Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография

Глава 5 Тайные желания

Как прошли первые дни в гимназии, никто из близких ничего так толком и не узнал, а вот вернулся Мишель домой с радостью, из чего следовало, что не очень уютно ему там было. Но разве могло быть иначе, как бы не был он тут одинок, но он был дома, а общество сверстников, как и любое другое общество ему всегда было чуждо.

Да и что сказать, в старой усадьбе и свобода, и скрипка, и бумага, и холст – все было под рукой, и никто тайком не заглянет и не станет его разоблачать, смеяться и доносить другим. Он терпеть не мог, когда кто-то из его товарищей заглядывал за черту и проникал туда, куда не нужно было, потом обсуждая это с теми товаришами, с кем успели сблизиться. А дома, хотя одна бабушка стоила многих, но он научился с ней управляться.

Да и без Марии ему было так одиноко и так тоскливо. Но при новой встрече он не радовался, а хмурился, впрочем, вряд ли он сможет ее обмануть, не бывало такого. Мишель был благодарен судьбе за то, что она у него была и будет всегда. Тот, кто забрал матушку взамен отдал ему Марию. И за это его надо было благодарить. Какой была его матушка, сказать трудно, но он уверял себя, что Мария лучше всех на свете.

И вот тетушка появилась стремительно, как только узнала, что ее любимец вернулся. Она отметила про себя, что он очень подрос, если не физически, то другим стало выражение лица, более сосредоточенным, что ли, и он словно тянулся вверх, стремясь стать выше и старше. Наверное, это стремление всех, кому с ростом не слишком повезло. Но может быть все еще будет и он подрастет, ей хотелось верить в лучшее.

Они долго говорили о чем-то обсуждали все новости и наговориться не могли, радуясь тому, что такая встреча возможна. И если бы не обед, то наверное, так до вечера все бы и было.

№№№№№№

Как только холст и краски появились у него в руках Мишель стал рисовать упоенно. И сразу же на полотне проступили Кавказские горы, все, что он мог припомнить в один миг было на полотне, а он писал, забыв обо всем на свете.

– Как же все красиво, – только и выдохнула Мария, взглянув на его наброски, – ты настоящий художник, это сразу видно.

И тогда он произнес странное:

– Я хочу туда, там моя душа раз и навсегда осталась, мне хочется там спрятаться от этого странного мира, – прошептал он, очень тихо говорил, но она его услышала все-таки.

– Но потом тебе захочется вернуться назад, – улыбнулась тетушка, -человек не может быть один. Ну кто-то может быть и может, только не ты, ты рожден совсем в другом мире, в свете. А Кавказ – там хорошо тем, кто там родился, и не знает нашей суеты…

– Но чтобы захотеть вернуться, я должен там на какое-то время оказаться, -упрямился Мишель.

Слова тетушки ему не понравились и вызвали бурю эмоций.

– Ты поедешь туда летом, обязательно, если так страстно чего-то хочешь, то желания сбываются. Но надо немного подождать, и все получится. У многих нет такой возможности, но тебе откроется весь мир.

– А почему ты стала такой грустной? – он заметил, как она переменилась резко, в один миг.

– Не знаю, ангел мой, дурные предчувствия просто. Надеюсь, что они не сбудутся.

Он писал свой Кавказ и какую-то даму в белом на склоне горы. Черты ее размывались, ее невозмножно было узнать, она казалась страшно далекой и близкой одновременно Эх, оставить бы весь этот мир и отправиться туда вместе с тетушкой, чтобы ни бабушки, никого не было рядом, не это ли и есть свобода. Одиночество вовсе не так плохо, как она думает. Но Мария права, ьез бабушки и ее средств он вовсе мог никогда не побывать на Кавказе, получая так много с самого начала, надо уметь чем-то и жертвовать

Она не могла ему сказать, но чувствовала, что парень обречен на гибель. На Кавказе постоянно идет война, там трудно, почти невозможно уцелеть, а с его-то характером это совсем не получится. Но то, что он будет там, в том не было никаких сомнений. Слишком велико было его желание, он не перед чем не остановится.

№№№№№№

Бабушка отнеслась к художествам внука спокойно, Мишель был чем-то занят, и это уже хорошо. У него явный талант и память уникальная, далеко не каждый может так отразить все, что он видел не нынче, а давно. Хотя последнее ей было известно и прежде, просто приходилось в том убеждаться все время.

– Мы обяазтельно туда поедем, – заявила она, хотя накануне говорила о том, что не хочется ей снова совершать такое утомительное и долгое путешествие, что и ближе есть великолепные места, и стоит ли ноги бить такую даль отправдляясь и подвергая себя опасности, чтобы взглянуть на горы, которые ты видел и прежде?

Но как только она увидела художества внука, так все изменилось в один миг в ее душе, никакие расстояния и сложности в пути больше не были страшны. Мишель понял, какова сила искусства. Уж если оно так действует на бабушку, то что говорить об остальных?

Глава 6 Но кто-то камень положил

Это была его первая любовь, самая сильная и разрушительная.

Девочку звали Екатерина, и она была если не умна, то очень проницательна, наверное в роду у нее была царевна Кассандра. Она видела его насквозь, хотя они не так много встречались. Но много встреч и не требуются, чтобы узнать и понять человека, стоит только внимательнее присмотреться, и прислушатьсяи многое откровется быстро.

Может быть девчока просто не любила его, или боялась больше, чем любила, а может все вместен сплелось, только она отсранялась, убегала, старалась не приближаться. Это страшно волновало и заводило Мишеля, он не знал, как быть и что делать и чувствовал себя самым несчастным в мире созданием. Но бывала ли первая любовь счастливой? Только для него все это казалось сильнее и ярче, чем для иных.

Мария с самого начала видела, что творится в душе мальчика, но пока она растерялась и не ведала, что ей делать и как быть. И только когда появилось стихотворение «Нищий», и она его взяла со стола и прочитала, пока он был поглащен рисованием, она содрогнулась, столило только погрусться в текст. Как можно от ребенка ждать такой силы чувств и переживаний? Да, он с самого начала чувствовал, как возрослый, он никогда не казался ей ребенком, даже в младенчестве, и во всем об был таким.

Но это стихотворение перевернуло бы сознание любого, стоило к нему только прикоснуться.

 
У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
 
 
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
 
 
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!
 

Мария повторила несколько раз эти строки. Она не только их запомнила, она не могла от них отмахнуться и забыть. Но то впечателение, которое они произвели на нее с первой минуты прочтения текста, остались в ее душе навсегда. Только это все позднее переживалось еще сильнее, а тогда ей хотелось сделать хоть что-то, чтобы в отношениях детей все переменилось, и он так не страдал. Она чувствовала с высоты своего опыта, что это повлияет на всю его дальнейшую жизнь, может стать роковым, да и что не будет для него роковым, вот ведь в чем беда.

№№№№№№№№

Зная, что говорить с Мишелем бесполезно, он замкнется, ничего не скажет, и если не будет с ней груб, то от этого не легче все равно, нет, тут надо действовать по-другому. Немного подумав, она отправилась к Екатерине.

Девочка насторожилась и слушала ее с каким-то вызовом, она кивала головой, но не произносила ни слова, ни звука, наверное, не случайно Мишель выбрал именно ее, он нашел в ней родственную дущу, и как охотник, должен быть догнать и убить добычу. Все они стояли на опасном пути разрушения, но мог ли кто-то из них сойти с этого пути?

– Ты можешь быть к нему терпимее и мягче? Я знаю как с ним тяжело, но ему нужно твое внимание и понимание. Ты пока не понимаешь, как много зависит от женщины в отношениях, но обязательно поймешь, чуть позднее, тогда и он тоже станет другим, уж поверь мне, дорогая.

Она насупилась еще больше и закачала головой. Больше говорить с ней было не о чем. Дети – самые сложные создания в этом мире, со взрослыми договориться значительно легче и проще. Но может быть взрослые виноваты в том, что они такие.

– Нищий, – прообормотала Мария.

Сначала она хотела прочитать стихотворение, потом решила не читать, она не могла вторгаться на эту территорию, это была другая, чужая жизнь, сама она оказалась только невольным свидетелем, не более того.

№№№№№№№

Когда и как прочитала его бабушка, они оба не знали, но то. что она его прочитала стало ясно из разговора с ее знакомой, когда она пылко заговорила о камне в руке нищего. Та удивленно подняла брови, никогда прежде в речах ее приятельницы ничего такого не было сроду, что с людьми творит старость? Сама она ее боялась как огня и улавоивала все ее проявления. О том, что это мог написать мальчик речи не было, это бы не уложилось у нее в голове. Было и чувство зависти к Елизавете Алексеевне – ведь похоже к ней пришла мудолсть, а эта капризная дама является далеко не ко всем.

– Она стала такой от всех страданий и бед на нее свалившихся, – говорила она своей подруге, многозначительно улыбаясь.

– Ничего удивительного, она постарше нас с тобой будет.

– Не хотелось бы мне дожить до таких темных мыслей и чувств.

Собеседница кивнула в знак согоасия – ей тоже не хотелось бы дожить, дострадать, дотянуться. Дожили ли они обе до того момента, когда имя автора стихоторения перестало быть тайной, и оно было опубликовано? Кто его знает, наверное, это стало для них в таком случае невероятным открытием.

Самой же бабушке Елизавете не было дела до того, что говорят ее знакомые, ее больше волновало душевное состояние ее внука и та упрямая девица, которая поступила с ним таким образом, что ему пришлось все это выплеснуть на бумагу.

Мишель стал ненавидеть всех женщин и девиц, Екатерина увидев еще раз его ярость, поспешно уехала и повторяла все время:

– Он страшный человек

Сестры только удивленно на нее смотрели, они считали, что она сама во всем виновата. Но это осталось в прошлом, девушки постарались о том забыть, больше никогда не говорили. В мире было столько интересного. Он вовсе не сошелся клином на Мишеле, вот, например, его друг Монго, очень приятный и обходительный молодой человек, да и мало ли таких. Мир прекрасен и разнообразен и у них вся жизнь была впереди.

Глава 7 Холера не дает вздохнуть

Первая любовь не давала покоя, Мишель маялся, ждал встречи и страшно ее боялся. Но жизнь текла своим чередом, и впереди был университет. Выбор оказался не велик, а он должен был получить хоть какое-то образование. И дать его умному, но строптивому парню должен был именно университет, ну не военным же ему становиться, этой мысли даже бабушка не допускала. Она удивленно подняла брови, когда услышала от Марии.

– Это не для него, – твердо заявила Мария.

Кто если не она знала и могла судить о том, что для него, а что не для него, сколько времени она провела с ним с самого начала, вызывая невольную ревность со стороны бабушки.

– Знать бы что для него, – усмехнулась Елизавета Алексеевна, – стерпится слюбится, наш Мишель ко всему будет привыкать долго и упорно, такой уж он уродился.

Решение ее было твердым и обсуждению не подлежало. Мария только тяжело вздохнула и пошла поговорить с Мишелем о том, что его ждет впереди, кто, если не она должна была это сделать?

– Значит, мне придется остаться в Москве, – голос его казался бесцветным, словно это совсем не волновало.

Но, конечно же, волновало, просто он научился скрываться и таить свои истинные чувства.

– Значит, придется, – повторила, словно эхо тетушка

Она была так растерянна и подавлена, что не ведала, что еще может сказать. И все повернулось так, что это ему пришлось ее утешать.

Никогда она так не волновалась, как в те дни, когда он отправился в университет. Оставалось только ждать какой —то неприятности, большой или малой. Мишель отомстит за то, что они с ним так поступили.

Сначала было затишье, но нет сомнения, что оно перед бурей.

Надежды бабушки не оправдались, не стерпелось и не слюбилось, там все было не его, все странное и чужое. А среди однокурсников чуть ли не в первый день подтвердились слухи о его дурном характере и выдающимся уме и способностях, что тоже не могло обрадовать многих. Москва – малый град, там все про всех все знают.

То, как они сторонились и отходили от него во время перемен, не могло не ранить парня, и чем дальше, чем было хуже. Но уходить так просто и сразу он не мог, ведь за все было заплачено, и трудно даже представить, как к этому отнесется бабушка. Да и должен быть какой-то особенный повод для всего этого, как без него?

В те дни Мишель все чаще вспоминал отца и мысленно обращался к нему, может быть потому, что у других отцы были, и они появлялись рядом со своими сыновьями, а у него словно и не было вовсе.

Он прекрасно помнил военного со шрамом после Бородина, но никому ничего не рассказывал. Он видел и себя в красивом мундире, как у дедушки Арсеньева – генерала, брата бабушки. Мишель сразу решил, что поговорит о каком-нибудь военном учреждении, куда хорошо бы перевестись, ведь тогда и Кавказ станет ближе, значительно ближе. Вот если бы Мария помогла уговорить бабушку, на нее последняя надежда.

№№№№№№№

Но беда одна не ходит, все чаще говорили о холере, зараза распространялась быстро, и в те дни, когда легче было умереть, чем выжить, он не мог думать о переменах в жизни, все словно бы повернулось вспять, и чтобы думать о чем-то новом. надо было получить ту самую жизнь и право на то, чтобы просто жить. А страшная болезнь ставила под угрозу и само его существование, он это чувствовал особенно остро.

За себя Мишель боялся меньше всего, ему было предсказано умереть от пули белого человека. Значит, холера обойдет его стороной. Но отец, бабушка, Мария, все, кто оставались рядом с ним, они были так уязвимы и потерять кого-то из них он никак не мог, их было слишком мало в этом мире, чтобы кто-то еще ушел так внезапно и в таких муках. Он так мечтал о свиданиях с отцом, о том, чтобы поговорить с ним по душам, понять, каков он, чем дышит, как живет. Ему хотелось в те дни побольше смелости, спокойствия, ведь писал же Пушкин свой «Пир во время чумы», как он может, словно ему не о чем жалеть и некого терять. Мишель стремился и никак не мог понять своего кумира, понятие гармония для него не существовало, он знал, конечно, знание этого слова, но был уверен, что к нему не стоит даже стремиться, она, как линия горизонта, отдаляется, стоит лишь приблизиться немного.

Можно ли бросать вызов судьбе в такой мере? Наверное, можно, но он только перечитывал эти строки и тайно и явно завидовал поэту.

Глава 8 Мечты и желания

Мишель представлял себе встречу с Пушкиным. Все время все было по – разному, но он так хотел просто взглянуть на него, получить заряд того вдохновения, той веселой легкости, которой славился его знаменитый современник. О нем говорили порой с таким восторгом. Каким был на самом деле Пушкин, он понятия не имел, хотя и был уверен, что прекрасно его знает, чувствует.

То, что он мог оказаться совсем другим, Мишеля не смущало, разочароваться он не боялся, примет таким, каков есть, главное, что он есть и чтобы был дальше где-то рядом, так чтобы можно было увидеть, услышать, дотянуться.

Тетушка с опаской читала тот самый Пир, она боялась и за мятежного поэта, и за Мишеля еще больше. Если бы он был чуть старше, и они бы сошлись, страшно даже представить себе, что могло бы случиться в те дни, что могло родиться после такой встречи, но пропасть лет должна была сгладить все, что ста могло и не могло случиться.

Но мятеж начался не там, в стане гения, а в университете. С чего это началось, как началось, он не говорил, а может и сам не ведал, но естественно оказался среди мятежников, где же еще ему было оставаться.

Смута во время смуты, это так романтично, он не боялся потерять место, наоборот, уверен был, что все к лучшему, ему нечего было терять, и можно избежать тяжелого разговора о том, что ему надо получать образованные, и не всегда все так, как нравится, бывает и наоборот.

Все свершилось само собой, наверное, не бог, а Демон, его вечный спутник решил его муки уменьшить, но что он потребует потом за свою услугу, вот ведь в чем вопрос. Хотя Демон прав, нельзя жить чужой жизнью, рано или поздно он свернет на прямую дорожку, и лучше, если это будет раньше, чем позднее, больше сделать успеешь, меньше роковых ошибок совершить. И чем черт не шутит, может быть, это и поможет ему выжить.

№№№№№№№

В какой момент Елизавета Алексеевна обо всем узнала, сказать трудно, какое-то время происшествие в университете удавалось скрывать. Но когда она появилась на пороге бледная и остановилась перед мольбертом, у него по спине пробежал холодок, потом забегали мурашки, а ведь кажется, что он родился бесстрашным, но нет, был страх и у него, и вызывала его эта хрупкая женщина, которая еще к тому же была его бабушкой. Он сжимал кисть в руке и упорно смотрел на холст, словно там должно было отпечататься что-то важное, словно это от него Мишель не мог оторвать взгляда. Но ничего особенного на холсте не было, хорошо, что он не отражал лика бабушки, а то ему стало бы еще страшнее. Но голос ее мольберт заглушить не мог, тут все было бессильно.

– И что дальше? – спросила она.

Вопрос подразумевал, что она все прекрасно знает, от нее ничего нельзя скрыть. Морочить ей голову и выяснять, о чем она говорит, он не стал, вспомнились тревоги другого бунта, как все в доме перевернулось вверх дном, и бессонные ночи и смутные дни. Но тогда это не касалось ее внука, ее единственного сокровища, а ведь он совсем ребенок, для таких потрясений не годится. Да и первое столкновение с императором тут же вспомнилось, ведь тот не забыл наверняка, как встретил его отрок, каким он был. Если ему обо всем донесли, а ему наверняка успели донести, то дела их совсем плохи. Она должна была схватиться за сердце, но удержалась, не в ее правилах было показывать, как ей больно, особенно если ничего не надо было изображать

Не добившись от Мишеля никакого ответа, да и что он мог ей сказать, что он оказался умнее тех, кто его учил, что начал спорить с ними и не собирался соглашаться, что по любому вопросу имел свое мнение, отличное от всех иных, не станет он этого говорить, хотя это и было правдой, но не стоит ее добивать, она и так готова упасть и умереть.

Но бабушка накинула плащ и исчезла. Она пошла к своим знакомым, ко всем, кто был ей близок, а они все там были близки, все оставались родственниками. Кто-то был ей чем-то обязан, ведь все они жили в тесном кругу. И тогда, и потом в дни всех этих смутных времен она готова была сделать для него все и даже больше, чем все, только и этого порой было мало, и это не имело своего результата. Но за то, что ты творил, надо было отвечать. Мария оказалась права, его не стоило что-то заставлять делать насильно, из этого никогда ничего хорошего не будет.

Впереди был Петербург, с Московским университетом покончено навсегда, он дал себе слово туда не возвращаться.

Глава 9 Я не унижусь

С Москвой было покончено. И с относительной скромностью тоже, кажется, теперь Мишель хотел подтвердить свою репутацию бунтовщика.

Ведь до сих пор он почти не появлялся в свете, а вот теперь он там был и был постоянно, ни о чем другом и думать не собирался. Хотелось забыть о страсти, такой испепеляющей, и перестать быть нищим, просящим подаяния, хотя бы собственных глазах, да и на тетушку жаль было смотреть, она казалась такой отрешенной и несчастной, а потерять ее веру в себя он никак не мог.

Старую страсть надо было срочно вытеснить новой. Свет был полон юных прелестных девиц, если бы Мишель еще умел выбирать. Но тут он каждый раз попадал не туда и выбирал не тех, так было с самого начала, хотя может быть в его случае все девицы были не те?

И там была Наталья, дочь драматурга, отличавшаяся спокойным нравом, прелестью невероятной и обаянием. Ее можно было назвать красавицей. И уж точно она была мила. И коварный Купидон именно в ее сторону взор поэта направил, а в сердце его попала еще одна стрела и сильно его поразила.

№№№№№№

Мишелю хотелось затмить всех и покорить ее сердце, а может и украсть душу, если получится, или хотя бы подавить волю, заставить чувствовать себя влюбленной до гробовой доски. А почему нет? Разве он не достоин этого? Разве не так поступал опальный лорд, он мог покорить любую, а потом безжалостно оставить, чем этот юноша хуже. Да, он другой, еще неведомый миру, но все только начинается, и даже страшно представить, что будет в итоге. Наверное, беда и была в том, что он слишком много читал о лорде и его творений немало знал к тому времени, это и сыграло с ним злую шутку, семена упали на хорошо удобренную почву.

Мишель говорил о Байроне все больше и больше. И при этом в глазах его зажигался какой-то странный свет, губы шевелились сами по себе, он словно переносился туда, на лоно дикой природы, к шипящим волнам океана, чтобы оставаться там, чтобы нежиться в волнах кипящей стихии, вместе с ней, спасать ее из этой пучины.

Как хорошо все получалось в его мечтах и стихах – мальчик оставался неисправимым романтиком, злым романтиком, и это могло убить любые чувства, хотя должно было их только разжигать.

Он опомнился в тот момент, когда заметил, что Наталье это совсем не интересно. Этого не может быть, она должна быть в его власти, но не отстраняться от него все дальше, словно он прокаженный какой. Второго явного или тайного отказа Мишель терпеть не собирался.

Наверное, отторжение Натальи заставило вместиться в его душу настоящего беса, потому что он тут же стал распекать всех, кто случайно попадался под руку. Это должно было как-то умирить Натальин нрав, а она замыкалась еще больше, отдалялась и удалялась.