Цитаты из книги «Убийственно тихая жизнь», страница 6

Большинство этих людей остаются незрелыми. Они живут «тихой» жизнью, пребывают в ожидании

— ...я предпочту сражаться за личное, а не коллективное.В этом, как прекрасно понимал Гамаш, и заключалась принципиальная разница между англо- и франкоговорящими квебекцами, между англофонами и франкофонами; англичане верили в права личности, а французы считали, что должны защищать коллективные права. Защищать свой язык и культуру.

А нас не уважают только за то, что мы англичане, за то, что мы говорим по-английски. Это не одно и то же. Вы имеете представление о том, насколько изменилась наша жизнь за последние двадцать лет? О всех тех правах, которых мы лишились? Сколько наших друзей, соседей и родственников уехали из-за царящих здесь драконовских законов? Моя мать практически не говорила по-французски, зато я владею двумя языками. Мы стараемся, инспектор, стараемся изо всех сил, но англичане по-прежнему остаются изгоями. Нас винят во всех смертных грехах.

— Последний референдум о суверенитете едва не увенчался успехом, вам это должно быть прекрасно известно. А сама кампания временами была просто отвратительной. Не слишком приятно ощущать себя меньшинством в собственной стране, — заявил Бен.— Я отдаю себе в этом отчет. Но если Квебек отделится от Канады, вам ничего не будет угрожать. Вы же знаете, что ваши права будут соблюдены.— Правда? Неужели у меня есть право сделать вывеску на родном языке? Или разговаривать только по-английски? Нет. Мною сразу же заинтересуется языковая полиция. Канцелярия французского языка. Меня дискриминируют. С такой постановкой вопроса согласен даже Верховный суд. А я хочу говорить по-английски, старший инспектор.

Он уважал Гамаша, как никакого другого человека, но видел и его недостатки, главный из которых – желание помогать людям, тогда как их можно просто уволить.

Зло не выставляет себя напоказ и всегда имеет человеческое лицо, оно разделяет с нами постель и ест с нами за одним столом.

She also felt a stirring that suggested she didn't actually like her son. Love, yes. Well, probably. But like?

Unconsciously, Olivier had equated the way people lived with the way they died.

Как сама Мирна, так и ее букеты были огромными, экспансивными и неожиданными. В этом, например, соседствовали ветки дуба и клена, камыш с берегов реки Белла Белла, протекавшей позади книжного магазинчика Мирны, яблоневые побеги, на которых уцелело несколько плодов сорта «макинтош», и великое множество разнообразных трав.

– Что это?

– Где?

– Вот здесь, в самом центре твоей икебаны.

– Колбаса.

– Сарделька, ты хотела сказать?

– М м, лучше взгляни вот сюда. – И Мирна ткнула пальцем в спутанный клубок ветвей.

– «Собрание сочинений У. X. Одена», – прочла Клара. – Ты, должно быть, шутишь.

– Это для мальчиков.

– А что еще здесь есть? – Клара обвела глазами внушительный букет.

– Дензел Вашингтон. Только не говори Габри.

Анри был разнорабочим в каменоломне, когда вдруг обнаружил, что камни разговаривают с ним. И он стал слушать. Разумеется, после этого обратного пути для него уже не было, хотя семья с нетерпением ожидала того дня, когда он принесет домой хотя бы минимальный заработок вместо огромных каменных скульптур.