Здесь был Ося

Теперь он просто не мог смотреть на бодрую походку и хищную улыбку Мандолины, а её нудный голосок свистел в ушах как ультразвук. И хотя при встречах Николай здоровался с Дьяволицей, как будто ничего не произошло, но она своим дьявольским чутьём прочла все его мысли. Кроме того, Николай знал, что когда он рассуждал сам с собой вслух, обговаривая и обдумывая всё происходящее, его подслушали и донесли Мандолине. Сделал это, конечно, её правая рука, услужливый, словно бес, Лакейкин.

Со дня на день Николай ждал решительных мер с её стороны, и дождался. Увидев на доске объявлений новый приказ, он понял, что это касается и его. Да, вместе с несколькими другими сотрудниками Николай был отправлен в вынужденный отпуск.

– Моя работа здесь закончена, – сказал себе Николай. Было невесело, потому что он жалел людей, которых использовали, грабили и унижали несколько примитивных, но хищных и хитрых мошенников.

10.

Нитроэфирский, вернувшись из Заполярья, заболел. По странному стечению обстоятельств его дочь в это же время попала под колёса автомобиля и сильно пострадала.

Мандолина издала ещё один приказ, где наряду с другими сотрудниками, появилась и фамилия Нитроэфирского. Его тоже отправила в вынужденный отпуск недрогнувшая рука начальницы, хотя заполярное задание он выполнил.

Нитроэфирский зашёл к Николаю попрощаться. Николай понял, что прощание это надолго, и не ошибся. Нитроэфирский так и не выздоровел. Он как бы зачах, засох, завял. Хоронили его летом. Стояла изнурительная жара. Мандолина по-хозяйски ходила вокруг могилы, собственной рукой бросила горсть земли.

Николай уже совсем не мог смотреть на её двоящееся лицо и основательную фигуру. Он знал, что смерть Нитроэфирского – это результат чужих действий, хладнокровных и целенаправленных. Николай знал, что теперь Господь отверз его уста и вложил в ладонь меч.

ГОД СВИНЬИ

Огромная жирная щетинистая, с наглым пятаком и жадной пастью опустилась она с Небес на грешную Землю. И пошло – поехало! Пожирание младенцев – вот как это называется…

Реки крови, трупы, безработица, нищающие на глазах люди, настоящие нищие. А сколько тех, кто работает без зарплаты или только за кусок хлеба – их труд и жизнь пожирает чавкающее животное и её Детки.

Они с визгом толпятся у кормушки и с восторгом отрывают всё новые и новые куски. Им кажется, что пища никогда не кончится.

Но они ошибаются. Уже сейчас всё пошло на убыль. Богатый урожай собирает только смерть. Но Свинья и её Детки не способны задавать вопросы, они могут лишь хватать и жевать, а люди слепы. Каждый из них прозревает только тогда, когда лично для него уже нет смысла.

Но эта суета на бойне продолжается, значит, смысл для кого-то всё-таки есть.

***

Сегодня ночью ко мне явился Посланник.

– Пришло твоё время, – сказал он. – Я должен показать тебе всё. Решение примешь сама, если успеешь.

Его длинный плащ переливался всеми цветами радуги, в сверкающих невероятных тонах возникало и рушилось что-то глобальное, объёмное – целые жизни, эпохи, Добро и Зло. Любовь и Ненависть. Он взял меня за руку, и мы помчались по туннелю

– Не бойся, – шептал он на ухо. – Это путь в четырёхмерный мир. Оттуда ты увидишь всё.

Я всегда знала, что умею летать. Скорость полёта возрастает, мелькание светлых и тёмных полос становится почти незаметным – они сливаются в серо-серебристую коническую поверхность. Яркая вспышка, и мы уже достигли цели.

– Смотри вниз, – говорит Посланник, – сначала будут ближние планы, а затем картина в целом.

***

Внизу на трёхмерной плоскости – так видится земной мир отсюда – я замечаю неких, тоже плоских существ. Они похожи на колонии бактерий. Объектив, в который я смотрю, даёт тот самый ближний план, проникая вглубь одной из колоний.

Мне хорошо видно, что колония разбита на множество более мелких образований. Все эти образования кипят, бурлят – там идёт работа. Одни что-то разливают по склянкам, другие собирают какие-то приборы, третьи что-то шьют. Кто-то бегает с бумагами, многие просто сидят. Знакомая картина. Она поражает потому, что я знаю – такие колонии работают почти бесплатно. Все деньги проваливаются в чьи-то необъятные карманы. И, тем не менее, это кипение, эта беготня, суета – одним словом, труд, результаты которого достанутся немногим, продолжает существовать.

Объектив отодвигается, горизонт расширяется. Я вижу в трёхмерной плоскости другие, похожие на эту, колонии.

В Европе происходит то же. Картина отличается лишь большей аккуратностью, более упорядоченным движением внутри колоний. Вероятно, из-за того, что часть прибыли здесь всё-таки достаётся работающим.

Объектив отодвигается ещё дальше, и я вижу, что все колонии образуют какую-то упорядоченную структуру, где общая направленность движения становится очевидной.

На что же всё это похоже? Что-то знакомое. И вдруг до меня доходит – я вижу трёхмерный конвейер. Куда же он движется? Что там в конце? Или кто? Мне становится страшно.

– Я не хочу смотреть, – говорю я Посланнику, – не хочу знать, чем кончается конвейер.

– Все не хотят, – отвечает он, – потому и не видят. Но кто-то должен знать.

– Не хочу! Пусть будут иллюзии, как прежде.

Я закрываю глаза. Картины прежней трёхмерной жизни сами собой всплывают в памяти.

***

Вот мы с сыном в деревне. Ему три года. Всё это время он тяжело болел, поэтому его пространство обитания – дом, где живут дедушка с бабушкой, и двор. Люди, с которыми он общался – это опять дед с бабушкой, пожилые соседи и я. Сегодня мы с сыном совершили впервые в его жизни смелую вылазку – пошли гулять вдоль берега реки.

Река бушует, гудит – идёт весенняя вода. На тополях появились первые пахучие листочки, цветёт верба, трава ослепительно зелена. Я смотрю ввысь, в глубокое ясное небо, и вдруг слышу восторженный возглас сына.

– Мама! – громко кричит он. – Смотри, девочка!

На тропинке стоит девочка в розовом платьице, с косичками, пышными бантами. Это первая в жизни сына живая девочка – до этого он видел их только на картинках в книгах.

Сын трогает розовые банты, кружево на платьице, берёт девочку за руку и, повернув ко мне счастливое лицо, снова восторгается: «Девочка!»

Этот восторг так и остался у него на всю жизнь. Когда сыну было шесть лет, уже в городе, проходящая мимо женщина улыбнулась и спросила, как его зовут. Он ответил ей и за разговором бежал рядом целый квартал. А я тем временем, выглянув во двор, в панике бросилась искать потерявшегося сына.

Он был готов бежать за каждой женщиной или девочкой, если она улыбнулась ему.

***

Я с братом иду в горы. Мы любили там бывать. Горы поросли сосняком, там и сям увенчаны скалами, загадочны, манящи и всего-то в трёх километрах от села.

Мы идём вдоль гречишного поля – зелёно-белое царство – пахнет так, что хочется лечь и навсегда утонуть в этом аромате. Гречишные соцветия огромные, тяжёлые, качаются от ветра. Я ложусь в гущу цветов и смотрю в небо. Рядом с моим лицом, вокруг меня возвышаются, как деревья, эти зелёно-белые создания с красноватым стеблем – настоящие джунгли.

По одному из растений вверх, не спеша, движется кузнечик – он как бы прогуливается по гречишному стволу, аккуратно переставляя свои голенастые ноги с мохнатыми держалками на концах. Кругом жужжание, стрекотание, звон, музыка лета.

Привстав, я надеваю широкополую соломенную шляпу и брат фотографирует меня в царстве июльской сказки.

***

Зима. С ясного неба при ярком солнце, непонятно откуда возникая, падает и падает сверкающая лёгкая чешуя – изморозь. Воздух весь сияет от её порхающих алмазных блёсток. Это одна из загадок зимы – красота, созданная чьим-то волшебством.

Порхание лёгкого серебра в лучах солнца похоже на безмолвную гипнотическую музыку, которую слышит не ухо, а какое-то шестое чувство, может быть, её слышит не сам человек, а его бессмертная Душа.

***

Эти яркие живые картины – иллюзии возникают, разворачиваясь как цветок из некоей точки в пространстве и медленно гаснут. Неужели это всего лишь иллюзии, а на самом деле всё – и я, и сын, и брат, и остальные люди, то, что нас окружает – цветы, горы, небо – всё это части трёхмерного конвейера, который так плавно, медленно и страшно движется к чему-то неведомому и неизбежному, делая любые наши усилия бессмысленными.

Объектив отодвигается, расширяется обзор, и я вижу в конце трёхмерного конвейера её – огромную, жирную, щетинистую, с наглым пятаком и жадной пастью. Имя ей – Цивилизация Потребления.

***

Одновременно я вижу себя – мой дом уже висит на самом краю скользящего конвейера, где ждёт очередной кусок пищи чавкающее животное. Я сижу за письменным столом и что-то пишу. Мысль лихорадочно ищет выхода. Что можно сделать в оставшиеся секунды?

– Лети! – кричу я.

И моя земная часть отрывается от стола и летит вертикально, словно стрела, посланная умелым лучником. Летит прямо ко мне.

Я уже никогда не стану добычей.

ХРУСТАЛЬНЫЙ КЛУБОК

Встало солнце в тумане таком густом, что в нём трудно передвигаться. Солнце поплыло низко над землёй, пробираясь по хрустальному лесу, блуждая между белых сверкающих сосен, ёлок, берёз.

Хрусталь звенит, переливается, падает, разбивается, снова звенит. Никогда нельзя понять, где начинается утро, и где кончается лес. Всё сливается в единое целое, сматывается в один хрустально-огненный клубок, хрупкий и текучий, ледяной и горячий, маленький и бесконечно огромный, существующий одно мгновение и целую вечность одновременно. И я – внутри этого хрустального клубка. И все люди тоже. Мы летим с огромной скоростью, кружась вокруг оси, пронизывающей космос, не зная, откуда происходит кружение и полёт, куда направлено движение, когда оно началось и когда кончится, не зная – кто мы, как устроены, для чего и кем созданы.

Мы – никто, ничто, ни за чем, нигде, ниоткуда. Но мы и не хотим ничего знать, иначе, как же объяснить нашу суету.

Иметь как можно больше, хватать, что подвернётся, отбирать у ближнего, пока получается – всё это ежеминутно происходит между отдельными людьми, группами людей и целыми народами.

Мы не хотим ничего знать, потому что, если задуматься, то Создатель рисует перед нашим взором картину – бактерии, кишащие в хрустальной капле воды, хрустальный клубок под объективом космического микроскопа. Кто-то могущественный смотрит сквозь линзы на голубой хрусталь со снующими в нём живыми существами.

Он видит нас, вернее, увеличенную копию нашего мира. А что если и нам попытаться заглянуть в объектив со своей стороны. По законам оптики мы должны увидеть уменьшенную копию Бога, создавшего и наблюдающего нас.

Чтобы это случилось, надо, как минимум, остановиться и оторвать взгляд от земли. Казалось бы, чего проще. Но странно, что делают такое немногие.

Остановиться… Как остановится бактерия, которая должна питаться и размножаться? Только отказ от пищи и всех действий, необходимых для размножения, а значит – уход из общества, потому что такая жизнь не совпадает с его законами.

Хотя людям даётся период в их существовании, когда минимальное питание, отказ от секса, размышления о смысле жизни и всего сущего вполне естественны и воспринимались бы окружающими без протеста. Этот период – старость.

Но люди с детства получают другие понятия. Им внушают, что нужно быть молодыми всю жизнь. А молодостью они считают именно сексуальную жизнь. Это величайшая ошибка.

Благодаря такому образу мыслей люди обрекают себя на биологическое существование, не оставляя ни дня для духовной жизни. Кстати, духовной жизнью они считают чтение книг, посещение театра, приобретение картин, походы в церковь, образование – в общем, светские удовольствия.

Они не понимают, что духовная жизнь – это совсем другое. Это поиски Бога – путь к Нему, проходящий, может быть, через Пустыню.

Поэтому они не знают, не видят, не слышат, не ощущают Бога. Им некогда – они вожделеют до самой смерти. Но что может быть уродливее старческой плотской любви – бесплодной, ненужной, давно потерявшей своё предназначение.

Бог смотрит на это и лишает людей Своей Благодати – понимания Смысла Бытия. Поэтому человечество так долго летает по кругу в хрустальном клубке.

Поэтому мы – никто, ничто, ни зачем, ниоткуда. Поэтому Бог лишает нас желания знать и видеть.

Лишь тот, кто вовремя прислушается к голосу собственной Души, получит зрение, понимание, найдёт Продолжение Пути, а не вернётся по кругу на прежнее место.

Чтобы вырваться из замкнутости, люди должны понять, что любое явление имеет СВОЁ ВРЕМЯ, МЕСТО, ЦЕЛЬ, НАЧАЛО И КОНЕЦ. Молодость не может и не должна быть вечной, биологическая любовь существует лишь для воспроизводства рода, затем она теряет смысл, и человек не должен пестовать свои гениталии семьдесят или девяносто лет. Время старости ему отпущено не за этим, а иначе старости и не было бы.

Раз этот период есть, надо понять, зачем он существует, какова цель этого состояния? Наши семидесятилетние невесты и такие же женихи, ищущие «свою половину» представляют довольно жалкое зрелище. Они рядятся в одежды молодых. Им и не приходит в голову, что выглядят они в ярких одеждах с украшениями, с крашеными волосами и ногтями, словно клоуны и клоунессы.

Насколько иной могла быть картина, если бы эти люди вовремя поняли назначение своего возраста. Но они предпочитают быть лишь бактериями под микроскопом. Мудрость жизни остаётся для них недоступной.

Если ничего не изменится и дальше, то Бог лишит людей этой Благодати – длинного периода старости. Они будут умирать молодыми. Это происходит уже сейчас – на рубеже эпох.

Раз людям нравится только размножаться и питаться, они и будут делать это. Пока растут, будут усиленно потреблять пищу, созрев, произведут потомство и умрут. Зачем им эта роскошь – период старости? Они хотят вечной молодости, секса, пищи и «культурной жизни».

Дай же им, Господи, то, что они хотят – пусть питаются и размножаются вечно – целых тридцать или сорок лет!

ГОЛОС ВСЕЛЕННОЙ

Далёкая-далёкая музыка, еле слышная, словно голос памяти. Музыка прекрасная, гармоничная, незнакомая и знакомая ещё до рождения, задолго до того, как я услышала первый в своей жизни звук. Где и в какие времена слышала я эту мелодию?

Где и в какие времена слышал её тот, кто написал ноты? Звуки плывут, образуя в пространстве живые голограммы, яркие, текучие, летучие – это первородная информация, которая содержит в себе всё – все формы, краски, звуки, все возможные движения мира, все, существующие в необъятности и неисчерпаемости пространства, координаты.

В ней, в этой музыке – четырёх-, пяти-, шести-, семимерные пространства, миры, имеющие бесконечное множество координат – нечто такое, что умом понять невозможно.

Зато наш Дух слышит, видит и чувствует эту музыку, потому что только музыка, стихи, живопись – это его язык и способ общения с миром. Ещё – безмолвный язык образов, создаваемых мыслью.

Всё остальное – второстепенно и не имеет значения для Духа. Многие люди не понимают этого, многие не могут понять, им не дано. Но большая часть человечества не хочет понять и признать это, потому что тогда их быт потеряет всякий смысл.

Эти люди осознанно отвергают истинный язык Вселенной и пользуются бедным плоским языком понятий – суррогатом мысленного образа. Они считают, что так проще жить. Они осознанно уходят от своего предназначения, отворачиваются сами от себя, а, следовательно, от Бога.

Постепенно они начинают думать, что создавая материальные ценности или манипулируя ими, они приносят большую пользу себе и человечеству. Они начинают думать, что музыка, живопись, литература – это баловство, необязательные вещи.

Но с Богом, то есть с Сущностью Вселенной, можно разговаривать только на Его языке, на Его Уровне. Язык понятий, а тем более язык действия, которыми мы пользуемся, слишком примитивны, слишком бедны, чтобы с их помощью можно было постичь Истину.

Мы – великие грешники, потому что говорим не так и не то, идём не туда, а значит, никогда не дойдём до места, где нас ждут и любят.*

* По определению Библии, рай – это место рядом с Богом.

ПОЛЕ БИТВЫ

Человеческая Душа – Поле Битвы Добра и Зла, Бога и Дьявола. Бог в Душе каждого из нас, а Дьявол… Он норовит проникнуть туда при каждом удобном случае. Облики Зла, Облики Дьявола многообразны. Не всегда можно понять, что это его голос, его желания, его дела, что это он в лице твоего соседа, друга, брата. А, может быть, он уже в тебе.

Когда Дьявол вселяется в меня, и я это понимаю – стараюсь изгнать его как можно скорее. Сделать это трудно. Дьявол талантлив и легко способен занять всю Душу. Есть люди, которые уже навсегда представляют какой-то из его обликов. Здесь Битва проиграна – Дьявол победил. С помощью этих людей, своих слуг, он пытается овладеть всё новыми и новыми Душами. Это его пища.

Мясорубка

Дьяволу легче всего начинать с детей. Дети – это школа, наша безбожная, репрессивная, жестокая, равнодушная, безошибочная, как мясорубка.

Учительница математики Татьяна Николаевна. Высокая, стройная, голос мягкий – одним словом обаятельная. Её метод, используемый многими – так называемое самоуправление.

В классе всегда есть кто-то сильнее других. Из них выбираются двое-трое. В этот раз Татьяне Николаевне повезло – такими «сильнейшими» оказались братья-близнецы Кабаковы. Им была отведена роль фаворитов. Хорошо они учатся или плохо – не имеет значения. Да и что такое «хорошо» в наших школах – неизвестно. У одних всё время «хорошо», у других – «плохо». Это уже говорит само за себя.

Фавориты быстро оценивают свои преимущества и постепенно понимают, что им можно всё. Зато остальные должны чётко усвоить, что им нельзя. Нельзя ходить с новым портфелем, в новом пиджачке или шапке, ручку тоже нельзя новую. Если нарушишь запрет, всё это испортят. Портфель будет истоптан, замок у него сломан, шапку пустят для игры в футбол, пиджачок вымажут мелом, чернилами или пластилином. Ручку уничтожат. Если Татьяна Николаевна недовольна твоими успехами – быть тебе битым. Бьют, как видели в кино – пинками по голове, почкам. Если не пришёл на субботник, издевательство на неделю обеспечено. Тебя заставят мыть класс каждый день. Воспротивишься – будешь бит тем же способом. Коллективизм превыше всего – это любимые слова Татьяны Николаевны. И не только её.

На этот раз Татьяне Николаевне повезло вдвойне – в классе учится её дочь. Всё, что происходит на переменах и других уроках, становится известно классному руководителю – ни один виновный не остаётся без наказания.

Через год в классе появляются ещё двое неформальных лидеров – так их называют учителя. Это Варсигян, у которого папа миллионер, и Татаринцев – тупой и злой, как кабан. Они совсем не учатся, в буквальном смысле не делают ничего. Но перевод в следующий класс им обеспечен. В чём тут дело – во взятках, которые дают родители или в необходимости управлять классом с помощью кулаков фаворитов? Видимо, в том и в другом.

Эти «лидеры» многие годы тиранят тех, кто хоть чем-то выделяется из коллектива. Этих отличающихся ломают и давят безжалостно. Те, кто похитрей, затаиваются, молчат, не высовываются. Кто-то тоже пытается попасть в фавориты. Способ прост – так называемая «правда», то есть доносы… Есть и такие, кто избегает «перевоспитания» – это те, у кого послушание и есть личностное качество.

Идут годы, работает мясорубка. Татьяна Николаевна по-прежнему преподаёт математику.

***

Учительница физики Людмила Петровна. Сладкий голосок, круглое откормленное личико, круглый животик.

Звонит пятого сентября одной из родительниц на работу.

– Здравствуйте, Валентина Ивановна! Так вас зовут? Приезжайте немедленно в школу. Ваш сын сидит в учительской. Он отказывается мыть класс. Нагрубил мне. У меня такое впечатление, что он нездоров… Вы давно были у психиатра? Я очень советую вам с сыном побывать у врача.

Родительница очень удивлена, так как психических отклонений у сына не замечала, о чём неосторожно и сообщает Людмиле Петровне. Учительница сладким голосом говорит в ответ:

– Ну, что ж, моё дело посоветовать. Впрочем, я и сама могу вызвать психиатра. А что тут особенного, что вы всполошились. Мы имеем на это право.

Бедная Валентина Ивановна и её непослушный сын! Они ещё не знают, что ждёт их за строптивость. А ждёт их вот что.

Людмила Петровна проводит тематические беседы со всеми учителями – предметниками, после чего мальчик, все годы учившийся с переменным успехом, становится злостным неуспевающим. За первую четверть по всем предметам только двойки. А класс, где учится жертва Людмилы Петровны, выпускной – девятый. Если и дальше так пойдёт, то непослушного преступника просто не допустят до экзаменов.

Осознав всё это, мама несчастного ребёнка начинает чуть ли не каждый день ходить в школу, унижаться перед каждым учителем и – особенно перед Людмилой Петровной. Она понимает, что никакие другие усилия не помогут.

Мама вынуждена ломать характер сына, заставлять и его унижаться, выпрашивая возможность закончить девятый класс. Мальчик рано или поздно тоже осознаёт происходящее. Первая его реакция – отомстить сладкоголосой мучительнице своими способами. Способы детей известны – порвать классный журнал, подставить обидчику сломанный стул и тому подобное.

Горе ему, если он осуществит хоть что-то из задуманного. Будет вызван психиатр, будет поставлен диагноз. Ребёнок перейдёт волею педагога в разряд дураков.

Может быть разыгран другой сценарий. Вызовут милицию, откроют «дело», передадут его в комиссию, где состоится суд над папой и мамой. Им придётся уплатить штраф. Ребёнок же попадёт на учёт в детскую комнату милиции, проще говоря, станет как бы малолетним преступником под надзором.

Этот конвейер работает исправно и до сих пор.

За Людмилой Петровной числится, как говорят люди, даже одно детское самоубийство. У каждого в школе учится ребёнок. Долго ли и ему попасть в такое положение. Поэтому все молчат, согласно кивают головами.

У Людмилы Петровны – хобби, она любит, чтобы её класс считался образцовым. Это значит, чтобы все были как один. И она добивается своего. Она считает себя профессионалом.

У других учителей – другие методы, но суть их такова же.

Это и есть наша школа. Там убивают личность юного человека. В девяноста процентов случаев это удаётся.