Читать книгу: «Невеста авантюриста»

Шрифт:

Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Пролог

Лондон, 4 марта 1815 г.

– Моя дорогая мисс Селина Шелли, вы определенно вносите неоценимый вклад в дело. – Мистер Горпапье, что лежало перед ним, и лукаво улыбнулся.

Лина никогда не видела крокодила воочию, но сейчас, глядя на мистера Мейкписа, могла с легкостью представить это злое и неприятное животное.

– Я полагаю, вы имеете в виду, что я только пытаюсь внести вклад в дело, мистер Мейкпис. И очень надеюсь, что ведением счетов и хозяйства здесь, в «Голубой двери», я смогу возместить хотя бы часть того, чем обязана тетушке Кларе, которая так любезно приняла меня у себя. – Она подняла глаза и взглянула на закрытую дверь, что вела в смежную комнату, принадлежавшую ее тетушке. – А теперь мне действительно пора навестить ее и справиться о здоровье. Я как раз собиралась к ней, когда вы пришли.

– Я не уверен, что вам стоит делать это. – Улыбка мгновенно исчезла с его лица. – Мы ведь не хотим, чтобы и вы подхватили то же, чем больна ваша дражайшая тетушка, не правда ли?

– У нее хроническое заболевание желудка. Сомневаюсь, что этим можно заразиться. – Лина поднялась и направилась к двери. Она оказалась заперта.

– Сядьте, мисс Шелли.

Смутное ощущение беспокойства, которое казалось едва уловимым на фоне гораздо более сильного волнения о здоровье тетушки, вдруг пробежало по спине тревожной дрожью.

Около месяца тому назад Лина сбежала от своей бедной, несчастливой жизни в доме священника в графстве Суффолк и нашла спасение и убежище у своей тетушки. Лина знала о ней лишь по единственному письму, которое тетушка когда-то прислала ее матери, и для нее стало огромным потрясением обнаружить, что тетушка Клара, которая в ее воображении была уважаемой незамужней дамой, на самом деле оказалась мадам Деверилл, содержательницей одного из самых дорогих и роскошных борделей Лондона.

Но к этому времени Лина уже сожгла за собой все мосты; у нее не было пути назад к безопасной, но вместе с тем жалкой и ненавистной жизни в доме священника, назад к одному из всего двоих людей, которые ее любили, – к сестре, которую она покинула, малодушно сбежав прочь. Отец уже никогда не позволит ей даже ступить на порог родного дома, а скандал, в который она была втянута, мог бросить тень и на старшую сестру.

Лина совершила побег неожиданно, по внезапному велению сердца, хватаясь за последнюю, едва уловимую надежду на спасение, которой было для нее письмо, что она спрятала и хранила в тайне. Она была так бесконечно несчастна и чувствовала себя абсолютно в безвыходном положении, особенно после того, как еще одна ее любимая сестра покинула это место, а потому ни о чем, кроме побега, Лина думать не могла. Однако теперь, зная, что не должна была оставлять Беллу одну, она мучилась угрызениями совести.

Ее тетушка, изящно одетая и в целом весьма пленительного вида женщина, приняла ее, не выказав ни малейшего недовольства, и сразу же выделила ей комнату на верхнем этаже здания, среди частных апартаментов, окна которой выходили на крыши дворца Сент-Джеймс. Кроме того, с самого первого дня тетушка относилась к ней как к родной дочери. «Как же ей было вернуться?» – спрашивала тетушка Клара. Ведь отец ни за что не впустил бы ее назад. Белла была благоразумной, терпеливой девушкой, как говорила тетушка. Если бы она захотела, то тоже непременно уехала бы. Но, несмотря ни на какие уговоры и доводы, совесть по-прежнему терзала Лину.

Гордон Мейкпис стал тайным компаньоном в деле тетушки с тех пор, как несколько лет назад ее чуть не довел до полного банкротства кризис и финансовые сложности с хозяином, у которого она арендовала здание. Тогда его деньги спасли дело, и теперь оно процветало снова. Все это тетушка объяснила Лине, когда племянница стала настаивать на том, чтобы взять на себя какую-нибудь работу, кроме той, что служила непосредственным целям заведения. С тех пор каждый месяц Лина отсчитывала гинеи, составлявшие долю мистера Мейкписа в доходах их предприятия.

Он был загадочной фигурой и появлялся крайне редко до последних дней, а теперь, когда очередной приступ болезни подкосил мадам Деверилл, так что она не могла даже встать с постели, просто появился здесь и без объяснений взял на себя все ее обязанности.

– Почему вы не пускаете меня к тетушке? – настойчиво спрашивала Лина. – Вы не имеете права…

– Я вложил сюда немалую сумму денег; и так как мадам сейчас не в состоянии вести дела, то я хотел бы ознакомиться со счетами и документами. – Он взмахнул рукой, указав на стопку книг и тетрадей. – Я вижу, что далеко не все возможности были использованы, и огромные активы пропадали без дела. Я намерен взять дела в свои руки и навести порядок. Грядут большие перемены. – Это звучало как угроза, а не как предложение.

– Какие перемены? – спросила Лина. Тетушка наверняка скоро поправится, ведь так? Она не допустила бы, чтобы этот человек принимал решения.

– Существуют услуги, которые здесь не предлагают. Услуги, которые были бы очень востребованы и приносили бы высокую прибыль. – Он приподнял бровь и сделал паузу, словно предлагая ей задуматься над сказанным.

Однако Лина слушала очень внимательно, когда тетушка Клара по-своему объясняла ей подробности своего дела, так, чтобы даже самая невинная девушка, дочь священника, могла все понять. В «Голубой двери» продавали секс и удовольствия. Роскошный секс и исполнение самых смелых желаний, приправленных великолепной едой, превосходным вином и широким выбором развлечений.

– Но у меня здесь никогда не будет ни девственниц, – говорила мадам, – ни детей. Я никогда не стану насильно заставлять девушек заниматься этим. Я плачу им достойное жалованье и слежу, чтобы все они были здоровы. – И огонь, которым горели глаза тетушки, когда она произносила эту речь, дал понять Лине, что это было нечто большее, чем просто правила заведения. Она поняла, что когда-то очень давно кто-то заставил тетушку сделать что-то против ее воли, и это оставило в ее душе глубокий болезненный след.

Позднее, к собственному невероятному потрясению, она обнаружила, что и ее тетушка, и мать – обе в юности были куртизанками. Сначала смятение овладело ею настолько, что она не смогла вымолвить ни слова, но затем, все еще не в силах поверить, она все же осмелилась спросить о том, как это случилось.

– Мы влюбились в двух братьев, – начала рассказ тетя Клара, и в ее улыбке чувствовалась горечь воспоминаний. – Они соблазнили нас и бросили здесь, в районе Сент-Джеймс, куда мы наивно последовали за ними. Мы были юны, доверчивы, совершенно запутались и были влюблены, и очень скоро нас нашел и подобрал содержатель публичного дома. Мы повзрослели очень быстро, – добавила она, и взгляд ее был как будто устремлен назад, сквозь годы. – Мы откладывали деньги, у нас появились состоятельные «друзья», и я сумела открыть собственное заведение, которое постепенно превратилось в «Голубую дверь». Твоя мать, да благословит ее Господь, так никогда и не смогла привыкнуть к этому – она взяла в свои руки ведение хозяйства и счетов, то есть то, чем занимаешься сейчас ты.

Очень со многим в этом рассказе пришлось примириться, во многое поверить. Но один вопрос Лина все же задала.

– Но как же тогда мама встретила папу? – Благодаря моральным принципам преподобного отца Шелли, которым тот сам так неистово следовал, можно было быть абсолютно уверенным, что никогда в жизни он не ступал на порог ни одного борделя.

– Она встретила его в Грин-парке. Аннабель была всегда элегантно одета, как настоящая леди. Он споткнулся и подвернул лодыжку, а она остановилась и предложила ему помощь. Это была любовь с первого взгляда. В то время он еще не был таким фанатичным пуританином, в которого превратился потом, – презрительно хмыкнув, сказала тетя Клара. – Это произошло с ним позже. Безусловно, моя сестра никогда не говорила ему, кем была прежде. Он поверил ее рассказу, что я вдова, а она живет со мной и помогает вести хозяйство. Они поженились, и он увез ее в пустынные дебри Суффолка, потом у них родились три дочери, и затем, год за годом, он становился все более жестким и высокомерным, превращаясь в ханжу и лицемера. И любовь в жизни твоей матери постепенно сменилась ежедневным, бесконечным несчастьем. Интересно, – задумчиво сказала тетушка, – знал ли твой отец или, быть может, хотя бы что-то подозревал об истинном прошлом твоей матери? Нам никогда не узнать этого. А потом она встретила Ричарда Ловата, и они сбежали вместе. Она писала мне и была уверена, что ваш отец позволит всем вам приехать к ней, в конце концов, вы были еще совсем детьми. Однако он отказал. Аннабель не помнила себя от горя, но Ловат увез ее за границу, а спустя два года, в Италии, ее не стало. Думаю, она так и не смогла простить себе того, что оставила вас.

Лина почувствовала, что глаза ее застилает предательская пелена, и снова обратила взгляд на человека, который сидел по другую сторону письменного стола. Она покинула Беллу, точно так же, как когда-то ее мать оставила своих дочерей. Должно быть, теперь ей предстояло расплатиться за тот необдуманный, эгоистичный, почти панический порыв, поддавшись которому она совершила побег.

– И что же вы собираетесь делать? – стараясь скрыть свое душевное состояние, спросила Лина. Как и любой непорядочный человек, Гордон Мейкпис непременно захотел бы извлечь выгоду из ее страхов.

– Для начала ты должна осознать, что понадобятся определенные вложения. Вот, например, ты сама.

– Я? – С непониманием и одновременно с ужасом переспросила она.

– Ведь ты же девственница, не так ли? Что может представлять здесь наибольшую ценность, если не очаровательная, благовоспитанная юная леди?

– Нет! – воскликнула она и так резко поднялась, что стул с грохотом повалился на пол.

– А я говорю, да. Иначе я буду требовать немедленного возвращения всех моих вложений, и твоя тетушка будет вынуждена продать свое заведение, так как, я уверен, достаточным количеством наличных денег она не располагает. Я, несомненно, выкуплю ее долю, и тогда все эти капризные, избалованные девицы, что работают здесь, будут обслуживать всех клиентов без исключения и станут выполнять абсолютно все, что те пожелают. У меня есть еще немало идей, и все они также принесут неплохую выгоду.

Лина медленно обошла упавший стул. У нее пересохло в горле, а сердце бешено колотилось.

– И что же, вы… вы продадите меня на торгах тому, кто предложит самую высокую цену?

– О нет, нет. Я не стану выставлять тебя на аукцион. На тебя уже есть покупатель. Сэр Хамфри Толхерст.

– Мировой судья? – Но сэру Хамфри как минимум лет пятьдесят. Напыщенный и надменный, приходя сюда, он лишь играл в карты и с вожделением и сальным блеском в глазах разглядывал стройных девушек.

– Да, именно он. Я показал тебя ему еще на улице, и ты его совершенно очаровала. Он, безусловно, не хочет принимать участие в аукционах или прочей публичной деятельности, так как крайне дорожит своей частной жизнью. Учитывая это обстоятельство, мне удалось получить за тебя весьма неплохую цену. – Мейкпис ухмыльнулся. – Просто отличную цену.

– И что потом? – спросила Лина, удивившись собственной дерзости. Никогда прежде она не смотрела так смело в лицо опасности, быть может, только во время угрожающих приступов ярости своего отца. Она всегда была самой робкой из сестер, пугливой девочкой, которая тотчас убегала, если ей не удавалось спрятаться. Однако оказалось, что в исключительной ситуации она была способна оказывать сопротивление и бороться.

– Вы сможете продать мою девственность только один раз. – Ее утверждение было справедливым. Девушки рассказали ей все о возможных способах имитировать невинность, и могли поведать еще много такого, что потрясло бы ее до глубины души. Однако то, что они так открыто и с готовностью принимали эти странные финансовые взаимоотношения между мужчинами и женщинами, со всеми их непостижимыми проявлениями, добавило ей определенной жизненной мудрости и не позволяло более их осуждать.

– Это так, – сказал он. – Но благодаря этому я получу как раз ту необходимую сумму, которой мне не хватает на обстановку и оснащение моего заведения. Жестокие удовольствия сейчас на самом пике моды.

– Матушка Молл в этом настоящий специалист, – резко бросила Лина, повторяя слух, который ходил среди девушек. – Слишком серьезная конкуренция для заведения, предлагавшего телесные наказания в качестве удовольствия.

– О нет. Не для джентльменов, которым требуется порка или бичевание. Это будет предназначено для тех, кто сам хотел бы осуществлять наказание.

– Но девушки…

– Будут выполнять все, что им приказано, иначе немедленно уберутся отсюда и попадут на самое дно.

Лина стиснула зубы, чтобы они не стучали, выдавая ее волнение. Одна из девушек, Кэтти, показывала ей шрамы, которые остались на ее теле после жестокой порки в другом борделе. Ее насильно удерживали там, пока ей не удалось наконец сбежать, выбравшись в окно и спустившись по водосточной трубе.

– Я уйду отсюда, – сказала Лина, стараясь, чтобы ее голос и слова звучали как можно увереннее и убедительнее. – Я вернусь к отцу.

– В дом священника? – уточнил он, удивив и даже напугав ее своей осведомленностью. – Да-да, я позаботился о том, чтобы выяснить о тебе все до мельчайших деталей, мисс Селина. Там уже не осталось ни одной из твоих сестер, ты знала об этом? А твой полоумный папаша вычеркнул все ваши имена из семейной Библии и утверждает, что у него вообще никогда не было дочерей, по крайней мере, так сообщают мои люди.

Белла уехала? Но куда? Покинув дом, Лина скоро поняла, что ее письма сестре безжалостно уничтожались, так же как, должно быть, и письма Мег, которые она присылала, сбежав из дома. Но ей всегда казалось, что Белла оставалась рядом с отцом в безопасности. Благоразумная Белла, которая всегда так терпеливо вела хозяйство в доме деспота отца… Да благословит ее Господь, где бы она ни была. И пусть она будет счастлива, так же как Мег со своим Джеймсом, молодым офицером, с которым она сбежала шесть лет назад.

Он ухмыльнулся и продолжил покровительственным тоном:

– Ты сделаешь все, что я тебе скажу, моя девочка, или твоя немощная тетушка потеряет этот дом, а ее драгоценные девушки будут вынуждены зарабатывать на жизнь как заурядные шлюхи, коими, по сути, они и являются.

– Когда? – прошептала Лина.

Вокруг вдруг послышался грохот дверей, словно их захлопывали одну за другой, но этот шум существовал лишь в ее голове. Если бы, покидая это место, она могла волноваться только о самой себе, пусть ей и некуда было бежать, она стерпела бы все. Она готова была даже вернуться в Суффолк и, стоя на коленях, вымаливать прощение у своего отца. Даже такая участь казалась ей теперь лучше, чем то, что готовил для нее этот негодяй. Но если она сбежит, пострадает и ее тетушка, и девушки, которым придется рассчитывать лишь на милость этого хитрого, расчетливого животного. Лине казалось, что выхода больше нет.

– Завтра. В семь часов вечера за тобой пришлют экипаж. И ты будешь мила и обходительна с сэром Хамфри, а иначе я точно знаю, кто первым испытает все прелести телесных пыток.

Лина медленно приблизилась к двери, опасаясь поворачиваться к Мейкпису спиной. Дверная ручка повернулась, и наконец Лина оказалась снаружи. Однако она была там не одна. Прямо перед дверью в комнату ее тетушки стоял крупный, судя по всему, недюжинной силы мужчина, человек, которого она никогда прежде не видела.

Лина повернулась и неверным шагом направилась к комнате, которую делили Кэтти и Мириам. Девушки лежали на кровати и весело смеялись, перебирая и разглядывая коллекцию украшений Мириам. Как только Лина вошла, они подняли на нее глаза, и их улыбки тотчас замерли, едва они увидели ее побледневшее лицо.

– Что случилось, Лина, дорогая? – Кэтти ловко соскочила с кровати, и ее кудри, выкрашенные в ярко-рыжий цвет, подпрыгнули, словно пружинки.

– Мистер Мейкпис продал меня сэру Хамфри Толхерсту. – Лина услышала свой голос как будто со стороны. Он звучал так ровно и безучастно, что она едва узнала его. – Скажите мне, что нужно делать, чтобы как можно скорее покончить с этим? Пожалуйста, очень прошу вас, скажите!

Глава 1

Дрейкотт-Парк, северное побережье графства Норфолк, 24 апреля 1815 г.

– Он едет! – Джонни, молодой паренек, чистильщик обуви, спотыкаясь, вбежал в переднюю дверь. Рубашка его выбилась из брюк, а лицо раскраснелось оттого, что он во весь опор бежал со своего места у бельведера на вершине холма Флагштафф. Он взбирался сюда каждый день с тех пор, как прибыло известие о том, что наследник недавно почившего лорда Дрейкотта направляется к ним из Лондона.

Лина оставила рукоделие и вышла в зал. Тримбл, дворецкий, то и дело, щелкая пальцами, отправлял лакеев, чтобы они как можно скорее созвали всю остальную прислугу.

Последние четыре дня, что прошли с похорон лорда Дрейкотта, Лина никак не могла прийти в себя. Когда она сбежала из дома сэра Хамфри Толхерста, объятая ужасом, в полном отчаянии и преследуемая законом, тетушка отправила ее к своему старому другу, который жил в сельской местности, в полном уединении. Тетя Клара верила, что племянница будет там в безопасности. Но вот теперь ее престарелого защитника и покровителя не стало.

Лина расправила подол черного платья и постаралась успокоиться. Настал конец ее жизни в безопасном убежище. После побега из Лондона за ее голову была назначена награда, и ее повсюду разыскивали за кражу, которой она не совершала. Наследник направлялся сюда, чтобы завладеть тем, что принадлежало ему, и, без сомнения, чтобы избавиться от бесполезных нахлебников в своем доме. И что же будет с ней теперь?

– Где экипажи? Сколько их? – требовательно спрашивал дворецкий.

– Экипажей нет вовсе, мистер Тримбл, сэр. Только двое наездников и одна вьючная лошадь, сэр. Я видел, как они вошли в ворота на Кромер-Роуд. Они продвигаются медленно, а их лошади выглядят усталыми, сэр. Они прибудут не так скоро.

Стоит поторопиться. Собрать вещи и бежать! Но куда?..

* * *

Тетушка Клара, с побелевшими губами, бледным, изнуренным от мучительной болезни лицом, с усилием приподнялась на подушках, когда Лина не выдержала и разрыдалась, рассказывая свою историю.

– Он не обижал тебя? – прошептала она, и обе женщины украдкой взглянули на дверь. Безжалостный наемник Мейкписа мог вернуться в любую минуту. – Клянусь, Мейкписа это чрезвычайно расстроит.

– Нет, Толхерст не тронул меня и пальцем. – Это было единственным облегчением во всем этом кошмаре. – Он заставил меня раздеться, а сам наблюдал за мной. Затем он снял одежду с себя. – Лина на мгновение замолчала, с отвращением вспоминая обвисшие складки на его теле, дряблую кожу, испещренную старческими пигментными пятнами, и эту ужасающую часть тела, ниже живота. – И стал приближаться ко мне… А затем он шумно вздохнул, точно стараясь набрать побольше воздуха, глаза его выкатились из орбит, лицо покраснело, и он рухнул на пол. Я позвала на помощь, торопливо оделась и…

– Он был мертв? Ты уверена?

– О да! – Лина не сумела заставить себя прикоснуться к нему, но могла сказать совершенно точно, что он был мертв. Она в ужасе смотрела на его остекленевшие глаза, пытаясь справиться с лентами и подвязками. – А затем все они вошли в комнату – камердинер, дворецкий и младший сын, Реджинальд Толхерст. Мистер Толхерст опустился перед отцом на колени и пытался нащупать пульс. Потом он послал камердинера за доктором и велел дворецкому запереть меня в библиотеке. Он сказал, что пропал перстень с сапифром, принадлежавший его отцу.

– Сапфир Толхерста? Бог мой! – Тетушка не отрывала от нее глаз. – Неужели его не было на его руке, когда ты…

– Я не знаю! – Голос Лины задрожал, перешел на высокие ноты, и она едва успела остановить себя, пока он не превратился в крик. – Я не разглядывала его колец.

– Я слышала их разговор снаружи. Они говорили, что перстня не было ни в комнате, ни в сейфе, ни в шкатулке для драгоценностей. Дворецкий сказал, что перстень был на пальце сэра Хамфри, когда я приехала. Мистер Толхерст отправил лакея на Боу-стрит, в Главный магистрат. – Она была так взволнована, что говорила бессвязно и, казалось, не в состоянии остановиться. – Он сказал, что меня арестуют за кражу, что я, должно быть, выбросила перстень в окно своему сообщнику, который ждал там. Он сказал, что меня повесят как воровку и шлюху. – Она закрыла глаза и попыталась успокоиться. Ее тетушка больна, нужно было помнить об этом. Но ей было некуда больше пойти, никто на всем свете не помог бы ей, кроме нее. – Я выбралась в окно библиотеки и сбежала, – закончила рассказ Лина. – Я не знала, что еще сделать.

– Тебе нужно покинуть Лондон и не появляться здесь до тех пор, пока не будет выяснена вся правда, – решительно сказала тетя Клара. – Я отправлю тебя к Саймону Эшли, лорду Дрейкотту, в Норфолк. Он непременно примет тебя.

– Но если я пойду в магистрат с адвокатом, – сказала Лина, – быть может, тогда мне поверят? А если я сбегу…

– Ты живешь в борделе. Никто не поверит, что ты невиновна, и, когда тебя поймают, никто даже не попытается выяснить правду, – сказала тетушка, и в голосе ее слышалась вся бесконечная горечь от многолетнего несправедливого общения с законом. – Знаменитый сапфир Толхерста стоит не одну тысячу. Ты читала о той служанке, которую повесили две недели назад за кражу серебряной ложки? Через несколько дней после казни ложку нашли там, где хозяйка ее и потеряла, – за спинкой дивана. Если не поверили даже этой девушке, с хорошей репутацией и мягким нравом, то тебе не поверят и подавно. Помоги мне подняться.

– Но, тетушка…

– Поторопись, Лина. – Тетя Клара откинула одеяло и нетвердым шагом направилась к письменному столу. – Надень простое дорожное платье. Собери все самое необходимое и поспеши!..

* * *

– Мы не можем терять ни минуты, – торопил Тримбл.

Лина на мгновение зажмурилась. Все это происходило в настоящем, и нужно было сосредоточиться не на прошлом, а на опасности, что угрожала ей сейчас. Прислуга выстроилась под строгим взором дворецкого. Миссис Бишоп, повариха, возглавляла ряд служанок, а лакеи и мальчик-слуга выстроились по другую сторону от Тримбла. Прислуги в доме было немного – всего десять человек, но эксцентричному барону девяноста лет, ведущему затворнический образ жизни, большего и не требовалось. А где же встать ей, несчастной белой вороне?

– Мисс Хаддон? – Тримбл жестом велел ей выйти вперед. Использовать вымышленное имя было неудобно, но произносить настоящее – небезопасно. Представителям закона было известно ее подлинное имя.

Тримбл выглядел весьма напряженным. Лина улыбнулась, пытаясь хоть как-то ободрить и его, и себя саму. Прошло несколько дней с тех пор, как ее покровитель, почитатель первосортного коньяка, лобстеров и сигар, во сне отошел в мир иной. Все это время служащие его дома обращались с ней как с временной главой имения – гостьей дома лорда Дрейкотта, которая нуждалась в крыше над головой в связи с болезнью тетушки. Теперь же она заняла свое место и ожидала нового хозяина с внутренним трепетом и напускным спокойствием. Во что бы то ни стало ей нужно было убедить этого человека позволить ей остаться в этом доме, не объясняя, для чего и почему она здесь.

Наконец на подъезде к дому послышался стук копыт. Лина увидела вороную вьючную лошадь, затем показался всадник на серой лошади. Длинный плащ землистого цвета, высокие сапоги из мягкой кожи без шпор, волосы цвета красного дерева блестели из-под широкополой шляпы. Он спешился, легким прыжком покинув седло. Лина отметила, как непринужденны и грациозны были движения этого человека. С парадного крыльца послышались мужские голоса. Дворецкий распахнул двери. Новый лорд Дрейкотт прибыл.

– Добро пожаловать в Дрейкотт-Парк, милорд!

Тримбл поклонился и отступил назад. Лина опустила глаза, пытаясь взять себя в руки: она знала, что ей необходимо преодолеть природную стеснительность и страх быть пойманной, пока молодой Дрейкотт не начал подозревать, что ей есть что скрывать.

Развевающиеся полы его дорожного плаща заполнили дверной проем, он остановился, широко расставив ноги, что придавало его позе определенную уверенность и даже властность. Он был высоким, статным мужчиной. Взгляд Лины скользнул по его подбородку, темному от трехдневной щетины. Когда он снял тяжелые кожаные перчатки и хлопнул ими по плащу, стало очевидно, что землистый цвет его лицу придавала дорожная пыль, которой он был покрыт.

– Ваша светлость. – Тримбл тихо откашлялся, взяв у него перчатки и шляпу. – От имени всей прислуги позвольте выразить свои соболезнования в связи с безвременной кончиной вашего двоюродного дяди. Меня зовут Тримбл, милорд.

– Я вас помню, – сказал лорд Дрейкотт и широко улыбнулся, обнажив белые зубы. – Приятно снова видеть вас, Тримбл. Много лет прошло, не правда ли?

– Вы правы, милорд. А это… – Он обернулся и продолжил: – Это мисс Хаддон, гостья их светлости, лорда Дрейкотта, да будет земля ему пухом.

Лина тотчас присела в реверансе:

– Ваша светлость.

– Мое почтение, мисс Хаддон. Я не знал, что в нашей семье есть кровь Хаддонов. – Его голос звучал низко и глубоко, но в то же время мягко. В речи чувствовалась легкая иностранная интонация, а также довольно откровенное любопытство.

– Нет, между нами не было родственных связей. Лорд Дрейкотт был старинным другом моей тетушки, с которой я жила в последнее время. Когда мне было некуда пойти, он проявил необыкновенную доброту и приютил меня у себя. Последние семь недель я служила здесь экономкой.

– Все понятно. Мне жаль, что я не успел на похороны. Я получил печальное известие лишь на третий день его кончины. Мы собрались и приехали сюда верхом.

– Вы скакали верхом от самого Лондона? – От города до поместья было больше ста сорока миль. Слишком свежи еще были в памяти Лины воспоминания о бесконечно долгом путешествии в дилижансе.

– Да. – Казалось, его удивил ее вопрос, словно это было обычным делом для аристократов – отправляться в длительные путешествия верхом, а не в экипаже. – Мои лошади полны сил и привычны к большим расстояниям.

Барон повернулся и проследил взглядом за конюхами, уводившими животных. Лина в этот момент позволила себе смелость бросить на него мимолетный взгляд. Высокий рост, длинные волосы, смуглая кожа и острая линия подбородка, которая свидетельствовала о его худобе. От него исходила какая-то необыкновенная, очень естественная энергия, которая наполняла дом духом безграничной, необузданной свободы. Лина испытывала необычное беспокойство и желание действовать, словно этот дух захватил и ее.

– Уверен, ваша светлость, вам хотелось бы осмотреть свои комнаты и отдохнуть с дороги. Ваш… камердинер? – Тримбл помог хозяину снять тяжелый, покрытый пылью плащ.

– Грегор русский, и он мой товарищ, который путешествует вместе со мной, – пояснил лорд Дрейкотт и обернулся. – Я полагаю, один из лакеев может позаботиться о моей одежде.

Разглядывая его пыльные сапоги, Лина пыталась вспомнить, что старый лорд рассказывал о своем наследнике. «Большой любитель путешествовать, каким когда-то был и я. Единственный в нашей семье, в ком есть хоть какой-то внутренний стержень, – ворчал когда-то старик, говоря о нем. – Единственный, кто способен мыслить незаурядно и у кого на все есть свое собственное мнение. Этот негодяй умеет быть возмутителем всеобщего спокойствия. Потрясающий тип! Он иногда пишет мне, но ему хватает совести не интересоваться шансами получить мое наследство».

Впрочем, это был уже совсем не парень. Это был мужчина. У нее внутри все сжалось, когда он двинулся с места, подошел ближе и встал прямо перед ней. Лина заставила себя на секунду посмотреть ему в лицо и удивилась, каким доверчивым, вероятно, мог быть этот человек. Зеленые глаза, довольно холодные и настороженные, особенно в сравнении с его теплой, открытой улыбкой. Ее страх постепенно уступал место лишь некоторой настороженности. Его взгляд, изучающий ее лицо, не был безразличным, он был испытующим, разумным и мужественным, так что она буквально через мгновение отвела глаза и постаралась сосредоточиться на мочке его уха, пока он не успел прочитать все ее чувства и мысли, которые были видны, словно в открытой книге. Нет, он отнюдь не легковерен.

– Надеюсь, покои, что мы подготовили для вас, окажутся приемлемыми. – Лина изо всех сил старалась вести себя как экономка. Эта роль показалась ей самой подходящей и к тому же безопасной. – Мы… Я, как могла, старалась навести чистоту. Однако у старого лорда Дрейкотта было весьма своеобразное представление об уюте.

Она очень старалась привести все в порядок после похорон, однако скоро оставила попытки превратить комнату в нечто похожее на традиционную спальню. Повсюду, на всех горизонтальных поверхностях, стояли стопки книг, свитки с картами, а также множество всевозможных склянок и баночек. Из папок и коробок высыпались разнообразные бумаги и документы, которые, как она полагала, лучше не трогать до приезда наследника и его стряпчего. Полки, столы и даже немалая часть пола были уставлены нераспечатанными коробками с древними артефактами и высохшими остатками материалов для химических экспериментов, которыми барон занимался в молодости.

Соседние покои, которые в былые времена занимала леди Дрейкотт, почившая сорок лет тому назад, сейчас была полна образцов работы таксидермиста, изъеденных молью, вычурных ваз с изображением сцен эротического характера и различных склянок с химикатами.

– Мое представление об уюте и удобстве также очень причудливо. Я могу спать и на досках, мисс Хаддон, и мне не раз приходилось это делать, – с иронией сказал он, подчеркнуто растягивая слова. – Не присоединитесь ли вы ко мне за ужином сегодня вечером?

– Я лишь экономка, ваша светлость. Сомневаюсь, что это позволительно…

– Вы ведь были гостьей моего дядюшки, не так ли, мисс Хаддон? А значит, теперь и моя. В таком случае это не просто позволительно, но даже вполне соответствует случаю. – Он определенно не привык, чтобы ему возражали.

– Благодарю вас, сэр.

«Теперь и моя». Действительно ли было в этой фразе что-то собственническое, или это лишь разыгралось ее воображение? Так или иначе, ей было нужно его расположение, одобрение ее присутствия в его доме, по крайней мере до тех пор, пока тетушка Клара не известит ее о том, что она может вернуться. И все же совесть напоминала о себе. Он будет, сам того не зная, помогать человеку, укрывающемуся от закона. Старый барон знал всю правду о Лине, новый же хозяин имел полное право выгнать ее на улицу, а то и вызвать местных представителей магистрата, если обнаружится, кто она.