Я знал и до сих пор помню одну замечательную страну, где люди были добрее, веселее, романтичнее, где часто спорили о физике и лирике; это была самая читающая в мире страна: в метро, в автобусах, на улице, на полях – везде люди с книжкой в руках. Называлась она Советский Союз. Внутри этой большой страны была маленькая республика с гордым и талантливым народом, и называлась она Дагестан. Уникальная республика, где народ был заражён творческим вирусом, где даже доброго утра друг другу желали только стихами; где с десятка местных языков переводили на русский и другие языки мира гениальные творения. Один только Расул Гамзатов, поэт с мировым именем, чего стоит! Да, имя Расула Гамзатова гремело на весь мир, но сколько было поэтов местного значения, сам Аллах не знает! Пишет чуть ли не каждый двор, чуть ли не каждый класс, и слагать стихи считается чуть ли не обязанностью. У меня на книжной полке есть одна уникальная книжка. Называется она «Поэты одной деревни». В ней восемнадцать авторов. Вдумайтесь только: в одной деревне восемнадцать печатающихся поэтов! А сколько непечатающихся?

Я родился в этой деревне, что находится в Дагестане, на родине Расула Гамзатова (надеюсь, многие его ещё помнят), в далёком 1950 году. Рос в окружении писателей и поэтов с самого детства. Старший мой брат Исаев Исрапил Исаевич был известным в Дагестане врачом, хирургом – и поэтом, издал несколько томов своих стихотворных произведений (они есть в интернете). Брат плотно дружил с Расулом Гамзатовым и многими другими поэтами Дагестана. Дома у него за столом с хорошим вином часто проводились литературные вечера, семинары, обсуждались внутрицеховые проблемы, новости. И я невольно попадал в эту компанию с детских лет. Возможно, от них я и заразился творческим вирусом. И вирус этот жил во мне всегда. Помните, у Лермонтова:

Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла…

Писал я всю жизнь. Писал не для того, чтобы издаваться, делать литературную карьеру, – писал просто в удовольствие и никогда не заморачивался тем, что будет с моей рукописью.

Так получилось, что судьба забросила меня в Беларусь, где я окончил политехнический институт в Минске и долго работал на заводе мастером, конструктором, затем руководителем разных уровней. Параллельно окончил Литературный институт имени А. М. Горького Союза писателей СССР в Москве. Учитывая, что я родился и жил до восемнадцати лет в абсолютно моноэтнической среде кумыков и русский язык стал изучать только с шестого класса, плавать свободно в стихии русского языка мне было нелегко, а выстраивать диалог, структуру сюжета пьес, сценариев я, как инженер, мог более-менее успешно. Поэтому я изначально выбрал драматургию. Семинар вели ректор института Владимир Фёдорович Пименов, профессора Виктор Сергеевич Розов и Инна Вишневская. В 1990 году от Союза писателей Белоруссии (тогда ещё Белоруссии, а сегодня – Беларуси) участвовал во Всесоюзном семинаре молодых драматургов в городе Пицунде, где Министерство культуры СССР выкупило у меня сразу две пьесы, и в 1991 году уже начались репетиции в нескольких театрах. Но… Мы потеряли страну, а вместе с ней потеряли ориентиры, и театры ушли в классику, потому что платить гонорары авторам было не с чего… А мы, народ, бросились искать свои тропы в новой жизни, чтобы семью прокормить. Много чего интересного – и драматического, и трагического – за это время произошло и в моей жизни… Поработал журналистом, бизнес замутил, выжил, поднял детей, вышел на пенсию и наконец-то принялся усмирять свой творческий зуд. Написал несколько пьес, сценариев, а прозу разбудить в себе всё боялся: смогу ли я свободно плавать в стихии русского языка, почувствовать сердцем, что язык отвечает мне на мою любовь взаимностью, что я уже родной в русском языке? «А почему нет? – уверял я сам себя. – Набоков ведь писал на двух языках! Во куда загнул! Набоков родился в Питере, в образованной интеллигентной семье и с детства разговаривал на трёх языках, а ты, парень, вышел в свет, едва освоив русский по школьной программе!»

И всё же я замахнулся на святое – набрался наглости и начал писать. Писать, переписывать; читать, редактировать, зачёркивать, дописывать – пять, шесть, десять раз! Пока не успокоится душа. Но она никогда не успокаивается и каждый раз посылает команду пальцам исправить и опять переписать.

Я много работаю. Пишу, как Джек Лондон, каждый день до обеда хоть страничку, хоть две – как получается. Когда цепь мыслей или событий не вяжется, беру в руки книжку и читаю классиков, отвлекаюсь, отдыхаю и опять пишу. Только вот для чего я пишу? Для кого? Зачем? Какова моя сверхзадача? Зачем я мучаю себя, часто обрекая на бессонные ночи, вместо того чтобы посидеть на речке с удочкой в руках? Да и затратное нынче это дело – писательство. И особо не развернёшься на пенсионное обеспечение. Но я пишу, потому что не могу не писать. Да и хочется оставить след на земле после себя. На могилу мою дети, внуки не каждый день придут, а книжки мои будут всегда на полке перед глазами. Надеюсь, будут. Разумеется, проблемы с языком у меня всё ещё остались, особенно на обе ноги хромает моя стилистика, поэтому косоглазие в моих работах я пытаюсь компенсировать наличием действий и мыслей.

В этом сборнике собраны произведения разного формата, но все эти работы, как я смею думать, объединяет одно – безусловное присутствие юмора. Сам я безнадёжный оптимист и всегда ко всему отношусь с юмором. Это помогает держать тело и душу в полной кондиции, пригодной к возможности мечтать и радоваться жизни.

Итак, зовут меня (по паспорту) Исаев Магомедшапи Исаевич, а подписываюсь я как Максим Исаев. Псевдоним Максим предложил мне В. Ф. Пименов – в честь основателя нашего института Максима Горького. Я был любимым учеником Владимира Фёдоровича. На моей книжной полке есть две его книжки с дарственной надписью. Я ими очень дорожу.

С вашего позволения, Максим Исаев

Минск, 2022

Любовь длиною в жизнь

(Киноповесть)

Он появился здесь неожиданно. Небольшая белорусская деревня много повидала на своём веку, – может, поэтому сначала на него никто не обращал внимания. Старик не был похож на местных, – впрочем, он и на себя самого не был похож. Поселившись в маленьком полуразрушенном домике на окраине деревни, он от рассвета до заката стучал то топором, то молотком; разобрал старый забор, соорудил новый; несмотря на свою седую голову, лазил по крыше, как обезьяна по деревьям. Не прошло и двух месяцев, как на месте заброшенного домика засверкал свежими красками вполне приличный по местным меркам дом, перекопанный и очищенный от сорняка участок, где были посажены кустарники, деревья, цветы. Очень скоро равнодушие окружающих к одинокому старику лопнуло. Первым заговорил сосед через дорогу.

– Доброго дня вам, отец! – поздоровался сосед через забор.

Был он невысокого роста, но крепкого телосложения, лет в районе пятидесяти. У старика сложилось представление, будто приезжает он в деревню отсыпаться. Приедет ночью затемно, бросит машину прямо на улице, а сам появляется на свет только к обеду и долго моется, обливается холодной водой в речке, протекающей за дорогой, и никогда не здоровается. Не здоровался до сегодняшнего дня.

– И вы здоровы будьте! – сказал старик, особо не обращая на него внимания и продолжая работать.

Сосед постоял некоторое время, с любопытством глядя на то, как старик ловко лазит по крыше и орудует молотком, топором, а затем дал понять, что не собирается уходить.

– Как-то не по-соседски: вы тут уже давно, а мы так и не познакомились.

Старик посмотрел на него изучающе, ловко слез с крыши, сел на новую лавку, которую смастерил накануне, и пригласил:

– Проходите, сосед, не стесняйтесь.

Иван открыл калитку, прошёл во двор и представился, подойдя ближе:

– Меня Иваном звать.

– Присядьте, Иван. Меня Саид. Дед Саид.

– О! Саид! Как в кино! «Откуда взялся, Саид?» – «Стреляли!» С юга приехали?

– Стреляли уже давно. Теперь мир и покой. Из Минска я. Давно тут живу.

– Навели такую красоту. Один. Почему дети, внуки не помогают?

– Нет у меня никого. Были. Жена ушла. На тот свет. В прошлом году. Есть сыновья… Были… Там уже невестки… Во мне не нуждаются… Потерял я всех. А дочку мне Господь не дал.

– Понятно. С невестками сложно, – ответил Иван задумчиво и с грустью в глазах. Затем поднял голову и бодро добавил: – У меня такая же фигня, почему я и убегаю сюда. Как начнут собачиться жена с невесткой, хоть ты в петлю… Потому и убегаю от греха подальше.

– Молодёжь другая сегодня: почтения нет к старшим. Ни к своим, ни к чужим.

– Я тоже в Минске живу. А тут дом предков. Их уже нет в живых. Приезжаю, ухаживаю за могилой. Зимой, правда, редко приезжаю, а летом постоянно. Скоро на пенсию, тогда совсем перееду. Так что будем соседями постоянными.

– Как помру, мои тоже приедут. Ухаживать. Мёртвых родителей больше любят дети.

– Мы жили нормально. Ругались, конечно. А кто не ругается?

– Мёртвые не ругаются.

– Как вам тут, Саид, нравится?

– Нравится. Природа. Свежий воздух. Да и кладбище рядом. Готовлюсь. Чтобы невесткам не пришлось далеко… Как помру.

– С вашим здоровьем помирать-то нелегко, Саид. Видел я, как вы по крыше бегаете. Не всякий молодой может так.

– Помирают не только больные. Потерявшиеся тоже помирают. От ненужности.

– А с соседями уже познакомились?

– Зачем трогать? У меня своя печаль, у них своя…

– Вы нас удивили, дед Саид! Как молодой. По крыше. Один. За пару месяцев… такое отгрохали!..

– Ты посиди, Иван, я щас.

Саид поднялся, быстрым шагом вошёл в дом и появился обратно с курительной трубкой в руках, на ходу набивая её табаком.

– Вы ещё и курите?! – спросил с немалым удивлением Иван и посмотрел на Саида округлёнными глазами.

– А почему нет? Мне уже лезгинку танцевать нет надобности. Мечтал. На свадьбе внука танцевать. Уже напрасно, – произнёс Саид спокойно, закурил трубку, выпустил из лёгких обильный дым и продолжил: – В жизни у меня осталось только три удовольствия: покушать вкусно, поспать сладко и покурить крепко. Всё остальное позади, в прошлом: и любовь, и песни, и танцы.

– Образуется ещё, Саид. Потанцуете.

– Потерял я веру в добро, Иван. Зло идёт от невежества. Надежды не осталось. А без надежды жизнь теряет смысл.

– Не печальтесь, Саид. Даст бог, образуется.

– И в Бога уже не верю. Нет его. Если бы он был, меня бы не было здесь.

– Ты, наверное, мусульманин? У тебя же Аллах?

– Какой я уже мусульманин! Наукой замусорена голова. В трёх институтах накачивали атеизмом. Потерял я Аллаха и Бога не нашёл. И в людях разочаровался.

– Ну-у-у, так нельзя жить, Саид. Без Бога! Без людей!

– Бес поселился в людях. Шайтан! Сердце разбито, в душе пустота. Смотришь на мир и не знаешь, чего от тебя хотят. Ты ещё жив, но как будто умер. Пустота и одиночество. Человечество ушло в виртуальный мир. Живых людей не видят, не замечают вокруг.

– Что же у вас такое случилось, Саид, что вы так? Ко всем? Ко всему?

– Сгорел я. Как свеча. Светил всем и сгорел. Выбросили меня, как использованный…

* * *

Деревня Войтовка расположена в десяти минутах езды от Дзержинска и в тридцати – от Минска. Автобусы сюда не ходят. Современные дома, окружающие деревню со всех сторон, заселяются приезжающими из Минска в выходные дни новыми хозяевами и напоминают новомодный стиль жизни. Аборигены деревни в количестве шести или восьми голов живут между случайными заработками от нынешних хозяев и пьянками до последней копейки. Два раза в неделю в деревне случается нечто вроде праздника, когда приезжает автолавка с просроченными продуктами и жители успевают перекинуться последними новостями о погоде, политике и здоровье соседей. Однообразно, тихо, спокойно вдали от городской суеты. Всё как всегда. Но на этот раз случилось событие, которое перевернуло жизнь Саида и о котором я должен вам рассказать.

Дед Саид купил макароны, сахар, хлеб и уже шёл домой, как за спиной услышал, что женский голос спрашивает про него. Саид обернулся. Несколько удивлённые соседи указали на него, и женщина подошла к нему. Элегантно одетая в красное пальто стройная молодая женщина пристально смотрела на Саида и улыбалась. Её длинные чёрные волосы, выразительные карие глаза показались Саиду знакомыми, родными, но он не успел и подумать об этом, как молодая привела его в чувство своим звонким и красивым голосом:

– Здравствуйте! Вы Саид? Саид Алиев?

– Точно так. Чем обязан? – ответил машинально Саид, а сам всё думал: «Какой знакомый голос! Какие знакомые черты лица! И глаза! Где же я их мог видеть?»

– Поговорить надо с вами. Где мы можем?

– Ну не на улице же! Пойдёмте ко мне домой. Я тут недалеко живу. Во-о-он там! Красная крыша, – указал вытянутой рукой Саид на дом вдали.

– Поедем на машине. Садитесь. – Женщина показала на красную машину, стоящую позади на обочине.

Саид послушно забрался в машину и всё думал о своём: «Где же я её мог видеть?» – но, не вспомнив ничего, спросил:

– Вы из исполкома? Я уже подготовил бумаги. На регистрацию.

– Нет, я по другому вопросу.

– Хорошо. Расскажете. Надеюсь, вы не из милиции.

– А что, с милицией у вас проблемы?

– Да нет у меня проблем с милицией, это невестка создаёт мне проблемы, как только появляюсь я в своём доме. Это я на свою голову пригласил их жить со мной. Доброе дело сделал, называется, – сказав эти слова с горечью в голосе, Саид отвернулся, чтобы не было видно предательски выступивших на глазах капель.

Тем временем они подъехали к дому Саида. Он вышел из машины, открыл калитку и пригласил гостью в дом.

– Проходите. У меня не совсем порядок тут. Мебель привезли вчера. Разбираюсь. Садитесь сюда.

Саид подвинул стул к столу, чтобы гостье было удобно сидеть.

– Спасибо. Вы тоже сядьте.

– Конечно-конечно, – сказал он, сел напротив знакомых глаз и опять стал лихорадочно вспоминать, где же он мог видеть эти глаза, эту улыбку, это до боли знакомое лицо.

– Я вас совсем другим представляла. На фотографиях вы моложе. Улыбаетесь.

– Был. И весёлый был, и молодой. Всё осталось там, в прошлой жизни. Теперь нет у меня причины для радости.

– Мама рассказывала, что вы всегда жизнерадостный такой.

– Мама? Меня?.. Откуда она меня знает?

– Саид… Вы только спокойно… Только не волнуйтесь.

– Хорошо. Постараюсь.

– С сердцем у вас всё в порядке?

– Стучит ровно вроде. Вы доктор?

– Да, я врач. Но дело не в этом. Я по другому вопросу.

– По какому? Не томите.

– Саид. Саид Алиевич, я ваша дочь!..

* * *

Дорогой мой читатель, на этом месте я должен прервать свой рассказ и перенести вас мысленно лет на тридцать пять – сорок назад в нашу большую Советскую страну, где люди были добрее, счастливее, романтичнее. Представьте себе небольшой, но бурно развивающийся город недалеко от Минска. Своему развитию город был обязан заводу БелАЗ, который выпускал большие – очень большие – самосвалы для работы в карьерах по добыче угля, железной руды, алмазов, других полезных ископаемых. В те годы в стране бурно развивалась добывающая отрасль, для неё требовалось всё больше карьерной техники, и завод расширялся, увеличивая выпуск самосвалов. Завод нуждался в квалифицированных кадрах, и туда направлялись специалисты разных профессий, разных национальностей со всего Советского Союза, а завод получал комплектующие материалы и узлы тоже со всего Союза.

Одним из таких специалистов, прибывших на БелАЗ по направлению, оказался и наш герой Саид Алиев. Он приехал на завод уже будучи женатым, стал работать конструктором-испытателем, благодаря своему восточному общительному характеру легко прижился в коллективе, и ему поручили возглавить комсомольский оперативный отряд. В свободное от работы время Саид писал статейки в заводскую местную газету, очень скоро получил квартиру от завода и мог считать себя вполне счастливым, если бы не одна проблема… Вполне приличная на первый взгляд семья. Нет пьянок, нет гулянок, двое детей, Саид после работы бежал домой к сыновьям, занимался с ними моделированием, гулял с ними. Но семейное тепло всё больше остывало, напоминая осеннюю изморозь. Мелкие придирки, частые скандалы омрачали настроение, портили отношения, меняли характер. Что делает мужчина в такой ситуации? Да, мой друг, чтобы избежать конфликтов, старается меньше появляться дома. И для Саида командировки стали желанной отдушиной. Он с удовольствием всё чаще ездил в командировки, удирая от скандалов жены.

Испытывал новые машины в полевых условиях. Но на этот раз испытаний не предвиделось. Об этом чуть подробнее.

Саида Алиева, простого конструктора, вызвал к себе сам заместитель директора завода Василий Павлович Кулаков. Василий Павлович был человеком не очень образованным и особым умом не отличался, но обладал твёрдым характером и за много лет работы на производстве прошёл путь от простого рабочего до заместителя директора по общим вопросам и назубок знал всех поставщиков завода.

– Вызывали, Василий Павлович? – спросил Саид, осторожно заглянув в дверь.

– Проходи. Садись, – необычно вежливо предложил зам и добавил, не отрываясь от телефона: – Тебе в командировку надо ехать.

– В командировку? Неожиданно. Недавно только вернулся. Испытания? Куда?

– В Тюмень. Аккумуляторный завод. Надо выбить у них вагон аккумуляторов.

– Василий Павлович, я не понял. Я конструктор. Испытатель. Какие аккумуляторы? Есть отдел снабжения для этого.

– Да ни хрена не работает отдел, так и сяк их мать! – разразился вдруг зам. – Три раза ездили уже. Телеграммы без конца шлём, и никакого толку. Видишь, что творится? Весь завод завален машинами, а отгрузить не можем. Стоим без аккумуляторов. Из хозяйств звонят, требуют, а мы срываем поставки… Алло! Алло! – Кулаков бросил трубку со словами «мать их перемать!» и, понизив голос, продолжил: – Ты человек восточный. Вы умеете как-то там… Надо ехать. Попробуй. Если получится, выпишу премию. Хорошую.

– Теперь понял. Надо – значит надо.

Саиду уже хотелось быстрее покинуть кабинет зама, пока он ещё относительно спокоен.

– Я сегодня же подпишу приказ, завтра получай командировочные и бегом на вокзал. Без аккумуляторов не возвращайся! Премию не получишь!

– Понял я, Василий Павлович. Понял. Попробую.

* * *

Саида Алиева дома не поняли. Впрочем, его всё чаще не понимала жена, и всё что угодно могло для неё служить поводом для конфликта. Саид знал, что его предательский поступок – отъезд в командировку – энтузиазма со стороны жены не встретит, и спокойно стал собирать дорожную сумку.

– Тебе лишь бы уехать! А я мучайся с двумя детьми.

– Надо ехать. Завод стоит без аккумуляторов.

– Небось, сам напросился. Чтобы меня позлить.

– Не напросился. Премию обещают. Камалу гитару хочу купить. А злость – это твоё постоянное состояние. Я тут ни при чём. Почти ни при чём.

– Какое отношение ты имеешь к снабжению? Ты же конструктор!

– Я имею отношение к заводу. Надо – значит надо.

– Ну и поезжай! Можешь вообще не возвращаться! Надоели мне твои командировки!

– А мне надоели твои бесплатные концерты! Каждый день! По любому поводу! Хоть отдохну…

Вопреки ожиданиям, быстро собраться и выехать ещё засветло Саиду не удалось: дети уже были дома, они стали зрителями концерта, устроенного матерью, смотрели на папу с укором, и он остался дома в надежде успокоить их. Вечер прошёл в дурном настроении. И ночью Саиду не спалось. Даже два подхода к холодильнику за ста граммами не помогли, и уснул он только под утро.

Вручив мальчишек очаровательной воспитательнице в детском саду, Саид уже спокойно собрался и поехал прямым ходом в редакцию газеты, с которой он недавно начал дружить, печатая там свои небольшие заметки, статьи о производственных делах на заводе. Лёня Ёлкин, редактор «Молодёжки», поддержал намерение Саида написать о поездке и даже согласился выдать ему командировочное удостоверение для пущего представительства: всё-таки помощь делу.

Билет до Тюмени через аэропорт Домодедово он купил быстро, выстояв в очереди всего два часа: командировка – дело святое! В аэропорту на окраине Минска он был уже к обеду, но вылетел только утром следующего дня.

Домодедово. Саид мог бы рассказать об этом небесном причале и его стальных птицах множество интригующих, душераздирающих историй. За два с лишним года полётов чуть ли не каждый месяц по многочисленным хозяйствам, где работают и куда теперь идут новые машины, Саиду довелось исколесить или, вернее сказать, излетать практически весь Советский Союз вдоль и поперёк, и приключений, историй, участником которых вольно или невольно становился Саид, хватило бы на целую жизнь десяти обычным людям. Об одной такой истории, читатель, я и намерен вам поведать, но только чуть позже, наберитесь поэтому терпения, и пойдём дальше.

После двух суток утомительного ожидания Саид наконец вылетел.

* * *

Тюмень встретила пассажиров воздушного лайнера холодным мартовским мерзопакостным днём. Вьюга поднимала, истово кружила мокрый снег и пихала в шею пассажиров, покидающих салон, будто была против приезда гостей в город.

Саид знал скверный характер погоды в Сибири и был соответственно одет: овчинный тулуп, который выдавали на заводе командированным, надёжно укрывал и грел его. Сойдя с автобуса уже в городе, он нырнул в магазин и купил шампанское и торт: на носу был женский праздник, и явиться с пустыми руками в отдел сбыта, где обычно (как практически и во всём Союзе) работали одни женщины, считалось дурным тоном и подчёркнутым пренебрежением к женскому персоналу, где бы прекрасные дамы ни работали. Труднее всего было достать цветы: зима, и не все города Союза имели свои цветочные теплицы. Потеряв полдня в поисках цветов, Саид всё же добрался до аккумуляторного завода и ворвался в отдел сбыта.

– Здравствуйте, красавицы! Наконец-то долетел до вас на воздушном шарике! Летел, бежал, спотыкался, вставал и опять бежал. Так хотелось быть первым! Надеюсь, я буду первым, кто поздравит вас с Восьмым марта? Эти цветы вам. Шампанское в честь праздника. И торт к чаю, – сказал Саид, выложив презенты на свободный стол, и сел, увидев рядом свободный стул. – Надеюсь, угостите чаем и меня?

Красивая и довольно хорошо упакованная особа, сидевшая за большим столом в углу, оторвалась от бумаг и, не имея ни малейшего желания скрыть своё удивление, всё же довольно ласково спросила:

– Молодой человек, откуда вы такой шустрый взялись?

– Метелью, красавица, метелью занесло. Видите, что творится за окном? Ни зги не видать. И даже сомневался, туда ли меня несёт, а теперь вижу, что тут самые красивые девушки и я попал точно в цель!

– А мне что-то подсказывает, что вы жестоко промазали: аккумуляторов нет и не предвидится! – точно таким же невозмутимым тоном подсекла красавица гостя и опять уткнулась в свои бумаги.

Но Саид был не из тех людей, которые после первых слов отказа поворачиваются кругом и уходят восвояси; он из тех, кто всегда решает вопрос любым способом, поэтому он заранее продумал и утвердил в голове план по захвату в идеологический плен всего отдела сбыта и тут же его реализовал:

– О господи! Какие аккумуляторы? О чём вы, красавица? Я вообще не знаю, что такое аккумуляторы! Я корреспондент. Из Белоруссии. Вот моё командировочное удостоверение, вот мой паспорт. И приехал я к вам, чтобы устроить праздник. Незабываемый. Начальство ваше уже в курсе.

Красавица за большим столом посмотрела на гостя внимательно, изучила его командировочное удостоверение от редакции, заулыбалась, став при этом ещё красивее, и изрекла удивительно приятным голосом:

– Ну, это другое дело. Меня зовут Ирина Ивановна. Я начальник отдела.

– Очень приятно. Я Саид. Саид Алиев. Корреспондент больших и малых газет в Белоруссии. По совместительству неисправимый, законченный романтик и наивный мечтатель! И праздник у вас будет!

– И как вы собираетесь устраивать нам праздник?

– Меня, конечно, предупреждали, что тут, у вас в Сибири, девушки особенно красивые, но то, что я вижу, выше всяких ожиданий! Я ослеплён! Я охмурён! Теряю разум! Не потерять бы мне честь и совесть и не обнять потом есенинскую берёзу, как чужую жену.

– Не подхалимничайте!

– Упаси бог! Не имею привычки. Я завтра приду к вам с гитарой и спою вам душераздирающие романсы.

Девочки, до этого момента сидевшие не вмешиваясь в разговор, сразу зашумели и стали аплодировать и тихо кричать «ура!».

– Вы ещё и поёте? – Ирина Ивановна тоже уже не прятала эмоции за начальственной инструкцией приличия и вела себя как добрая и нежная женщина, что делало её всё красивее и красивее.

– Более того, я очень влюбчив. Вполне может статься, что я очарую одну из ваших девочек и утону в океане любви, безвременно погибну самой счастливой гибелью, – сказал Саид, подсев к ней поближе, подчиняясь внезапно возникшей шальной мысли о том, не соблазнить ли её на романтическую встречу при свечах в уединённом месте, но вовремя дал себе команду отступить, увидев обручальное кольцо на её соблазнительно красивом пальце.

– Какой самоуверенный! – не без жеманства отметила начальница и с хитринкой посмотрела на Саида так, что тот уже пожалел, что отказался от коварной мысли соблазнить её. Но и реализовать эту мысль он не мог: воспитание не позволяло. Как-никак восточный мужчина, а там, на Востоке, с этим делом всё строго: замужняя женщина – это свято; она ему или сестра, или друг, но ни в коем случае не больше. Поэтому решил не замечать вылетевшие из глаз Ирины искры и перевести разговор в шутку:

– А если бы я был молод, красив и политически грамотен, я бы вообще остался бы у вас и женился! На всех вас!

– Это у вас там, у нерусских, можно много жён. У нас многожёнство запрещено.

– Да я не сразу, по очереди! – посмеялся Саид, краснея: понял, что ляпнул лишнее.

– Фу, какой вы коварный!

– Ирина Ивановна, девочки, я не коварный, я растерян. Смущён даже. От вашей небесной красоты. Но, собравшись с мыслями, я предлагаю вам завтра надеть любимые платья: день предпраздничный-таки. В парикмахерскую сходите. Я немного облучу вас фотовспышкой, вы ещё немного ослепите меня своей красотой за чашкой чая, и подготовлю статью за пару дней. Пойдёт?

– И где будет статья?

– Ирина Ивановна, у вас молодёжный коллектив, девочки просто красавицы! А у нас есть молодёжная газета «Знамя юности», там и опубликуем. Вы, конечно, не выписываете эту газету, но я вам пришлю. Несколько экземпляров. Договорились?

– Договорились. Только вы приходите к концу рабочего дня. Раз вы нам обещаете устроить праздник, мы и стол накроем.

– Понял. К столу будет что положено.

– Девочки, причёски! Причёски! Чтоб как модели выглядели завтра! – скомандовала начальница, пребывая уже в совершенно приподнятом настроении и, обращаясь к Саиду, подмигнула и широко улыбнулась.

– Ну, на этом я прощаюсь с вами до завтра. Мне ещё в гостинице устроиться. Я прямо из аэропорта. До завтра, девчонки, и выспитесь! Выспитесь, чтобы выглядеть как зрелые персики, с румянцем на щёчках!

– Останавливаться где собираетесь? – спросила начальница отдела перед расставанием.

– В гостинице. Буду искать, чтобы до ночи успеть заселиться.

– Постойте, давайте я вам напишу адрес хорошей гостиницы.

Ирина Ивановна достала лист бумаги, написала на нём что-то, сложила в четыре раза и вручила его Саиду. Когда уже в городе Саид развернул лист, чтобы посмотреть адрес гостиницы, он увидел на листе номер телефона и короткую запись: «Звони после 18:00. Ирина». Оказалось, что она давно не живёт с мужем, что тот вообще уехал в другой город и что разводиться не торопится, чтобы её семейный статус не отразился на работе. Из соображений порядочности не считаю возможным разглашать, как дальше обстояло дело. Скажу лишь, что всё было достойно и красиво.

* * *

Не буду описывать, как отмечался женский праздник в отделе сбыта аккумуляторного завода, друзья. Отмечался он как везде и как всегда. Надеюсь, читатель сам из диалога поймёт, насколько всё было хорошо. Тут важно понять главное: как наш герой умудрился решить почти нерешаемый вопрос по поставкам аккумуляторов.

Календарь подарил Саиду бесконечно длинные сутки после весёлого и шумного празднества, чтобы тот пришёл в себя, набросал черновик статьи и, явившись в отдел сбыта, сделал Ирине Ивановне такое предложение, от которого она не только не смогла отказаться, а даже и в голову ей не пришла такая сумасшедшая мысль. С первой половиной поставленной перед собой задачи Саид справился вполне успешно, для решения же второй части он заложил мину замедленного действия прямо в черновике. Всё дело в том, заметит её начальница сбыта или нет. Пытаясь держаться в роли уверенного человека, Саид вломился в отдел уже смелым шагом на правах хорошего знакомого и сразу стал отвлекать внимание начальницы от основного:

– До-о-обрый день, девочки! Как вы после праздника? Головы не болят?

– Болят. Болят, – пожаловались девчонки, опасливо поглядывая на начальницу.

Саид достал из сумки пару бутылок пива, поставил их на пол за столом, чтобы не было видно постороннему глазу, и проговорил шёпотом:

– Вот вам лекарство. Лечитесь.

– Так! Саид, перестаньте спаивать моих девочек! – как бы крикнула Ирина Ивановна, пытаясь казаться строгой, но сделала она это ласково и даже с теплотой и любовью в голосе.

– Что вы, что вы, Ирина Ивановна! Как можно! Я всего лишь лекарь, маленький волшебник, который спасает приговорённых от мучений, лечит голову после праздника. А голова, насколько мне известно, – это самый интимный орган человека, без неё просто никуда, и она должна быть здоровой.

Начальница улыбнулась, слегка покачала головой, буквально на секунду закрыв глаза, и опять опустила взгляд на бумаги на столе.

– А это вам к чаю, – продолжил гость из далёкой Белоруссии, ставя коробку с тортом на видное место.

Затем Саид подсел ближе к Ирине Ивановне, достал несколько листов с зачёркнутыми, исправленными строчками, написанными от руки мелким почерком, и положил листы эти на стол начальницы со словами:

– Ирина Ивановна, я статью прикинул в черновом варианте. Посмотрите. Может, что добавить, а что зачеркнуть…

– Ого! Когда же вы успели столько? – искренне удивилась начальница.

– Ах, Ирина Ивановна! Всего-то ночь бессонная! Мало ли мы проводим бессонных ночей на любимой работе или с любимой женщиной!

Ирина покрылась лёгким румянцем и слегка улыбнулась, поняв намёк на прошедшую ночь, но не стала отвечать и, полистав черновик, сказала, напустив на себя серьёзный вид:

– Сколько страниц! Не многовато?

– Не волнуйтесь. Я ещё буду переписывать, редакция сократит, – сказал Саид, затем достал из дорожной сумки фотки, которые с трудом, но всё же удалось ему распечатать в фотоателье в центре города, и, желая не дать Ирине сильно сосредоточиться на черновиках, громко обратился к девочкам: