Читать книгу: «Костер и Саламандра. Книга 2», страница 3

– Ладно вам, – оборвала его я. Ещё рассказывать мне будет, что я деточка в сопельках. – Хотели рассказать – не тяните время, у меня его мало.

Тарин на миг вышел из поля зрения, а на лице Гурда отразилось болезненное омерзение, такое, что аж краска ушла – будто сейчас его вырвет. Я ещё успела подумать: ну не к своему же товарищу-некроманту он так относится, только что нормально же беседовали, – и тут Тарин вернулся и сунул в самое зеркало то, что принёс.

Гурд отшатнулся на той стороне, а на нашей Ирдинг кинулся прочь, зажимая рот платком.

– Ой, да… – протянул Ольгер, как простонал.

– Хм… – Валор, наоборот, шагнул ближе, чтобы рассмотреть. – Впору радоваться, леди и мессиры, что искусственное тело не знает тошноты…

Я ему позавидовала. Я думала, меня сейчас вывернет прямо рядом с зеркалом. Я восхитилась самообладанием Тарина, который держал это в руках.

Я бы, наверное, не смогла.

У него была большая банка из толстого стекла – есть такое толстое закалённое стекло, из которого делаются витрины в ювелирных салонах и некоторые штуковины для алхимиков. На этой банке чёрной тушью были нарисованы закрывающие значки, а на её дне, мне показалось, – какая-то очень подробная звезда, серьёзнейшая защита.

Внутри банки, скорчившись, сидел серый зародыш. Я просто описать не могу, насколько сильное омерзение вызывала эта тварь: её башка с зачатками ушей, какое-то потёкшее, будто нагретый воск, лицо, рахитичные ручонки, шары суставов… Я очень спокойно отношусь к разным существам, которые кажутся другим противными, – и к крысам, и к разным морским созданиям – но при виде этого мне немедленно стало муторно.

И очень, очень захотелось посоветовать Тарину бросить банку в огонь.

Я еле взяла себя в руки.

– Это детёныш, да? – спросила я, борясь с подкатывающей тошнотой.

И Валор спросил, почти в один голос со мной:

– Оно ведь ещё живо? Оттого на сосуде защита?

Тарин, осклабившись так, что на подлёте мухи дохли, постучал по банке ногтем. Тварь дёрнулась и лупнула громадными и бессмысленными жёлтыми глазищами.

– Оно не живое, – сказал Тарин. – И оно не детёныш. Оно – зародыш, приготовленный для использования. Осталось только вырастить, а это дело минут.

– Боже мой, – пробормотал рядом со мной Ольгер. – Я это ощущение помню. Их делали там, в Зелёных Холмах… вернее, я думаю, их там разрабатывали… испытывали…

– Погодите, – попыталась вставить я, – так ведь… это что, не лесная тварь?

– Это овеществлённое проклятие, леди, – сказал Тарин. – Просто телесная оболочка для злобного посыла. Перелесское чернокнижие, древнее: так в старину чернокнижники расправлялись со своими врагами. И сейчас какая-то умная голова при дворе Рандольфа добралась до древних рецептов… и это, вот это, изготавливают практически фабричным способом.

– Вот как… – протянул Валор. – Это не пойманное и запечатанное… это создано прямо в сосуде, верно?

– В корень смотрите, мессир Валор, – сказал Тарин. – Вот так и создано. Это моему человеку продал один недоумок с закрытого завода. Я думаю, таких банок на оружейных складах Перелесья уже тысячи – для вас ведь не секрет, что Перелесье готовится к войне?

И вот тут у меня случился приступ паники. Натуральной паники. Я представила тысячи… и мне захотелось забиться в угол, закрыв голову руками. Я представляла, что одна такая тварь может натворить, а орды…

– Нужна и алхимическая, и мистическая защита, – сказал Ольгер. Меня поразила неожиданная твёрдость его голоса. – Мэтр Тарин, а как оно пробуждается и выращивается?

– Кровью, – сказал Тарин таким тоном, будто вопрос был по-детски наивным. – Убийство поднимет сразу десяток. Своей воли у них нет, они делаются из воли чернокнижника и адской силы, всё это питается кровушкой: чем больше вольёшь, тем тварь будет хитрее и сильнее. А если лить кровь с болью и муками – можно получить автономную, умную гадину… Она распадётся, выполнив приказ, но пока не выполнит – будет существовать.

– Как я понимаю, – сказал Валор, – защита на сосуде годится лишь для зародышей? Для поднятых, пробуждённых тварей нужна другая защита?

– Те, кто работает с этим, носят такое. – Тарин поднёс к зеркалу оловянный амулет на простом шнурке. На амулете красовалась обычная четырёхлепестковая розочка от Приходящих в Ночи. – Но мне кажется, что это так… в пользу бедных. От поднятой и хорошо прикормленной твари она не спасёт.

– И я так думаю, – сказал Валор. – Как досадно, что образец невозможно переслать через границу… с ним бы поработать. Выяснить детально, как их получают, как защищаются…

– Идеальный способ выяснить, мессир, не образец, а какой-нибудь компетентный человек, – сказал Ольгер. – Кто-то, кто этим занимается.

– Так он уже тебе и рассказал, – буркнула я. – Прибежал рассказывать, путаясь в шнурках.

– Деточка, дорогая, – сказал Валор, – видите ли, у одного из этих людей драгоценнейший мэтр Тарин купил зародыш. Возможно, кто-нибудь другой расскажет за деньги. Возможно, потребуются… иные способы воздействия.

– Интересно, что мэтр Тарин сравнительно легко переносит близость твари, – задумчиво сказал Ольгер. – Мне нестерпимо даже смотреть.

– Ага, – сказала я. – И мне нестерпимо.

– Вы удивитесь, – сказал Тарин со своей неповторимой ухмылочкой, – это не так уж сложно. Те, кто с ними работает, вообще ничего не чувствуют: у них чутьё отбивается в первые же дни, надо только принять… ну, принять ад. Перестать сопротивляться. Впрочем, те, кто будет сопротивляться, на работу в такое место и не попадут: там отбор строгий. Вы замечали, леди, что у чернокнижников без Дара чутьё, как правило, напрочь отбито?

– Это да, – кивнула я. – Но вы?

– Прошу прощения, леди, – Тарин расстегнул сюртук, развязал галстук и распахнул рубашку. У него под ключицей обнаружился синий пороховой рисунок-наколка, вроде тех синих якорей и роз ветров, которые вытравливают на удачу морячки. Необычная звёздочка с тонким контуром защиты и сдвоенными значками «замок сил». – Я это наколол, когда учуял тварь первый раз. Все эти недомогания очень мешают работе. Звезду я покажу подробно, но имейте в виду: она не защищает от атаки твари, только снимает тошноту.

Валор взял лист писчей бумаги и карандаш и принялся перерисовывать защитный знак.

– И это обязательно вытравливать на коже? – спросила я.

– Можете попробовать сделать амулет, леди, – сказал Тарин. – Важно только, чтобы касался тела. А я решил, что наколка надёжнее.

– Я наколю, – решительно сказал Ольгер. – Ваша помощь бесценна, мэтр.

– Гурд, – сказал Тарин, – покажите мессирам с побережья копию защиты с банки. Быть может, мессир Валор и леди Карла попытаются вывести формулу защиты из этих знаков. Я пока ищу аналоги и отсылки в тех библиотеках, до которых могу дотянуться. У меня есть доверенные люди, но… вы ж сами понимаете, мы сильно рискуем здесь.

– Вы себя, пожалуйста, поберегите, – сказала я. – Вы меня просто восхищаете, Тарин, но вас же могут убить в любой момент…

– Все смертны, леди, – ухмыльнулся Тарин. – Если я найду противоядие против этой заразы – значит, жил не зря.

Гурд приложил к зеркалу лист с перерисованными знаками. Умница Тарин ещё и чертёж банки сделал, с указанием расположения знаков – всё правильно, это может быть важно.

Валор взял новый лист, чтобы скопировать.

– Вот так мессир Гурд мне и новую формулу для зеркального телеграфа показал, – сказал Ольгер. – А то говорит на связи: смотрите, у нас новые возможности…

Гурд смущённо улыбнулся:

– Люди точных формул… я пока никак привыкнуть не могу.

– Я приучу, – сказал Тарин.

Прощалась я с Гурдом и Тарином как с друзьями – сердечно. И Ирдинг гордо сказал:

– Вот ведь каковы мои люди! Герои! Ходят по краю – но не боятся ада!

Только к зеркалу он больше не подходил. Побоялся снова увидеть ту банку, что была у Тарина в руках, нестерпимо показалось – и кто его осудит!

* * *

Едва мы закончили, меня позвал Норис. В Штаб, в смысле в Королевский Штаб Армии, который на площади Дворца, только с другой стороны. Там обычно работает Лиэр, а я в Штабе ни разу не была: что мне там делать? Я существо гражданское, в военных делах особо не разбираюсь.

И вдруг.

– Ты ведь понимаешь, что я ничем не помогу? – сказала я, накидывая шубку. – Лиэру-то я зачем?

– А вот посмотрите, милая леди, – осклабился Норис. – Может, и поможете.

Я только плечами пожала.

Мы вышли из Дворца – и я увидела, что на площади напротив Штаба собралась толпа офицеров. Знаки различия не видать – но шинели на них были офицерские, нового образца. А чтоб военные стояли такой толпой – мне раньше видеть не приходилось: сборище выглядело как-то до уморы штатским образом. Они и стояли-то не как настоящие военные: кто-то сутулился, кто-то засунул руки в карманы, в общем, команда бездельников, да и только.

– О! – сказал Норис. – И в Штаб заходить не надо.

Кто-то из этой толпы крикнул: «Стройся!» – и толпа зашевелилась, образовав довольно-таки кривой строй исключительно нелепого вида. Кажется, мессирам офицерам и самим было смешно – но они честно попытались.

– Что это за хохма? – спросила я. – Откуда вы их взяли вообще?

Норис только ухмылялся во всю пасть.

И тут к нам подошёл настоящий офицер, блистательный штабной офицер, такой стройный, подтянутый и прекрасный, как на параде, – чеканя шаг. И сказал:

– Леди Карла! Кадеты-некроманты, прибывшие для обучения по ускоренной программе, построены для смотра… – и закончил с виноватым видом: – Ну уж как умеют.

– Ничего себе! – вырвалось у меня. – Привет, мессиры!

Я их просто другими глазами увидела! Наши люди: физиономии запоминающиеся, прямо скажем. Самого разного возраста: рядом со мной стоял практически дед с седой встопорщенной бородой и бельмом на глазу, а следующий в строю – парень чуть старше Райнора, с прекрасными ярко-синими глазами, только всё лицо в какой-то коросте, как в чешуе.

Милые наши люди! С клеймом Тьмы – и стоило мне подойти поближе, как от вспыхнувшего Дара меня в жар бросило.

Видимо, они-то уже были в резонансе – и смотрели на меня приветливо, даже радостно. И на их шинелях красовались нашивки с черепом: наша будущая особая часть.

– Ты рада? – спросил Норис. – Вот скажи государыне, что ты их видела. Тридцать шесть человек!

– Это те, кого вы по всему Прибережью нашли? – спросила я.

– Не только, – сказал Норис. – Тут двенадцать человек из Девятиозерья, трое – из Запроливья. Беженцы.

А мой взгляд зацепился за совершенно неожиданную фигуру.

– Леди! – закричала я. – Вы ведь женщина?

Мощная, на самом деле, была тётка. С могучей грудью, с бёдрами и животом, как раньше духов земли и плодородия рисовали. И с живописнейшей волосатой бородавкой на носу.

– Ну что вы, леди Карла, – сказала она уютным голосом, – какая же я леди? Я мэтресса Ика, с мыса Тумана. Ика из дома Серых Птиц, теперь вот – штаб-офицер-некромант, – и улыбнулась.

– Мэтресса Ика – результат проверки бабок-травниц, – сказал Норис. – Недурная была идея.

– Да я и не знала, что я некромантка, – смущённо улыбнулась Ика. – Гадала я вот… духов слышала. Оказывается, Дар есть, хоть и слабенький…

– Мессиру Валору добавилось работы, – сказал Норис. – Мы будем учить их взаимодействовать с военными, а вы – своему будете учить. И проверять возможности. Это наш боевой резерв, леди… думаю, в свете текущих событий нам понадобятся обученные кадры. Хорошо обученные некроманты. Такие вот дела.

– А как их устроили? – спросила я.

– Штатно, – сказал Норис. – Поселили в казарме кадетского корпуса – пришлось немного потеснить мальчишек. И обучаться они будут там же, а мессир Валор будет приходить на лекции.

– Хорошо бы, чтобы и Ольгер, – сказала я. – Ну хоть кратенько. Знаешь, нам сейчас, оказывается, алхимия тоже понадобится. Валор расскажет о метках, знаках вызова и защиты, об основах некромантии, а Ольгер – о самых простых алхимических вещах. Ну вот о зеркальном телеграфе, о том, как эликсир собрать… А то, знаешь, очень неприятно смотреть на алхимическую формулу и вообще не понимать, что там написано.

– Попробуйте убедить Ольгера, милая леди, – ухмыльнулся Норис. – Он к вам прислушается.

Я только фыркнула. У Нориса вечно бог знает что на уме.

Я возвращалась к Дворцу и думала: надо же, со всей этой кучей событий, которая накрыла сверху, как девятый вал, я ничего вокруг не вижу – а ведь весна уже скоро. Это солнце… снег стал влажным и блестящим, эта наледь – из-за того, что сверху подтаивает, а ночью, когда резко холодает, замерзает снова. И такое ясное небо – такая яркая голубизна небес, говорят, бывает только на побережье. И запах… уже весенний запах. Свежий солёный ветер с моря…

И сосульки на карнизах намёрзли. Верный признак.

Я шла и думала: у меня было так темно перед глазами, что ничего я вокруг не видела. Ничего не видела, кроме цели.

Неужели так будет снова? Если начнётся война… когда начнётся война…

У меня сил не было додумать до конца.

А во Дворце меня тут же поймал дежурный лакей – сказал, что государыня и мессир Валор ждут в каземате. Хорошее дело, подумала я. Вот тут им всё и расскажу.

А у них там была лекция.

Все детки, которые остались в столице, были там. Мне даже показалось, что они выросли за то время, пока больше общались с жандармами, чем с нами. Байр казался юношей: хоть и не стал выше ни на полпальца – раздался в плечах и возмужал лицом. Ален снова сидел с ним на одном стуле и выглядел слегка потусторонним: даже днём его глаза чуть заметно светились. А Жейнар вырос, просто вымахал, и отрастил чёлку, и чёлка прикрывала бинты на лбу и то место, где глаз был… с лица пока так и не снимали бинты. И Норвуд вырос, и форма на нём сидела просто щегольски. Только Ларс как был маленьким белым котёночком, так и остался – и он сидел на полу около стула Вильмы и тёрся щекой о её руку, как котёнок.

А Валор рассказывал про Узлы. На доске была нарисована звёздочка Церла с двумя Узлами, и Валор дорисовывал мой третий. Я ему помешала.

– Дети! – сказал он торжественно. – А вот и леди Карла, которая сумела улучшить гениальный ход Церла.

– Мне деваться было некуда, – сказала я. – Я от ужаса его улучшила.

Вильма притянула меня к себе.

– Бедная Карла, – сказала она грустно. – Дорогие друзья, мне так жаль… я доставила всем столько хлопот…

– Государыня, не огорчайтесь! – тут же попросил Ларс.

– Но таки да, – тихонько сказал Байр. – Я думал, помру вместе с вами…

– Ладно, всё, – сказала я. – Вы ведь говорили про Узлы. Валор, Норис вам сказал, что вам ещё и взрослым некромантам придётся давать уроки?

– Они приехали? Взрослые? – тут же спросила Вильма. – Их хорошо разместили?

– Как подобает будущим офицерам, – сказала я. – Знаешь, мне так нравятся эти черепа на рукавах у особого отряда! Как простая эмблема, как у любых других офицеров… сразу понятно, что наступило новое время.

– У меня тоже такая будет, – сказал Жейнар мечтательно.

– Тебе нужно сперва выздороветь, – сказала я.

– Что-то мне подсказывает, – сказал Валор странным тоном, – что у нас всех такая будет, – и не дал мне возразить. – Итак, мы остановились на свойствах Узлов и искусственных тел.

– Простите, Валор, – сказала я, – с Узлами мне ясно, а вот тела… Мне кажется, просто интуитивно кажется, что свои кости лучше, чем чужие, хоть самые чистые… но почему? Я вообще права?

– Не знаю, – сказал Валор. – Не рассматривал проблему с этой точки зрения. Но если государыне будет угодно, можно попробовать обсудить и сравнить.

– Я чувствую себя отлично, – тут же сказала Вильма. – Милая Карла, я даже не ожидала… Впрямь прекрасно. Знаешь, дорогая, я думала, что искусственное тело будет ощущаться как нечто чуждое… впрямь как протез… но нет. Я – это я. Только порой с удивлением ловлю себя на мысли, что не могу дышать и двигать языком, – и улыбнулась голосом и глазами. – У меня странное тело, но это моё тело. Я ощущаю даже прикосновение одежды – и когда я смотрю на себя в зеркало, мне кажется, представь, что мои чувства отражаются на лице, хоть и не так ярко, как раньше.

Тяпка её внимательно слушала и виляла хвостом: она, наверное, тоже думала, что её чувства отображаются совсем неплохо. А я подумала, что у неё, видимо, всё-таки собачье, а не человечье чутьё, раз такое дело.

– Вот и разница, дорогие дамы и господа, – сказал Валор. – Видите ли, дети, если её прекраснейшее величество ощущает себя собой, то я, как ни поверни, нахожусь внутри протеза. Отличного протеза, но… прикосновения одежды я не чувствую. Осязание – не самая, увы, сильная моя сторона сейчас. Я ощущаю кончиками пальцев, насколько тверда или мягка поверхность, и очень слабо, словно сквозь перчатку из плотной кожи, чувствую холод и тепло. Я не чувствую ничего похожего на боль. Если, например, ударюсь локтем о стол – лишь толчок. До того как леди Карла связала меня с этим телом третьим Узлом, я задумывался, как лучше сесть или поставить ногу, теперь движения даются много легче, но… я призрак внутри искусственного тела. Хоть мне и стало в нём много приятнее – всё же существует тело и существую я. Я не стал одним целым с протезом. Возможно, это ещё придёт, когда я окончательно привыкну.

Я слушала их – и тёмная пелена клочьями облезала с души. Вильме хорошо. И Валору лучше. По крайней мере, здесь я справилась.

– Леди Карла, – вдруг сказал Байр, – а если я захочу… кого-нибудь привязать?

И все тут же на него посмотрели.

– Ну, видите ли, Байр, – сказал Валор, – большая часть душ сразу же после смерти покидает юдоль земную… Остановить душу на пути к престолу Господа – большой грех…

– Но я и не говорил про большую часть, – сказал Байр. – Вот есть несчастный дух, которому надо доделать что-то, закончить… Я могу привязать?

– Если вы пойдёте по пути Церла, – сказал Валор, – а это, должен вам сказать, изрядно скользкая дорожка…

– Не по пути Церла, а по пути леди Карлы, – перебил Байр и смутился. – Простите, мессир Валор. Просто – что там Церл, Церл… то, что делал Церл, работало на ад, как бы он это ни оправдывал. А для меня ад – враги. Такие же, как…

– Ого, – фыркнула я. – Воин Божий. Ты демона будешь вызывать Божьим словом?

– Нет, – сказал Байр. – Почему? Демона я буду вызывать теми знаками, какими они вызываются, демоны. Знак плюс Дар плюс зов – как учили. Только для меня это – военная хитрость. Ад мне не союзник, и я уж найду, как его обмануть. Вы ведь тоже обманули, леди.

Я задумалась.

– Вы, юноша, ставите смелые задачи… – задумчиво сказал Валор. – В этом что-то есть.

– Конечно, есть, – сказала Вильма. – Скажи, дорогая, а Байр мог бы использовать, к примеру, такую формулу: следуя воле леди Карлы, по её желанию, ей необходимо?

– Дорогие мои, – сказала я радостно, – а не рехнулись ли вы дружно? А я-то думала, что с ума сходят поодиночке…

– Деточка, – укоризненно сказал Валор, – не торопитесь отрицать. Я вижу в словах государыни некое рациональное зерно… Если мы занимаемся исследовательской работой, то их просто необходимо счесть гипотезой и проверить, как подействует.

– Как проверить-то? – удивилась я. – У нас даже подходящего духа нет на примете.

– Отчего же нет? – улыбнулась Вильма. – А та несчастная, которая умерла и оставила детей? Мэтресса Эрла?

– Где и как призвать этого духа – я себе представляю, – сказал Валор. – Мэтресса Эрла годится, можно попробовать.

– Делать для неё протез, – проворчала я. – Мало ли, на что могут немедленно понадобиться руки мэтра Фогеля… Нет, я не спорю, это доброе дело. В принципе я даже знаю, где она похоронена, можно её собственный скелет поднять… но всё равно это, мне кажется, слегка отдаёт сумасшествием.

Виллемина встала, подошла ко мне и взяла меня за щёки, чтобы повернуть к себе мою голову, – тёплыми руками… у меня тут же защипало в носу, я поняла, что мне ещё привыкать и привыкать к такому счастью – живой Вильме, хоть и в таком виде.

– Карла, дорогая, – сказала моя королева, – прости, это будет полезнейший опыт. Времена непростые, может случиться что угодно – иметь в рукаве лишний козырь не помешает. Если вдруг – если позволит Господь, если у нас получится, если всё пойдёт по плану – мессир Валор обучит новой формуле всех наших некромантов. И в один чрезвычайно важный момент эта формула спасёт кого-нибудь, кто будет нам сердечно необходим.

– Простите мой цинизм, – тихо сказал Жейнар, – я думаю, что иногда удержать душу в мёртвом теле на полчаса – это спасение. И шанс. Я так думаю.

– Звучит ужасно вообще-то, – сказал Ален. – Но ты, кажется, прав.

– И я так думаю, – сказал Байр. – Всё время об этом думаю.

– Если бы мне надо было сделать что-то важное, а меня убили бы, – сказал Норвуд, – я бы за эти лишние полчаса… я бы был благодарен всей душой за эти лишние полчаса – леди Карле, Богу… чтобы успеть спасти кого-нибудь, например.

– Дорогие мессиры, – ласково сказала Виллемина, – я вами горжусь. Мы ничего не боимся и пытаемся всё предусмотреть. Мы победим.

И тут к нам зашёл Ольгер – с очень довольным видом.

– Добрый день, государыня, – сказал он весело. – И всем привет. О, Узлы! Простите. А вы новый зеркальный эликсир записали?

– Да, – сказал Валор. – Но этого мало, граф. Вам нужно будет показать, как вы его составляете. А то, знаете ли, любая жидкость имеет неприятное свойство заканчиваться, когда она нужнее всего.

– Ага, – сказал Ольгер. – Я покажу. Это просто, это даже проще, чем старая формула: теперь кипятить не надо, только потихоньку греть – и точно не бахнет.

Я смотрела на него и вспоминала, какой он ужасно милый. Удивительно, как человек может быть так мил с такой безобразной физиономией. Впрочем, его физия уже казалась милой, вот же чудеса.

Мы все перешли в лабораторию Ольгера – и он показал, как собирать зеркальный эликсир из всяких простых вещей, которые можно в аптеке купить. Когда он всю эту отраву готовил, вид у него делался, как у какого-то чародея сказочного, а самую малость – как у балаганного фокусника. Смотреть было занятно.

Виллемина ещё в начале процесса потихоньку ускользнула – и её никто не стал удерживать: ясно, у государыни полно работы. Я тоже это понимала – и всё равно мне хотелось быть рядом с ней.

Впрочем, я заставила себя учиться алхимии. Интересно, но этот пурпурный тягучий сироп я чуть не вскипятила – и Ольгер выхватил склянку из огня.

– Леди! – сказал он укоризненно. – Так же можно и грязь вокруг развести, и осколками стекла пораниться.

– Просто не очень понимаю, когда уже закипает, а когда ещё нет, – сказала я. – На нём же не написано.

– А когда варите варенье, вы же видите, когда пенку снимать? – спросил Ольгер.

– Я не варила, – удивилась я. – Неужели вы варили варенье, граф?

Ольгер улыбнулся мечтательно:

– Наша кухарка, тётенька Хона, всегда варила в саду… а я, когда был маленьким, всегда сидел рядом и смотрел, как оно начинает закипать. Потому что она отдавала пенку мне.

– Мэтресса Хона воспитала из вас алхимика, мессир Ольгер, – с улыбкой в голосе сказал Валор.

У Валора всё получалось идеально. Он, наверное, мог бы быть и алхимиком запросто – недаром легко нашёл с Ольгером общий язык.

Детки захихикали, но вид у них был мечтательный и печальный. Это здорово же, когда кухарка варит в саду варенье и отдаёт тебе пенку… а у наших юных некромантов, надежды страны, ни детства, ни сада, ни кухарки, ни варенья…

И я наблюдала за пузырьками, которые поднимаются в сиропе внутри склянки, и думала: надо бы устроить что-то весёлое для них на нашем танцевальном вечере – если уж всё равно танцуем…

* * *

Мы в  тот день довольно долго возились в каземате. Разобрались с зеркальным эликсиром, потом ещё покрутили Узлы, потом я послала за Фогелем, а Валор отправился на кладбище разговаривать с мэтрессой Эрлой… Детки, конечно, хотели не просто вскрыть могилу бедной Эрлы, а по всем правилам поднять её кости, потом уложить, а мне пришлось связываться с Норисом, чтобы он пересмотрел графики патрулей. В общем, я освободилась, когда ясный предвесенний свет за окнами уже начал синеть.

С целой кучей неотложных дел в голове и планом на три ближайшие ночи. И ужасно хотелось повидать свою королеву.

Пошла в гостиную Виллемины – а её там не оказалось.

И в зале Совета не оказалось.

– Леди Карла, – сказала Друзелла, – вы ищете государыню? А её нет во Дворце. Она в Штабе, на совещании.

И у меня всё оборвалось внутри.

В жизни Вильма не ходила в Штаб. Что ей там делать. Там мессиры военные, у них свои дела. Там Лиэр целыми днями сидит, похудел, потемнел с лица, с дворцовой кухни туда не кавойе отправляют, а перелесский травник, горькую отраву, выключающую сон. Мессиры офицеры пьют эту дрянь и что-то там прикидывают, планы составляют… Когда мессир Годрик на берегу – он тоже там торчит, если нет – мессиры капитаны первой линии. Но Вильма?

Не женское дело.

– А мессир Раш где? – спросила я Друзеллу.

– Не во Дворце, леди Карла, – сказала она. – У себя, принимает финансистов из провинций.

– А мессир Броук?

– В Штабе, – сказала Друзелла.

Вот тут-то я и подумала, что в мире происходит что-то паршивое. А я газет не читала, мне некогда было. Ничего я не знаю.

В тревоге и тоске я пошла в нашу новую детскую – а кроха-принц уже спал. И в такой же маленькой кроватке ещё один младенец спал, а между кроватками сидела кормилица, невероятно уютная леди, пышная, как тёплая булочка, и вязала крохотный синий башмачок с голубыми полосочками. Второй такой на маленьком столике лежал, готовый, среди клубков ниток.

Увидела меня – и приложила палец к губам, мол, тихо, разбудишь детей.

Я тихонько ушла. Пришла в гостиную Виллемины, села в её кресло, обняла Тяпку – а на нашем столике, где нам обычно сервировали кавойе и печенье, лежала пачка свежих газет. Я подтащила их к себе.

Ничего особенно тревожного и ужасного я в газетах не увидела. В любимой столичной газете «Ветер с моря» на первой странице красовалась светокарточка Виллемины – и ниже большая радостная статья об успехах медицины и некромантии, которые сохранили жизнь обожаемой государыне после подлого покушения. Там ещё были интервью мессира Сейла и какого-то светила из Академии Материнства и Акушерства – про то, какой государыня пережила геройский ужас, но её собственное мужество и искусство врачей сохранили жизнь принца Гелхарда, и сейчас он замечательно себя чувствует. Иерарх Агриэл прислал письмо, что молится за государыню и за наследника престола – и даже они там напечатали молитву. Чтобы желающие присоединились.

Дальше говорилось о том, что ждём спуска на воду подводного судна, о будущем танцевальном вечере в честь моряков, что сторожевые броненосцы «Добрый Свет» и «Верная Элла» выходят в поход завтра вечером и что при рельсовом заводе Гинара и при заводе сталепроката с высочайшего разрешения открыты бесплатные народные училища, где любой желающий за полгода может обучиться на мастера, а за два месяца – на рабочего первого разряда. При училищах устроены казармы для людей, стеснённых в средствах, им же предлагается содержание за счёт казны на время обучения.

Я читала и успокаивалась. Прекрасные же новости! Оказывается, у нас даже есть деньги на всякие полезные штуки вроде этих училищ. Всё в порядке, иначе не стали бы они писать про танцы.

Тяпка зевнула и удобно устроилась головой у меня на коленях, а я уже спокойно взяла читать газету «Телеграммы из-за рубежей».

Там тоже никаких сенсаций во всю первую полосу не было. Обыкновенная дипломатическая муть: златолесские дипломаты в Святой Земле, на Островах принимали какого-то важного чина из Перелесья с деловым визитом. Король Запроливья отправил в Перелесье послов с уверениями совершеннейшего почтения. Прекраснейший государь Людвиг Третий Междугорский принимал наших послов в древней резиденции в Винной Долине… туда же приезжали послы из Горного княжества. Бурхальд Медноскальский, какая-то важная персона при князе Ильгриде, пожелал здравия и долгих лет государыне Виллемине и передал с послами подарок князя Ильгрида. Символический очень: кинжал, у которого в рукоять вделаны клык и коготь горного барса, – чтобы дитя государыни росло отважным и сильным воином… В общем, все друг перед другом расшаркиваются и уверяют во всём хорошем против всего плохого.

Даже как-то слишком всё спокойно.

Я взяла третью газету – а там большая статья профессора из Королевской Академии Естественных Наук. Про то, что установилась довольно тёплая для конца зимы погода, а потому нерест серебрушки, видно, начнётся на неделю-полторы раньше, чем наши рыбаки ожидают. И если кто-то из хозяек или рыбаков найдёт на крупной серебрушке медное колечко – так его просят отнести в Академию, потому что специалисты изучают перемещение косяков рыбы вдоль побережья…

Оно, конечно, было интересно… но я устала что-то. И задремала прямо в кресле, с газетой в руках и Тяпкой на коленях.

И меня разбудил Дар. Так, будто сейчас придёт вампир, – но какой вампир может прийти во Дворец? Только адмирал Олгрен, больше никто из этой братии ко мне без зова не ходит. А волна Силы Олгрена меня каждый раз окатывает с головы до ног. Но в этот раз Дар просто звякнул, как щербатый медный колокольчик на двери в таверну.

И Тяпка подскочила и спрыгнула на пол.

В комнате было уже совсем темно, слабый свет шёл только из окна, от фонарей на площади Дворца. А в зеркало робко просочилась мерцающая серая тень и осталась с той стороны стекла.

– Что за?.. – удивилась я. – Вы – вампир? Войдите.

Тень перетекла через раму и, оказавшись на полу, обрела подобие плоти – зрелище оказалось из ряда вон выходящее. Насколько я рассмотрела в сумерках, передо мной стояла сухая мумия, непонятного пола, обтянутая пергаментом истлевшей кожи, с пыльным клоком волос, спутанным и мёртвым, как старая пакля, в крошащихся серых лохмотьях, в земле, каких-то корешках, паутине… Только глаза горели тёмными гранатами – живые глаза вампира на лице, почти не отличающемся от черепа.

Вампирским ладаном и мятой от неё не пахло совсем, но и гнилью не пахло тоже. Когда бедолага шевелилась, я чувствовала сухой запах пыли и чего-то… библиотечного, что ли. Вроде запаха старых фолиантов и усыхающей кожи.

Мумия с заметным трудом отвесила странный и сложный поклон, похожий на танцевальное па, – и вдруг сказала неожиданно чистым и звонким девичьим голосом:

– Великодушно прошу простить меня, прекрасная леди. Отсвет Дара привёл меня в этот дом. Я ощутила Дар и в нижнем этаже, но не посмела показаться в обществе мужчин в таком виде. Ах, дорогая леди, я понимаю, как это чудовищно!

Манера говорить у неё была странная… как будто перелесская, но не совсем. Необычный акцент. Тяпка подошла поближе и потянулась понюхать, но мумия отшатнулась.

– Не бойтесь моей собаки, – сказала я и зажгла газ в лампе. – Не кусается. Но неужели вы вампир? Отчего в таком виде?