Читать книгу: «Давай оставим все как есть», страница 2

Не укладывалось все это в его голове. Пытаясь осмыслить эту новость, Алекс с сомнением ответил:

– Ну, окурки в пепельнице,…

– Окурки?.. – задумался Семушкин. – А, шут с ними. Старик дымит как паровоз. Они у него по всей квартире разбросаны. Пузырек раздавим при случае, и я обо всем забыл. А с бабой этой поосторожнее, не влипни.

– Добро. Спасибо, Афанасьич. Ящик ставлю, молчи только, – попросил Алекс.

– Смотри, я тебя за язык не тянул. А давши слово, сам знаешь, – ухватился за обещание Семушкин.

– Будет тебе, будет, – собираясь уходить, отмахнулся Алекс, – кто дежурит?

– Темка, – протрубил Семушкин.

– Так кому Алиса звонила? – остановившись, вспомнил он о жене.

– Ну не мне же?! – пожал плечами Семушкин. – На кой я ей сдался? Чего тебе неймется? Дурак ты, Алекс. От такой бабы нос воротишь. Мне бы годков двадцать сбросить, я бы ее загонял, – наклонившись, по-дружески подмигнул он Алексу.

– Ты бы на ее барахло повкалывал, нечем бы гонять было, – раздраженно бросил он.

– Других-то, вижу, есть чем.

– Много ты понимаешь, – огрызнулся Алекс и вдруг, ни с того ни с сего выпалил, – я женюсь на ней.

Семушкин оторопело уставился на Алекса, но тотчас со смехом протрубил своим раскатистым басом, уткнувшись пальцем ему в грудь:

– Во, во… и в домушники. На пару. А куда ж ее, – гоготал он, покатываясь со смеху, – только по квартирам шастать. И люди не видят, и опять же, прибыльно, – насмеявшись всласть, он положил руку Алексу на плечо. – Отдохни. Съезди куда-нибудь с женой, развейся. Свихнулся ты на своей работе, вот дурь в голову и прет.

Алекс не мигая смотрел на Семушкина. Ему было сейчас безразлично, что тот думает. Волновало одно – неужели это правда?

– Домой езжай, – вывел его из оцепенения голос Семушкина. – Я сказал – встреча у тебя, деловая.

– С кем? – погруженный в свои мысли, не сразу сообразил Алекс.

– С марсианами, кретин,… – бросил на ходу Семушкин, тяжело поднимаясь по лестнице.

«Кажется, влип», – подумал Алекс, спускаясь по ступенькам.

Развеяв тучи, ветер прогнал постылый дождь. Прижимая к себе пакет, Ольга поеживалась от холода. Фонарь ярко освещал ее щуплую фигуру. Не раздумывая, Алекс направился к ней.

– Дай пакет, – пытаясь скрыть подозрение, сказал он ровным спокойным тоном.

Она покорно подала пакет. При свете фонаря он стал бесцеремонно рассматривать его содержимое. Пару кофточек, белье, туалетные принадлежности. В кошельке сиротливо лежала пятидесятидолларовая купюра. Он облегченно вздохнул и только сейчас вспомнил о ней. Явно ничего не понимая, она не сводила с него перепуганных глаз. Да… неудобно получилось.

– Не обижайся, – Алекс взял ее за руку, – пойдем, я все объясню. Влипли бы мы с тобой крепко, останься здесь на ночь.

– Не понимаю,… – стуча каблучками по асфальту, она еле поспевала за ним.

– Квартиру эту никто сдавать не собирался, – ответил он, не поворачиваясь.

– А ключ?! – Ольга не сводила с него глаз. – Не пальцем же я открывала?

– Такой замок я бы и пальцем открыл, – бросил Алекс.

– А что ты в пакете искал? – не унималась она.

– Ключ, – не раздумывая, соврал Алекс.

– Мог бы сказать, я бы дала. Вот, – с этими словами она протянула ему небольшой ключик.

Алекс окинул ее теплым взглядом. Поверила. Точно, поверила. Вот такие и попадаются. Несправедливо…

– Откуда ты об этом узнал? – семеня за ним, удрученно спросила она.

– Сотрудник сказал, он здесь живет. Ты же видела его.

– Неужели правда?! – воскликнула Ольга, глядя на него полными слез, кажущимися сейчас черными глазами.

– Ох, провинциальная душа, – вздохнул Алекс.

– А у вас все ушлые? – обиделась она.

Алекс посмотрел на нее сверху вниз. Запыхалась, бедная.

– Успокойся, все нормально.

Дальше шли молча. Прихрамывая, размахивая пакетом, Алекс шел семимильными шагами. Ольга же своими частыми шажками то и дело подбегала за ним. Завидев родные пенаты, он сказал:

– Сейчас машину возьму. Подожди здесь.

По всему было видно, что эта новость нешуточно хлестанула по ней. Он улыбнулся, пытаясь приободрить ее.

– У меня в бардачке НЗ лежит. Стресс снимешь.

Устремив вдаль унылый взгляд, она кивнула.

– Осталось еще напиться.

– Маловато там, чтобы напиться, – улыбнулся он, – а расслабиться – в самый раз. Все, стой здесь. Я мигом.

Алекс взлетел по ступенькам, кивнув растерянному Темке – охраннику в здании, где находился его офис.

Здесь, как и в большинстве старых домов, помимо парадной, была, ведущая во двор, черная лестница. Служащие парковались все больше во дворе, на ночь закрывавшемся воротами.

Минуя проходную, Алекс крикнул на ходу.

– Ворота открой.

Резко открыв дверку, он сел и, повернув ключ, завел мотор. Лишь на миг эхом отозвались в его мозгу Олины слова: «Что я делаю?..»

Поздно. Ворота открывали свой зев, и он чувствовал, как его затягивает туда неведомая сила. Тронулся. Выехав за ворота, он поискал ее взглядом.

– Ты где?

Растерянная, она вышла из-за ствола старого каштана и села рядом с ним.

– Прямо, как радистка Кэт, – рассмеялся Алекс. – От кого ты прячешься?

– Не знаю, – с усталым видом ответила Ольга.

Алекс наполнил коньяком две крошечные рюмочки. Одну дал ей.

– Не ради пьянства окаянного,… – сказал он и залпом осушил свою рюмку.

Ольга же отпивала понемногу, чем только рассмешила его.

– Да что там цедить-то, – весело подмигнул он ей, – туда его, и все. Пусть работает. Нечего зря в бутылке дурака валять.

Допив, она прикрыла ладошкой рот и отдала ему пустую рюмку. Алекс не спеша тронулся с места. Включил магнитолу. По салону разлилась знакомая мелодия.

Feelings, nothing more than feelings. Trying to forget my feelings of love…

Teardrops rolling down on my face. Trying to forget my feelings of love…

Легко распахивая душу, нежные звуки увлекали в молодость. Почему-то эта песня вызывала в его памяти одну и ту же картину: рассеченная бровь, россыпи звезд над пеленой сигаретного дыма, дурман в голове то ли от дешевого портвейна, то ли от близости прильнувшей к груди любимой девочки. Уже и имени-то ее не помнил…

Коньяк приятным теплом разливался по телу. Но Ольга-то, Ольга?! Сжалась вся. Уснула, что ли? Да и проехали-то всего ничего. Нечего сказать, веселенькая попутчица.

– Соня, сядь поудобнее. Что ты вся съежилась? Границу пересекли. Это тебе сам Штирлиц говорит.

Какое-то время ехали молча, но вдруг ни с того ни с сего, уронив голову на колени, Ольга заплакала. Тихо горестно безысходно.

Алекс съехал на обочину.

– Да что стряслось-то? – он обнял ее за плечи и привлек к себе.

– Не знаю, – прошептала она сквозь всхлипывания. – Брось меня, оставь… Зачем я тебе? Сколько таких? Всех не согреешь,… – вытирая слезы и все еще всхлипывая, она нащупывала ручку двери.

Прижав ее к себе, Алекс молча поглаживал ее по спине.

Хорошо, – думал он, – пусть эта боль выйдет, видно, много ее накопилось.

Этой боли и у него накопилось не меньше. Поднятые коньячными парами, плясали в голове путаные мысли: «Довольно, сорвался с крючка. Я рыбку им ловить не буду… А жить-то на что? Вот в чем вопрос,…» – мысли, кусаясь и споря, теснились в его голове.

Рядом, прижавшись к его груди, выливала слезами свое горе беззащитная женщина. В темноте, подсвечивая фарами, шипящим свистом вспарывая ночную тишину, проносились автомобили. Позади иллюминацией ярких огней сверкал самобытный нестареющий город.

Над необъятным миром, окруженным мириадами звезд, одновременно сверкало яркое Солнце, и сияла золотая Луна, как одновременно в нем рождались и умирали, плакали и смеялись, любили и ненавидели, находили и теряли. Непонятно, зачем неведомая сила, отыскав среди этого непрерывного движения двух одиноких путников, бросила их в объятия друг другу. Как им, простым смертным, было понять логическую силу ее законов? Чтобы хоть как-то удержаться наплаву, они могли лишь ухватиться друг за друга.

Всхлипывания становились все реже, тише и, наконец, стихли.

– Вот и ладненько, – сказал Алекс, поглаживая ее по волосам. – Уйдешь ты, что дальше? Пойми, мы нужны друг другу. Будем как-то жить. Дай время.

Ольга не ответила, глядя на него печальным понимающим взглядом.

4

Сонный поселок встретил их тишиной. Объезжая выбоины, Алекс осторожно вел машину.

Подъехав к дому, он заглушил мотор и взглянул на нее. Дремала.

Неудачно стал. Кое-как перепрыгнул через лужу. Жадно вдыхая прохладный воздух, расправил плечи. Где-то лениво залаял пес, ответил другой. И снова все смолкло.

Открыв дверку, она с тревогой спросила: «Приехали?»

– Приехали, – ответил он, открывая ворота. – Погоди выходить. Сейчас во двор заеду. Чего зря ноги мочить?

Заехав, он вышел из машины и направился к дому. С детских лет он помнил здесь все до мелочей. Хоть идти в такой темноте было, что с завязанными глазами, он похромал по тропинке к дому и, пошарив рукой под лавкой, нащупал ключ.

Окликнув ее, он вставил ключ в замочную скважину и несколько раз повернул.

Выйдя из машины, Ольга поежилась и, прижимая к себе пакет, поспешила под крыльцо.

– Это у нас запасной. Да и замки у нас от честных воров, – вынув ключ, он открыл настежь дверь и нащупал выключатель. – Милости прошу к нашему шалашу.

Одна за другой открывались двери. Комнаты были небольшие, окна были закрыты ставнями.

– Завтра отопру, – сказал Алекс, внимательно осматривая стены и пол. – Что ж, иди, знакомься. Тебе здесь жить.

Ольга переходила из комнаты в комнату, с интересом разглядывая каждую. Всего же их было четыре – по две комнаты справа и слева от коридора. Одна комната за ненадобностью была заперта. Остальные были обставлены непритязательно. Первая большая комната служила одновременно кухней и столовой. Оттесняя газовую плиту с баллоном на задний план, в глаза бросался буфет и стол со стульями, явно из одного (небедного) гарнитура. Кружевные салфетки на кроватных подушках, на тумбочке и даже на крышке швейной машинки свидетельствовали об искусности и щепетильности хозяйки второй комнаты. Лишь приткнутая в углу кровати гитара выделялась из дружного женского ансамбля. Третью комнату тоже можно было бы закрыть за ненадобностью, если бы ее не использовали в качестве склада старых вещей. На столике у окна пустой аквариум соседствовал с клеткой для птиц, рядом подпирал стену велосипед «Орленок». Добрую половину противоположной стены закрывал внушительных размеров старинный платяной шкаф. Рядом с ним втиснулся закрытый старым покрывалом диван «Малютка», на котором громоздились разных размеров коробки.

Алекс поманил Ольгу в коридор и открыл следующую дверь. За ней находилась большая застекленная до половины с трех сторон веранда, где перед диваном стоял длинный стол.

Он уселся на диван и кивком указал на стеклянную дверь.

– Эта дверь выходит в сад. Завтра посмотришь. Здесь красиво. У входа, может, ты не заметила, слева дверь ведет в пристройку. Когда подвели водопровод, загорелся поначалу с ванной. Думал, летом семьей приезжать будем. Не сложилось. Надо будет кабину душевую поставить, пока до ума там все доведу. Вообще-то, соседи за домом присматривают. Бывать здесь, я почти не бываю, но плачу исправно. Мама просила крышу починить, да все руки не доходили, – виновато сказал он и обнял Ольгу за плечо. – Заездила жизнь… Так оно теплее, а?

Поднявшись, он направился на кухню и, слегка наклонив баллон, качнул его.

– Ну, чай-то у нас сегодня будет, – открыв буфет, он осмотрел его содержимое. – И к чаю кое-что найдется. Я маму обычно на лето затариваю. Сейчас принесу воды из колодца. Тебе никуда не надо? Могу показать.

– Нет, – улыбнулась Ольга, до сих пор молча наблюдавшая за ним.

Алекс смерил ее насмешливым взглядом.

– Не радуйся раньше времени. Как бы потом плакать не пришлось. Усну – пушкой не разбудишь. Сама-то, небось, побоишься? – с этими словами он взял ведро, фонарик и вышел во двор.

Видимо, сосед дядя Миша зазнобу свою, городскую соседку, уважал крепко, потому и службу нес исправно. Не успел Алекс подойти к колодцу, как вдруг, откуда ни возьмись, перед глазами его появилась двустволка, а за ней и сам ее хозяин. Алекс-то его сразу узнал, потому и не испугался. А дядя Миша его в темноте не признал. И немудрено. Когда его в последний раз здесь видел?

– Положь ведро, – грозно начал сосед, двинувшись на Алекса, – не то следом за ним отправишься! Вода дурь из башки быстро вышибет!

– Здорово, дядь Миша, – широко улыбнувшись, добродушно ответил Алекс, – богатым буду, раз не узнали.

От слов этих дядя Миша замер, соображая, как ему быть дальше.

– Алеша, ты, что ли?

Пристально вглядывался он в Алекса, смешно вытягивая при этом шею.

– А кому здесь еще быть кроме меня?

Алекс начал набирать воду, понимая, что логичнее было бы объяснить свое появление здесь.

Но дядя Миша и сам из догадливых был, да и память имел неплохую. Пару лет назад Алекс на время приютил на даче своего снабженца, сбежавшего от праведного гнева ревнивой жены. Тот на радостях угостил патрона. Причастился и удачно вписавшийся в их компанию дядя Миша, да так, что потом ему самому невестка выговаривала. Бабьи крики выветрились из головы вместе с похмельем, а приятную компанию разве ж забудешь?

– Опять с друзьями приехал? – залихватски подмигнув, спросил он.

Двустволка от греха подальше ретировалась на задний план.

– Нет, – переливая воду в ведро, Алекс соображал, как это понатуральнее представить. – Сестра приехала. У мамы в коммуналке тесно, а здесь дом все равно пустует.

– Сестра? Что-то я о ней раньше не слыхал… Откуда она взялась?

Дядя Миша недоверчиво покосился на Алекса. Алекс ухмыльнулся. Он и сам не прочь был знать.

– По отцовской линии, – выкрутился он. – Сейчас же все друг друга ищут. Вот и она разыскала.

– Дык, от него уже, поди, одни кости остались. Чего ей припекло?

– Работу найти здесь хочет. Просила помочь.

– И что ж, сама теперь здесь жить будет? – не отставал дядя Миша.

– Пока сама, потом, может, сына заберет, – прикуривая, Алекс продолжал напирать на родственные чувства.

– Цыгаркой угостишь? – отставив двустволку, попросил дядя Миша и, прикурив, мечтательно затянулся. – Дык, как теперь с вазонками быть? Ей отдать?

– С какими вазонками?

– Мать твоя нам завсегда перед отъездом на хранение оставляет. Чудная, вроде за окном живности мало. Нет бы, с хорошим человеком сойтись, дык она с вазонками, как с малыми детями нянькается.

– На себя намекаете?

– А хоча бы и так! – выпятил грудь дядя Миша. – Одним-одна столько лет, и я вдовий. Хоч и не начальник, как покойный папаша твой Иван Силантьич, а и человек неплохой.

– Все, дядь Миша, – понимая, что сосед будет переливать из пустого в порожнее, пока не угостится, сказал Алекс. – Как-нибудь выберу время, вместе по сто грамм выпьем. А пока что можете спать спокойно.

Сосед с чувством выполненного долга отправился на боковою. У Алекса на душе кошки скребли. И впрямь неприятно с обмана начинать.

Ольга встретила его на пороге тревожным взглядом.

– Что случилось?

Казалось бы, ничего не значившие эти слова снова развеяли его сомнение. «Лиха беда начало, – подумал он. – Устаканится».

– Ничего не случилось, – ответил он, закрывая дверь изнутри, – соседа встретил, поговорили.

Затем он взялся переносить коробки из своей комнаты на веранду.

– Остатки роскоши, – пристраивая коробки у стены, пошутил он. – Мама половину соседям раздала. Потом это на чердак перенесу.

Ольга заглянула в коробки. Все они были набиты китайским ширпотребом.

– Почему ты хромаешь? – заметила она. – Ногу подвернул?

– Ага, – доставая из кейса таблетки, ответил Алекс. – В армии. Неудачно приземлился. Мениск удалось спасти, но провалялся в больницах немало. Из-за этого полгода и не дослужил. Комиссовали. Сейчас время от времени прихватывает. Стараюсь поменьше ходить. Потому и тучный. Сбросить бы лишний вес, была бы поменьше нагрузка. А без нагрузки, как его сбросишь?

– Может, я чайник поставлю? – робко напомнила она.

– Само собой, – запивая таблетки, спохватился Алекс. – Пошарь в буфете. Заодно и поужинаем.

Поглядывая, как Ольга управляется на кухне, он между делом говорил:

– Я когда-то тоже преподавал, недолго. Мама все зудила, чтобы поступал в аспирантуру. С работы уволился, но так и не поступил. Пошел на вольные хлеба. И, знаешь, не пожалел. Раньше проще было раскрутиться. На этом поднялся, переключился на другое. Что не распродал, сюда сгрузил.

Через полчаса они с аппетитом уплетали тушенку с галетами, запивая горячим ароматным чаем.

5

А потом была ночь. Их первая ночь в уютном закутке за старым платяным шкафом.… Вот бы так же спрятаться от неотступных проблем, будь они неладны… Разве что не думать о них, вернуться памятью в беззаботное детство.

– Это моя вотчина, – по очереди выхватывая взглядом из полумрака комнаты немые спутники своего детства, говорил он. – Питер я помню все больше серым и слякотным. А здесь всегда было солнечно. Или мне так казалось, потому что бывали здесь с мамой летом. Озера здесь красивые. Вода холодная, а все равно ныряли с пацанами до стука в зубах. Когда-то нашли в лесу полуживую сороку. Вдвоем выходили. Она потом прилетала к нам и смешно так ходила следом. У алкаша одного за ночь оборвали все яблоки в саду за то, что убил свою собаку. Она слепая была, старая. Навернулся через нее спьяну и убил. На «Орленке» набивал себе шишки и ссадины, пока руку не сломал. Кость срослась, велик дядя Миша починил, заодно объяснил мне, чего стоило маме наскрести на этот велик. В Питере тоже друзей хватало, по чердакам лазили, проходные дворы вдоль и поперек прочесывали. Но воспоминания какие-то затертые с яркими пятнами. Октябрята-пионеры-комсомол. Служба, то отдельная песня. Поначалу в ней, правда, больше воя было. Понял, как мужиками становятся. Домой вернулся потерянным. Случалось, неделями не вставал. С таким подарком не на всякую работу пойдешь. Разве что детей уму-разуму учить. Дембелям полагались льготы, поступил на физмат. Поначалу не тянуло меня тусоваться со студенческой братией. То ли дело испытанная армейская дружба. В первый же год после дембеля собрались у меня летом отмечать День ВДВ. Ну и закончили вусмерть бухие на общей кухне дембельскими песнями. Если бы не мамин авторитет, закончилось бы это в другом месте. Мало-помалу приспособился к взрослой жизни в городском муравейнике. По распределению попал в небольшой городок. Работа скучная, хозяйка склочная, жизнь тоскливая. Уволился. Настали другие времена. Создали кооператив. Патент был копеечный, налоги минимальные. Работы непаханое поле. Я заказчиков искал, ребята строили. Все больше коровники да свинарники, ну и так, по мелочи. Сейчас смешно вспоминать, а тогда деловыми себя считали. Потом разошлись. Когда бедными были как церковные мыши, умудрялись впятером три копейки разделить. А вместе с жирком пообрасли амбициями. Я первый ушел. Они без заказов тоже недолго продержались. Один свою бригаду набрал, сейчас у него строительная фирма. Остальные – кто куда. Кто – пояса шить, кто – браслеты штамповать. Я зарекся с кем-то дело иметь, купил ларьки и забил китайским добром. Тогда все на ура шло. Вот и докатился до жизни такой. Хоть мама поначалу пилила. Как вспомню, так вздрогну.

– А отец? – прижавшись щекой к его плечу, спросила притихшая Ольга. – Ты только о маме говоришь. Они разошлись?

– Нет, он погиб, – с сожалением ответил Алекс. – Сбила машина. Помню его отрывисто, да и то немного. Помню, как прыгал к нему в постель и тянул за нос от обиды, что не удавалось его побороть. Помню, маме он подарил пушистый платок (елка тогда стояла), а я ревел, потому что хотел грузовичок как у друга Сережки Кутузова, а получил медвежонка. Появился грузовичок. Когда я видел его в костюме, робел, и почему-то хотелось потрогать его галстук. Вот и все, что я помню. Еще гитара от него осталась, в маминой комнате. Сам бренчал когда-то, да так и не научился.

Ему вдруг захотелось поэкспериментировать. Он включил настольную лампу, взял с тумбочки фотографию в рамке и протянул ей.

– Я ее в детстве все время под подушку прятал. Маме это надоело, и она вставила ее в рамку. Замуж она больше не вышла.

– Ты на него похож, – рассматривая фотографию, задумчиво сказала она. – Те, кого мы любим, для нас не умирают. Они становятся частью нас самих.

Вот оно. В точку. Прямо в сердце. Именно таких слов он от нее и ждал.

– Он, наверное, был таким же добрым, – сказала она, ставя фотографию на место.

– Я разный, Оленька,… – печально ответил Алекс. – Все зависит от того, с кем общаешься. Иногда себя переламываешь. Отвратительное чувство. Но не всегда из меркантильности, просто не хочется обидеть человека. А с тобой я без маски на лице и без фальши в душе. Может, потому легко. Кстати, для соседей побудь пока моей сестрой.

– Как бы ты себе проблем не нажил.

– Куда уж больше, – обняв ее за плечо, сказал он ей в волосы. – Все утрясется. Да и Алька со временем поймет.

– Почему ты ее так называешь?

– А я к ней и отношусь так же. Она моложе меня на десять лет.

– Красивая?

– Не без этого,… – уклончиво ответил Алекс.

– Не знаю, что ты во мне нашел, – упавшим тоном сказала Ольга.

– Позволь уж мне самому решать, что мне нужно. Мне кажется, тебя ничто не испортит – ни деньги, ни наряды. Ты вон над полтинником слезы проливала, а у моей жены одно платьице на пару сот потянет со всеми аксессуарами, будь оно неладно. Было бы одно, так ведь полон шкаф тряпья. Она весь мой доход прибылью считает и по барабану ей, как мне ее обналичить, – добродушно закончил он.

– Она не работает?

– Дома не сидит, только денег не зарабатывает. Все жалел, на возраст списывал.

– Прости, не стоило мне спрашивать.

– Почему? По большому счету мне ее не в чем упрекнуть. Жизнь какая-то… Крутишься как белка в колесе, а сдунь с нее баксы, пустота останется. Но без тебя все равно не смогу от нее отказаться. Зацепиться не за что.

Ольга тяжко вздохнула.

– Журавль в небе заманчивее. Но синица, как ни крути, ближе.

Алекс нащупал на тумбочке пачку сигарет, достал одну и прикурил.

– Хочешь? – протянул он ей пачку.

– Нет, – покачала она головой. – Ты слишком часто куришь.

– Слишком много переживаю, – нервно глубоко затянувшись, бросил Алекс. – Не каждый день такое случается. Думаешь, как я женился? Серенады пел или стихи читал? Ее вполне устраивали мои деньги. Я понимал это с самого начала. И она понимала, что я понимал. Познакомились в одной компании. Понравилась. Женился. Я и сам тогда толком не знал, что мне нужно.

Алекс не стал вдаваться в подробности о том, что познакомились они в клубе у его друга, который время от времени под видом различных кастингов для конкурсов устраивал смотрины для бабловитых мужиков. Долгое время комплексовал он из-за своей хромоты. Потому и решился так поздно.

– Ты не обидишься, если я прямо спрошу? – провел он рукой по ее волосам.

– Спрашивай, – согласилась она, – сегодня у нас с тобой что-то вроде ночи откровений.

– Ты-то сама, почему пошла со мной, раз говоришь, что впервые?

Пришло время задуматься ей. Какое-то время они лежали неподвижно, скованные ночной темнотой. Послышался ее легкий вздох.

– Все в жизни когда-нибудь случается впервые, – ее слова отдавали горчинкой. – Я и шла-то, ни о чем не думая. То есть, я предполагала,… – она вдруг запнулась и тотчас выплеснула наболевшее, – наверное, тоже все один к одному сложилось… И за душой ни гроша, и терять было нечего. Если бы убил – туда мне и дорога.

– Это судьба, Оленька,… – Алекс прижал ее к себе и поцеловал в висок.

– Ты так ласково меня называешь, – Ольга подняла к нему глаза, – и так часто повторяешь мое имя.

– Мне приятно, – добродушно ответил он. – Тебе оно идет, и только так. Не люблю я длинных имен. Жена – Алька. Ходаковский, зам мой – Ходак. Он, кстати, в жену мою влюблен. Думает – я не знаю. Секрет Полишинеля. А моего бухгалтера видела? Какая башка у него… квадратная, зато золотая. Золотая башка получается. И не обидно вроде, а говорил – язык вырвет. Правильно башка варит, на то она и золотая. Маринка, секретарша наша – Мэри. Да, есть еще Маргарита Семеновна. Мама Рита – и все дела. Ей приятно, а мне короче. А тесть с тещей,… – Алекс рассмеялся. – У нас всего-то десять лет разницы. Какое там имя-отчество? Да и Эдик Миклин, тестюшка мой ненаглядный, крепко на моей шее зацепился. Того и гляди, меня по имени-отчеству называть начнет. А Мария Марковна, мать Алисы… Длинно, но приходится. Она еще ни разу ни о чем меня не попросила. Думает, я не знаю, что мужа своего накручивает. Как же мне не знать, если у меня дома точная ее копия? – Алекс повернулся к Ольге и задорно подмигнул ей. – А и ничего… я ее про себя МММ называю.

Ольга рассмеялась.

– Чего зря язык напрягать? Он хоть и без костей, а изнашивается. А у тебя имя короткое, но так хочется его растянуть, – коснулся он губами ее щеки. – Холодная… Придется тебя согревать, – тяжело повернувшись, Алекс наклонился над ней и провел ладонью по ее волосам. – Вот ведь как получается – и называть хочется, и согревать хочется, а расставаться с тобой не хочется. Ничего, ночь длинная. Сегодня не дам тебе уснуть. Завтра отоспишься. Завтра не приеду, Оленька.

– Я понимаю,… – растаяли в темноте ее слова.

– Вряд ли,… – вздохнул Алекс и, повернувшись на спину, заложил руку за голову. – После работы надо будет с женой поговорить.

– Как?… – вырвалось у нее.

– А как ты думала? – ответил он с печальной улыбкой. – Случалось у меня, конечно. Но по большому счету я ей не изменял. Слишком долго жил один. Привык к такой жизни. Да и семейные неурядицы… сама понимаешь. Но сейчас не тот случай. Ты-то сама ко мне хоть что-нибудь чувствуешь? Может, я здесь зря распинаюсь? – спросил он спокойно. Если бы она могла знать, чего стоило ему это «спокойно». – Только правду. Не бойся, не оставлю. В любом случае деньгами помогу.

Какое-то время их разделяла мертвая тишина.

– Не стоит об этом говорить, ты женат. Да ты и сам знаешь, – эти слова захватывали своей неподкупной правдивостью.

– Говори, – твердо, словно приговор, отчеканил Алекс.

– Знакомство у нас с тобой началось так,… после чего сразу понимаешь – либо – да, либо -нет.

– Так, да или нет?

– Да, – закрыв глаза, словно вытолкнула она из себя.

А губы жадно искали в темноте ее губы, а руки страстно сжимали ее тело, а

мысли улетели далеко от этих слов… Улетели и не вернулись.

6

Долго лежала она в темноте без сна. Дождь мелкой дробью выстукивал по подоконнику, что это ей не пригрезилось, не приснилось. Она осторожно убрала его ладонь со своей груди. Он протяжно вздохнул, но не повернулся.

В последнее время, то и дело уворачиваясь от капризных ударов судьбы, она перестала что-либо понимать в своей жизни. Даже надеяться перестала. Для этого не было сил. Все мысли были лишь о том, чтобы выжить. Выжить любой ценой. Она провела ладонью по его широкой груди и прижалась щекой к его плечу. Так вот какую цену запросила у нее жизнь… Но платить-то придется той, другой, его жене. А ей – либо согласиться, либо отказаться от него. Память цепко удерживала непрестанно режущие по сердцу недавние мытарства, доверчивые глаза матери и сына. А ей нечего, совершенно нечего было им сказать… И вот она, новая жизнь, о которой она только слышала, о которой даже мечтать не смела. Вместо желанной корочки хлеба судьба милостиво одарила ее куском пирога. Теперь она даже мысленно не могла отказаться от этого человека. Хоть он обещал не оставить ее в любом случае, и она почему-то верила ему. Так в чем же дело? Урвать побольше захотелось? Захотелось. Он пробудил в ней женщину, жизнью загнанную в угол, униженную нищетой и беспомощностью до такой степени, что ее как бы вовсе не стало. А теперь ее озябшая душа оттаяла. Она уже и позабыла, как это хорошо – быть желанной. Сейчас она была переполнена любовью и нежностью. Но странный привкус был у этого чувства. Не сомневаясь в искренности его слов, она все же сомневалась в здравости его рассудка. Видно, допекло человека, раз он рискнул искать утешения у незнакомой женщины. Она разделит с ним его участь, отогреет его, воздаст ему за его доброту. Мысли становились ленивыми, тело тяжелым, на душе было сладостно.

«Странно,… – вбирая запах его тела, думала она, – разве можно вдруг так без памяти прикипеть душой к совершенно незнакомому человеку? Наверное, можно, раз это уже случилось…»

7

Под утро она уснула. А он так и не смог уснуть. Вот тебе и субтильная. Сколько чувственности… Попробуй, расстанься с такой. Он согревал ее в своих объятиях и был безмерно счастлив. Впервые и по-настоящему.

Пытаясь не разбудить ее, он взглянул на часы, осторожно встал с дивана и пошел одеваться в соседнюю комнату. Плащ еще не просох. Ну и шут с ним. Заглянул к Ольге. Откинув полусогнутую руку на подушку, она спала безмятежным сном. Не хотелось оставлять ее одну. Но… надо.

Пройдя по коридору, Алекс тихо открыл входную дверь и вышел в сырое промозглое утро. Он как-то отвык уже в суетной городской жизни своей замечать, как восходит солнце, как оно заходит. Он просто не видел этого. Он просто об этом не думал. Утро для него обычно начиналось вереницей привычных проблем, ими же заканчивался и его день. А сейчас… Все казалось здесь сказочным, нереальным. Сквозь плотную пелену тумана едва просматривались очертания домов и деревьев, окутанных сладкой дремой. Алекс поднял голову. На листочках старой развесистой яблони замерли прозрачные капли, готовые сорваться при малейшем дуновении ветерка. Но ветра не было. Воздух был свеж и прохладен. И не надышаться… Прогрев мотор, он выехал за ворота.

Бессонная ночь сказалась на его самочувствии. Голова раскалывалась, болела, налитая свинцовой тяжестью, нога. Да кто его об этом спрашивал? Хочешь жить, вертись с больной ногой и с глупой головой, которой по ночам спать не хочется.

При въезде в город он остановился у первого попавшегося бистро и выпил две чашки кофе. Заехав в офис, он худо-бедно привел себя в порядок.

Начинался привычный рабочий день… Сутра у него была назначена встреча с управляющим банка, которую на прошлой неделе пообещал ему устроить приятель. Теперь любой ценой надо было держать фасон, раз уж сам напросился. Получилось – не зря. Удалось договориться о предоставлении кредита на выгодных условиях для предполагающейся закупки нового оборудования. Осталось дело за малым – сторговаться с покупателями морально изношенных, но вполне еще физически работающих станков. Сам когда-то так же вот начинал.

Интуитивно Алекс чувствовал, что все его последние неудачи были порождены не слепым стечением обстоятельств, а чьими-то целенаправленными действиями. Поэтому и договорился встретиться с одним человечком, в бытность работавшим в «органах». Знал тот много, потому и врагов много имел. Но до сих пор умудрялся выкручиваться благодаря своему умению в нужный момент подсовывать нужному врагу нужную ему информацию, тем самым превращаясь для него в нужного человека. И эта встреча оказалась для Алекса небесполезной. Лет пять назад, когда в стране все бродило и устанавливалось, был у него один покровитель. В предпринимательской среде к нему относились с пиететом и между собой называли Иваном, чего было вполне достаточно, чтобы знать, о ком идет речь. Хоть в действительности о нем мало что знали. Для большинства он был вне зоны доступа, но сам достать мог кого угодно. Понимая, что такие люди обычно обрастают байками, Алекс не проявлял к нему излишнего любопытства. Собственные дела его интересовали куда больше. Пришло время и, приглядевшись к Алексу, Иван решил сделать из него ездовую лошадку, надоумив заняться новым делом. Он же и научил его «перетирать» нужные темы с нужными людьми, и с «крышей» жить «по понятиям». Алекс «догонял» быстро, зная, что с тугодумами у этих людей разговор короткий. Будучи несведущим в нюансах нового бизнеса, он заранее согласился на все условия. Не было у него выбора. А условия эти оказались кабальными. Услугами старика он давно не пользовался, а проценты по-прежнему капали в чужой карман. Был бы он один такой у Алекса или хоть брал бы по совести, тогда ладно. А так… жирновато получалось. Так как этот «летучий голландец» уже пару лет, как не подавал признаков жизни, Алекс решил забыть на месяц о мзде, потом еще на месяц, и еще… Прямой реакции на его «наглый беспредел» не последовало. Но ему живо дали понять, что на манеже все те же. Удары посыпались так, что он не знал, с какой стороны отбиваться и откуда ждать новых: проверки вдруг раскапывали надежно сокрытые огрехи, участились споры с новыми застройщиками из-за нарушения санитарно-защитной зоны, срывались сделки по пустяшным причинам. Дошло до того, что однажды ему чуть не подожгли склад неизвестно как забравшиеся туда бомжи, напихав между досок окурков. Сначала он думал, что его хотели проучить. А вот сейчас узнал, что каша заварилась покруче. Пока оставалось под вопросом – уничтожить или прибрать к рукам его бизнес. И в этом узнавался тот же почерк. Иначе сразу спалили бы все к чертовой матери, и дело с концом. «Хватит полагаться на авось, – решил он, – видно, придется защищаться».