимался экономическими проблемами. Но эти прежние мои занятия всегда более или менее оставались в рамках изучения социальных вопросов как таковых. Позднее эти рамки расширились

(Партия – это банда, которая борется за власть над людьми в пределах определенной части планеты. Нация – это такая искусственная общность людей в индустриальную эпоху).

Я полагал тогда, будто национальное значение капитала в том и состоит, что он целиком зависит от могущества, величия, свободы самого государства.

(Государства – это такие вечно воюющие корпорации в то время).

– Да знаю я! – в раздражении бросил Раджив. – Ты про эксперимент!

– Не-ет! Ты послушай. Прикинь! Вот ты бы в то время был знаешь кто?

– Как и сейчас. Хронофизик.

– Ничего подобного! Ты бы был индус. А я – немец. Смешно же! Так дальше, – Герман перевернул листок. – Я полагал, будто интересы капиталистов побуждают их способствовать свободе государства, Отсюда, казалось мне, задача государства по отношению к капиталу довольно проста и ясна: государство должно позаботиться только о том, чтобы капитал оставался слугою государства и не возомнил себя господином нации. А? Каково? Скажешь, не сильно?

– Сильно, – согласился Раджив.

– Задача вождя, творящего новую программу, заключается в том, чтобы с возможно большей ясностью показать самую ее суть. Это значит, что такой деятель должен больше думать о самой цели, нежели о пути к этой цели. Задача вождя, творящего программу нового великого движения, заключается в том, чтобы ярко обрисовать его цель.

– Я не помню, чтобы у европейских народов были вожди, – заметил Раджив. – Это больше у дикарей в джунглях.

– Даже религия любви на практике добилась только крайне частичного воплощения в жизнь по сравнению с тем, чего хотел ее творец, – читал Герман с удовольствием. – И тем не менее она имеет великое историческое значение, поскольку дала толчок всему культурному и нравственному развитию человечества в определенном направлении.

Тут Раджив вспомнил, что эти тезисы были разобраны и осмеяны в довольно популярной лет двадцать назад книге «Майн баттл для чайников». Автору хотели даже литературную премию дать, но нобелевский искусственный интеллект забраковал. Всем хорош наш друг и учитель «ИсИнт», только чувства юмора нет у него. Стоп! Если эксперимент состоялся, то, как с той книгой в нашем времени?

– Над-род, племя, сословие, профсоюз, это значит, чтобы индивидов разбить по группам, – пояснил Герман. – Для удобства управления.

– Вернемся к эксперименту, – сказал Раджив.

– Подожди, самое главное: мы ведем борьбу за обеспечение существования и за распространение нашей расы и нашего над – рода. Борьба эта ставит себе единственной целью не допустить диктатуры международного финансового капитала.

– И борьба проиграна, – Раджив поднял палец вверх. – Нет ничего лучше всемирного общества.

– А я думаю, что… нет, это замечательно, что мы прошли этап разобщенного человечества. Что отказались от сословий, банд, народов, от национальных государств. Равенство полное – хорошо, глобализация – замечательно. Но, может быть, слишком быстро это произошло. Вот я побыл в Германии, общался с этими ребятами и вдруг как-то почувствовал себя… не знаю… немцем что ли. Я понимаю, что это бред, но какое-то ощущение нации… Тебе, Радж, не хотелось бы побыть хоть не долго, как твои предки – побыть не физиком, а индусом в первую очередь?

– Нет!

– Ладно, не злись. Резюмирую: эксперимент сто восемь, испытатель Герман Йоровски задачу выполнил. Выполнил, да… Придушил я его, Радж. Подушкой. Я убил Адольфа Гитлера.

«Дезинфекция окончена» – пропела электроника женским голосом. Насчет голоса это личное пожелание профессора Чена – пожилой трансгендер на старость лет вдруг стал ностальгировать по временам, когда он был женщиной.

– Нисколько в тебе не сомневался, – сказал Раджив.

– А толку? Чингисхан, Наполеон, Ганди. Горбачев тот же. Уж повесомее фигуры были в мировой истории, а ничего не изменилось. Я уж не говорю про таких зубров, как Эдисон, Тьюринг, Маск, Саржевский. Выкинули их, а ничего не меняется по большому счету.

– Именно это и подтверждает эксперимент. Пойдем.

Научный сотрудник и пилот машины времени вошли в лифт. Раджив выходил на минус сорок пятом, Герман ехал выше.

– Вечером встретимся, – сказал Ученый.

– Если смогу проснуться, – вздохнул Герман. – Устал. Еще мысли всякие.

– Мысли тоже впиши в отчет.

– Обязательно.

***

Раджив пришел в свой кабинет, включил монитор, с легким волнением вышел в Сеть. С небольшим трепетом, еле заметным, несравнимым с той экзальтированной тряской, когда он подключался к внешнему миру после эксперимента номер один. Тогда усилиями испытателя, казалось, сдвинули бронзовый век на пару столетий, и Раджив (он был желторотым лаборантом, сути пока не знал), выходя в Интернет, думал, что Земля существенно изменилась. Нет! Ничего. Как и убийство Темучина ничего не дало, Великим монгольским ханом провозглашен Субедей, и все по учебнику. В эксперименте номер двадцать пять Чингисханом стал вообще какой-то отчаянный сибиряк славянского происхождения, и всё равно исторические процессы прошли как по писаному. Наполеона успешно заменял Лефевр, в эксперименте номер тридцать – Мюрат. Научные открытия, изобретения появлялись ровно в тот год, хотя менялись страны, имена. В этом и состоял «эффект ящерицы», сформулированный профессором Ченом. Нет, тогда еще профессоршей Чен. Как не меняй эпизоды прошлого, история восстанавливается подобно хвосту ящерицы, который отрастает вновь после отрыва в той же расцветке, того же размера. Это такой ответ старому фильму «Эффект бабочки» с молодым Митхуном Чакроборти в главной роли. А еще рассказу мексиканской писательницы Райаны Брэдбери – там человек отправляется в прошлое, где убивает бабочку, а вернувшись в свое время, обнаруживает новую реальность. Не получается новой реальности. Регенерация истории – аксиома. Возможно, если поработать в событиях прошлого года, то можно изменить настоящее, но забросы в прошлое возможны только на сто сорок лет назад и не ближе. Почему? Этот квантовый постулат пока должным образом не исследован.

Раджив два часа просматривал новостные сайты. Как и следовало ожидать, смерть Гитлера в 116 году до нашей эры, то бишь в 1924 году от Рождества, не повлияла на картину сегодняшнего дня.

Раджив записал первые строки отчета: «Третьего дня, месяца абрикоса, одиннадцатого года технологической сингулярности в лаборатории «ссс01908х» Ново-Калькуттского Института физики времени проведен эксперимент…». Стоп!

Надо же еще посмотреть энциклопедию всемирной истории. Именно так, по старинке – посмотреть. На слух не очень отчетливо воспринимается. Есть. 1937 год, японское вторжение, начало Второй мировой войны. Все так. А в провинции? Америка, Европа. Вот, Германия напала на Польшу. Нацизм, Адольф Гитлер. Странно. Испытатель схалтурил? Гитлер выжил. Ликвидировали не того. Хотя как можно перепутать? И текст этот Герман притащил – Гитлера текст. Книга там целая, как Адольф родился в Австрии, но его тянуло всегда к немцам, считал себя он немцем…

Ну-ка, ну-ка…

Биография. Адольф Гитлер… псевдоним. Псевдоним?! «Тюремщик Мюллер проникся идеями национал-социализма, взял имя одного из заключенных, который его приобщил…». О как! А ведь такое уже было, только наоборот, узник взял псевдоним по фамилии надзирателя. Где-то в Польше произошло. Или в России, или в Трансильвании. Но точно, было.

Так, Адольф, вождь партии, факельные марши, рейхстаг, вот уже вождь нации. И все по накатанной: вступление в войну, Эль-Алахейм, Сталинград, поражение фашистов (иначе быть не может), самоубийство в апреле 45-го.

Также есть, – а куда без нее? – конспирология: 1. Гитлер выжил; 2. Гитлер – советский шпион; 3. Гитлер – английский дворянин Макферсон. Любопытно.

«Гитлер и Сталин это клоны одного человека» – заголовок очередной книги литовских фантазеров Фойменкера и Носовскиса.

Беллетристика: «Рейхсканцлер из будущего». Интересно, надо будет полистать.

Но, в принципе, ничего не меняется. Эффект ящерицы.

Вернемся к отчету.

Эксперимент № 108.

Цель – выяснение влияния массового сознания архаичных сообществ на индивида новой формации.

Подопытный – Герман Йоровски, 33 года. Двадцать четвертый заброс во временной сегмент, имеющий подавляющую среду с развитием антигуманных настроений. После длительного пребывания в избранных условиях, подопытный проявляет склонность к самоидентификации по национальному признаку…

«А ведь Германа-то придется того, – подумал Раджив. – Жаль парня, утилизирует его «ИсИнт». Без ликвидации никак, носителя бацилл нацизма нельзя опять впускать в наш новый дивный мир».

Только как это? Герман вернулся в настоящее, и он же возглавил Германию в прошлом. Ничего, разберемся со временем. Хронофизика – наука недавняя, много в ней еще темных пятен. Как он там сказал? Не только ученый, а еще я – индус. Может быть, есть здесь какая-то истина?

Сказка № 6

Было у отца три сына, и поймала их Златая рыбка.

– Ну что, давайте по желанию на брата, – сказала рыбка. – Хм! Вот, казалось бы идиома – «на брата», а тут и в самом деле получается на брата. Кто вас рожает только? Ладно, давайте по желанию.

– Мине, чтоб денег и власти, – сказал старший. – Того и другого и побольше, можно без хлеба.

Средний брат на порядок порядочней. Он говорит:

– А я желаю себе трудолюбия и таланта в какой-нибудь полезной для людей области. В медицине, например. Или квас разливать из желтой бочки.

А младший брат, он – третий сын, и как во всякой сказке странным был. Он пожелал:

– Хочу, чтобы в мире не стало вражды по расовым признакам, национальным и религиозным.

– Смесь идиота с идеалистом, – проворчала рыбка. – Давайте посмотрим на ваши желания.

Из реки поднялся монитор многодюймовый, и там такой сюжет.

***

Смог. Сумрачный город, ряды небоскребов, соревнующихся по суицидам. Каждую минуту кто-нибудь летит с высоты на асфальт. В центре города мрачно-мраморный дворец, к нему подлетел кортеж вертолетов. Из первого вылез старший, кряхтя. Навстречу бежит референт.

– Приветствую вас, господин президент!

– Мгм, – поздоровался старший брат.

– Сегодня открытие трубопровода! Вам надо присутствовать.

– Мгм. Что еще?

– Всё вроде штатно. Был митинг опять этих уродов. Разогнали.

– Что им всё надо? – бурчит президент.

– Равенства прав. Что взять? Козероги. Кстати, в уральском филиале негласно работали стрельцы и весы. Ведется проверка.

– Мгм, – мудро сказал президент и скрылся за дверью в свой кабинет. Табличка над дверью: «Президент компании «Гидроглобал».

Президент отпил глоток кофе, поставил чашку на стопку ходатайств о замене увольнения смертной казнью, включил новости.

«… подданный компании «Гидроглобал», известный своей эпатажностью отказался от получения нобелевской премии, в очередной раз, заявив, что открытый им «Фингер-тест» является шуткой и розыгрышем. Напомним, что «Фингер-тест» лежит в основе определения профессиональной принадлежности, применяется к сотрудникам корпорации еще в детском возрасте, и состоит в том, что ребенку корпорации предлагается показать три пальца одной рукой. Если он показывает, применяя большой палец, то относится изначально к сословию топ-менеджеров, если с применением мизинца – отправляется на низовые работы. Открытие «Фингер-теста» существенно облегчило работу кадровой службы нашей страны.

К другим новостям.

Сегодня состоится открытие третьего по счету трансконтинентального трубопровода, что согласно заявлению экспертов укрепит связи между «Гидроглобал» и «Майкрософт». И практически полностью обеспечит подданных компании «Майкрсофт» пресной питьевой водой…».

Президент выключил новости, номер набрал.

Ответили:

– Привет, привет, президент-брат.

– Чего официально? Брат всё-таки. Чем занят?

– Многозначительно ни хрена не делаю.

– Слышал, что от премии отказался. Чего она тебе лишняя?

– Да пошли вы все! Вот столько трудов имею по психологии и психиатрии, никому не надо было. А тут сказал по пьяни ерунду. Первого апреля. Так не поняли, назвали «Фингер-тест», применяют. Бред! Вас три человека в закрытый бункер поместить, так вы и там умудритесь на сословия поделиться. А еще умная детина – старший брат опять ограничил квоты на питьевую воду.

– Тут, понимаешь, такая политика, понимаешь, внешний потребитель… ограничения. Кругом конкуренция. Противостояние. Нам надо выстоять. Потому как мы – стойкие. И мы будем настаивать!.. И всех перестоим. Иначе нас перестоят. Иначе нас сомнут. Без сомнения, сомнут. И не надо… эти самые… мять. Но для родственников изыщем, пойдем на нарушение традиционных законов. Сейчас дам указание. Ох! Устал я что-то… Плохо мине. А хочешь, я тебе остров подарю? Англию хочешь?

– Лучше воды.

– Изыщем, выделим. Но ты насчет острова тоже… посоветуйся с супругой, дитями. Тебе, видишь, есть с кем посоветоваться. А у меня никого.

***

Многодюмовый монитор погрузился в реку.

– Минуточку! – вскрикнул младший брат. – А я? Я где?

– Как где? – ответила рыбка. – Ты же козерог с низшим «Фигер-тестом», да к тому же рыжий. Давно помер на каторге. Вот такая видеопритча.

– Так что же получается? Вражда и рознь никогда не исчезнут, всегда найдется какой-нибудь признак?

– А наука, значит, не всегда на пользу, даже медицина? – воскликнул средний брат.

– А власть и деньги не приносят счастья? – недоуменно спросил старший.

– Это же, типа, притча, – ответила рыбка. – Было такое, что кое-где, кое-когда, кое – кто смысл притч объяснял рыбакам. А толку?.. Так что думайте сами. Думайте.

Рыбка нырнула в воду. Братья разошлись вдоль берега. Думать не хотелось.

Отравленный пояс

(оммаж А. Конан Дойлу)

Этим утром миссис Дьюри ощутила слабое головокружение и необычную легкость во всем теле. Вскочила резво на кровати как неваляшка – это в сорок семь лет, между прочим – спрыгнула на пол, молниеносно закутавшись в летний халатик. Открыв окно и наскоро умывшись, она направилась на кухню, остановившись на секунду перед дверью, ведущую в комнату сына (поздний ребенок любимый и невозможный раздолбай), там было тихо, Уолт еще спит. Скорей всего, вся ночь его была посвящена компьютерной игре и соцсетям. Такие времена, подростки больше не гуляют при луне. Миссис Дьюри вздохнула, и пошла по ступенькам на первый этаж своего уютного дома, перебирая в уме план на сегодня, в который входили пять приемов пищи, четыре сериала и посещение собрания анонимных алкоголиков, чья анонимность в полуторатысячном Барроу-вилледж была под серьезным сомнением.

На кухне миссис Дьюри поставила на стол глубокую тарелку, достала из холодильника пару яиц и пакет молока, намериваясь приготовить свой коронный и яростно ненавидимый покойным мистером Дьюри омлет. Когда она ударила ножом по скорлупе, тут-то и произошло нечто до оторопи страшное и странное. Жидкий желток в белой пленке вместо того, чтобы как всегда с хлюпаньем упасть на дно тарелки, повис в воздухе, а потом, пульсируя и извиваясь, поплыл к потолку. При этом, часть яичной слизи отделилась и впуталась в прическу миссис Дьюри, которая автоматически принялась отряхивать голову. От резких движений тело женщины вдруг воспарило, ноги невесомо оторвались от пола, и миссис Дьюри в позе утопленника полетела над кухонным столом в сторону гостиной.

Гостиная напоминала аквариум, наполненный водой, где вместо рыбок плавали предметы быта, а перевернутый диван напоминал членистоногое, ползущее по дну. Миссис Дьюри показалось, что она сейчас проснется, а также мелькнула мысль, что вчера она, наверное, сорвалась, хотя и этого не помнит, как это досадно после двух лет без алкоголя! Но пробуждение не наступало! Миссис Дьюри висела вниз головой, из складок халата выползла чайная ложка.

Почему-то именно ложка, парящая в воздухе, навела на женщину такой неизъяснимый судорожный страх, которому подвержен среди живых существ лишь человек – страх непонятного. Все, что выходит за рамки представлений, что невозможно разложить по полочкам, парализующе пугает людей. Хотя, в свое время, будучи ребенком, каждый ежедневно видел что-то новое, явления без ярлыков и не боялся очень-то.

Так или иначе, но самое время взывать о помощи к высшим силам, и если, например, для матери миссис Дьюри это была молитва к Богу, то для двадцать первого века святая троица современности – телевизор, ноутбук и телефон.

Миссис Дьюри, размахивая руками, переместилась в невесомости к массивному креслу, поймала плавающий в воздухе пульт от телевизора, после чего примотала себя к кресельному подлокотнику поясом от халата. Однако, телевизор не включался – пропало электричество, смартфон хоть и был заряжен, но показывал отсутствие сигнала сотовой сети. Остается интернет, который на компьютере… О черт! Как можно забыть?! Уолт!!!

Отчаянно вращая руками и ногами, миссис Дьюри пролетела над ступенями наверх и проскользнула в комнату Уолта. На фоне потолка белели юношеской худобой плечи Уолта, клетчатое одеяльце плавало рядом, а у парня глаза на лбу и улыбка во весь рот.

– Ма! – возбужденно заорал Уолт. – А это как?! Мы умерли что ли?

Умерли… Конечно, умерли!! Как сразу не поняла? Или нет? Миссис Дьюри отправилась в обморок, это было ее давнее пристрастие и она прекрасно помнила процесс падения. Но в условиях невесомости свалится на пол невозможно, поэтому миссис Дьюри ограничилась потерей сознания и методичным шлепаньем макушкой о дверной косяк.

Уолт, зная о склонности матери к недолгим обморокам по поводу и без, нисколько не заволновался, принялся изучать сложившиеся условия. Он выяснил, что невесомость – она не совсем невесомость, а скорее снижение земного притяжения, потому что тяжелые предметы вроде кровати или шкафа по дому не летали. Но мелкие предметы, включая членов семейства Дьюри, словно совсем не имеют сегодня массы. Света нет, интернет отсутствует. В лоб ударишь – больно. Ага. Тут надо разбираться, спокойно подумал Уолт, недаром он снискал уважение среди одноклассников своей способностью ничему не удивляться. Хотя учителя были о нем иного мнения: что-то там о задержке в развитии. А он просто принимал жизнь так, как она есть. Без всякой аналитики и рефлексии.

***

Уолт вылез на улицу в окно, держась за створки – кто знает, может за пределы дома аномалия не распространилась. Но и на улице было то же самое. Медленно, как пушинка, Уолт опустился на лужайку, оттолкнулся и взлетел на ярдов десять. Брассом проплыл вокруг крыши, потом, болтая ногами повыше взлетел и увидел свой городок, расчерченный меридианами дорог и параллелями аллей. И личный магнитный полюс Уолта, куда его всегда влечет – геометрически неправильный одноэтажный особняк Денширов. Энни Дэншир. Как она воспримет аномалию? Может быть ей нужна будет помощь?

А за городком тянется поле, за которым начинается лес. Там в лесу никому не заметный бьет из земли чистейший родник, от холодной воды – Уолт знает с детства – зубы болят до самых ушей. Ручей, расширяясь, пробегает по лесу, впадая потом в небольшую речушку, где водятся тихие рыбы, кажется все время дремлющие в тени от покрытого кустарником обрыва. Речка впадает в реку побольше, а та – в реку еще больше, а потом… А потом океан!

Если аномалия надолго, можно добраться до океана. Плыть себе по воздуху, изредка отталкиваясь от крыш и верхушек деревьев. Океан, острова, неведомые края, лететь не спеша, приземлятся там, где понравится, и снова взлетать, странствовать, это же… Это кайф! Это, если и не само счастье, то где-то рядом с ним. Весь мир становится своим. Невесомость! Подарок судьбы! Ведь все гравитационные слова, например, "тяжело", "приземленный" – плохие. А хорошие слова – "легкий", "невесомый" "и "небесный". Так думал Уолт медленно опускаясь к земле.

***

– Доброе утро, мистер Милевски! – поздоровался Уолт с соседом, который парил над живой изгородью между своим домом и участком Дьюри.

Эйб Милевски тоже мало чему удивлялся за сорок с лишним лет своей бурной жизни, но теперь был, прямо сказать, ошарашен.

– Интересные дела, а Уолт?…

– Аномалия, сэр, – радостно доложил подросток. – Невесомость!

– Это я вижу, – проворчал Милевски. – Вижу, аномалия. Вопрос: с какого хрена?!

Правый тапок прилип к пегим патлам Милевски, левый вращался на уровне колен и выполнять функционал был явно не намерен.

Милевски еще раз ругнулся, выловил шлепанцы, с трудом натянул их на ноги.

– Нету ни связи, ни света, вообще капец, – смеялся Уолт. – Только летать остается.

– Незнайка в солнечном городе, – непонятно произнес Милевски. Он был когда-то видным специалистом по зарубежной детской литературе. Да и сам был сочинительству не чужд, вот только не печатали нигде, за исключением стишка на Хэллоуин в окружной газете. Но теперь своим нутром литератора Милевски прочувствовал, что происходящее – это оно, событие. С большой буквы Событие. Оно потребует своих летописцев, оно разделит жизнь на "до" и "после". Каждый человек, чья биография во многом включает стыд и поражения, позор и унижения, позорные случаи в жизни, которые вспыхнут вдруг в памяти, и сразу хочется зажмурится до боли или ударить в стену кулаком; такой человек подсознательно ждет события, которое проложит рубеж, отделит все неприятное, и прошлое будет можно стряхнуть щелчком пальцев, как пепел с сигареты.

Эйб Милевски был из таких. Он бежал от прошлого и ждал События – метеорита, наводнения, войны (только, чтоб не убили), кровавого маньяка в Барроу-вилледж (и самому его поймать, но, разумеется, только, чтоб не убили), или извержения чего-нибудь. Аномальная невесомость мистера Милевски также устраивала, поэтому он, как и Уолт, совершенно не задумался о причинах и следствиях происходящего. В его голове слова и фразы мелькали в стремительном пасьянсе, пока не сложились в приемлемую литературную комбинацию: "Гравитационная флуктуация. Апокалипсис или шанс?".

Подумав про апокалипсис, Милевски хищно улыбнулся и как следует оттолкнувшись от земли полетел к находящемуся дальше по улице желтому дому с крышей из красной черепицы.

***

В желтом доме проживал потомок первой волны советских иммигрантов Джейсон Бабаконь, который работал пастором Межконтинентальной Аблогической церкви. На самом деле церковная община отца Джейсона действовала только в Барроу-вилледж, в соседнем Гляохаммере, да на конюшне фермера Райкарда, чью жену Бабаконь склонил к дискретному сожительству.

Преподобный Джейсон не переживал по поводу локальности созданной им церкви, он верил в слова Рона Хаббарда: "хочешь быть богатым – создай свою религию". Но еще больше он верил в слова своего деда, уроженца Житомира: "Kurochka po zernushku kluet" и главное: "Hohol rodilsia – ewrei zaplakal".

Вот и сегодня отец Джейсон, выкрикивая утреннюю проповедь своим прихожанам аблогистам, поглядывал на коробку для пожертвований со сладкой алчностью. За его спиной тучные афроамериканки голосили Аллилуйю, им подпевала немногочисленная паства, сидящая в рядах дешевых скамеек, первую из которых занимала семья Деншир. При этом, если мистер и миссис Деншир упорно вгоняли себя в молитвенный экстаз, то их дети выглядели злостными еретиками: Энни мотала локон на палец, а младший, Дик глазел по сторонам и гонял во рту конфету.

В самый разгар молитвы с треском раздвинулись жалюзи на открытом окне, и в помещение с оперным хохотом влетел Эйб Милевски.

– Приклеились к лавкам, святоши? – Эйб обвел глазами присутствующих. – Не видите что происходит, мать вашу?!

Пораженные видом летающего человека, прихожане, переглядываясь, зашумели вполголоса, лишь достопочтенный мистер Деншир не потерял присутствия духа.

– Вы с ума сошли, Милевски! – возмутился он. – Непозволительно так летать в Божьем доме!

– В каком-каком доме? Непозволительно? Вы с ночи тут сидите, ничего не чувствуете? Земля людей уже не держит, – Милевски сделал в воздухе замысловатый кульбит и замогильным голосом прогудел несколько поэтичных фраз из Откровения Иоанна Богослова.